Слушаю и повинуюсь

– Пусть только попробует. Я ее сразу выведу.

– У меня на душе как-то неспокойно.

– Не волнуйся, всё в порядке. Я с тобой.

Музыканты сыграли заключительные аккорды, и Стас громко объявил:

– Ребята, что-то у меня в горле пересохло. Не пора ли нам присесть к столу и продолжить праздник? Кто созрел для очередного тоста?

Олеся за стол садиться не стала. Зашла за стойку бара и принялась о чем-то весело болтать с Владимиром. Потом куда-то исчезла.

Ульяна сидела как на иголках. Она ничего не могла с собой поделать. Её глаза постоянно искали бывшую девушку Стаса. Вот она снова появилась уже вместе со Светланой, долго с ней перешептывалась и вдруг села за стол в самом конце, отдельно от всех. Села и о чем-то грустно задумалась.

Не прошло и двух минут, как к Стасу подошла сестра. Наклонилась так, чтобы ее обязательно слышала Ульяна. Начала издалека.

– Всё в порядке, Стасик? Ты не голодный? Ты не скучаешь? Ой, а что это Олеся сидит одна? Она же твоя девушка, значит должна рядом сидеть…

«Господи, еще один дешевый спектакль, – подумала Ульяна. – Нет, надо уходить, и как можно быстрее»

– Слушай Свет, не порти мне праздник. Я сам разберусь, кто моя девушка, и где она должна сидеть. Займись своим делом.

– Я-то занимаюсь, а вот ты, похоже, совсем запутался.

Девушка отошла и подала сигнал Олесе, разведя в сторону руки. Мол, ничего не получается.

Стас поднялся.

– Ребята, хочу вам сказать, что нам с Дэном, совсем недавно довелось поработать на танцах. И знаете что, это оказалась совсем неплохой практикой. Я считаю, что настоящий музыкант должен уметь играть всё. А вот наша солистка, – Юля. Давайте попросим ее что-нибудь исполнить.

Зал дружно зааплодировал, а Ульяна процедила сквозь зубы:

– Стас, ты что, я же не готовилась.

– Какая разница, посмотри, все уже навеселе. Пойдем. Дэн, ребята, давайте на сцену.

Уговаривать музыкантов два раза не пришлось. Солистка взяла микрофон. Стас сел за установку, прошелся по всем барабанам, спросил:

– Ну, что играем?

Ульяна решила посвятить Стасу медленную песню – «Любовь, похожая на сон». Её приходилось часто исполнять в пансионате. И, несмотря на то, что девушка не репетировала, не распевалась, ее голос неожиданно зазвучал так красиво, разлился по залу таким волшебным нектаром, что притихли, казалось, даже самые непримиримые рокеры. Завладеть вниманием зала всегда очень сложно, а если в зале находятся музыканты, – сложнее на порядок. Ульяна увидела десятки горящих глаз, обращенных в ее сторону, и на нее нахлынуло такое вдохновение, что она не сразу поняла, почему к ее голосу все громче и громче стал примешиваться какой-то посторонний звук.

Ребята за столом начали крутить головой, не понимая, что происходит, а через минуту из кухни в бар кинулся Владимир. Большой японский телевизор, висящий там на специальных кронштейнах и работающий до этого в режиме «без звука», неожиданно загрохотал на полную мощность. Вот только найти пульт дистанционного управления, который до этого всегда лежал на стойке, мужчина не смог, и, пока он, ползая на четвереньках, пытался разобраться в паутине проводов, чтобы выдернуть из розетки именно тот, который идет к телевизору, песня, была безнадежно испорчена.

Ульяна сошла со сцены, но до своего места за столом шла, тем не менее, под гул одобрительных аплодисментов. Оставаясь актрисой в любых ситуациях, она с улыбкой раскланялась перед гостями и даже нашла в себе силы послать всем воздушные поцелуи. Кто постарался сорвать ее выступление, – догадаться было не трудно.

Настроение испортилось окончательно. Теперь девушка ждала только одного – завершения вечера. И к полуночи все как-то сразу, не сговариваясь, потянулись к выходу. Стас принимал бесконечные прощальные поздравления, провожал друзей, выносил подарки, складывая их в машине отца. Ульяна вызвалась ему помочь, даже взяла какие-то коробки, но тут к ней неожиданно подошла Светлана.

– С вами хочет поговорить наша мама, – процедила она сквозь зубы, глядя в сторону. – Пройдите, пожалуйста, на кухню.

Девушка указала рукой на дверь и пошла вперед. Ульяна возвратила подарки на прежнее место и двинулась за ней на ватных ногах. Зачем ее приглашают на какой-то разговор? Что хотят сказать? Может, решили познакомиться? Ульяна терялась в догадках. Она бросила взгляд, полный надежды, в опустевший зал, но Стаса, единственного, кто мог бы ее спасти, не увидела. Он, в это время помогал друзьям ловить такси.

Оказавшись на кухне среди неприглядных плит, котлов, больших кастрюль и черных обгоревших сковородок диаметром в полметра, Ульяна не сразу заметила невысокую женщину в поварском колпаке и в несвежем фартуке, о который она вытирала руки. Своего сына женщина напоминала очень отдаленно. Стас больше походил на отца, а вот сходство со Светланой было налицо.

Ульяна уже собралась включить всё своё обаяние, представиться, рассказать о себе, но, увидев, как из соседнего помещения вышла Олеся, все слова застряли у нее в горле. Ей казалось, что бывшая девушка Стаса после инцидента с телевизором давно сбежала, а она, получается, отсиживалась на кухне. Ждала момента, чтобы ужалить, да побольнее, добить окончательно, разорвать, раздавить, растоптать, насладиться победой над ненавистной соперницей. Что она наговорила матери Стаса, оставалось только догадываться. Расположившись у женщины за спиной, она окатила Ульяну таким ледяным взглядом, а губы скривила в такой язвительной усмешке, что у девушки стали подкашиваться ноги.

Ульяна сделала еще одну попытку выдавить из себя хотя бы слово, но мать Стаса ее опередила.

– Ну, вот что, девонька, – начала она, тоном не предвещавшим ничего хорошего. – Вижу, подкрасилась ты сегодня неплохо, только всё это напрасно. За тенями да помадами возраст не скроешь.

– А маленькая собачка до старости щенок, – вставила Олеся.

– Тебе годиков-то сколько, девонька, уже под тридцать, небось? – Продолжала женщина. – И замужем, поди, уже раза два–три побывала, и детишек семеро по лавкам?

Ульяна хотела возразить, но поняла вдруг, что никто ее здесь не собирается слушать. А женщина всё не унималась.

– Муженьков своих престарелых, сдается мне, спровадила, а теперь за молоденького принялась. Не выйдет! Я не позволю. Я – мать! Я сыночка своего тебе не отдам. Я трупом между вами лягу.

– Но я…

– У Стасика девушка есть. Добрая, порядочная. Вот она – Олеся. Семью хочет создать, детишек нарожать, мне – внуков. Ребята два года встречаются, и всё у них хорошо было до твоего появления. Случилась размолвка, согласна, с кем не бывает, а ты ситуацией и воспользовалась. Нехорошо это, непорядочно. Скажу больше – подло это. Стасик мальчик влюбчивый. Его помани пальчиком любая, он и пойдет. Вот ты и поманила и в постель свою, поди, уложить успела, чтобы уж наверняка.

– Хм, конечно, – вновь подала голос Олеся. – Станет он вот с этой в постель ложиться…

– Ты, девонька, вот что. Ты от моего сына отстань. Ничего у тебя не получится. Не на того ты нацелилась. Промашка у тебя со Стасиком вышла. А не отстанешь, я тебя так в твоем театрике ославлю, век не отмоешься. Куда не поедешь, слава за тобой хвостом потянется. Так, что ступай отсюда по-хорошему.

Ульяна стояла ни жива, ни мертва. Такого унижения она не испытывала ни разу в жизни. Её только что смешали с грязью, об неё вытерли ноги, её отчитали как нашкодившую собачонку, бросали в лицо несправедливые обвинения, не позволили вымолвить ни слова, ни полслова. А теперь… Теперь ее выгоняют…

Ульяна не могла двинуться с места. Ее ноги словно приросли к полу. В горле стоял комок. Напомнить о себе решила и Олеся.

– Послушай, тетя, – заявила она, – тебе разве не ясно сказали – иди отсюда, да поживей, а то ведь мы тебя пинками подгоним.

Она хотела еще что-то добавить, но в это время на кухню зашел Владимир. Ульяна направилась к дверям, ведущим в зал, но женщина перегородила ей дорогу.

– Пройдешь через двор, – сказала она тихо, кивая в сторону служебного выхода. Выйдешь на улицу, а там сама разберешься. Не маленькая. И помни – если неприятностей не хочешь, к Стасику не приближайся.

За спиной Ульяны захлопнулась дверь, и мир, в котором она жила до сегодняшнего дня, перестал для нее существовать. Там, за этой дверью, совсем рядом остались все её мечты, все надежды, там осталось главное, без чего её жизнь теперь теряла всякий смысл, – там остался Стас.

Из-за слез, застилавших глаза, Ульяна шла почти вслепую, мимо каких-то ящиков, натыкаясь на железные лотки, опрокидывая невидимые бидоны и вскоре, действительно, вышла на оживленную улицу. Машины на большой скорости проносились мимо, но одна все же остановилась. Из нее выбежал встревоженный мужчина, спросил, не нужна ли девушке помощь.

– Давайте я вас подвезу! Вы где живете?

Ульяна назвала адрес, и мужчина участливо помог ей сесть на заднее сиденье.

Всю дорогу он пытался девушку успокоить. Рассказывал всякие истории из своей жизни.

– Знаете, – говорил он весело, – когда я разводился со своей женой, мне казалось, что жизнь закончилась, так мучился, так страдал, что руки на себя хотел наложить, но постепенно успокоился. Привык. Одному-то оказалось не так уж и плохо. Сам себе хозяин, хочу футбол смотрю, хочу пиво пью, никто меня не пилит, никто над душой не стоит. А через год встретил её на улице, идет мрачная, грустная, сумки тащит. Ну, я, понятно, помог, донес тяжести до подъезда, а она вдруг говорит, давай начнем всё сначала, мы же так хорошо с тобой жили, и смотрит так жалобно, так преданно. Нет, думаю, увольте. Больше я на те же грабли не наступлю. Ушла – до свидания. Она мне – Вася, Вася, а меня, не поверите, смех разбирает. И вы тоже смеяться будете, но только не сейчас. Время должно пройти. Время раны лечит.

Ульяна ничего не слышала. В голове у нее словно молотом стучали слова женщины: «Я сына тебе не отдам! Я трупом между вами лягу! Уходи по-хорошему, а не то…». Как же это всё страшно обидно, несправедливо, унизительно. Но, с другой стороны, её ведь тоже можно понять. Стас действительно еще мальчишка, а она? Зачем она поехала тогда на этот рок-фестиваль? Зачем стала бегать к нему на свидания? Почему позволила ему влюбиться? Почему влюбилась сама? Неужели не знала, чем всё закончится? Знала. Прекрасно знала. Пропасть нельзя преодолеть в два прыжка, а она попробовала, и вот результат.

Поблагодарив водителя, она хотела сунуть ему какие-то деньги, но он отказался. Пожелал всего хорошего и уехал. Дверь Ульяна открыла своим ключом, разулась в прихожей, на цыпочках прошла мимо спящей бабушки, а, оказавшись в своей комнате, без сил повалилась на кровать. Слез у нее уже не было, как впрочем, не было и мыслей. Она закрыла глаза, и перед ней сразу закружился хоровод из десятков лиц. Напомнить о себе захотели и коллеги из театра, и студенты, и даже школьные давно забытые подруги. Улыбнулся ей и Ваня, ее первый мальчишка, смешной и наивный. Мама за что-то погрозила ей пальцем. Бабушка ласково погладила по головке.

Ульяна хотела увидеть лицо Стаса, но вместо этого услышала слова его матери: «Уходи, уходи, уходи»…

«Ухожу»…

Она почувствовала, что летит в какую-то чёрную страшную бездну, сделала последний глубокий вдох и затихла.

***

Стас провожал последних самых стойких гостей, когда из ресторана вышла Олеся. Ни на кого не глядя, она подошла к обочине, махнула рукой, и к ней тут же подкатила довольно приличная иномарка. Девушку, видимо, давно уже поджидали.

Только тут она позволила себе бросить в сторону своего бывшего воздыхателя мимолетный взгляд, в который постаралась вложить и ненависть, и брезгливость, и снисходительную усмешку одновременно.

Стас отвернулся, не желая наблюдать, как перед ней услужливо распахивается дверца, как его некогда любимая девушка садится на переднее сиденье, как открывает окошко, но фразу, которую она бросила напоследок, он не услышать не мог.

– Эй, юбиляр, передавай привет своей сушеной вобле.

Услышав за спиной звук отъезжающей машины, Стас кинулся в ресторан. Никого. Не постеснявшись, проверил дамскую комнату, затем ворвался на кухню и крикнул с порога.

– Где Юля?

Светлана, пересчитывающая салфетки, вскинула брови.

– Какая еще Юля?

– Ты прекрасно знаешь, какая.

– Понятия не имею.

– Слушай, сестренка, если я узнаю, что вы тут посмели сказать ей хоть слово…

– И что ты сделаешь?

– Я… я… Вот тогда и увидишь, что я сделаю…

В разговор вмешалась мать Стаса, тихо стоящая до этого в сторонке.

– Не кричи, не кричи, сынок, послушай меня.

– Мама, где она, что вы ей тут наговорили?

– Успокойся, Стасик, пойми, мы все тебя очень любим. Мы хотим, чтобы ты был счастлив, А с этой женщиной ты счастлив никогда не будешь… Олеся, – вот девушка, которая тебе подходит.

– Угу, эта девушка мне подходит. А ты знаешь, что эта девушка только что, прямо у меня на глазах, укатила на машине со своим новым ухажером?

– Как укатила? Вы разве не поговорили? Может, ты ей сказал что-то обидное.

– Она сама кого хочешь обидит.

– Подожди, я что-то ничего не понимаю. Она сказала, что хочет с тобой поговорить, всё выяснить, помириться…

Не желая терять время на бесполезные разговоры, Стас её перебил.

– Скажи, Юля давно ушла?

Женщина потупила взгляд.

– Полчаса назад.

– Полчаса?

Он выбежал из ресторана, поймал машину и помчался к дому Ульяны. Ему казалось, что ничего страшного не произошло. Сейчас он с ней поговорит, извинится за своих родственников, и всё опять встанет на свои места. Он даже не сразу вспомнил о том, что не знает ее точного адреса. Каждый раз, прощаясь возле ее дома, Ульяна просила дальше ее не провожать. Она подставляла щечку для прощального поцелуя, потом бежала через большую арку, но вот куда?

Оказавшись во дворе огромного дома, Стас растерянно смотрел на сотни темных окон, совершенно не представляя, что делать дальше. Не ходить же по квартирам ночью и наугад звонить в каждую дверь…

Он прошел на детскую площадку, устроился на маленькой скамеечке и стал ждать – вдруг в каком-нибудь окне вспыхнет свет, или пройдет запоздалый прохожий, житель этого дома, у которого можно будет спросить, где живет актриса театра Ульяна Ткаченко. Однако, после двух часов ожидания, Стас понял, что сидит он напрасно. Вокруг ничего не менялось. Люди все также мирно спали в своих квартирах, а во дворе за это время не появилась ни одна живая душа. Наконец, смертельно уставший за этот непростой день, Стас принял решение отложить разговор на завтра. Ульяна как раз немного успокоится, он ей позвонит, назначит встречу, и они вместе посмеются над вчерашним небольшим недоразумением.

…Проснулся Стас в полдень, на три часа позже, чем бабушка Ульяны. Пожилая женщина, страдающая бессонницей, накануне выпила таблетку снотворного, поэтому ночью спала как убитая. Услышать, когда внучка возвратилась домой, и возвратилась ли вообще, она, естественно, не могла и первым делом заглянула к ней в комнату.

Ульяна лежала поверх покрывала в своём нарядном платье. Бабушка покачала головой. «Ну, надо же, даже раздеться не хватило сил. Неплохо, знать, вчера погуляли».

Нина Львовна отправилась на кухню и занялась приготовлением завтрака, а спустя примерно полчаса вновь возвратилась в комнату Ульяны, присела на кровать и тронула внучку за плечо.

– Пора встава-ать, – протянула она, – а то всё на свете проспишь. Завтрак уже готов.

Не дождавшись ответа, она потрясла девушку чуть сильнее.

– Эй, ты, вставать собираешься? Завтрак остынет. Слышишь меня, вставай, хватит спать!

На мгновение бабушка замерла, вглядываясь в лицо внучки. И тут ее сердце пронзила острая боль.

– Ульяна, хватит меня пугать, открывай глаза. Ульяна, Ульяна!

Теперь женщина трясла свою внучку за оба плеча, но та не реагировала.

– Ульяна, Ульяна, что с тобой? Просыпайся, просыпайся!

Не помня себя от ужаса, бабушка кинулась на кухню, принесла стакан с холодной водой, стала брызгать на лицо девушки, повторяя: «Ульяна, девочка моя, что с тобой? Очнись, очнись, очнись!». Она поднесла ее руку к губам, принялась целовать, но та выскользнула и безжизненно упала на кровать. Женщина ощутила вдруг, как все её тело сковывает ледяной холод. В глазах потемнело, воздуха стало не хватать, и в следующую секунду она без чувств рухнула на пол рядом с кроватью, на которой покоилось тело её любимой внучки.

Стас начал названивать Ульяне, как только проснулся, но трубку на другом конце провода никто не снимал. В течение всего дня он набирал её номер каждые пятнадцать минут, слушал длинные гудки и не мог понять, почему ему не отвечают. К вечеру, потеряв всякую надежду дозвониться, он вновь отправился к её дому.

Знакомый двор показался ему уже не таким мрачным, как ночью, и всё же узнать заветный адрес Стасу опять не удалось. Старушки, сидящие возле подъездов, встречали его неприветливо, на вопросы отвечали вопросами:

«А, зачем она вам? А откуда вы её знаете? А кем вы ей доводитесь?», – и в конце, как правило, говорили: «Нет, такая здесь не живет».

Побродив по двору в надежде встретить свою девушку, молодой человек отправился домой ни с чем.

Мог ли он догадываться, что в это время, в квартире на втором этаже, пожилая женщина, очнувшись от глубокого обморока, трясущимися руками крутила диск телефона, пытаясь набрать всего две цифры: ноль, три.

Бригада скорой помощи приехала быстро. Так же быстро прошел осмотр. Усталый мужчина в белом халате, присел рядом с девушкой, пощупал пульс, потом оттянул одно веко и поднялся.

– Что с ней, доктор, что? – Бабушка смотрела на мужчину с такой надеждой, словно тот мог сотворить чудо, но доктор лишь вздохнул.

– К сожалению, ей уже ничем нельзя помочь.

– Как нельзя? Почему нельзя? Нет-нет, подождите, я не понимаю, что это значит…

– Это значит – летальный исход.

– Летальный?!

Врач снял с запястья девушки часы и, посмотрев на циферблат, протянул их Нине Львовне.

– Могу даже сказать, что смерть наступила в час тридцать. Вот убедитесь сами.

Опасаясь, как бы бабушке не стало плохо, он взял её под локоток, отвел на кухню, накапал в стакан с водой валериановой настойки и заставил выпить.

– Это ваша внучка? – спросил он, когда Нина Львовна немного отдышалась.

– Да, Ульяна.

– Я смотрю – на ней красивое платье?

– Вчера она отмечала свой юбилей.

– Понятно. Выпила. Не рассчитала силы…

– Нет-нет, доктор, она вообще не пьёт.

– Не пьёт? Плохо. С непривычки перебрала немного, вот сердечко и не выдержало.

Мужчина раскрыл папку, что-то отметил.

– Сидите пока здесь, – сказал он, поднимаясь. – Ждите. Я сам вызову специальную службу.

Услышав, как хлопнула входная дверь, бабушка вопреки запретам, сразу поспешила в комнату Ульяны. Девушка лежала в той же позе. Тихая, спокойная, умиротворенная… Казалось, вот сейчас-сейчас, секунда–две, и она вздохнет всей грудью, откроет глаза, сладко потянется, спросит, сколько времени, но…

Вскоре в прихожей послышались какие-то мужские голоса, топот ног. Нина Львовна забыла закрыть дверь за доктором, поэтому вид посторонних мужчин с носилками её немного удивил. А когда один из них поинтересовался: «Где усопший?» – бабушка вообще не поняла, о чём идет речь.

– Вы кто? – спросила она, вставая в дверях и преграждая незваным гостям дорогу.

– Как кто? Санитары.

– Какие санитары?

Один мужчина бросил взгляд через плечо бабушки, увидел Ульяну, и присвистнул.

– Ух, ты! Красивая какая, молодая!

– Моя внучка, – подтвердила Нина Львовна. – Красивая, молодая, а какая талантливая…

Санитары переглянулись. Им иногда приходилось сталкиваться с ситуацией, когда родственники, не желая верить в то, что их близкий человек умер, слегка трогаются умом.

– Послушай, бабуля, – сказал санитар, пытаясь пройти в комнату, – мы тебе, конечно, соболезнуем, но не мешай нам делать нашу работу.

– Не пойму, какую работу?

– Как какую? Вы санитаров вызывали?

– Нет.

Мужчина шумно втянул носом воздух, отчего его ноздри раздулись как у быка на корриде.

– Не вызывали? – переспросил он. – Хорошо. – Тогда вот здесь распишитесь, и мы поехали.

Он протянул какой-то документ.

– А что это?

– Это отказ от наших услуг. Но, учтите, потом повезёте тело за свой счет.

– Какое тело?

Мужчина ткнул пальцем в сторону девушки.

– Вот это тело.

Нина Львовна повернулась, посмотрела на Ульяну так, словно видела её впервые, потом удивленно поправила:

– Это не тело, это моя внучка.

– Отлично. Ставьте закорючку.

Подпись выглядела неразборчиво, но санитаров это не смутило. Потеряв всякий интерес и к бабушке, и к её внучке, они двинулись к выходу и громко захлопнули за собой дверь.

Овсяная каша, сваренная еще утром, давно загустела, вода в чайнике остыла, но Нина Львовна совершенно не чувствовала голода. Она присела на кровать рядом с Ульяной, взяла её за обе руки, и просидела так, в состоянии какого-то странного оцепенения, всю ночь.

Телефон начал разрываться от звонков с раннего утра. Но бабушка не двигалась с места. Она ничего не слышала, ничего не понимала, она не замечала времени… Она просто сидела и ждала, когда ее любимая Ульянка откроет глаза. Казалось, она могла бы сидеть вот так часами, но голод и усталость, к тому же – перенесённый стресс, постепенно давали о себе знать. Нина Львовна всё ближе и ближе клонилась к девушке, пока не уронила голову на ее грудь и не забылась тяжелым сном.

Сколько она проспала так, час–два, а, может, всего несколько минут, неизвестно, но проснуться женщину заставило какое-то тревожное чувство. Ей показалось, что у девушки внутри, что-то еле заметно шевельнулось. Сон слетел с неё в одно мгновение. Распрямившись, она стала всматриваться в лицо Ульяны, надеясь увидеть на нем какие-нибудь изменения, но… девушка по-прежнему не подавала никаких признаков жизни.

«Как же так, ведь я слышала, я отчетливо слышала, – убеждала себя женщина. – Там у неё что-то шевельнулось. Я не могла ошибиться!»

Прощупать у девушки пульс ей не удалось. Она просто не знала где на запястье нужно искать эту слабенькую пульсирующую жилку. И тогда, стянув с плеч Ульяны платье и оголив ее грудь, она жадно прильнула ухом к тому месту, где по её мнению должно располагаться сердце.

Секунды тянулись невыносимо долго. Нина Львовна несколько раз вставала. Сначала вынесла в другую комнату будильник, – он слишком громко тикал. Потом выключила радиоприемник, который постоянно работал на кухне, возвратилась в комнату, и только хотела продолжить свой эксперимент, как в прихожей, в который уже раз зазвонил телефон. Бабушка кинулась к аппарату, схватила трубку, и раздраженно проговорила:

– Ну, что вы всё звоните? Что вам нужно? У меня уже уши закладывает от ваших звонков.

На другом конце провода, Стас буквально запрыгал от радости. Стараясь не замечать недружелюбного тона, он быстро заговорил.

– Извините, ради Бога. Не могу дозвониться до вас уже два дня. Можно поговорить с Ульяной?

– Нет, нельзя.

– Нельзя, почему? Скажите, что звонит Стас, она обязательно возьмёт трубку.

– Нет, не возьмёт.

– Она не может или не хочет?

– Вот что, Стас, у меня нет времени с тобой разговаривать.

– Хорошо. Тогда передайте ей, чтобы она мне перезвонила, обязательно перезвонила. Я буду ждать.

– Слушай, дружок, не до тебя сейчас.

Нина Львовна нажала на рычаг, но трубку положила рядом.

Возвратилась в комнату, села на кровать, перекрестилась и прильнула ухом к груди внучки. Она была готова лежать так часами, но уже через полминуты, её слух опять уловил, что-то похожее на слабенький пульс. Словно кто-то невидимый надкусил сухарик.

– Что это?!

Бабушка моментально выпрямилась, но уже в следующую секунду её голова вновь прижалась к девушке. Десять пятнадцать, двадцать секунд и снова он, – тот же надкусанный сухарик…

«Неужели жива?! Нет, этого не может быть! Ведь доктор сказал…»

Когда Нина Львовна услышала звук в третий раз, у неё на голове впервые в жизни зашевелились волосы. Она вскочила, заметалась по квартире, не зная, что предпринять, потом подбежала к телефону и вновь вызвала скорую помощь.

На этот раз врачом оказалась женщина. Она прошла к Ульяне и попросила бабушку соблюдать тишину, потому что та говорила без умолку, рассказывая обо всём, что произошло, за последние два дня. После довольно продолжительного осмотра, женщина-врач поднялась и в замешательстве произнесла:

– Ничего не понимаю. По всем признакам девушка мертва, но почему у неё до сих пор сохраняется температура – большая загадка.

– Я же вам говорю, у нее внутри что-то бьётся. У неё есть пульс, редкий, очень редкий.