Зачем?

Через пару минут Сара повернула ко мне лицо – в глазах стояли слезы.

– Здесь бывает мой папа.

Это сказала женщина, которой за 50. У нее внуки. Она никогда не жила с Зауром. Только когда была совсем маленькой.

– Мне так хочется там побродить, – еле подобрал слова Рауль.

Такой реакции я никак не ожидала.

– Приезжайте ко мне на Украину, приезжайте к тестю. Под Ленинградом такие красивые места.

– Что обозначает слово «тестю»?

– Это отец вашей жены.

– Заур?

– Да.

Сара улыбнулась и утвердительно закивала головой.

– А Ленинград – это Петербург?

– Да.

– Зачем меняли название? Париж – он ведь всегда Париж.

– Вы слышали о том, что в Советском Союзе был культ личности Сталина?

– Да. Конечно. Это ужасно. Дедушка и бабушка тогда пострадали.

Сара сказала ему что-то по-французски. Я поняла, что она уточнила: погибли.

– Так вот, сначала был культ личности Ленина.

– Я до сих пор не понимаю: зачем ему нужна была революция? Как ему удалось ее организовать?

– Вот в честь Ленина и изменили название города: Петербург на Ленинград.

– А теперь наоборот?

– Наоборот.

– А почему: Петербург?

– В честь русского царя Петра I, который построил этот город.

– Сам?

– Нет. Конечно, не сам.

– Все-таки название в честь одной личности.

– Да.

– В России так любят оставлять имена на века.

– Похоже, что да. Хотя Москва….

– А Киев?

– Говорят, в честь человека по имени Кий.

– А Харьков?

– Вроде бы тоже был человек по имени Харько.

– Интересно.

Разговаривая с четой Глаас, я невольно наблюдала за их отношениями. Они не угождали друг другу, не перебивали, не поддакивали. Но в каждом жесте было тепло, тонкая ниточка близости. Уточняя и объясняя что-то, они улыбались, то притрагиваясь к ладони, то к плечу, то еле-еле, незаметно, он проводил рукой по ее спине. Эти мелочи говорили об их отношениях больше, чем любые слова.

Ну, кому не известно, что мужчины женятся для ежедневной нежности и ласки. Почему наши женщины не всегда понимают это? Не нужно все решать сексом. Он, как частые женские слезы, дает все меньший кпд. Почему не положить голову на плечо? Просто погладить руку или спину? Почему бы иногда не ущипнуть нежно? Это так приятно и понятно. При встрече и прощании поцеловать. Только с удовольствием. А главное, не забывать хвалить. Но не постоянно и не за все.

Я слышала, что любовь – это комфортная энергетика, а может, взаимно-вдохновляющий секс, а может, взаимно-необходимое понимание, а может,….

14

Я посмотрела фотографии детей. То есть, внуков Заура. От грудного возраста до свадебных. И у дочек и у сыновей избранниками оказались чистокровные французы. Так что, как ни сильна восточная кровь, а внуки уже европейцы.

А может, взаимопроникновение такого количества кровей дает уже знак минус? Из разговоров с Зауром я знала, что у Рауля в роду есть марокканцы, испанцы, кто-то с острова Корсика и голландцы.

Вот как просто примирить Европу с Азией. А если бы еще нашли взаимопонимание ислам и христианство! Тогда не понадобились бы ни война, ни дипломатия, ни деньги. Ведь разрешение проблемы антагонизма в простом желании понять и уважать все, что связано с другим. Просто, ясно и понятно. Банально. Но нет дел. Вот и вопрос: кому же выгодно такое положение?

Наконец, мы медленно-медленно поднимаемся вверх, к Санкре-Керу. Белоснежной церкви. Медленно, разговаривая, идем по узким улочкам. Потом идем улочками, уже спускаясь вниз от церкви. Правда, обойдя перед этим крошечную площадь, которую все знают как площадь Тертр, где молодые, голодные, неизвестные художники жили, рисовали, продавали за копейки свои картины. Поэтому и считался Монмартр местом богемы. Здесь жила много-много лет Далида. Здесь же покончила с собой.

Мы вышли к небольшому кладбищу Монмартра. Одна из первых у входа – могила знаменитого Эдгара Дега. Но далеко вглубь идти не хотелось.

Начали опять подниматься вверх. Тоже узкими улочками. Остановились у маленького кафе. Совсем маленького: шесть-восемь столиков.

Площадь Тертр разочаровала меня: там не было художников – одни рестораны. Везде музыка и шум. Невозможно услышать друг друга. То есть, человек 20 в разных местах площади предлагали свои услуги: нарисовать карандашом или мелом на бумаге портрет. Или примитивно нарисованные виды Парижа на керамических плитках.

Такого же типа продукция предлагалась художниками, стоящими на берегах Сены. У нас это называют – отсутствие художников. И еще: все на продажу.

Вечерами все кафе и рестораны заняты. Не только туристами, но и парижанами. Европейцы живут на улицах, а мы в квартирах, в которых прячемся от жизни, от города, от власти, от государства, от насилия. Вдали от суеты, от шума, от туристов в маленьком кафе на узкой улочке, название которой не запомнила, нашелся только один свободный столик для нас. Тут же подошла официантка – худенькая девушка из Азии.

– Я вечером люблю много есть, – еле подобрал слова Рауль.

– А я мало.

– Совсем?

– Не совсем.

– Я знаю, что кому сейчас закажу, – сказала Сара.

Дальше разговор шел на французском. Поэтому ни названий блюд, ни что в них входит, я так и не поняла.

Попросила только чего-нибудь сладкого.

Очень скоро Раулю подали, видимо, ассорти. Блюдо, на котором перемежались мясо, овощи и морепродукты. А может быть, я ошибаюсь. Порция огромная. Рауль съел все. И после этого говорят, что в Европе мало едят. Сара взяла себе салат. Во всяком случае, мне так показалось. Передо мной поставили блюдо с десятком разных пирожных. Очень вкусный шоколадный ликер и коньяк.

Официантка работала тихо и незаметно. Складывалось впечатление, что все само собой появляется на столе.

– Вы много путешествуете?

– По меркам Украины много.

– Что же это за мерки?

– Материальное положение украинцев.

– Неважное?

– Очень неважное. Кроме того, наш народ привык десятилетиями жить в закрытой стране. Ведь любовь к путешествиям надо вырабатывать. Так что кроме денег есть еще устоявшиеся привычки и предпочтения.

– Вы были на Востоке?

– Только в странах Средиземноморья.

– А на острове Корсика?

– Нет.

– Вам нравится Восток?

– Скорее, он интересен. Другие мерки жизни, другие предпочтения, другая история и, естественно, другая культура.

– Что на вас произвело самое большое впечатление?

– Город, высеченный в горах набатейцами.

– Вы были в Петре?

– Да. Еще в горах Турции выше города Хаттушаш. Остатки городов Хеттского царства.

– Сколько же это тысячелетий?

– Говорят, 5 или 8 тысяч лет до н.э.

– Вы серьезно верите в эти мифы?

– Нет. Но очень завораживает. Хотя археологи говорят: все, что старше 500 лет, сомнительно.

– А в Каппадокии вы были?

– Да.

– На вас это чудо природы не произвело впечатление?

– Произвело. Очень. Но там нет труда рук человеческих.

– А подземные города в 20-30-40 этажей вниз под землю?

– Да-да. Я забыла. И еще. В Тунисе, недалеко от маленького городка Эль-Джем, прямо в пустыне, стоит Колизей.

– Римский?

– Римский. Увидеть такое в пустыне – неожиданно и интересно. Знаете, у меня такое же чувство было один раз, когда путешествовала на машине по Украине.

– По всей?

– Что вы! Украина – большая страна. Нет. Мы подъезжали к маленькому городу Батурину.

– Обождите, я когда-то читал что-то об этом городе.

– Наверно, историческую книгу о войне России со Швецией, о Полтавской битве, о Петре 1, о Карле 12.

– Да. Да. Там почему-то упоминается город Батурин.

– Сейчас объясню. Полтава – это украинский город. Русскому царю Петру1 в этой войне должен был помогать украинский гетман Мазепа со своим войском. Но он отказал Петру и перешел на сторону шведов.

– Гетман – это император?

– Нет. Это, скорее, руководитель или старший над всеми.

– Так что, в Украине не было ни царя, ни императора?

– У нас они в старину назывались князьями.

– А город Батурин?

– Этот город в то время был столицей, и там жил Мазепа.

– Я знаю, он был стар, и соблазнил малолетнюю дочку своего друга.

– Ему было 60, а ей – 16. Но на Украине шестнадцатилетние девушки тогда уже считались взрослыми, и их выдавали замуж.

– Так что – это неправда?

– Правда. Так вот, километрах в 20-ти от Батурина, прямо в поле, стоит Дворец. Его построил последний гетман Украины Кирилл Разумовский. Это был первый украинский университет. Но в нем так никто никогда и не учился.

– Почему?

– Русские цари считали, что украинцам не нужно учиться.

– Дворец в плохом состоянии?

– В плохом.

– А восстановить его можно?

– Нужно.

– Почему же не делают?

– Очень медленно делают. Рауль, я хочу вернуться к Востоку. Говорят, что жители Востока больше верят, понимают душу, хранят какие-то необыкновенные человеческие знания.

– Я тоже об этом читал.

– Так почему они живут хуже беспринципного Запада?

– Когда славянские страны упрекают западные в беспринципности, мне это странно слышать.

Я промолчала. Рауль был прав.

15

Глядя на Сару и Рауля, я все время думала: интересно, а какая семья у Франсуазы? Кроме того, меня удивило, что Сара ни разу ничего не сказала о сестре и матери. Может, просто было не к слову? Неужели жизнь оказалась справедливой и подарила дочерям счастливые семьи, где каждая из них прожила жизнь рядом с мужем? Интересно: любила ли Франсуаза всю жизнь Заура? И вообще, как она, практически всю жизнь, прожила без него?

Сара почему-то даже не говорила, где они жили с матерью, в каком районе, на какой улице.

   Странная штука жизнь. Дарит любовь, потом забирает, взамен оставляя разочарование. То, что Бог не любит счастливых – это давно известно, что называет любовь грехом, тоже знаем. Так как же жить без нее?

У меня есть подруга, историю любви которой разве что в кино показывать.

В 18 лет – любовь до сумасшествия. Ничего не хотела ни видеть, ни слышать, ни знать. Как часто бывает от переизбытка чувств, поссорились. А он взял и уехал, гордый и обиженный, из Украины в Сибирь. Это было тогда, когда все мы еще жили в огромной стране под названием Советский Союз. Моя Аллочка, тоже гордая и тоже обиженная, узнав, что беременна, вышла замуж за соседа, который много лет тихо любил ее. Родилась дочь, у которой, конечно же, папой стал Аллочкин муж.

Прошло шесть лет. И она встречает, просто на улице, своего любимого, который, тоже в отместку, женился, и у него двое детей. Но далекая любовь так и не угасла. И опять сердце выскакивало из груди. И опять ничего не хотела ни видеть, ни слышать, ни знать, ни понимать. Все трещало по швам. И в первую очередь – семьи. Они опять вместе: теперь уже муж и жена. Рожают очаровательного Эдика. Он любит ее, детей, работает от зари до зари, зарабатывая на семью. У них есть все: прекрасная квартира, две машины. В нашей стране это не просто хорошо, это очень хорошо.

Проходит еще шесть лет, и знакомые начинают нашептывать, что есть другая, есть соперница. Но разве любовь слышит? Нет-нет, считает она: это от зависти. Наверно, и от зависти, но другая, оказывается, тоже была. А ведь Аллочка очень красивая, с прекрасной фигурой женщина. Остроумная, хозяйственная, достаточно мудрая.

Что было у той, другой, не знаю. А может, дело не в ней, а в нем? Но есть же люди, которые не умеют или не хотят любить. Как их узнать? Может, они жестокосердны? Нет, не жестокие, а именно, жестокосердные. У них жесткое, равнодушное сердце. Им никого не жаль. Кроме себя. Далеко не все из них имеют равнодушный взгляд и равнодушную манеру говорить. Многие – очень даже обаятельны.

Именно те, кого мы больше всего любим, приносят нам самую большую боль и самое большое разочарование.

А может, у нас неправильное представление о любви? Потому что счастье ассоциируется с удовольствием. А не с ежедневностью и трудом.

Аллочка с мужем рассталась. Теперь уже навсегда. Теперь уже с двумя детьми и без влюбленного соседа рядом. И теперь она увидела все, что не хотела видеть и слышать, и поняла все, что не хотела понимать. И квартиру, и машины муж оставил себе. Прилюдно, через суд, не стесняясь.

16

– Вы давно видели Заура? – спросил Рауль.

– Давно. Но разговаривала по телефону перед отъездом.

– Папа в этот же день позвонил и сказал.

– Что?

– Встречайте.

– Мадлен меня тоже ждет?

– А ты ей не звонила?

– Нет. Еще не успела. Послезавтра поеду в Фонтенбло и зайду к ней в гости. Вообще-то я думала, что мы встретимся все вместе.

Сара и Рауль как-то замялись. Я так и не поняла, что было причиной нежелания объединить все в одну встречу. Может, Рауль недолюбливал Мадлен или наоборот. Может, семья Глаас не находила общего языка с семьей Девалье. Может, у Мадлен были сложные отношения с мужем. Какая разница. Я интуитивно позвонила сначала Саре. Почему Заур не предупредил меня? А может, он и не знает? В его присутствии – все наилучшим образом.

Общие разговоры все равно в какой-то момент переходят на более конкретные темы. И мы, конечно же, заговорили о Франсуазе и Зауре, о превратностях судьбы.

Прошло столько лет, а Сара с горечью упрекала отца за то, что решил вернуться в Советский Союз, и разрушил семью.

– Сара, мне кажется, ты не все понимаешь, твои упреки необоснованны.

– Я не упрекаю, я горюю.

Какое интересное слово “горюю” подобрала она, и какое правильное.

– Можно объясню свою точку зрения?

– Конечно.

– Ты же знаешь, что папу и маму Заура арестовали до войны?

– Знаю.

– Он надеялся, что они вернутся, что он, молодой и здоровый, поможет им. В стране, разоренной войной. Ты знаешь, что в конце сороковых годов, когда Заур еще жил с вами, в нашей стране был ужасный голод?

– Нет. Не знала.

– А что дедушка, бабушка и тетя Заура умерли от голода?

– Нет. Не знала.

– Это, Сара, на Кавказе. В цветущем краю, где кажется, растет все.

– Я там была. Нас папа возил.

– Где вы были?

– Везде.

– В каких городах?

– В Нальчике, Тбилиси, Ереване, Баку.

– Понравилось?

– Да. Но живут странно.

– В чем странность?

– Мы были там, когда еще был Союз. Одни очень богатые, другие очень бедные.

– Тебя это удивило?

– Конечно. У вас же тогда не было частной собственности.

Я промолчала. Ну, что ей сказать? Слово “воровство” на любом языке звучит отвратительно.

– Понимаешь, Сара, Заур находился далеко от своей страны, от близких, которым было так тяжело. Он мужчина, он понимал свою ответственность.

– Но ведь вез нас в разоренную страну. На что он рассчитывал?

– Наверно, много работать и вас обеспечивать.

– О чем ты? У него тогда не было образования, у мамы тоже. Кем мог работать? Низкооплачиваемым рабочим? У него не было дома.

– Был.

– Где? В кишлаке? Бабушкин?

– Сара, я все понимаю. Но когда близкие, очень близкие, самые близкие, в беде, как он должен был поступить?

– Не знаю.

– Я тоже.

– Мама всю жизнь его ждала.

– Но ведь они встретились.

– Встретились.

– Отчего так грустно?

– Понимаешь, они всю жизнь не просто любили друг друга, они были очень близкими людьми, они были очень нужны друг другу. И при этом прожили врозь.

– Извини, если это удобно.

– Все уже удобно.

– Почему мама не удержала папу в Париже?

– У вас есть такое выражение “он стал сникать”. Я правильно, понятно сказала?

– Правильно и понятно. Когда мы с ним познакомились в 1959 году, Заур уже знал себе цену. Видимо был хорошим специалистом. Но при этом столько одиночества в глазах.

– Ты помнишь?

– Помню.

– Сколько же тебе было лет?

– Четырнадцать.

– А в Париже у него глаза стали тускнеть.

– Мой папа рассказывал, что Заур не смог найти достойную работу.

– Не смог. Везде нужно сначала двигаться по лестнице карьеры. Или большие знакомства.

– А у мамы их не было?

– Были.

– ?

– Папа так и не научился прилично говорить по-французски. А тот уровень общественной лестницы предполагает очень хорошую речь.

– Не представляю, как Франсуаза с ним расставалась.

– Они рассчитывали, что, по крайней мере, два месяца в году будут вместе.

– Получилось?

– Да. Очень много лет так и было. Мама в отпуск приезжала к папе. А папа к нам.

– Я смотрю, ты его любишь.

– Очень.

– Но ведь вы не росли с ним?

– Нас так воспитала мама. Понимаешь, мама рассудила как врач.

– Как это?

– Ничем хорошим для здоровья и психического состояния папы жизнь в Париже не закончится. Но ведь у многих женщин мужья по работе надолго уезжают, и они их ждут.

– Какая умница.

– Мама была очень мудрой. Она ждала и встречала, и была счастлива.

17

Столько, сколько существует мир, женщины плачут и ждут. Ждут и плачут. Мужей и детей. Плачут от счастья, от горя, от ужаса. В надежде и в испытаниях. Плачут, плачут, плачут. Снимая собственную боль и в надежде облегчить участь любимого. Плачут всю жизнь, не зная, когда будут плакать в последний раз.

Передо мной письмо бабушки к папе.

г. Можга

08.06.42г.

Милый, дорогой сыночек Ленечка!

За сегодняшний день я готова отдать полжизни. За девять месяцев это первый счастливый день: что получила твое письмо. Ленечка, детка, я не знаю, что писать и с чего начать. Я так счастлива и рада, что ничего не могу сообразить, что писать. Сыночек, поздравляю тебя с правительственной наградой. Я счастлива и рада за тебя, мой дорогой сынок. Надеюсь, что в 1942году ты покончишь с фашистскими бандитами, и мы вернемся в родной Харьков. И много будет о чем говорить. Ленечка, извини, но я ничего не соображу, что писать. Я немного приду в себя, и завтра напишу подробней.

Ленечка! Если у тебя есть какая-нибудь возможность приехать, хотя бы на несколько дней, я буду очень рада.

   Целую тебя крепко-крепко, мой родной орденоносец.

Твоя мама.

Пиши мне каждый день.

Бабушка ждала, как ждут все мамы на земле своих сыновей. С работы, с охоты, с войны.

У меня в папке много ее писем к папе с 1942 по 1944 год. Но одно из них разрывает душу. Потому, что это письмо, в котором боль и ужас переплелись воедино. Потому, что это страшная правда, написанная в письме.

г.Можга 6.09.43г.

Здравствуй дорогой Ленечка!

Сегодня получила из Дружковки письмо от Васильевой-Лаврентьевой, где она сообщает, что мама Сима с девочкой расстреляны в феврале 1942г., а Муля, Маня с детьми где-то спрятались, но немцы их нашли и тоже расстреляли. Шура с Зимочкой ушел из дому, и она не знает о них ничего. Для меня понятно, что Шура с ребенком тоже погибли. Дорогой сыночек, не могу тебе передать мое положение и настроение. Ведь дети, дети при чем? Я чувствую, что мои мозги не выдерживают. Я не могу успокоиться. Леня, милый, вот теперь я действительно бескровная. Никого у меня нет из родных. Были братья, сестра. Теперь только я и Миша. И все. Из моей семьи уничтожили девять невинных человек. Ленечка, нет сил передать тебе, какой кошмар лежит на моем сердце. Была я тетя, но лишилась этого звания. Нет. Леня, я не могу. Я не перенесу это. Для меня это слишком большой удар по расшатанным нервам. Слишком тяжело. Не могу тебе, сынок, больше сегодня писать. Будь здоров.

Целую, твоя мама.

Мать тети Фани расстреляли в Ростове.

В папке лежат разрозненные письма к папе. Больше всего от бабушки, от Лиды, от знакомых сокурсников, от сослуживцев. Я понимаю – это все, что осталось. Где остальные – не знаю. Интересно, где все эти письма окажутся после меня?

В школе папа дружил с мальчиком – Васей Еременко. Одаренным мальчиком из очень бедной семьи. У него были удивительные способности к математике. После школы, которую окончил с отличием, поступил в военное училище. И, конечно же, с первых дней войны ушел на фронт.

Вот письмо, которое написала папе сестра Васи Еременко.

Донецкая обл. Дружковка 24.09.43г.

Здравствуй многоуважаемый Леня!

Шлем мы тебе привет и самые наилучшие пожелания. Уведомляем, что живы и здоровы, чего и тебе желаем. Только сейчас получила от тебя открытку, за которую очень, очень благодарны.

Леня! Мы от Васи еще не получили письмо, но переписку имели до самого последнего дня, когда пришли к нам немцы. Теперь, где он? Жив ли?

Теперь напишу о Дружковке, и о людях живущих и живших в ней. Как только наши отступили в 1941году, у нас началась жизнь по-новому.

Первую зиму люди жили неплохо, потому что, когда наши отступали, то люди наносили продуктов. А дальше запасы все уменьшались и уменьшались. Полицаи стали отбирать хлеб. Люди, как только кто мог, так и прятали хлеб и остальные про дукты.

Мы первую зиму тоже были с хлебом. Хотя, жиров не было ни каких, но мы были довольны и этим.

Буду писать покороче.

Люди начали ездить тачками за 200-300 км и больше. Меняли одежду, обувь и материю. У нас папа зарабатывал на селах продукты, и перевозил тачкой по 100 – 200 км.

Когда папа ушел на заработки, и его не было слышно целое лето, то мы устроились на работу не из-за денег (на них ничего не купишь). Давали 300г хлеба или макухи. Ну, в общем, кое-как пережили.

Напишу о тех ужасах, которые творил немец во время оккупации. Как только нас заняли немцы, евреям был дан приказ носить на рукаве повязку, чтобы их было везде видно, и гнали на самые тяжелые работы.

Потом начали забирать коммунистов и комсомольцев. Первое время повесили 7 человек коммунистов. Дальше забрали компанию молодежи и стариков, очень били, и в конце концов расстреляли. Уничтожили семью Власюковых: мать, отца и дочь 19лет.

Забрали очень много коммунистов, беспартийных и всех евреев. Евреям был дан приказ забрать все самые лучшие вещи. Всех коммунистов и евреев у нас в заводе поставили один возле другого и взорвали. По слухам, твой дядя сбежал и Роза Иосифовна. Ходят слухи, что ее нашли замерзшей в деревне. Лосина раньше забрали, чем остальных. Мира сбежала, а к вечеру пришла к нам. Мы ей смастерили документ, и к утру она ушла в Краматорск. Прятать евреев никак нельзя было. Мы так переживали, что ужас. На нашей улице расстреляли одну семью за скрывательство евреев.

Сейчас в заводе делают раскопки. Там одни черепа. Забрали много девушек в Германию. Они убегали, их ловили и опять забирали. Кто не являлся, или кого не было дома, то на место их забирали родителей, и не давали кушать и пить до тех пор, пока не придет дочь. Забыла написать, при отступлении немец взорвал заводы.

По близости от нас нет признаков жизни. Села попалил, мужчин садовил на колья, девушек и детей обливал бензином и палил. Так что, спасибо нашим товарищам, что пришли вовремя, а то и нас бы постигла та же участь.

Не знаю, нужно ли сообщить Лосину о его родителях или нет. Извини, что грязно, возможно есть ошибки. За эти 2 года забыла все, и не держала ручки в руках.

С приветом Надя Еременко.

Вася с войны не вернулся. Еще один талантливый мальчик не выполнил свою миссию на Земле.

Приказ от 23.01.1942 г. о награждении орденом Красной Звезды красноармейца Бержанского Л.С. (№11) и Ливенцова А.Г. (№31).

Бержанский Л.С. и М.И.Калинин, январь 1942 г.,

Кремль (награждение орденом Красной Звезды)

Вася Еременко, 25.09.1938 г.

“На память Лене Бержанскому, лучшему товарищу и другу от Васи Еременко”

18

Мы надоели Богу? Он забыл о нас? Такой вопрос естественно возникает в голове, когда читаешь эти письма.

Что же делать? Молиться? Кому? А может, стоит подумать прежде чем начинаем молиться: кому молимся. Ведь молитва предполагает надежду. На что?

На что надеется человек разумный, сотворенный Богом? Если разумный, то оппонент своему же Создателю.

Интересно, у Него есть ответственность перед нами? Умирающий солдат наверно кричал то же, что Христос перед распятием: “Отче, отче, зачем ты меня покинул?” А в ответ – молчание. Как всегда. Хотя Он должен понимать, как нужен живым. А душам умерших?