Свенельд. Зов валькирий

Представив это, Свен едва не засмеялся в голос и с трудом сделал невозмутимое лицо, когда пробирался на свое место за столом.

– Ну что там? – нетерпеливо шепнул Велерад.

Свен глянул ему в глаза: брату явно и в голову не приходило, что за время недолгой отлучки Свена с пира его, Велько, судьба круто переменилась.

– Потом расскажу! – Свен улыбнулся.

– А тебе тут угощение передали! – Велерад многозначительно кивнул на тыртыш – нечто вроде чашечки из ржаного теста, с запеченной смесью творога и моченой брусники. Ладожские чудины такие тоже пекли, и Радонега, смеясь, называла их «брусника в поршнях».

Свен глянул на Кастан. Она улыбнулась ему. Он преувеличенно широко улыбнулся в ответ – дескать, очень рад! – и сунул подношение за пазуху.

Пир продолжался, женщины разносили пиво и пуре, но Свен, уже захваченный своими мыслями, оглядывался, выискивая Фьялара. Он без колебаний согласился увезти Илетай, но чем дальше обдумывал, как это устроить, тем лучше понимал, в какую безумную затею ввязался. Несколько дней пути – зимой, через леса, по незнакомому краю, с девушкой на руках и погоней позади. Дело выйдет, пожалуй, даже более опасное, чем тот поход на Велетское море, откуда он привез Вито.

Но и в этом он не видел повода передумать или хотя бы пожалеть. Напротив – мысль об опасности возбуждала его не менее, чем обещанная награда. Случай был тот самый, какой их, сыновей Альмунда, с детства учили искать и ловить. Счастье, почет и удача никогда не приходят к тому, кто сидит дома, как девушка, ждущая женихов. Удача находит того, кто бросает ей вызов и сам идет навстречу испытаниям, снова и снова, чтобы, напрягая все силы души и тела, вырвать свое право на победу. Удачу нельзя завоевать один раз и навсегда – требовательная госпожа, она желает от человека все новых и новых подвигов, и только тогда остается ему верна.

Сейчас, когда на уме у всех был летний поход на Хазарское море, удача требовалась вдвойне. Случай увеличить ее послали сами боги, подумал Свен и приподнял чашу, мысленно благодаря Одина и норн.

Боги дали ему случай. Остальное зависело от него самого.

Глава 7

Назавтра после прощального пира дружина покинула Арки-вареж и тронулась на юго-восток, к Южным Долинам. Еще через пять переходов лежали самые дальние пределы, до каких достигала власть конунгов Хольмгарда, после чего им предстояло другим путем, не возвращаясь более к озерам Неро и Келе, снова уйти по Меренской реке на северо-запад. Этим же утром с дружиной простились Даг и его старший сын – отсюда они возвращались домой, в Силверволл.

– Поклонитесь от меня Ошалче и Арнэйд, – с тайным вздохом сказал им Свенельд. – Передайте, что если в стране сарацин нам будет удача и мы привезем хорошую добычу, я не забуду их, когда буду делить подарки.

Мысль, что в то время Арнэйд уже может оказаться замужем за каким-нибудь кугыжем с серьгами в ушах, причиняла ему сильную досаду, и он злился на себя, что не может ее побороть.

Вигнир отпросился сопровождать людей Олава в Сурдалар и обещал вернуться домой, когда дружина, описав последнюю петлю, выйдет снова на Меренскую реку. Но Свенельд, прислушиваясь краем уха к болтовне парней, которые мысленно уже были на Хазарском море, подозревал, что один из них этой зимой домой не вернется. Ну а второй ни в какой поход не пойдет, но этого пока не знает…

Однако что-то о своей будущей судьбе Велерад невольно прозревал, поскольку по пути все выпытывал у Вигнира, как будет по-меренски то или другое. Тот с самого начала обучал его словам меренской речи, и теперь, как с удивлением обнаруживал Свенельд, младший брат знал куда больше него самого.

– Давай еще раз, – говорил Вигнир, пока они вдвоем ехали чуть позади Свенельда. – Овца?

– Шарык.

– Баран?

– Тага.

– Конь?

– Имля.

– Свинья?

– Чига.

– Медведь?

– Конда.

– Барсук?

– Мегр.

– Бобер?

– Удор.

– Ха-ха, вот и попался! – закатился от смеха Вигнир, чуть не падая с коня. – Ун-дор, токмак[54]!

– Сам токмак! – Велерад тоже смеялся над своей красноречивой ошибкой.

– Удор – девица! – Свенельд обернулся. – Даже я знаю!

– У него небось в голове одни девицы! – подхватил Дружинка. – Что такому парню какие-то бобры и бараны!

– Лучше спроси, как будет «поцелуй меня»! – поддел Гунни. – А, Виги?

– Вот сейчас приедем, скажем, к Томана-ерге, он и скажет: давайте мне ика удор[55] с каждого дома! – веселился Вигнир. – Вот у них крику-то будет!

Хирдманы смеялись, обсуждая, что хорошо бы и правда брать дань не бобрами и куницами, а красивыми девицами.

Когда Арки-вареж скрылся из виду, у дороги показались двое на лыжах: в волчьих кожухах и овчинных шапках, с коробами и луками за спиной, с топорами за поясом, с копьями в руках. Снаряженные по-походному, Фьялар и Логи ждали здесь дружину. Свен кивком указал им на двух лошадей – оседланных, но свободных, которых вел за собой в поводу. Пока те двое снимали лыжи с ног и крепили к седлам, Свен обернулся к Велераду:

– Пока прощай, братишка, десяток наш на тебе.

– Ты куда? – изумился Велерад, для которого это прощание стало полной неожиданностью.

– Мы с мужиками на лов поедем.

– На какой еще лов? Свенька, что ты задумал?

– На бурую куницу, черную лисицу и красную девицу, – усмехнулся Свен и обнял его, не сходя с седла, ободряюще похлопал по спине. – Встретимся, когда вы на Меренскую реку вернетесь. По уму она называется Валга, чтоб ты знал.

* * *

Ту ночь перед отъездом Свен почти не спал. Уже наутро дружине предстояло покинуть Арки-вареж, и времени на подготовку оставалось в обрез: заручиться помощью проводника, собрать припасы на будущую дорогу, договориться обо всем с Боргаром, перехватив хёвдинга до того, как он нахлебается пуре и заснет мертвым сном… Вся эта затея была сродни прогулке по очень тонкому льду. Даже обращаясь за помощью к Фьялару – тот уже собрался с пира домой, когда Свен вернулся с тайного свидания с Илетай, – он рисковал провалом. Что если Фьялар предпочтет не помогать русам, а выдать их Тойсару, чтобы в обмен получить назад сына и прощение долга? Но другого выхода не было – никто из хольмгардских русов не нашел бы дороги от Валги в окрестности Арки-варежа или обратно, а никому из местных, кроме Фьялара, они не могли доверять в той же мере.

– Я сам с тобой пойду, – сразу сказал ловец, едва уяснив, чего от него хочет Свен. Чтобы поговорить, им пришлось выйти из теплого дома в холодную темную клеть во дворе, где были сложены мешки. – Сам ты сгинешь, как шеляг в проруби. До Валги отсюда идти… сперва два дня по Где, почти до болота Гдовского, потом полперехода через лес, а там на Отерму. По ней вниз до Нерлеи, еще дня три, она уж впадает в Валгу. Где тебе самому их найти? В притоках одних запутаешься.

– Ётуна мать! – охнул Свен и прижал ладонь ко лбу.

– И Логи возьмем. Вдвоем в таком пути тяжело… Это переходов пять, если не шесть, да все в лесу ночевать, если следов оставлять не хотите.

– Если поможете, если дело сладится, я заплачу твой долг. Да и услуги не забуду.

Фьялар кивнул: такое обещание от Альмундова сына, имеющего и собственный вес, стоило дорого.

– Только ты уж нас не предай! – значительно добавил Свен.

Фьялар еще подумал и покачал головой.

– Вы… Пусть Черный Лис поклянется, что если мы сгинем или нас за эту девку убьют, что он моих не бросит. Жену, детей, мачеху…

– У тебя и мачеха на шее?

– А что? Отец второй раз женился, мне пятнадцать было, ей тоже близ того. Она моложе тетки Кастан. Случись с нами что, они без нас не выживут.

– А думаешь… может случиться?

– Ты не куренка умыкнуть собираешься, а любимую дочь тетки Кастан. Погоня же будет. Добро, если успеем до того с дружиной встретиться. А если они задержатся, нам втроем отвечать. Порубят нас и в снегу бросят. К весне уж волки и лисы кости растащат.

Свен молчал, жалея, что в темноте клети совсем не видит лица Фьялара.

– И все-таки пойдешь?

– Я так прикинул… Случись то, о чем эти барсуки болтают… Подбей Паксай и прочие Тойсара на Маламгу выйти и словен разорить, будет здесь война… они ведь тоже не станут разбирать, где какие русы. Мы с Логи – наполовину мере, дети мои – на три четверти, но для прочих они все равно русы. Нам тогда не жить… или уж здесь не жить, если выберемся. А дети малы, Хравни самый старший у меня, а ему тринадцать. Куда мне с ними? А им без меня и вовсе никуда. Лучше уж пусть Илетай вам достанется, так вернее выйдет мир сохранить… Ну, и Логи возьми с собой на сарацин, если все сладится. Может, правда добычу привезет, заживем как люди.

– Сам его вооружу и держать при себе буду! – пообещал Свен. – Только помоги!

Фьялар в темноте нашел его руку и пожал:

– Да будет нам свидетель Один!

Необходимость пользоваться помощью Алдыви, чтобы добраться до Елмановой избы, таким образом отпала, и это было благо: хоть у нее и не было матери, которая за ней следила бы, как Кастан за Илетай, все же и ушастой мыши было бы трудно исчезнуть на целый день так, чтобы ее не хватились ни отец, ни Кастан. А Фьялар с Логи могли отправляться на лов когда угодно, и никому не пришло бы в голову, что их очередной уход в лес как-то связан с отъездом хольмгардской дружины.

Кроме них, о задуманном знал только Боргар. Остальных пока держали в неведении – даже Велерада. Неосторожное слово могло погубить не только замыслы, но и жизни, а сохранить будущее похищение в тайне, если о нем знает сто человек, так же невозможно, как удержать в руках ветер. Пусть уж лучше отроки и купцы гадают, куда это делся Свен, оставив свой десяток на младшего брата…

* * *

Илетай вышла из дому чуть свет – рассветет к тому времени, как она доберется до леса, а хорошо знакомую дорогу к нему она легко одолела бы и в темноте. С восьми лет она часто увязывалась за отцом или старшим братом, Толмаком, когда они обходили ловушки. Теперь Толмак давно женат и живет своим домом, а с ним ходит в лес его старшая дочь – Каскалче. Илетай в последние годы отправлялась сама или брала с собой кого-то из младших.

– Далеко ты собралась? – спросила у нее Кастан. – Воротишься сегодня?

Обходя ближние угодья, Илетай или кто-то другой, кого Тойсар посылал проверять ловушки, возвращалась домой к ранним зимним сумеркам; обход дальних угодий мог занять и три дня. На этот случай Илетай с сестрами ходили только в направлении Вахтяного болотца, где стояла со времен прадеда охотничья избушка, а мужчины и парни, забираясь дальше, отваживались и на ночевку в лесу, без крыши над головой.

– Хочу дойти до Вахтяного болота – из-за метели там никто уже дней десять не был, – спокойно ответила Илетай.

– Может, послать с тобой кого-то из парней? – забеспокоилась Кастан.

– Не стоит, ави, – улыбнулся Тойсар. – У них свои тропы, да, Тайвел?

– Верно, атя, нечего им отбивать мою добычу! – улыбнулась отцу Илетай.

– Дочка умница, приданое собирает! – Тойсар похлопал ее по спине. – Нечего парням перебегать ей дорогу!

– Мне тоже скоро жениться! – с шутливой обидой воскликнул четырнадцатилетний Тайвел. – И раз уж вы решили, что мы не пойдем за сарацинским серебром, надо мне хотя бы куниц добыть побольше!

– Вот и ступай за куницами! – Кастан нахмурилась и погрозила ему полотенцем. – А то серебро пусть берут себе ёлсы!

Русы ушли из Арки-варежа восемь дней назад, и по виду Илетай никто, даже проницательная ава Кастан, не догадался бы, что она хоть раз о них вспомнила. Но ведь и сам Юмо долго-долго не догадывался, что дочь его Пиамбар, Небесная дева, не одна пасет на земных лугах свое стадо, а встречается там с Кугыраком и ему отдает тот венок из цветов, что сплетает за день.

Если Пиамбар взяла с собой свое стадо, то Илетай ушла одна, только заплечный ее короб был тяжелее обычного, но этого никто не знал, кроме нее. Тщательно завернутые в сменную сорочку, там лежали почти все ее украшения – литые подвески, косники, браслеты, перстни, бусы. Украшения любимой Тойсаровой дочери составляли немалое богатство, и никто не попрекнет ее, что она явилась в дом мужа с пустыми руками, даже если разгневанные родители и не отдадут прочее ее приданое.

По пути через ближнюю луговину на берегу Гды Илетай примечала скользящие в полутьме тени: мужчины на лыжах, парни, другие девушки – все направлялись по своим угодьям, пока не кончилась зима и не испортился мех у дорогих зверей. Ловко отталкиваясь сулицей, Илетай не уступала другим в скорости; короткий кафтан на лисьем меху не путался в ногах, порты и плотные шерстяные обмотки защищали ноги от холода. Кудай, сын Еласы, догнав Илетай по боковой тропе, знаком предложил состязание: кто скорее достигнет леса. Ловкая, легкая, Илетай мало кому из парней уступила бы и вскоре вырвалась вперед; к опушке Кудай почти обошел ее, но и она вся взмокла. Весело помахав на прощание, Кудай свернул на свою тропу, а Илетай тронулась дальше в одиночестве. Лыжный след был хорошо виден: здесь прошло уже несколько человек. Один за другим они покидали тропу, и вот наконец и ей пришло время сворачивать.

Войдя в лес, она направилась к священному месту – здесь угощали Вайыша, родового керемета, прося об удаче на охоте и защите в лесу. Жертвенником служило дупло; заглянув туда, Илетай убедилась, что прежние подношения исчезли, и положила круглый хлеб.

– Керемет Вайыш, прими этот круглый непочатый хлеб и помоги мне исполнить задуманное, – прошептала она. – А еще передай вот это Небесной деве Пиамбар, – она положила возле хлеба литую подвеску своей работы, – и попроси ее оказать мне покровительство в моем пути.

Сердце тревожно билось: что если покровитель рода не одобряет ее решения? Вдруг вздумает помешать? Илетай чутко прислушивалась к шуму ветра, но не поднимала головы, опасаясь увидеть наверху среди еловых лап сердитое лицо духа. Только бы Пиамбар ей помогла! Но все было тихо, и девушка осторожно отошла от кереметовой ели.

Все угодья вокруг Арки-варежа, между озерами Неро и Келе, были поделены между родами давным-давно, и каждый ребенок знал, где кончаются свои и начинаются чужие, не глядя на метки на стволах. В ельнике было темнее, чем на лугу, но Илетай хорошо знала дорогу. Здесь, в дуплах старых елей, гнездилась куница, охотилась на белок и птиц. Не раз Илетай примечала по пути то россыпь птичьих перьев на снегу, то клочки заячьей шерсти – следы обеда куницы или лисы, – кабаньи следы и помет. Первая ловушка располагалась всего в двух перестрелах от обиталища керемета. Она была устроена возле толстого елового ствола, невысоко над землей, и представляла собой хитрое сооружение из жердей; верхняя доска прикрывала его, чтобы ловушка не сработала от тяжести выпавшего снега. Как приманка висела заячья лапка, из позавчерашней добычи брата Тайвела; когда куница потянет за нее, ей на спину упадет тяжелый брус, ломая хребет, но оставляя неиспорченной дорогую шкурку.

Как всегда, в эти мгновения замирало сердце – есть или нет? Выполняя привычную с детства важную работу, Илетай даже забыла, ради чего вышла этим утром из дома.

Есть! Глянув сквозь еловые лапы, она увидела, что верхний брус упал, а под ним прижата бурая длинная тушка с ушастой головой. Вытащив куницу, она разгладила мех, убрала добычу в короб и снова наладила ловушку, все с той же заячьей лапкой – на холоде приманку можно было использовать несколько раз. Для Талая, ушедшего на лов в другую сторону, младшие сестры наловили в овине мышей.

У каждой куницы свои охотничьи угодья, другая туда же не зайдет, пока жива хозяйка. Чтобы проверить двенадцать ловушек, Илетай пришлось пройти порядочное расстояние, но только три в этот раз оказались с добычей. Уложив последнюю тушку в короб, Илетай присела на поваленный ствол и вынула из короба ломоть хлеба с кусочком сала, завернутым в ветошку. Поела, роняя крошки на снег для птиц, убрала ветошку в короб. Можно было продолжать путь, но Илетай медлила, не вставая с места. Шли последние мгновения ее обычной жизни, той, к которой она привыкала почти двадцать лет. Уж очень долгий путь перед ней лежал, и она сидела, набираясь решимости, пока не начала зябнуть.

Нечего медлить – она все решила. В памяти всплыло румяное лицо Велкея, его весело блестящие глаза цвета желудя, черные брови, а главное – то чувство воодушевления, что охватило ее, когда он появился. Как он смотрел на нее тогда, стоя на коленях возле ее скамеечки, – с восхищением и невольной затаенной мольбой, от которой подрагивали концы бровей. Никто из своих, давно знакомых парней не вызывал в ней такого, и прежде Илетай жила спокойно, как Пиамбар на небе, где было некого любить. Однако пришел ее день, и все переменилось.

Поднявшись, Илетай снова привязала лыжи, взяла сулицу и, отталкиваясь ею, устремилась по замерзшему руслу Гды прочь от дома, на запад.

На лыжах, подбитых мехом с задних ног косули, Илетай скользила по ноздреватому снегу. Не такой была та березовая роща, где Пиамбар пасла свое небесное стадо. Было там много зеленой травы и ярких цветов, из них плела Пиамбар венок и надевала на рога любимой коровы. До того дня, как пошла к роднику с серебряной водой и увидела там избушку… Вместо цветов вокруг Илетай была лишь палая хвоя, мелкие обломанные веточки, чешуйки от еловых шишек – клест кормился семенами – да иногда птичьи перья. Но в мыслях Илетай видела, как за ней нескончаемой чередой идет волшебное стадо – коровы с серебряными рогами, козы с серебряными копытцами. И все ближе избушка, где ждет ее молодой парень, такой красивый, что равного ему нет и на небе…

Смеркалось, когда Илетай наконец достигла знакомой избушки. Чужой человек не приметил бы ее, не зная, где искать, особенно зимой. Только высокая, шалашом, жердевая крыша торчала над снеговым покровом, да и та была в снегу, и все вместе напоминало скорее берлогу, чем человеческое обиталище.

Сердце замерло – что если здесь никого нет? Что если русы передумали… или не сумели добраться… Но нет – все эти дни, со времени ухода дружины, она не видела в Арки-вареже ни Фьялара, ни его брата Логи, а значит, они ушли в лес вместе с Севендеем и не возвращались. Но что если их застиг здесь кто-то из родичей Тойсара – ведь Елманову избу знали все в роду Вайыш? Севендей и Фьялар могли бы сказать, что зашли переждать ночь – в этом нет ничего дурного. Но ведь все мерен знают, что Фьялару нечего делать в Тойсаровых угодьях, а Севендей и вовсе должен быть сейчас за несколько переходов на юг…

Полянка перед входом была истоптана, вокруг чурбака валялись щепки и куски коры. Из оконца тянулся дым – внутри горит огонь в очаге. В глаза бросилось нечто совсем неожиданное: у стены избы был устроен навес из жердей и еловых лап, а под ним стояли три лошади – две гнедых и одна светло-серая, без седел, но покрытые попонами. Они жевали наваленные перед ними сосновые ветки, в снегу виднелся мерзлый навоз. Между навесом и стеной деревьев чернело широкое кострище – каждую ночь здесь жгли большой огонь, чтобы держать волков в отдалении. А волки, как видно, приходили – хвоя на соснах над кострищем была опалена, показывая высоту былого огня.

Ой! У стены на растяжке висела свежая волчья шкура. Видно, неосторожный лесной охотник был подстрелен другим охотником – двуногим.

Но лошади! Севендей привел лошадей! Об этом они не договаривались – мысль взять лошадей пришла Свену в голову уже после того, как они с Илетай расстались. Вид их и удивил Илетай, и подбодрил: богаты и могущественны те, кому она доверила свою судьбу!

Илетай остановилась в двух шагах перед дверью и, поглядывая на лошадей – несомненный знак присутствия в избушке необычных гостей, – стала отвязывать лыжи. Выпрямилась и застыла, опираясь на сулицу и переводя дыхание. Сердце от волнения стучало так, будто она пробежала, не присев, все расстояние от Арки-варежа. Кололо сожаление – если бы сейчас открылась эта низкая дверь и вышел он, ее Кугырак – Велкей. Улыбнулся бы ей, изумляясь и радуясь такой встрече. «Здравствуй, красивая девушка!» – сказал бы он ей. «А ты кто такой?» – спросила бы она. «Я человек, житель земли. А ты откуда?» – «Я пришла издалека, – ответила бы она. – Я дочь Юмо. Мы живем там, наверху, на небе». – «Ты такая красивая! – сказал бы он. – Поцелуй меня…»

Дверь открылась – наверное, пришедшую увидели изнутри. Вышел Севендей – с непокрытой головой, с наброшенным на плечи кожухом. Илетай бросилось в глаза и его сходство с Велкеем – одинаковые глаза цвета желудя, прямой нос, – и все различия. Велкей куда красивее, а Севендей с его суровым продолговатым лицом и неулыбчивыми губами похож скорее на Керемета – неудачливого жениха Пиамбар. Но без него ей не найти своего Кугырака.

– Добралась наконец! – Он вздохнул с облегчением, увидев фигурку в куньей шапке с шелком и памятном ему рысьем кожухе, но его первых слов Илетай не поняла.

– Поро! – по-меренски сказал Свен и кивнул в дверь избушки. – Заходи. Мы уж боялись, старуха тебя в ларь заперла и не выпускает…

Подобрав лыжи, Илетай впереди него вошла в хорошо знакомую избушку, но теперь это было совсем другое жилье – та землянка из предания, которая должна была и ее перенести в совсем новую жизнь.

* * *

В этот день никто в Арки-вареже не тревожился об Илетай. Но когда на следующий день сгустилась тьма, а она не вернулась, родители забеспокоились. До самой ночи Кастан не ложилась спать, Тойсар ворочался на лавке. Илетай хорошо знала свои угодья и не могла сбиться с пути, да и погода держалась довольно ясная, без снегопада. Но мало ли что может приключиться в лесу? Она могла наткнуться на медведя-шатуна, зацепиться лыжами за корягу под снегом и повредить ногу или какой-нибудь злобный ёлс вздумал запутать дорогу и закружить ее в чаще ради забавы…

Талай, старший из живущих дома сыновей, должен был вернуться только через день, а то и через два. Но Тайвела мать снарядила на поиски уже на третье утро – велела держать путь на Елманову избу и искать следы сестры. С собой он позвал Кудая, своего приятеля, – тот видел, как Илетай, здоровая и бодрая, входила в лес, и тоже дивился, с чего она вдруг пропала. В лесу парни первым делом устремились к кереметовой ели – нынче у них было более важное дело, чем обычная проверка ловушек, и начинать его без просьбы о помощи никак не следовало. Заглянув в дупло, чтобы положить присланный матерью хлеб, Тайвел охнул: среди крошек от прежних подношений блестело нечто такое, чего он не ожидал здесь увидеть. Помедлив, парень сунул в дупло руку и вытащил что-то маленькое.

– Погляди! – он показал находку Кудаю на ладони.

Это оказалась литая привеска в виде уточки с подвешенными снизу двумя литыми же лапками на коротких цепочках. Тайвел не мог не узнать изделие сестры. Только сама она и могла его сюда положить. Но зачем? Для чего ей понадобилось особое приношение, сверх обычного? Парни молча переглянулись: обоих посетила мысль, что исчезновение Илетай – не случайность и что едва ли они сумеют ее отыскать. Она явно готовилась к более долгому и трудному пути, чем думали ее родичи, если принесла украшение для Пиамбар: в жертву Дочери Неба всегда оставляют части женской одежды или убора. Они лишь смогут, если повезет, найти хоть какие-то следы, способные раскрыть тайну этого исчезновения.

По пути они осматривали ловушки – все они были проверены, только в одной оказалась свежая добыча, с минувшей ночи. Не присев за весь день ни разу, еще до сумерек парни добежали до Елмановой избы…

Сразу в глаза бросилось удивительное прибавление – навес, под которым, судя по мерзлому навозу в снегу, еще недавно стояли три лошади. Но едва Тайвел успел открыть рот, чтобы выразить изумление – не ёлсы же держали здесь своих скакунов? – как Кудай толкнул его в плечо.

– Смотри! – вскрикнул он с таким чувством, будто видит мертвое тело.

Тайвел живо обернулся, но поначалу не приметил ничего особенного. Дверь избы была закрыта и заперта снаружи на прочный засов, чтобы не забралось зверье, – а значит, внутри никого нет, да это было ясно и по тому, что оконце не дымило.

– Да вот же! – Кудай показал на что-то белое, висевшее на крайней к избе жерди навеса.

Тайвел подошел ближе и вгляделся. На жерди был привязан белый платочек из лучшего льняного полотна – такие были у сестры.

– Это ее… – пробормотал Тайвел.

– Выходит, это она привязала… – ответил не менее ошарашенный Кудай.

Они опять переглянулись. Все с детства знали предание о беглянке Пиамбар и ее платочке, который нашел на березе Юмо. Но только они, вооруженные знанием, лучше поняли этот знак.

Девушка, оставившая платочек, не просто так сгинула. Она убежала, чтобы выйти замуж за того, за кого отец ее не сватал.

* * *

Ночь Тайвел и Кудай провели в Елмановой избе, но внутри не нашли ровно никаких подсказок – все было как обычно, немудреная утварь на месте, очаг вычищен, нигде никаких чужих вещей. Кое-что им поведал снег: на нем остались следы нескольких человек – мужчин, – и трех лошадей, ушедших на запад по гдовскому льду, видимо, в тот самый день, как сюда явилась Илетай, а может, на следующий.