Труды по россиеведению. Выпуск 3

Труды по россиеведению. Выпуск 3. 2011

От редактора

Настоящий выпуск «Трудов по россиеведению» строится вокруг двух блоков проблем:

– свобода и реформаторство в России – история и современные перспективы;

– Отечественная война 1941–1945 гг. как историческое явление и «место памяти» советского и постсоветского обществ.

Нам представляется, что именно эти проблемы формируют «повестку дня» России 2010-х. Являясь основой социальной идентификации, они не только консолидируют, но и разделяют: это своеобразные линии размежевания/раскола российского общества.

В материалах сборника акцентируется связь тем свободы и войны/ памяти, на первый взгляд, весьма друг от друга далеких. Самоопределяясь в их отношении, российское общество формирует собственные перспективы: будет ли оно конституироваться на принципах личной ответственности и правового регулирования или «уложится» в рамки традиционной формулы «самодержавие – православие – советскость/народность» и соответствием ей станет измерять собственную стабильность/успешность.

Разговор о свободе требует предварительного пояснения. Свобода/несвобода – вовсе не абстрактные категории. Говоря о социальной свободе, мы имеем в виду расширение зоны личной ответственности, обеспеченной правом. При этом речь идет о всех сферах жизни общества – экономике, политике, культуре и т.д. Свобода – это не вольница, а правовой порядок, где социальная жизнь регулируется правом (а не через иные формы – религиозные или властно-насильнические), установлено правовое равенство (все являются равными правосубъектами) и правовая однородность (действует одна для всех правовая система). Залог свободы – наличие свободы выбора. Организация общественной жизни на началах свободы предполагает достаточный уровень экономического развития.

Социальная несвобода, в нашем представлении, это расширение табуизированной зоны, где действует система автоматических табу/запретов, обеспеченная произволом. Несвобода – всегда насилие (одного над всеми или всех над одним), т.е. отрицание договора/компромисса как принципа социального регулирования, а значит, и разнообразия общественных интересов; всегда неравенство («держатели» несвободы приобретают преимущества в разных социальных сферах, распределение/иерархия которых в любой момент могут быть поставлены под сомнение и пересмотрены); всегда ограничение выбора, отказ от личной ответственности и нейтрализация правовых норм (Конституция в несвободном обществе не работает – ей нечего обеспечивать, так как не действует правопорядок; «управляют» правом в своих интересах те, кто обладает социальными преимуществами); всегда упрощение (социальное, управленческое, культурное, антропологическое и т.п.) – вплоть до элементаризации; всегда тяготение к закрытости – закрытому типу отношений, институтов и проч.

При этом в условиях несвободы можно чувствовать себя вполне комфортно: здесь сняты темы индивидуальной инициативы и ответственности, но действенны формы коллективного взаимодействия и защиты, а порядок достигается почти автоматическим, как в армии или тюрьме, следованием нормам господства/подчинения, общего жизненного распорядка (показательно, что одна из определяющих черт советского человека – ожидание установки «сверху»). Свобода же, связанная с постоянным, подчас сложным выбором, рождает чувства страха и неуверенности. Движение от несвободы к свободе – глубокий преобразующий процесс, который не ограничивается созданием институтов, подготовкой судей, изданием юридических текстов, оснащением судов и полиции современными техническими средствами. Это прежде всего сложная культурно-ментальная перестройка.

В настоящем выпуске «Трудов по россиеведению» делается попытка рассмотреть тему свободы в России ретроспективно, причем как в историософском, так и в конкретно-историческом отношениях. В работах Ю.С. Пивоварова и В.П. Булдакова прошлое выступает своеобразной призмой для анализа современной российской жизни, «исходной площадкой» для обсуждения социальных перспектив. Их дополняют материалы рубрики «Наследие – наследникам», посвященные проблеме конституционализма в пореформенной России. Современная ситуация в стране придает этой «ретроспекции» неожиданно острую актуальность.

История освоения Россией темы свободы – это рассказ о том, как формируется современное, т.е. построенное на началах свободы и взаимной ответственности, общество. Вариантов такого рассказа, как показывают материалы выпуска, может быть множество. Весьма перспективным представляется изучение истории понятия «свобода» («воля»/«вольность») – скажем, в политико-правовом дискурсе XVII–XVIII вв. (см. статью А.Б. Каменского). Такого рода исследования вносят определенность в общий разговор о России: проблема категорий/языка, на котором мы говорим, – это проблема адекватности/качества разговора. В работах В.В. Лапкина, С.В. Беспалова, В. Дённингхауса тема свободы конкретизируется через анализ «механизмов» великих реформ конца XIX – начала XX в. Из тех вопросов, которые поднимают авторы, особое значение имеют, на наш взгляд, следующие: об ответственности элит – инициаторов преобразований и характере адаптации к ним массового человека (в данном случае – российского крестьянина; отсюда такое внимание к аграрной реформе); о росте в обществе в ответ на эмансипационную «перестройку» потенциала несвободы и возможностях его компенсации/сдерживания; о критериях оценки прошлых реформ каждой новой современностью (иначе говоря, об основаниях различения «неудачников» и «героев» в истории страны).

О последнем вопросе скажем несколько слов. Эпоха трех последних царствований – не только ее люди, но и тенденции, в ней действовавшие, – имеет едва ли не самую устойчивую в нашей истории репутацию неудачной. Реформы/перемены рубежа XIX–XX вв. дискредитировала революция. Почти все ХХ столетие взгляд на то время формировали «победители» (те, кто воспользовался «неудачей»), а также те, кто числил (и числит) себя среди пострадавших от «исторического поражения». «Победители» и «пострадавшие» выносят эпохе обвинительный вердикт, одинаково оценивая ее в «перспективе» конца. Позднеимперское реформаторство не признано «нашим» (подходящим/адекватным данному типу социума и потому результативным) типом преобразований; мы по-прежнему ищем «великих реформаторов»/«героев» в начале XVIII или в середине ХХ в. Правда, современные исследователи уже не только объясняют, оперируя фактами, как эпоха шла к гибели, но и пытаются понять, каким образом она эволюционировала и с чем не справилась, на чем надломилась. Однако освободиться от убеждения в предопределенности (исторической закономерности) неудачи не могут. Здесь, как мне кажется, работает наш опыт – концентрированный, страшный, навязчивый опыт несвободы, сформировавший русского человека XX–XXI вв.

Собственно, в конце XIX – начале XX в. решалось, на каких основаниях будет строиться массовое общество в России. История становления советского общества – это история того, как исключить свободу практически из всех сфер человеческих отношений, задавить архаикой те культурно-ментальные вызовы, которые принесла с собой современность. Бульшую часть ХХ столетия русско-советский человек прожил в условиях несвободы (хотя, конечно, и в советской системе присутствовали какие-то элементы выбора, какие-то альтернативы). Это отучило его от личной ответственности, самоуправления и самоорганизации (в смысле не только социальном, но и индивидуальном – даже по отношению к самому себе). По своим доминирующим культурно-ментальным параметрам постсоветский человек – человек несвободный. Это проявляется не только в равнодушии к проблеме политических прав и их реализации. Для нашего массового человека, к примеру, «нормативным» является государство как распределяющая («дающая», «кормящая»), контролирующая и «поучающая» (воспитательная) инстанция. Ему крайне дискомфортно в условиях «ухода» такого государства, сворачивания им социальных обязательств – он чувствует себя одиноким, брошенным, «лишенцем». Здесь разгадка крайне противоречивых, необъяснимых с точки зрения обычной логики его отношений с современным государством.

Несмотря на давление опыта несвободы, во второй половине ХХ в. наше общество накопило массовый эмансипационный потенциал. Отчасти он реализовался в перестройку и, как бы ее ни оценивать, был ею подпитан. Этот потенциал неизбежно будет искать возможности для дальнейшей реализации. Иначе говоря, наше общество попытается освоить имеющиеся свободы и нарастить их объем. Это, в свою очередь, потребует выработки в отношении него более сложных управленческих решений. Однако в целом современная Россия – формально свободная страна, которую «держит» память недавнего рабства. Сейчас именно это – главный барьер на пути появления в ней массового свободного человека, субъекта социальных преобразований/развития, и свободного общества.

Русский опыт несвободы так или иначе анализируется во многих материалах выпуска. Это главная тема рубрики «Взгляд со стороны», в которой рассматриваются современные зарубежные исследования по истории сталинского СССР (рефераты О.В. Большаковой). По существу об этом же материалы семинара Центра россиеведения, «героем» которого стал В.И. Ленин. Как интеллектуал, он оставил значительное теоретическое наследие, о котором на семинаре говорил наш гость – венгерский профессор Т. Краус, но с социально-политической точки зрения явился «псевдонимом» темы несвободы в России. Ленин – творец, персонификатор главного социального «проекта» ХХ в., в котором человек был избавлен и от личной ответственности, и от личных прав.

И этот же «проект» оставил по себе воспоминания, составляющие предмет национальной гордости постсоветского человека. Главное такое воспоминание – Великая Отечественная война, изучению образов которой посвящен специальный раздел выпуска. Повторю, мы видим непосредственную связь Великой войны с темой российской свободы. Она дала советскому человеку ощущение стояния за национальные интересы, ценой которого была его жизнь. Не случайно именно тогда в советском обществе возродилась тема свободы, связавшая его с предреволюционной Россией, всей русской историей и новым, современным миром. Отечественная, несмотря на ужасы, горе, насилие, жертвы, и Победа – опыт обретения свободы советским человеком, давший толчок процессу раскрепощения советского общества. В современной России как-то не принято рассматривать войну с этой точки зрения, что указывает на качество нашего социального порядка.

И, наконец, в материалах выпуска присутствует «внешний», сопоставительный контекст. Парадоксально, но недавний опыт свободы, открытия СССР/России миру имел следствием приступ культурно-ментального «замыкания» россиян в (и на) себе, своего рода отрицание ими внешней перспективы. В этой ситуации адекватный сопоставительный анализ России с современным (тем, что и задает основные параметры современности) миром представляется особенно важным. Тема «Россия и Европа» связывает работы, помещенные в рубриках «Современная Россия» и «Рецензии».

Завершает выпуск «Трудов по россиеведению» «Публицистическая мозаика», построенная на тех же темах, что и основные его материалы. Главным в «избранных местах» современной публицистики является для нас не обсуждение отношений власти и общества, а вопрос о качестве современного порядка: насколько он терпим к проявлениям и росткам свободы, способен ли выдержать испытание разными точками зрения, «нагрузку» разнообразием, множественностью, плюральностью и эволюционировать в эмансипационном направлении. Собственно, это вопрос о будущем – о том, какими быть нам и стране в ближайшее время.

И.И. Глебова

Россия в зеркале русской поэзии

В этом выпуске «Трудов…» мы продолжаем нашу стихотворную рубрику. На этот раз ее составляет поэтическая подборка, объединенная темой «свобода/несвобода»1. Нам представляется, что в этих стихах чувствуется не просто живая причастность к истории России ХХ в., к советской эпохе. Это и есть наша история, переданная поэтическим языком: ее надежды и разочарования, ужасы и победы, заблуждения, страхи и прозрения. Это не только историческое самооправдание советского человека, но и самоанализ: рассказ о том, что случилось со страной, с нами.

Моральный кодексНа равенство работать и на братство,А за другое – ни за что не браться.На мир трудиться и на труд,все прочее – напрасный труд.Но главная забота и работаподенно и пожизненно – свобода.* * *В тетрадочки уставя лбы,в который раз, какое поколениеиспытывает успокоениеот прописи: «Мы – не рабы!»Б. Слуцкий* * *А Бог с вами!Будьте овцами!Ходите стадами, стаямиБез меты, без мысли собственнойВслед Гитлеру или Сталину.Являйте из тел распластанныхЗвезду или свасты крюки.М. Цветаева1934Гуляли – целовались, жили-были…А между тем, гнусавя и рыча,Шли в ночь закрытые автомобилиИ дворников будили по ночам.Н. Коржавин1944* * *Я живу в ожидании краха,унижений и всяких утрат.Я, рожденный в империи страха,даже празднествам светлым не рад.Всё кончается на полусловераз, наверное, по сорок на дню…Я, рожденный в империи крови,и своей-то уже не ценю.Б. Окуджава1979Словно смотришь в бинокль перевернутый…Мы, пройдя через кровь и страдания,Снова к прошлому взглядом приблизимся,Но на этом далеком свиданииДо былой слепоты не унизимся.Слишком много друзей не докличетсяПовидавшее смерть поколение,И обратно не все увеличитсяВ нашем горем испытанном зрении.К. Симонов1941* * *Мой товарищ, в смертельной агонииНе зови понапрасну друзей!Дай-ка лучше согрею ладони яНад дымящейся кровью твоей.Ты не плачь, не стони,Ты не маленький,Ты не ранен, ты просто убит.Дай на память сниму с тебя валенки,Нам еще наступать предстоит.Ион Деген1944ТерпеньеСталин взял бокал вина(может быть, стаканчик коньяка),поднял тост – и мысль его должнасохраниться на века:за терпенье!Это был не просто тост(здравницам уже пришел конец).Выпрямившись во весь рост,великанам воздавал малецза терпенье.Трус хвалил героев не за честь,а за то, что в них терпенье есть.Вытерпели вы меня, – сказалвождь народу. И благодарил.Это молча слушал пьяных зал.Ничего не говорил.Только прокричал: «Ура!»Вот каковская была пора.Страстотерпцы выпили за страсть,выпили и закусили всласть.* * *Ордена теперь никто не носит.Планки носят только чудаки.И они, наверно, скоро бросят,Сберегая пиджаки.В самом деле, никакая льготаЭтим тихим людям не дана,Хоть война была четыре года,Длинная была война.Впрочем, это было так давно,Что как будто не было и выдумано.Может быть, увидено в кино,Может быть, в романе вычитано.Нет, у нас жестокая свободаПомнить все страдания. До дна.А война – былаЧетыре года.Долгая была война.Б. СлуцкийЯ выбираю свободуСердце мое заштопано,В серой пыли виски,Но я выбираю Свободу,И – свистите во все свистки!И лопается терпенье,И тысячи три рубакВострят, словно финки, перья,Спускают с цепи собак.Брест и Унгены заперты,Дозоры и там, и тут,И все меня ждут на Западе,Но только напрасно ждут!Я выбираю Свободу, –Но не из боя, а в бой,Я выбираю свободуБыть просто самим собой.И это моя Свобода,Нужны ли слова ясней?!И это моя забота –Как мне поладить с ней.Не слаще, чем ваши байки,Мне гордость моей беды,Свобода казенной пайки,Свобода глотка воды.Я выбираю Свободу,Я пью с нею нынче на «ты».Я выбираю свободуНорильска и Воркуты.Где вновь огородной тяпкойНад спинами пляшет кнут,Где пулею или тряпкойОднажды мне рот заткнут.Но славно звенит дорога,И каждый приют, как храм.А пуля весит немного –Не больше, чем восемь грамм.Я выбираю Свободу, –Пускай груба и ряба,А вы, валяйте, по капле«Выдавливайте раба»!По капле и есть по капле –Пользительно и хитру,По капле – это на Капри,А нам – подставляй ведро!А нам – подавай корыто,И встанем во всей красе!Не тайно, не шито-крыто,А чтоб любовались все!Я выбираю Свободу,И знайте, не я один!И мне говорит «свобода»:«Ну, что ж, – говорит, – одевайтесьИ пройдемте-ка, гражданин».А. Галич1970* * *Июнь был зноен. Январь был зябок.Бетон был прочен. Песок был зыбок.Порядок был. Большой порядок.С утра вставали на работу.Потом «Веселые ребята»в кино смотрели. Был порядок.Он был в породах и парадах,и в органах, и в аппаратах,в пародиях – и то порядок.Над кем не надо – не смеялись,кого положено – боялись.Порядок был – большой порядок.Порядок поротых и гнутых,в часах, секундах и минутах,в годах – везде большой порядок.Он длился б век и вечность длился,но некий человек свалилсяи весь порядок развалился.* * *Госудбри должны государить,государство должно есть и питьи должно, если надо, ударить,и должно, если надо, убить.Понимаю, вхожу в положенье,и хотя я трижды не прав,но как личное пораженьепринимаю списки расправ.Б. СлуцкийДушаДуша моя, печальницаО всех в кругу моем,Ты стала усыпальницейЗамученных живьем.Тела их бальзамируя,Им посвящая стих,Рыдающею лироюОплакивая их.Ты в наше время шкурноеЗа совесть и за страхСтоишь могильной урною,Покоящей их прах.Их муки совокупныеТебя склонили ниц.Ты пахнешь пылью трупноюМертвецких и гробниц…Б. Пастернак1956Без названияПосвящается Р. БеньяшВот пришли и ко мне седины,Распевается воронье!«Не судите, да не судимы…» –Заклинает меня вранье.Ах, забвенья глоток студеный,Ты охотно напомнишь мне,Как роскошный герой – Буденный –На роскошном скакал коне.Так давайте ж, друзья, утроимНаших сил золотой запас,«Нас не трогай, и мы не тронем…» –Это пели мы! И не раз!..«Не судите!»Смирней, чем Авель.Падай в ноги за хлеб и кров…Ну, писал там какой-то Бабель,И не стало его – делов!«Не судите!»И нет мерила,Все дозволено, кроме слов…Ну, какая-то там МаринаЗахлебнулась в петле – делов!«Не судите!»Малюйте зори,Забивайте своих козлов…Ну какой-то там «чайник» в зонеВсе о Федре кричал – делов!– Я не увижу знаменитой Федрыв старинном, многоярусном театре……Он не увидит знаменитой ФедрыВ старинном, многоярусном театре! –Пребывая в туманной черности,Обращаюсь с мольбой к историку –От великой своей ученостиУдели мне хотя бы толику!Я ж пути не ищу раскольного,Я готов шагать по законному!Успокой меня, неспокойного,Растолкуй ты мне, бестолковому!А историк мне отвечает:«Я другой такой страны не знаю…»Будьте ж счастливы, голосуйте,Маршируйте к плечу плечом,Те, кто выбраны, те и судьи,Посторонним вход воспрещен!Ах, как быстро, несусветимыДни пошли нам виски седить…«Не судите, да не судимы…»Так вот, значит, и не судить?!Так вот, значит, и спать спокойно,Опускать пятаки в метро?!А судить и рядить – на кой нам?!«Нас не трогай, и мы не тро…»Нет! Презренна по самой сутиЭта формула бытия!Те, кто выбраны, те и судьи?!Я не выбран. Но я – судья!1967Ночной дозорКогда в городе гаснут праздники,Когда грешники спят и праведники,Государственные запасникиПокидают тихонько памятники.Сотни тысяч (и все – похожие)Вдоль по лунной идут дорожке,И случайные прохожиеКувыркаются в «неотложки».И бьют барабаны!..Бьют барабаны,Бьют, бьют, бьют!На часах замирает маятник,Стрелки рвутся бежать обратно:Одинокий шагает памятник,Повторенный тысячекратно.То он в бронзе, а то он в мраморе,То он с трубкой, а то без трубки,И за ним, как барашки на море,Чешут гипсовые обрубки.И бьют барабаны!..Бьют барабаны,Бьют, бьют, бьют!Я открою окно, я высунусь,Дрожь пронзит, будто сто по Цельсию!Вижу: бронзовый генералиссимусШутовскую ведет процессию.Он выходит на место лобное,«Гений всех времен и народов!»И как в старое время доброеПринимает парад уродов!И бьют барабаны!..Бьют барабаны,Бьют, бьют, бьют!Прет стеной мимо дома нашегоХлам, забытый в углу уборщицей,Вот сапог громыхает маршево,Вот обломанный ус топорщится!Им пока – скрипеть, да поругиваться,Да следы оставлять линючие,Но уверена даже пуговица,Что сгодится еще при случае.И будут бить барабаны!Бить барабаны,Бить, бить, бить!Утро родины нашей розово,Позывные летят, попискивая,Восвояси уходит бронзовый,Но лежат, притаившись гипсовые.Пусть до времени покалечены,Но и в прахе хранят обличие,Им бы гипсовым человечины –Они вновь обретут величие!И будут бить барабаны!..Бить барабаны,Бить, бить, бить!А. Галич1962–1964* * *Крепостное право, то, что крепчеи правее всех его отмен,и холопства старая короста,отдирать которую не просто,и довольство паствы рабством,пастыря – кнутом и монотонностьповторенья всякого такогона любой страницекратких курсов, полных курсоввсех историй.Это было? Это есть и будет.Временами спящего разбудитпьяного набата голошеньеили конституций оглашенье.Временами словно в лихорадкена обычной огородной грядкевырастит история бананыили даже ананасы.Вырастит, но поздно или раноскажет равнодушно: «А не надо!»* * *Я был либералом,при этом – гнилым.Я был совершенно гнилым либералом,увертливо скользким, как рыба налим,как город Нарым – обмороженно вялым.Я к этому либерализму пришелне сразу. Его я нашел, как монету,его, как билетик в метро, я нашели езжу, по этому езжу билету.Он грязен и скомкан. С опаской беретего контролер, с выражением гнева.Но все-таки можно проехать вперед,стать справа и проходить можно слева.О, как тот либерализм ни смешон,я с ним, как с шатром переносным, кочую.Я все-таки рад, что его я нашел.Терять же покуда его не хочу я.Б. Слуцкий

Современная Россия

Русское настоящее и советское прошлое

(Размышления с позиций «civic culture»)Ю.С. Пивоваров

Не исключено, что 2011 год впоследствии назовут рубежным. Во всяком случае, сейчас у многих ощущение конца чего-то старого и начала чего-то нового. Вопрос в том, от какого старого Россия, возможно, собирается перейти и к какому новому? – Сохраняя осторожность, сделаем предположение. Наше общество переросло то устройство, которое сложилось у нас в послевоенный хрущевско-брежневский период, во многом трансформировалось в ходе революции конца 80-х – начала 90-х годов и обрело свой нынешний вид в путинское десятилетие. Я настаиваю на том, что русская социальная эволюция шла именно таким образом. Ленинско-сталинский режим тотальной переделки, суицидального террора, беспримерно-насильственной мобилизации и отказа от универсальных человеческих ценностей сошел на нет в ходе Отечественной освободительной войны и мракобесных судорог середины века. После ХХ съезда начинают завязываться основы гражданского общества, а победившая Сталина номенклатура переходит от людоедства к более естественным формам социального питания. Иными словами, на смену мобилизации и террору являются медленно-противоречивая эмансипация и скромное потребление. Горбачевско-ельцинский период проводит полную демобилизацию и отдает Россию на разграбление наиболее витальной и современной части советской номенклатуры. Историческое значение Владимира Путина состоит в создании эффективного механизма по эксплуатации материальных богатств России в пользу небольшой части общества. В сфере политики и идеологии устанавливается уникальный строй – самодержавно-наследственное (или преемническое, или сменщицкое) президентство, опирающееся на авторитарно-полицейско-криминальную «систему» и отказавшееся от правовой и исторической легитимности.

Так вот, кажется, этот порядок перестал «соответствовать» русскому обществу даже минимально. И оно готово перейти к другим социально-властным отношениям.

Собственно говоря, этому и посвящена предлагаемая работа. Внешне, как и в первом, и втором выпусках «Трудов…», она носит эклектический, мозаичный характер. Но внутренне стягивается попыткой понимания некоторых ключевых тем: как возможна русская свобода; в чем и зачем реформы; каковы природа советского и советизма; основные черты наличного социального порядка; некоторые «архетипы» русской эволюции и др.

О русской свободе и некоторых важных датах – юбилеях 2011 г

Ключевая (но не единственная) тема этого выпуска «Трудов» – свобода в России, русская свобода, движение к освобождению и т.п. Выбор этой темы в текущем году не случаен. Исполнилось 150 лет со дня освобождения крестьян от крепостного состояния. Это событие В.О. Ключевский полагал величайшим в отечественной истории. Мы же теперь понимаем, что это было не только высшим достижением русского эмансипационного дела, но и началом трагического перегона России «от села Бездна к станции Дно» (В.В. Набоков). Действительно, пореформенная Россия (1861–1917), с одной стороны, стала золотым веком русской социальности, а с другой – прелюдией советского большевизма. Кстати, в этом же году исполняется 20 лет с момента краха коммунистического режима. И это тоже важнейший повод говорить о свободе.

Но есть даты менее заметные, менее громкие, хотя по своей внутренней силе заставляющие помнить их. 90 лет назад молодой ленинский режим впервые открыто пошел на русский народ. И если поведение коммунистов в Гражданской войне хоть как-то может быть оправдано стремлением к установлению социальной справедливости, которая, с их точки зрения, отсутствовала в царской России, то зверское подавление Кронштадта и Антоновского восстания не имеет объяснений даже с помощью большевистской демагогии. Ведь ленинцы выступали от имени народа (как они утверждали) – здесь же народ явно сказал им: «Нет!» То есть это событие – одновременно начало борьбы режима с собственным народом и начало народного сопротивления этому режиму, которое – мы должны помнить – не прекращалось никогда. И даже если оно в целом не вылилось в открытое противостояние (а все-таки бывало и такое), то находило себе другие формы. Напомним хотя бы результаты переписи населения 1937 г., когда огромное число советских граждан не побоялось открыто назвать себя верующими.