Труды по россиеведению. Выпуск 5

И, конечно, особняком в настоящей подборке стоят стихи, посвященные Украине и Крыму. Они принадлежат перу одного гения и двух в высшей степени талантливых поэтов. И если согласиться с нашей точкой зрения: русская поэзия есть зеркало русской жизни, то мы перестанем удивляться тому, что более 90% нашего населения поддерживают крымскую операцию и более 80% – наше вмешательство в ситуацию на Украине.

На независимость УкраиныДорогой Карл XII, сражение под Полтавой,Слава Богу, проиграно. Как говорил картавый,Время покажет «кузькину мать», руины,Кость посмертной радости с привкусом Украины.Но не зеленок – виден, траченный изотопом,Жовто-блакытный реет над Конотопом,Скроенный из холста, знать, припасла Канада.Даром что без креста, но хохлам не надо.Горькой вошни карбованец, семечки в полной жмене.Не нам, кацапам, их обвинять в измене.Сами под образами семьдесят лет в РязаниС залитыми глазами жили как каторжане.Скажем им, звонкой матерью паузы метя строго:Скатертью вам, хохлы, и рушником дорога.Ступайте от нас в жупане, не говоря – в мундире,По адресу на три буквы, на стороны все четыре.Пусть теперь в мазанке хором гансыС ляхами ставят вас на четыре кости, поганцы.Как в петлю лезть, так сообща, суп выбирая в чаще,А курицу из борща грызть в одиночку слаще.Прощевайте, хохлы, пожили вместе – хватит!Плюнуть, что ли, в Днипро, может, он вспять покатит.Брезгуя гордо нами, как оскомой битком набиты,Отторгнутыми углами и вековой обидой.Не поминайте лихом, вашего хлеба, небаНам, подавись вы жмыхом, не подолгом не треба.Нечего портить кровь, рвать на груди одежду,Кончилась, знать, любовь, коль и была промежду.Что ковыряться зря в рваных корнях покопом.Вас родила земля, грунт, чернозем с подзомбом,Полно качать права, шить нам одно, другое.Эта земля не дает, вам, калунам, покоя.Ой, ты левада, степь, краля, баштан, вареник,Больше, поди, теряли – больше людей, чем денег.Как-нибудь перебьемся. А что до слезы из глазаНет на нее указа, ждать до другого раза.С Богом, орлы и казаки, гетьманы, вертухаи,Только когда придет и вам помирать, бугаи,Будете вы хрипеть, царапая край матраса,Строчки из Александра, а не брехню Тараса.И. БродскийПосвящается КрымуДобровольческий спелыйобреченный снежок.Знать, у косточки белойперед нами должок.Потускнели медали,и потерся погон,но уносится яликпрямиком на Афон.Там на пастбищах югакруглый год сенокоси светлее округаот молитвенных слез.Там прощаются дóлги.Средь сокровищ иныхв темной ризнице – полкис черепами святых.…Нам чужого не надо,мы пойдем прямикомпо следам продотрядапрямо в Иродов дом.Покартавь с ходоками,Ирод, как на духу.Мы своими рукамииз тебя требуху…………………………В разоренные яслиВифлеемской ночитолько иней на пряслеопускает лучи.Надо пасть на колени,чтоб к намоленной меди крестагде-нибудь на Мезенипримерзали уста.31 мая 1997Снова в мозгу крещендо: глупость или измена?В залах еще играют на последях Шопеначестно чистюли в черном, фрачном с лампасами.А уж окрест гуляет голь с прибамбасами.Мы остаемся в мире что-то совсем одни,будто в пустой квартире кто-нибудь из роднис крымского побережья, отданного взаглотбратьям из незалежной.Ящерица не ждетвозле шурфов с боспорскиммраморным крошевом,с запахом роз приморских,тьмой приумноженным…Предали мы Тавриду-мать, на прощание,будто белогвардейцы, дав обещание,слушать ночами ровныйшелест волны вдалив гальке единокровнойс слезной сольцой земли.***Где чайки, идя с виражав пике, прожорливы,за радужной пленкой лежат– мечта государей – проливы.Но возле полуденных страннас, словно куницу в капкане,с опорой на флот англичансмогли запереть басурмане.Эгейская пресная сольпод небом закатным.Еще, дорогая, дозвольпобаловать нёбо мускатным.На линии береговойнапротив владений султана,быть может, мы тоже с тобойчастицы имперского плана.Но, Господи, где тот генштаб,его не свернувший доныне,чтоб мысленно мог я хотя бприжаться губами к святыне!Дай жаждущей рыбиной быть,чье брюхо жемчужине радо,и тысячелетие плытьи плыть до ворот Цареграда.Ю. КублановскийКрым

«Где волны кроткие Тавриду омывают».

К. БатюшковКонечно, русский Крым с прибоем под скалою,С простором голубым и маленькой горою,Лежащей, как медведь, под берегом крутым.Конечно, русский Крым, со строчкой стиховою,И парус на волне, и пароходный дым.Конечно, русский Крым. Михайлов и Просухин,Кого из них убьют в смертельной заварухе?Но прежде, чем упасть, – вся жизнь пройдет пред ним.Любовь его и долг невыплаченный, – глухиИ немы, кто убит. Конечно, русский Крым.И в ялтинском саду скучающая дамаС собачкой. Подойти? Нехорошо так прямо.Собачку поманить, а дальше поглядим…Случайная скамья, морская панорама,Истошный крик цикад. Конечно, русский Крым.Конечно, Мандельштам, полынь и асфодели.И мы с тобой не раз бывали в Коктебеле,И помним Карадаг, как нами он любимНа зное золотом. Неужто охладелиМы, выбились из сил? Конечно, русский Крым.А. Кушнер…Мне русские милы из давней прозыи в пушкинских стихах.Мне по сердцу их лень, и смех, и слезы,и горечь на устах.Когда они сидят на кухне старойво власти странных дум,их горький век, подзвученный гитарой,насмешлив и угрюм.Когда толпа внизу кричит и стонет,что – гордый ум и честь?Их мало так, что ничего не стоитпо пальцам перечесть.Мне по сердцу их вера и терпенье,неверие и раж…Кто знал, что будет страшным пробужденьеи за окном – пейзаж?Что ж, век иной. Развеяны все мифы.Повержены умы.Куда ни посмотреть – всё скифы, скифы.Их тьмы, и тьмы, и тьмы.И с грустью озираю землю эту,где злоба и пальба.И кажется, что русских вовсе нету,а вместо них толпа.Я знаю этот мир не понаслышке:я из него пророс,но за его утраты и излишкис меня сегодня спрос.Б. ОкуджаваВоспоминанияН.В. была смешливою моейподругой гимназической (в двадцатомона, эс-эр, погибла), вместе с неймы, помню, шли весенним Петроградомв семнадцатом и встретили К.М.,бегущего на частные уроки,он нравился нам взрослостью и тем,что беден был (повешен в Таганроге),а Надя Ц. ждала нас у воротна Ковенском, откуда было близкодо цирка Чинизелли, где в тот годшли митинги (погибла как троцкистка),тогда она дружила с Колей У.,который не политику, а пеньелюбил (он в горло ранен был в Крыму,попал в Париж, погиб в Сопротивленье),нас Коля вместо митинга зазвалк себе домой, высокое на дивоокно смотрело прямо на канал,сестра его (умершая от тифа)Ахматову читала наизусть,а Боря К. смешил нас до упаду,в глазах своих такую пряча грусть,как будто он предвидел смерть в блокаду,и до сих пор я помню тот закат,жемчужный блеск уснувшего квартала,потом за мной зашел мой старший брат(расстрелянный в тридцать седьмом), светало…А. КушнерБольшие батальоны

Бог на стороне больших батальонов.

ВольтерОни во всем едины,Они не разделёны,Они непобедимы,Большие батальоны.Они идут, большие,Всех шире и всех дальше,Не сбившись, не сфальшивя:У силы нету фальши.Хоть сила немудрена,За нею власть и право.Большие батальоныВсевышнему по нраву,И обретая имяВ их грохоте эпоха,И хорошо быть с ними,А против них быть плохо.Но всю любовь и веруВсе ж отдал я не богу,А только офицеру,Который шел не в ногу.В. КорниловПейзаж (Философский этюд)(из цикла «Серебряный бор»)

…Это такое странное сооружение, которое стоит перед въездом на дачу Большого театра в Серебряном бору и выглядит как такой землемерный столб, врытый в землю, на котором кисточкой написаны деления от одного до семи. И гиря на этих делениях покачивается ржавая на ржавой же проволоке, перекинутой через колесико с другой стороны этого странного столба, и уходит в землю.

Я спросил у дворничихи: «Что это такое?» Она мне говорит:

«Как что такое? – это говномер!»

Я говорю: «Как говномер?!»

Она:

«Ну говномер! Это подведено к ассенизационной яме: уровень повышается – гиря понижается. Как доходит, до деления, там, “шесть” – значит, надо уже вызывать золотариков…»

Всё было пасмурно и серо,И лес стоял как неживой,И только гиря говномераСлегка качала головой.Не всё напрасно в этом мире(Хотя и грош ему цена!),Не всё напрасно в этом мире:Покуда существуют гири,И виден уровень говна!А. ГаличКаким бы полотномКаким бы полотном батальным ни являласьсоветская сусальнейшая Русь,какой бы жалостью душа ни наполнялась,не поклонюсь, не примирюсьсо всею мерзостью, жестокостью и скукойнемного рабства – нет, о, нет,еще я духом жив, еще не сыт разлукой,увольте, я еще поэт.В. Набоков

Современная Россия

«Какое, милые, у нас тысячелетье на дворе»?

Ю.С. ПИВОВАРОВ

Предлагаемый текст является своеобразным способом быстрого реагирования на происходящее в нашей стране. Настоящее осмысление придет, конечно, позже, когда нынешние события оформятся в новые непреложные факты. Но и сегодняшние эмоции и реакции имеют познавательный смысл, поскольку, как говорил Б. Пастернак, «сквозь них история орет».

Содержательному измерению текста соответствует и его стилистика. Это – совокупность фрагментов, в которых обсуждается та или иная тема(ы), в определенный момент показавшаяся автору особенно актуальной. Отсюда, разумеется, и «публицистичность» языка.

Историческое испытание и искушение

Четырнадцатый год… Заканчивается суицидальный для христианского человечества столетний период. Таковым он случился потому, что наши прадеды не выдержали того объема свободы, сложности, противоречий, неожиданно открывшихся возможностей и пр., который обрушился на них в конце XIX – начале XX в. (конечно, можно назвать и другие, не менее важные причины мирового самоубийства в августе 14-го)…

А что скажут о нас, о нашей весне-лете-осени четырнадцатого? Как будут оценены патриотический подъем большинства россиян, молчание меньшинства, протесты единиц? Какой исторический приговор будет вынесен русской власти, неожиданно вновь взявшейся за привычные дела – скажем мягко – собирать земли и пасти народы?

Кстати, о нашем народе. В грозные крымские и донецко-луганские дни на доске объявлений профкома нашего Института появились очередные белые листики, видимо, предназначенные членам этой организации, которой как будто бы и нет, но и все же немного есть. Обычно перед этой доской никого – что сегодня можно ожидать от профкома (теперь это слово звучит старомодно, как «милостивый государь»). Однако на этот раз люди там были. Что-то читали, комментировали, отходили довольными, приятно взволнованными. Будто получили какую-то моральную поддержку.

На этой доске было три текста. Сентиментальный стишок о русском Севастополе Александра Городницкого17, фрагмент статьи А.И. Солженицына18, направленный против эгоистического украинского национализма, довольно добродушный и, как это почти всегда у него в публицистике, поучающий, и стихотворение Иосифа Бродского19, необъяснимо-грубое, какое-то совершенно немыслимое для этого человека, оскорбительное для украинцев. Я не случайно именно в такой очередности поставил русских сочинителей. По возрастанию антиукраинства (у Городницкого его и вовсе нет, но в контексте наших дней прочитывается).

К чему я клоню? – Просвещенная научная публика, как всегда, колеблется. С одной стороны.., с другой… И хочется, и колется, и кто-то не велит… И Крым всегда был русский, это Никита-дурак разбазаривал наши земли, и Новороссия, и Донбасс, и князь Потемкин, и большевики с их насквозь фальшивой национальной (а по сути, антирусской) политикой. Но и нарушение международного права, и санкции, и Запад, и последствия… В общем черт ногу сломит. – А здесь ясно, недвусмысленно показано, куда ж нам плыть. И «наше все», наши безупречные Бродский и Солженицын говорят, куда. И как толковать происходящее.

Так что ж? Чего смущаться: разве прежние великие – Пушкин, Тютчев, Достоевский – учили нас иному?

Выходит, великая русская культура XIX–XX столетий, защитница униженных и оскорбленных, дает нам моральную санкцию поддержать и действия властей, и восторг соотечественников. Вновь мы «до Тавриды». И уже не фантастическим кажется, что «матерь городов русских…», и с замиранием шепчется тютчевское: Над русской Вильной «стародавней родные высятся кресты…»20. Но тише, тише…

Кстати, почему «тише»? Не кружилась ли сладко голова весной того 14-го – «Босфор, Дарданеллы, Царьград с Софией»? И «все как будто под рукою, и все как будто на века». Ну, ну. Посмотрим, во что выльется нашенская ситуация. А вот та, столетней давности, босфоро-дарданелльская завершилась величайшей катастрофой в русской истории. Сегодня даже и не понять, чего хотели эти господа (царь, бюрократия, генералы, общественники), почему благое будущее их Отечества связывалось с доминированием русских в этих районах Восточного Средиземноморья? Кстати, спросите об этом у миллионов россиян, которые уже два десятилетия проводят свои отпуска на курортах Турции.

Найдутся люди, которые скажут, что проливы и Царьград – одно, а русский Крым – другое. И если бы мы его сейчас не вернули, то в самом скором времени Севастополь из базы Черноморского флота РФ превратился бы в порт приписки какого-нибудь Шестого флота США. – Отвечу: вполне возможно. Американцы действительно, во всяком случае в последнее время, полагают значительную часть мира чем-то вроде вотчины. Правда, эта ожидаемая опасность нашему Крыму очень похожа на угрозу со стороны империализма США и НАТО для СССР в 1968 г. Тогда уверяли, что если бы Советский Союз не оккупировал Чехословакию, то через некоторое время над пражским Градом развевались бы враждебные «нам» флаги…

Да, за два столетия Крым сросся, сроднился с Россией, стал ее частью. К Малороссии он имел косвенное отношение (и наоборот). Даже 1954 год ситуацию принципиально не изменил. Однако распад СССР зафиксировал Крым в составе суверенной республики Украина21. Российская Федерация, наряду с другими государствами признала границы нового субъекта международного права и его территориальную целостность. Более того, подпись под Будапештским меморандумом (1994) сделала Россию, так сказать, привилегированным, эксклюзивным гарантом неприкосновенности территории Украины22.

Потеря Россией Крыма, если говорить выспренно, это плата за поражение наших предков в начале ХХ в. Под поражением я подразумеваю позорный Октябрь Семнадцатого и неудачу в героической попытке восстановить страну в ходе Гражданской. Иными словами, Крым перестал быть русским совсем не в результате решения Н.С. Хрущева. Он потерял русское имя после поражения русских на Перекопе. Впрочем, это касается всей страны. Все части Российской империи, включая Крым, превратились в части бывшей Российской империи. Кто и что из красных победителей подбирал, по сути, не столь важно. Они совершенно искусственно перекроили Россию на вымышленные республики, края, области, округа. Сегодня трудно разобраться, кто и на что имел право в стране, где семь десятилетий никто не имел прав ни на что. Можно, конечно, сказать, что схожим образом действовали европейские колонизаторы в Африке. Наверное, это так. Но большевики резали по живому в своей стране. Это, разумеется, не снимает ответственности с западных империалистов, но объясняет, почему Крым – иное.

И еще одно соображение. При всех эксцессах, безобразиях, несуразностях, при всей жестокости, крови, в условиях фактического раскола страны на две(?) части, в Киеве произошла народная революция. События конца 2013 – начала 2014 г. на Украине сопоставимы лишь с тем, что было в Центрально-Восточной Европе в 1989 г. Череда антикоммунистических и антисоветских революций: от «бархатной» революции в Чехии до кровавого свержения режима Чаушеску в Румынии. Их интенсивность и жестокость зависели от национальных традиций, от того, что в науке называется политической культурой. Именно это случилось на Украине. «Правый сектор», «бандеровцы», «фашиствующие группировки», вне всякого сомнения, в наличии, но не они определяют главное в украинской драме (революция всегда драма).

…Знаменательно, что майданный Киев, Крым, Донецко-Луганское восстание против победителей Януковича в своей совокупности существенно привели к резкому похолоданию политического климата в России, дальнейшему усилению репрессивно-авторитарного порядка, фактической адаптации верхов ко многим идеям «Изборского клуба». То есть тенденции, набиравшие все последние годы вес и влияние, постепенно превращаются в мейнстрим русской политики. Мы вновь попадаем под обаяние и искушение музыки «гром победы раздавайся…», «от тайги до британских морей…», «мы за ценой не постоим…». Разумеется, в таких обстоятельствах любое иное мнение, позиция, поступок квалифицируются как «каждый шаг в сторону – побег».

Россия вступила в историческую полосу глубоких испытаний.

О партийцах, чекистах и, как всегда, о русской власти

В 2012–2013 гг. я писал книгу о «русском настоящем и советском прошлом», и мне думалось, что ответ на «соотношение» этих двух миров чуть ли не найден. Что советское должно быть и будет преодолено. Пусть этот процесс и окажется долговременным. Ведь предупреждал же А.И. Солженицын: «Все народы Советского Союза нуждаются в долгом выздоровлении после коммунистической порчи, а русскому народу, по которому удар был самый истребительный и затяжной, нужно 150–200 лет выздоровления, мирной национальной России»23. Добавим только: удар по себе мы нанесли сами. И еще одно соображение Александра Исаевича представлялось мне принципиальным, неотменимым (представляется и сегодня, но…): «Соотношение между ними («русским» и «советским». – Ю.П.) такое, как между человеком и его болезнью»24. Я видел в этом послание тем – а их голоса все громче, все «массовее», – кто в той или иной форме и с разными целями стремится «оправдать» советское (так сказать, все действительное разумно).

…И вдруг в самом конце июня тринадцатого года, через месяц после выборов нового руководства Академии наук, за пару дней до начала летних вокаций «вероломно, без объявления войны» власть напала на РАН. Сразу же началось общественное, в том числе и академическое, сопротивление. В который раз за последние, с Болотной, годы показалось: у нас есть гражданское общество. Последовали переговоры, первое лицо государства – насколько это известно – согласилось отменить наиболее одиозные и разрушительные для отечественной науки предложения анонимных авторов законопроекта. В какой-то момент возомнилось: пусть и с потерями, пробоинами, но корабль Академии продолжит свой ход (ведь не за морями уже ее трехсотлетие; старейший российский светский институт!). – А затем между 11 и 17 сентября власть молниеносно разыгрывает комбинацию по «окончательному решению» академического вопроса. Все было сделано столь виртуозно, что к возмущению, обиде, непониманию добавились удивление и невозможность поверить во все это. Онемели уста, перехватило дыхание, глотку забило унижением.

И вновь, как в молодости, грохнул Галич: «Ты ж советский, ты же чистый, как кристалл! / Начал делать – так уж делай, чтоб не встал»! «А я ему по-русски, рыжему: / «Как ни целься – выше, ниже ли, / Ты ударишь – я, б.., выживу, / Я ударю – ты, б.., выживи!». «Ты, б.., думаешь, напал на дикаря? А я сделаю культурно, втихаря, / Я, б.., врежу, как в парадной кирпичом! – / Этот, с дудкой, не заметит нипочем!»25.

Не надо морщиться от неприличного слова, от уголовной лексики. Александр Галич был великий поэт и аутентично представлял мир, людей, их язык. Эта эстетика, этот экспрессионизм в полной мере выражают ментальность тех, кто осуществил очередной, бандитский наезд на русское гражданское общество, причем в особо циничных, издевательских формах. (Честно говоря, с младых ногтей не испытывал такого бессильного унижения. Помню, как нас, мальцов-первоклашек, старшие переворачивали головою вниз и, держа за ноги, вытряхивали копейки, которые родители давали на чай и пирожки. Обидно было до слез, да и сдачи этим верзилам не дашь…)

И вновь русская поэзия дает формулу того, что произошло: «Люди сметки и люди хватки / Победили людей ума – / Положили их на лопатки, / Наложили сверху дерьма. / Люди сметки, люди смекалки / Точно знают, где что дают, / Фигли-мигли и елки-палки / За хорошее продают. / Люди хватки, люди сноровки / Знают, где что плохо лежит. / Ежедневно дают уроки, / Что нам делать и как нам жить…» (Б. Слуцкий)26.

Так выходит, что «болезнь» (по А.И. Солженицыну) нас не оставила, что «советское» совсем не «прошлое»? Более того, может, перефразируя Е.И. Замятина, «советское прошлое» – наше будущее? Возможно. Но это вполне ожидаемый вывод. И стоит ли ради него огород городить? Думается, на самом деле ситуация сложнее. Ну, конечно, мы еще «больны», и у советского сохранился немалый потенциал. Важнее другое: да, наша самоэмансипация – громадное достижение русской истории. Однако ее, так сказать, вялоэволюционный характер наряду с плюсами имел (имеет) существенные минусы. Может быть, наиболее неприятный из них в том, что «болезнь» стала привычной, в известном смысле даже необходимой. То есть она уже и не болезнь вовсе, не девиантность, но – норма, нормативность для «русского настоящего». Полагать день сегодняшний преодолением (пусть и не окончательным) советизма нельзя. А это означает, что в начале XXI в. «русское» и «советское» почти равны друг другу (конечно, полной идентичности нет). И потому название моей книги («Русское настоящее и советское прошлое»27) следовало бы изменить на «Советско-русское настоящее-прошлое»…

Впрочем, это более или менее понятно. А вот стиль, тип поведения власти в ходе ее победоносного блицкрига против Академии наук (эх, не нашлось у нас своего Жукова, да и мы не уперлись, как наши отцы и деды под Москвой…) все-таки малообъясним. Зачем так? Просто Черчилль какой-то: «a riddle wrapped in a mystery inside an enigma»28… В общем мы вновь возвращаемся к теме «власть».

Но сначала скажем о значении для русского настоящего двух событий. Одно произошло в середине 80-х, второе незадолго до окончания 13-го года.

…16 декабря 1986 г. Михаил Горбачев позвонил сосланному в Горький академику Андрею Сахарову, который был главным символом противостояния коммунистическому режиму. Именно тогда стало ясно, что заявления верхов о начале новой эры – не очередной приступ демагогии, но действительные намерения. При этом Сахаров выдвинул условие своего возвращения в Москву и включения в процесс преобразований: освобождение политических заключенных. Михаил Сергеевич согласился и сдержал свое слово. А за несколько дней до этого в одном из пермских лагерей умер Анатолий Тихонович Марченко. Он объявил голодовку, требуя, чтобы мировое сообщество заставило советские власти прекратить уничтожение инакомыслящих (уничтожение – не перебор; популярный ныне Андропов за несколько лет до этих событий перешел к физической расправе над активистами диссидентского движения)…

В 1993 г. Россия провозгласила себя демократическим, конституционным, правовым, социальным государством. Ее строй базируется на принципах разделения властей, верховенства закона, примата международного права над национальным. Статьи Основного закона 1993 г., посвященные правам человека, могут быть признаны образцовыми для мирового сообщества. Свобода слова достигла небывалого для истории Отечества уровня.

Прошло двадцать семь лет.

19 декабря 2013 г. президент РФ В.В. Путин, закончив традиционную ежегодную пресс-конференцию, неожиданно заявил, что бывший олигарх М.Б. Ходорковский попросил у него помилования и получит его. Действительно, 20 декабря 2013 г., через десять лет и два месяца после ареста, в День работников госбезопасности (96 лет со дня учреждения ВЧК) Михаил Ходорковский был освобожден.

Два этих события, конечно случайно, пришлись на декабрь29. Действующие лица этих историй не похожи друг на друга. Объединяет случившиеся два события только одно: слава Богу, страдальцы были освобождены. Все остальное настолько несхоже, что даешься диву. На что потратили более четверти века?

Нет, время ныне другое. 20 декабря 2013 г. полковник запаса КГБ СССР Путин отпустил на свободу бывшего комсомольского функционера. Но теперь он служит в должности президента России, а комсомолец, в 90-е став одним из наиболее успешных олигархов («скорохватов», по терминологии А.И. Солженицына), в «нулевые» превратился в самого знаменитого зэка России, для многих в символ сопротивления авторитарному режиму и надежду либеральной общественности.

Такова ретроспективно-сравнительная диспозиция двух громких событий русской истории новейшего времени.

А теперь – о другом.

Как разуметь решение Путина выпустить Ходорковского? Думаю, это была еще одна победа президента. До нее – Сирия, Иран, Украина30, формирование большой коалиции в Германии (эти победы, как вскорости выяснилось, оказались пирровыми, но именно к ним тогда стремился Владимир Владимирович). Освобождение Ходорковского – такой бравурный финал большой музыкальной композиции.

Чего же хотел достичь этим освобождением наш президент? Кажется, правы все комментаторы этого события. Здесь – стремление улучшить имидж России перед Олимпийскими играми, желание послать человеколюбивый мессидж и Западу (уж больно расстроились там после договоренности с Януковичем), и русскому обществу (власть заботится обо всех, даже заблудшую овцу хотя сначала жестко и справедливо накажут, но потом великодушно помилуют), и правящей верхушке (могу всё, вашего мнения не спрашиваю, до конца никого не уничтожаю, но более всего ценю преданность).