Маленькая вещица для хранения драгоценностей (сборник)

Если снова обратиться к средневековым трактатам, содержащим не только миниатюры этих волшебных существ, но и описание всех их возможных видов, мы узнаем, что единороги бывают восточные и западные. Казалось бы, малость, но единороги восточные рогаты, словно олени, и низкорослы, западные же достигают двух метров в холке, и шерсть у них плотная, снежно-белая, никогда не имеющая разноцветных пятен, хотя летописцы утверждают, что единороги бывают и черными, как, например, Буцефал – «быкоголовый» конь Александра Македонского, пойманный в Египте и прирученный великим полководцем, а поскольку единороги исключительно преданны тем, кого они любят, то Буцефал оберегал своего друга до самого конца, за что последний построил над его могилой город, который и назвал – Буцефалополисом, это современный Джалалпур в Пакистане, вполне, как вы понимаете, реальный город. Черные единороги не имеют такого выраженного рога, в то время как у белого золотой рог достигает полуметра и он смертелен. В некоторых средневековых трактатах можно встретить информацию о крылатых единорогах, которые похожи на пегасов.

Такими были единороги, но почему были, они есть и сейчас, хотя к концу восемнадцатого века на всей земле оставалось лишь 230 особей, и, чтобы их спасти, люди стали создавать заповедники, вместившие 130 особей, остальные 80 бродили по земле «неприкаянными». К середине девятнадцатого века популяция единорогов немного возросла, но главным образом в Индии: то ли народ там был доверчивей, то ли климат для единорогов лучше. А в Европе, увы, выращивать единорогов в неволе не удалось, так что невозможно определить, сколько «неприкаянных» единорогов сейчас ходит по нашей земле, следит за нами сквозь листву лесных деревьев, прислушиваясь к нашему дыханию на утренней пробежке, вдыхает запах французского парфюма, стараясь найти в этом одуряющем шлейфе чужеродных запахов наш собственный, ни с чем не сливающийся запах нашей юности, которая в нас всегда. Единорог видит и чувствует нас такими, какие мы есть, – вне возраста, вне социального статуса и финансовых возможностей, словно саму нашу душу он видит сквозь стирающуюся от времени плоть. Правда, бессмертная красота души зависит только от нас. Поэтому у кого-то она остается чиста и девственна, а у кого-то – увы. Так что, в сущности, аллегорией является не только Единорог, но и Девственница, которой он служит. Хотя, вспомните, мы пришли к заключению считать единорога реальностью, с тем и останемся, так хочется немного сказки.

Вы, возможно, замечали, что сказки всегда говорят правду: увидеть Единорога – к удаче, это действительно так, но ведь то увидеть, а вот жить с ним рядом – дело другое. Единорог сам выбирает себе жертву или возлюбленную, как хотите, и верно следует за ней, оберегая от всяких случайностей, которые в жизни женщины совсем не всегда бывают неприятными. Его сияющий рог появляется то тут, то там, отпугивая от нее всех и угрожая скорой расправой. Всякий завидует ее безмятежной жизни, но никто не догадывается, что она заложница его любви, от которой уже не спастись. Из этой ситуации только один выход.

Был ветреный апрельский день, море шумело после ночного дождя и никак не могло собрать своих разметавшихся по холодному песку волн, цепляющихся, точно волосы, то за пустую раковину, в которой притаилась ночь, то за сухое, выбеленное до перламутра дерево, наполняя горькой и прозрачной своей водой следы прошедшего здесь совсем недавно человека и нескромно увидевшего это растрепанное мере. Оттого оно и злилось теперь и рвало свои неприбранные после ночного буйства волосы.

А день уже начался, неспешно потихоньку прояснялось небо, стирая со своего лица остатки облаков и становясь по-весеннему синим и позабыто глубоким. Видя такую красоту, начало успокаиваться и море, хотя шум его все еще путался в прибрежных соснах, которые раскачивал заблудившийся ветер. Чтобы ему не лететь туда в темно-синюю даль, где рыбацкие лодки застыли на полосе горизонта, нарушая ее первозданную линейную четкость. Нет, он мает людей, рвет с плеч пальто, заставляет обернуться шарфом, надвинуть пониже на самые глаза кепку. А так хочется уже скинуть все и насладиться солнцем, пить его, точно апельсиновый сок, без всякого этикета через край стакана и чувствовать, как весь твой организм насыщается им до самой последней клетки, где-нибудь на кончике мизинца.

И все же утро было чудесным и радостным, оно обещало исполниться во всех своих проявлениях: в двух трогательных фиалках, пригревшихся возле самого забора, в проталинке беспомощно синих подснежников или в пушистых шапочках раскрывшихся навстречу солнцу одуванчиков, еще не проморгнувших каплю ночной росы. Хотелось петь от счастья, но поскольку петь женщина совсем не умела, то шла легкой танцующей походкой, отражающей ее чудесное настроение этого апрельского дня, обретенного ею у моря и теперь отраженного в ее блуждающей улыбке и в уголках смеющихся глаз. Людей в такой ранний час на побережье не было, должно быть, они попросту не знали, что день так чудесен.

Вам интересно, что это была за женщина? Самая обычная счастливая женщина, каких очень мало мы теперь встречаем на улице, тогда как такими должны быть все. Разве не для того женщина приходит в мир, чтобы быть счастливой и через это делать счастливым окружающий ее мир. Больше о ней сказать было нечего, да и чего же больше!

В тот момент, когда она, поднимаясь по склону от моря к небольшой гостинице, прошла уже треть пути и обернулась назад, чтобы еще раз полюбоваться соснами, точно связанными между собой синей лентой моря, не успела заметить Единорога, вышедшего ей навстречу. Однако через пару мгновений она его заметила, правда, позже, чем он выхватил ее своим взглядом из общей картины весеннего утра, отделил от цветка, от маленького серебристого тополя, росшего возле самой тропинки, по которой она поднималась, и уже тут окончательно сфокусировал свой проницательный взгляд на женщине. Единороги видят суть. Возможно, оболочка для них что-то и значит, но главное то, что она оберегает, – все не так, как у людей, а потому мы и не понимаем единорогов.

Запечатлев наконец на сетчатке своего глаза весь трепещущий от восторга облик женщины и все уже про себя решив, Единорог двинулся к ней. Женщина, увидев неудержимо стремящегося к ней Единорога, остановилась, стараясь понять, что это и откуда взялось в этой чудесной картине апрельского утра. Заглянув вглубь себя, она неожиданно встретилась там со взглядом Единорога, который уже туда проник, и сделала то единственное, что могла сделать, – улыбнулась, приветствуя его как давнего знакомого. В ответ Единорог мотнул мощной головой, поймав на кончик рога легкое облачко своего собственного дыхания, и будто бы даже поклонился в знак внимания. Случайная, никем не запланированная встреча состоялась, последующий сценарий был определен.

Признав в женщине Девственницу (не знаю, как это у них, у единорогов, происходит, только девственностью они считают не столько физиологическое состояние, сколько некое состояние женской души, но учитывая, что единороги живут тысячу лет, это как-то объясняется), он приблизился к женщине и доверчиво потерся своей мощной головой о ее плечо, заглянув в ее душу своими печальными глазами, что вызвало в женщине приступ нежности и доверия, что, как вы знаете, смертельно для самой женщины. Смотреть в глаза Единорога – это то же, что долго-долго смотреть на море: сначала ты наслаждаешься им, потом оно пьет тебя, пьет всю, без остатка, и ты навсегда становишься его пленницей. Так и с Единорогом, этим долгим взглядом Единорог овладел ее душой.

– Я помню, как ты вышла из моря, – сказал он ей тихо и печально.

– Я родилась из морской пены? – постаралась пошутить женщина.

Возможно, ей даже льстило, что она родилась подобно Венере. Однако это ли имел в виду Единорог или что-то другое, она, конечно, не знала.

– Нет, конечно. Ты родилась из моей спермы, – произнес он все тем же, без тени улыбки, протяжным грудным голосом, который лишал женщину воли.

– Все женщины так рождаются? – спросила она, еще на что-то надеясь.

– Не знаю, – ответил он равнодушно, точно весь окружающий мир его совсем не интересовал, – но ты родилась именно так. Ты есть Я.

Это был приговор, только она в своем неведении еще не вполне это понимала.

– Но мы же не похожи! – воскликнула женщина, и это восклицание было последним всплеском воли, впрочем, совершено бесполезным.

– Похожи или не похожи – это ведь не так важно, внешнее несходство – ничто. Запомни главное: ты есть часть меня. Наконец она поняла: она – малая часть его, большого и сильного, и перестала сопротивляться судьбе, которая была к ней благосклонна, потому как не все являются частью чего-то значимого, бывают и совсем одинокие, может быть, потерявшиеся части или даже те, которых вынесла волна совсем не в том месте, где было нужно, и вот так, разделенные, они бредут вдоль берега в поисках себя и не могут найти.

Ее отказ от борьбы означал не только капитуляцию, он означал смерть. Хотя смерть была неизбежна в любом случае.

Среди всех известных средневековым авторам видов единорогов выделяются зеркальные, их еще называют Зеркальными Лигами. Шерсть их настолько плотно прилегает к телу, что создает сплошной слой, где каждый зеркальный волосок становится неотъемлемой частью всего зеркального покрова. Серебряный рог также отражает свет, словно зеркало. Эти единороги – весьма неповоротливые создания, хотя неуклюжими их не назовешь. Размером они с лошадь. Обитают, так же как индийские единороги, в местах с теплым климатом. Они вообще очень любят воду, особенно море. Вот и теперь он спускался к воде, а встретил ее.

– Чего же ты хочешь? – спросила его женщина, преодолевая неожиданно сковавшую ее робость.

– Хочу тебя всю, целиком, безраздельно. Хочу, чтобы ты всегда была рядом и мне не надо было оглядываться назад, убеждаясь в этом. Ты пойдешь за мной? – этот вопрос Единорог произнес тем же голосом, не допускающим возражения и шедшим откуда-то из глубины, то ли сердца, то ли…

Но что может обладать большей глубиной, чем любящее сердце? И женщина кивнула в ответ.

Не торопясь они спустились к воде, где уже успокоенные волны тихо ласкали равнодушный к проявлению их нежности берег. Время от времени женщина наклонялась и поднимала с песка белую раковину, долго смотрела на нее, точно примерялась к ее изгибу, который должен был как-то отозваться в ней, а потом либо равнодушно роняла раковину в море, либо бережно убирала в карман пальто.

– Зачем тебе эти холодные раковины? – спросил Единорог, лаская ее томным взглядом своих всегда печальных глаз.

– Они похожи на обессиленных бабочек, опустившихся на песок, мне их жаль, – по-детски просто ответила она.

– Тогда почему одних ты бросаешь в море, других оставляешь у себя? – поинтересовался Единорог.

– В море я бросаю уже мертвых, там их никто не побеспокоит. В карман кладу уснувших, пусть согреются в тепле, тогда их можно будет отпустить.

Единорог низко опустил голову, чтобы женщина могла его погладить, и та, угадав в этом движении навстречу желание, коснулась рукой небритой его щеки.

– Кто ты? – спросила она неожиданно резко даже для самой себя.

– Ты же знаешь, я Единорог.

– Почему же ты выглядишь как мужчина?

– Это совсем не сложно, – ответил он. – Ты видишь меня таким, каким хочешь увидеть, так же как и я, – мы придумали друг друга.

– А что же другие люди, они как видят нас? – почему-то не унималась женщина, возможно, она просто боялась поверить Единорогу и признать, что они не существуют.

– Не переживай, – постарался успокоить ее Единорог. – Женщины, которую ты видишь в зеркале, нет, она только твоя иллюзия, но ничто не мешает тебе ею любоваться. Дай мне свои руки, я их согрею, они совсем замерзли от воды, притаившейся в раковинах.

Женщина прикрыла глаза и протянула к нему руки, которые коснулись плотной шелковистой шерсти Единорога, соскользнули на упругую непослушную гриву, едва не запутавшись в ней, и наконец достигли гладкой поверхности неожиданно мощного рога.

– Ты убьешь меня? – почему-то спросила она, не раскрывая глаз.

– Оставаясь собой, ты будешь счастлива, я обожаю тебя. Но если ты попытаешься изменить своей природе, уйти от меня, я должен буду тебя остановить. Прости, но такова уж моя природа. Я Единорог, и я служу Девственнице.

Женщина резко открыла глаза, ее пальцы касались небольшой горбинки на переносице импозантного мужчины, которого она давно знала, теряла из виду и опять обретала неожиданно и остро, словно приступ тяжелой болезни, которым надо было переболеть, прежде чем наступал очередной кризис и вслед за ним одиночество, которое было еще тяжелее и длилось целую вечность, до следующей случайной встречи. Эти странные отношения были бесконечны, прерываясь на годы, и опять возобновлялись все с той же самой непрочитанной страницы, словно кто-то водил их по невидимой спирали, на разных этапах жизни возвращая к одним и тем же испытаниям. Было ли это счастье, они не знали, но знали определенно: это было неизбежно.

– Что делать? – думала теперь женщина, вновь встретив на своем пути Единорога. – Бежать невозможно, остаться невыносимо, и главное, ты знаешь, что все повторится. Рядом с Единорогом было спокойно и бесконечно мятежно, словно ветер овладел ею, и теперь она мечется, не зная покоя, как только что метались морские волны у берега, там, где стоял уже чуть занесенный песком старый баркас, ожидая, когда о нем вспомнят дети. Они прошли мимо, прикоснувшись к его облупившимся от морской воды бокам, мимо развешенных на ветру рыбацких сетей, которые ловили только редкие солнечные блики, мимо развалившегося за зиму кафе «Робинзон», действительно ставшего похожим на хижину потерпевшего кораблекрушение моряка. Поднимаясь в гору, по дороге среди каменных дубов, они понимали, что назад оборачиваться нельзя.

– Зачем ты всякий раз уходишь от меня? – спросила женщина, не ожидая, впрочем, откровенного ответа.

– Это совершенно не важно, главное, что я возвращаюсь и со мной всегда приходит вдохновение. Разве жизнь без меня ты можешь назвать жизнью?

– Скорее ожиданием встречи, – печально ответила она. – Но жизнь с тобой – предчувствие расставания.

Пояснение: Рог зеркального единорога иногда используют для перемещения в параллельный мир. Совершая магический обряд, рогом чертят на зеркале круг, который становится «дверью» в другой мир. Так же уходит и сам единорог. Единорог будит в душе нечто неопределенное, зыбкое, ощущение неполноты знания и своей собственной незавершенности, словно это он один властен довести нас до совершенства.

Мы не ведаем, каков есть единорог.

Фантазии среднестатистической женщины

Я самый обычный человек, точнее женщина, но все равно, самая что ни на есть обычная женщина. И как бы мне ни хотелось выглядеть иначе, как-то приукрасить свои возможности, представить себя более эффектно, ничего не получится. Даже моя жизнь – самая обычная жизнь среднестатистической женщины, несмотря на все те старания, которые я прилагала, чтобы хоть чуть-чуть вырваться из этих раз и навсегда заданных статистикой показателей. Сначала я хорошо окончила школу и поступила в университет, но это оказалось вполне обычным делом, только ленивый не учился в то время в университете. Тогда я поставила себе целью поступить в аспирантуру, но и это никого не удивило. Знакомые и родители восприняли мое решение как должное: Понятно, куда же тебе еще, как не в аспирантуру. Я защитила кандидатскую диссертацию, но и это оказалось делом обычным, и, хотя горлышко бутылки все более и более сужалось, в него все равно легко проходило достаточно много людей, делающих мои личные успехи по существующей статистике вполне заурядным явлением. Даже защитив докторскую, я поняла, что так и не вырвалась из раз и навсегда установленных для меня рамок допустимого, оставшись, как и прежде, самой обычной женщиной, только теперь с докторской степенью, и не более. И тогда я перестала бороться. В самом деле, я не сдавалась достаточно долго, гораздо дольше, чем многие другие, и благодаря этому достигла каких-то жизненных успехов, но всему приходит конец, даже женскому упрямству. Я сдалась:

– Как все – значит, как все. Могло же быть и хуже.

Именно тогда что-то и произошло. Не думаю, что перемены возникли конкретно во мне, но они случились со мной, а значит, ни с кем другим они произойти не могли. Доставило ли осознание этого мне радость, сказать однозначно не могу, но заставило все же понять, что сдалась я рано.

Я замужем, дети мои уже вполне самостоятельны, работа носит творческий характер, и потому я имею достаточно свободного времени, чтобы использовать его так, как считаю наилучшим для себя. И вот в какой-то момент мне захотелось попробовать себя в прозе. Нет, я, конечно, не герой Мольера и всегда знала, что говорю прозой и свои научные статьи тоже пишу в прозе, но писать что-либо художественное никогда прежде не решалась, духу, наверное, на это не хватало. А тут, смирившись со своей посредственностью, решила выплеснуть свои накопившиеся фантазии в рассказах и попробовать жить в них той жизнью, которой мне было не дано жить в действительности.

Вы скажете: «Эка невидаль, почти каждый писатель занят именно этим».

Я соглашусь с вами, только я ведь не писатель, а самая заурядная женщина, а такие, как вы, наверное, догадываетесь, могут заниматься чем угодно, даже мечтать о запретном, но писать об этом никогда не будут.

Собственно, фантазиям тоже нужна подпитка, они на пустом месте не произрастают. Как ни странно, но все началось с той серебряной ложки, о которой я написала свой первый и вполне удачный рассказ. В реальности все было достаточно банально: купила серебряную ложечку для маленькой внучки, отнесла в ближайшую ювелирную мастерскую и сделала гравировку на память. Но мне так хотелось чего-нибудь необычного – и я придумала странного ювелира, наделив его теми качествами, которые ювелирам несвойственны, потому что они им просто не нужны. Написала рассказ и забыла о нем думать. А тут вдруг нашла в шкатулке кольцо, которое мне по наследству от тетки перешло. Тетка моя была человеком крупным, я ее фигуры не унаследовала, мелковата, порода не та. Померила кольцо, а оно велико даже на большой палец. Другой, может быть, обратно в шкатулку бы убрал, до следующих поколений, но не я. Есть кольцо – значит, его нужно носить. Это мой принцип, вещи должны служить человеку, иначе они попросту умрут. А кольцо старое, еще времен моей прабабки, ему никак нельзя умереть, вот я и взяла его с собой на работу, с тем чтобы на обратном пути зайти в ювелирную мастерскую. Возвращаясь с работы, я забыла о своем утреннем намерении и вышла из метро на остановку раньше своей, чтобы до дома доехать на маршрутке, прямо к подъезду, а не идти двадцать минут парком. Выйти-то я вышла и даже до маршрутки дошла, но тут-то и вспомнила про кольцо. Возвращаться в метро не хочется, на улице так замечательно, весна в самом разгаре. И тут вдруг я подумала о той мастерской, которую описала в своем рассказе о серебряной ложке. Мастерскую эту я придумала, но она же вполне могла существовать там, на рынке, где я ее и поместила.

– Не эта, так другая наверняка там есть, – решила я и отправилась на рынок прямиком по тому адресу, который сама же и обозначила. Надо сказать, что я даже и не удивилась, найдя ее там, где ожидала, и в том же непрезентабельном виде. Но когда ко мне из-за крошечного прилавка, совмещенного с дверью, поднялся совершенно лысый человек под два метра ростом, закрыв своим телом весь проем, я потеряла дар речи, присущий мне от рождения.

– Вы что, на меня смотреть сюда пришли? – спросил он нелюбезно и без всяких предисловий, свойственных людям, привыкшим к общению с непонятливыми клиентами. – Так вот я весь здесь, насмотрелись?

Я молчала. Совпадение вымысла и реальности было настолько невероятным, что поверить в это мой мозг отказывался. Но почему, собственно, раз я придумала этого человека, он плод моей фантазии! Пока я так размышляла, «плод моей фантазии» смотрел на меня выжидательно и наконец спросил:

– Все же по какому делу вы ко мне пришли? Может быть, проясните, или мне надо самому догадаться?

И видя, что мной завладел ступор, он продолжил строить свои предположения самостоятельно.

– Что вам от меня нужно – может быть, ложку гравировать или кольцо заузить? – продолжал он говорить, стараясь вывести меня из состояния транса.

– Кольцо заузить, – наконец-то выбрала я один из предложенных вариантов, второй я осуществила еще в рассказе.

– Слава богу, хоть в себя пришли, а то я думал, может, немая женщина-то. Жаль, знаете ли, красивая и немая. Вам говорили, что вы женщина красивая? Я бы для такой женщины поэму в стихах сочинил и выгравировал бы на какой-нибудь вазе, – неожиданно заключил ювелир свой весьма странный монолог.

Дальше терпеть было невозможно, и я ответила:

– Я, собственно, пришла к вам кольцо заузить, только вот сомневалась, что найду вас здесь.

– Какие могут быть сомнения, – ответил сатурнианец, которым, несомненно, и являлся этот мосластый гигант с крупной, но совершенно лысой головой. – Мы вот уже год, как здесь, и пока переезжать не думаем.

– Может быть, и кольцо мне покажете? – спросил он, не выдержав долгого ожидания, показав, что он человек действия.

Я достала кольцо и протянула ему. Он взял, повернул и так, и эдак и вынес свой вердикт:

– Трогать не надо, пусть остается таким, как есть. Кольцо старинное, сделано на определенный тип пальца, не вашего, конечно, а мы его только испортим своей переделкой.

– Так что же мне делать? – удивилась я не на шутку и получила странный для ювелира ответ:

– А вы его не носите, положите в шкатулочку и оставьте для своих детей, дети ведь обычно бабушек повторяют, вы же, наверное, тоже на бабушку похожи?

– Это определенно его не касалось, и что это за ювелир, который дает столь странные советы, да и ювелир ли он, в самом-то деле? – задавалась я вопросом, возвращаясь уже к себе домой.

Но поразмыслив хорошенько, кольцо вернула обратно в шкатулку и на том успокоилась. Может быть, действительно, прав сатурнианец, и кольцо не мое, не на ноге же его носить.

Хотя совпадение реальности и вымысла на некоторое время меня серьезно озадачило, я довольно легко нашла объяснение всему, решив, что в рассказе описала человека, которого прежде где-то видела, а потом просто забыла и возродила к жизни уже как плод своей собственной фантазии. Эти доводы меня вполне устроили, и я успокоилась.

Все мы люди образованные, а потому хорошо знаем, как опасна магия Вуду с ее ритуалами втыкания иголок в восковую куклу с намерением передать ей свои желания и мысли. Разумеется, никто из нас до этого не снизойдет, и все же наши желания порой имеют магический результат, особенно когда они искренни и сильны. Убедиться в этом помог мне, как всегда, случай.

Я хотела видеть человека, который вовсе не хотел видеть меня, хотела услышать от него слова, которых он не знал, а может быть, я ждала того, кого не было в реальности, все придумав в своем богатом воображении, – так бывает с обычными женщинами. Именно поэтому женские романы выходят сумасшедшими тиражами и все же не могут насытить аудиторию неудовлетворенных жизненными реалиями лиц женского пола. Вконец измучившись, я отдала свои фантазии не листу бумаги, а в соответствии с требованиями времени – компьютеру, выудив из своего воображения сцену встречи и составив небольшой рассказ на пару страниц. Обычно такой метод вполне действенен: рассказал – и забыл думать. Каково же было мое удивление, когда через несколько дней в доме раздался звонок и на мое настороженное «алло», прозвучавшее скорее как тревожное ауканье в дремучем лесу, я услышала невероятное:

– Здравствуй, любимая!

Конечно, это могла быть ошибка, сбой в информационной системе Земли, несовпадение двух реальностей – все что угодно, но это было то, что я хотела услышать и что сама же придумала. Подсознательно я понимала, что что-то не так, но вся моя женская сущность возопила: «Не смей копать, просто будь счастливой!» И я была счастлива.

Время шло, но, словно медленная река, обходило наш маленький островок, застыв только на нем в той стадии неожиданного возвращения утраченного чувства. Создавалось впечатление, что мне самой надо двигать стрелки на его тягучих, точно густой соляной настой, часах, иначе они просто не сдвинутся с места. Получалось так, что моя жизнь, так же как жизнь всех окружающих людей, идет в соответствии с обычным человеческим временем, а чувства живут совсем по другим часам, тем, которые действуют только для нас двоих и требуют своего автономного подзавода. Я не столько поняла это, сколько почувствовала, и оттого родился фантастический образ Единорога, после чего стрелки на наших чудесных часах немного сдвинулись и поползли по циферблату не ровно, отмеряя размер каждой последующей минуты, всегда равной предшествующей, а с некоторым ускорением. Они точно спешили, стараясь наверстать упущенное, а я написала «Благословенного Единорога». Теперь мы словно вступили в сговор со своим внутренним временем, и оно нам с радостью ответило. Рядом со мной теперь был Единорог – нежный и жестокий, благородный и безумный, защищающий и разрушающий меня, и эта наша реальность была уже единственно возможной. «Единорог будит в душе нечто неопределенное, зыбкое, не реализованное прежде… Мы не ведаем, каков он есть, этот Единорог». Но наши часы шли, а это было самое главное.