Между Полярной звездой и Полуденным Солнцем: Кафа в мировой торговле XIII–XV вв.

Отлов сокола и кречета велся на Северном и Приполярном Урале[350]. Птицу везли десятками в особых клетках, в сопровождении специального сокольничего, со всеми атрибутами его искусства – кожаным клобучком, которым закрывали голову и глаза, сильцем с обножей, надетой на лапку, толстой перчаткой и птичьим чучелом- приманкой.

Уже документы конца XIII в. сообщают о поездке генуэзского купца со специально нанятым сокольничим в Тебриз, ко двору ильхана Аргуна (1284–1291)[351]. Цель поездки не трудно предположить. Во второй половине XV в. в Кафу привозил кречетов Семен Хозников, приходивший с московским караваном по волжскому торговому пути. С тою же целью приезжал туда Заккария Гизольфи [352]. Из Кафы соколы и кречеты отвозились в Заморье. Они славились в Константинополе[353] и Мекке[354]. Их с нетерпением ждали в Египте[355] и Италии[356]. Для отбора лучших боевых птиц миланский герцог специально посылал в Москву знатоков этого дела[357].

Драгоценным товаром Севера почитался моржовый бивень, называвшийся в средневековых русских текстах «рыбьим зубом»[358]. Он ценился едва ли не дороже слоновой кости и оплачивался золотом. Из него делали державные посохи и скипетры, имевшие аналогию с «мировым древом», основой богоустановленного порядка. Он служил для украшения престолов и царственных тронов, материализуя идею незыблемости монаршей власти и закона. В эпоху Возрождения моржовая кость стала материалом мастеров-косторезов и ювелиров. Ее можно встретить в качестве орнаментальных накладок на оружии и ларцах, в качестве женских украшений и предметов культа. Трудно помыслить, что добывался моржовый бивень морскими охотниками во льдах, за Полярным кругом, у побережий островов Вайгач и Новой Земли[359], что именно оттуда происходили самые крупные бивни, длиной 50–90 сантиметров и весом 3–6 килограммов. Из Крыма моржовую кость чаще везли в качестве почетного дара сиятельным особам, но иногда она составляла предмет частной торговли [360]. Упоминался этот товар также и в турецких документах конца XV в.[361]

2. 3. Вывоз кож

Как бы не эпатировали воображение сообщения о северных редкостях, самые устойчивые и растущие прибыли давали все же не они. Если все выше указанные виды товаров были объектом единичных торговых операций, то знаменитые шкуры и кожи самой разнообразной выделки составляли предмет десятков и сотен соглашений. Фигура Кожемяки должна бы стать символом русских не как героя-воителя, но как непревзойденного мастера, которому подвластна любая кожа. Здесь историк соприкасается с навсегда утраченным пластом русской культуры, оставившим загадочные, почти не постижимые термины. Всемирной славой пользовалась Русь в изготовлении «юфти», или «юхти», тонко выделанной кожи красного цвета, именовавшейся в источниках «русской»[362]. Пользовались высоким спросом «мостовая юфть», то есть неокрашенная; «ролдуга» – искуснейше выделанная цветная замша; «гзы» – особым образом обработанный задок конской шкуры, или «ирха» – дубленая овечья и козья кожа[363].

Производились они в Ярославле и Костроме, Москве и Муроме, Нижнем Новгороде и Казани[364]. Большими партиями кожи отправлялись в Кафу, что дало повод составителям «Руководств по торговле» говорить о продаже в том городе, «коровьих и конских кож, сырых и обработанных, в огромном количестве»[365]. Едва ли права исследовательница Мария Фехнер, полагая, что готовая кожевенная продукция вывозилась, прежде всего, в юго-восточные страны[366]. Западные партнеры с той же энергией использовали средиземноморские коммуникации для вывоза из Крыма русской юфти. Известны документы из семейного архива Соранцо, по которым только в одном из венецианских магазинов этого рода находилось юфти на 1900 дукатов (около 80000 аспров), происходившей, несомненно, из Северного Причерноморья, где Соранцо имели постоянных торговых представителей[367]. Партия юфти, доставленная Черным морем в Константинополь, фигурировала в счетах Джакомо Бадоэра как предназначавшаяся для последующей транспортировки в Венецию[368]. В качестве постоянной статьи торговли, проходившей через Босфор, юфть приводилась в постановлениях первых турецких султанов[369].

Отнюдь не в доставках раритетных товаров, нередко имевших форму сеньориального заказа, но в многократно повторявшихся сделках с кожами совершенствовалась коммерческая техника. Здесь, как в калейдоскопе, «морские товарищества» (societas maris) сменялись «комендой» (accomendacio), продажа в кредит (mutuum) – фрахтом (naulum), заём (emptio) – вексельным обменом (cambium). Один вступал в морское товарищество, чтобы часть совместного капитала использовать в своем ремесле, например, сапожном (socius stans), а часть предоставить трактатору (socius tractans) для ведения морской торговли[370]. Другой заключал коменду и, выступая в роли кредитора (commendator), вкладывал в нее свой капитал или товар, как ту же кожевенную продукцию, чтобы его компаньон – торговец (accomendatarius), прилагая свои способности, доставил этот товар для продажи в Византию или Италию. Третий покупал шкуры и кожи в кредит с отсрочкой платежа до будущей Пасхи, реализуя их на свой страх и риск. Четвертый брал заём в виде некоторой суммы и товара, отдавая залог и обязуясь возвратить авансированные деньги нередко в другом месте и в другой монете[371].

Все эти многочисленные сделки совершались в генуэзской лоджии Кафы в присутствии нотариев, сансеров – посредников и свидетелей. То был прообраз будущей биржи. Здесь в XIV в. устраивались аукционы, на которых кожи и самые разнообразные кожевенные изделия – от колчанов и щитов до ремней – занимали не последнее место[372].

Для вывоза кож фрахтовались целые суда, часто в складчину. Так, только на одной наве в 1290 г. предполагалось отправить из кафского порта в Геную 296–380 милиариев (182 тонны) кож[373]. А количество сделок, связанных с торговлей кожами, было оформлено только одним нотарием за 1289–1290 гг. – 25[374]. Многочисленные торговые агенты отправлялись из Кафы для закупок кож в соседний Солкат[375] и Чембало (современная Балаклава), в Сан Джорджо и Пеше (Бейсукский лиман) на Таманском полуострове, в Россо и Тану[376].

В Кафе товар сортировался, доводился до кондиции, иногда подвергаясь обработке занимавшими целую улицу кожевниками (corigiarii) и сапожниками (callegarii), затем группировался в оптовые партии. Три четверти кож экспортировалось в Геную. Как правило, это были невыделанные бычьи шкуры, служившие сырьем лигурийским ремесленникам[377]. Другим адресатом была Венеция[378]. Небольшая часть отправлялась в Константинополь[379]. Иногда кожевенную продукцию везли в Испанию[380] и на Левант[381].

Помимо бычьих и конских кож встречались бараньи и козлиные, окрашенные в зеленый цвет[382]. Упоминался каракуль – астракан, выделывавшийся в татарских городах на Нижней Волге. Небезызвестный Джакомо Баддоэр, ведший дела в столице Византии, покупал в Кафе бараньи шкуры с белой шерстью[383].

Стоимость необработанных бычьих шкур составляла на рынке Кафы в конце XIII в. 70 аспров за один кантарий (47,65 килограммов). Продажная цена в Генуе повышалась до 119 аспров, то есть на 70 %. Из них нужно вычесть 5 % на фрахтовые и налоговые издержки[384]. Прибыльность получалась, как будто, ниже в сравнении с торговлей мехами, но зато вывоз кож и шкур был сопряжен с меньшим риском и с более быстрой оборачиваемостью капиталов из-за крупномасштабных оптовых поставок.

2. 4. Воск

Другой важной статьей северного экспорта был воск, что осталось без должного внимания исследователей южнорусской торговли[385]. Воск, блестящий, залитый в формы, или упакованный кусками в ткань, подкрашенный в привлекавшие глаз тона, поступал в Кафу из бортнических угодий Смоленщины, из воскобойных центров Пскова и Новгорода, из богатых пчеловодческих областей Поволжья[386].

Итальянские «Праттика дела меркатура», неизменно, называли воск на одном из первых мест среди товаров, которые можно было с выгодой закупать в Кафе[387]. И их авторы знали, что писали. Воск пользовался громадным спросом и не только потому, что из него делалось единственное тогда средство освещения – восковые свечи, не только потому, что без него немыслимо храмовое действо, или некоторые ремесленные операции, например, энкаустика, но и потому, что он стал важнейшим компонентом технологии вощения в бумажном производстве, стремительно распространявшемся в XIII в. по всей Европе и имевшем значение ничуть не меньшее, чем промышленная революция.

Вывоз воска из Кафы в Геную, поблизости от которой находилась одна из первых и самых знаменитых бумажных мастерских – Фабриано, достиг в конце XIII в. колоссальных объемов. Только по актам нотария Ламберто ди Самбучето, работавшего в Кафе в 1289–1290 гг., в направлении Лигурии было отправлено воска на 11000000 аспров[388]. Помимо Генуи, воск вывозился в Венецию[389], в города Средиземноморской Франции и Испании[390]. Более того, воск отправляли в Восточное Средиземноморье – в Дамаск и Александрию[391], что несправедливо игнорировалось историками торговли с Востоком[392].

Среди воскобойной продукции, вывозившейся из Кафы, обращают на себя внимание сорта воска, обозначавшиеся как «воск Кафы» и «воск Газарии» (“cere de Caffa”, “cere de Gazaria”). Подобная индикация должна находить объяснение в той роли, которую играла Кафа в концентрации значительных партий воска. Именно там проводилась дополнительная очистка и пробойка, так как воск, по замечанию Пеголотти, далеко не всегда отличался чистотой и блеском, а порой был просто подделкой[393]. Там осуществлялась сортировка и упаковка товара, что удостоверялось штемпелем кафских сансеров из числа ремесленников, имевших дело с воском, например, изготовителей свечей (candellerii), фигурировавших в нотариальных актах[394].

В конце XIII в. воск вывозился полными навами, крупнейшими судами, грузоподъемностью до 500 тонн[395]. В конце XIV–XV вв. наблюдалось уменьшение объема сделок. В актах кафского нотария Никколо Беллиньяно 1381–1382 гг. значился контракт о транспортировке 155 кантариев (7,3 тонн) воска до Перы, с последующим вывозом в Геную[396]. В 30-е годы XV в. из девяти сделок о поставках воска в Венецию с перевалкой в Константинополе шесть касались незначительных партий, не превышавших 120 килограммов[397]. Отчасти это объяснялось конкуренцией «воска Загори», происходившего из Болгарии и превосходившего по качеству тот, что вывозился из Кафы[398]. Отчасти подобный спад был следствием известной «демократизации капитала», вызванной вовлечением местного купечества в международный обмен, сделки которого не всегда оформлялись нотариально[399].

Если говорить о прибыльности торговли воском, то можно привести мнение профессора Мишеля Баляра, согласно которому она составляла 21 %[400]. Но возможны и иные расчеты. Стоимость очищенного, блестящего воска в Кафе составляла 252 аспра за кантарий (47,65 килограммов). Рыночная цена в Генуе достигала 10 лир за кантарий, или 380 аспров, давая прибыль 50 %. Эта величина должна быть уменьшена на транспортные издержки, обычно не превышавшие 5 %. С другой стороны, расчеты по контрактам о вывозе воска почти всегда сопровождались вексельными операциями, позволявшими извлекать дополнительные проценты на разнице курсов.

2. 5. Красители

Предшествующие историки[401] не оставили упоминаний и о такой статье вывоза на Юг, как русские красители. Красители были двух видов. Прежде всего, это – кермес, универсальный краситель, получаемый из выделений древесного червя[402]. Кермес в соединении с кислотой давал желтый цвет; соединенный с щелочью становился фиолетовым; под воздействием глиноземной протравы приобретал алый цвет; от соприкосновения с медной протравой и винным камнем начинал обладать зеленым тоном; смешанный с медным купоросом чернел[403]. Такое богатство цветовой гаммы открывало широкие возможности использования кермеса в текстильном производстве, переживавшем в Европе XIII–XV вв. интенсивный подъем. Собирался этот краситель на Северо-Западе русских земель. Доставлялся в Кафу, оттуда транспортировался морем в Константинополь и еще далее – в Италию.

Известно, что Бадоэр заключал сделки на поставки «русского кермеса». Однажды он получил 469 ливр (149 килограммов) красителя, упакованного в мешках[404]. Не раз кермес упоминался и в других итальянских документах [405].

Другим видом красителя была киноварь, то есть сульфид ртути, образующийся в гидротермальных почвах вместе с кварцем и кальцитами[406]. Самые значительные ее месторождения находились на Украине и использовались с давних времен. Вероятнее всего, киноварь, но не кошениль, как иногда считают[407], должно подразумевать под «красящими зернами», вывозившимися из русских земель. Польский хронист Матвей Меховский в начале XVI в. писал: «Вся земля Русская дает красящие зерна, которые родятся в чрезвычайном изобилии и которые с давних пор вывозились в итальянские города – Геную и Флоренцию»[408].

Киноварь, игравшая особую роль в эзотерических знаниях алхимиков, получила, может быть, даже большее распространение как краситель вплоть до изобретения анилина. Наряду с использованием в текстильной индустрии, киноварь применялась для изготовления акварельных и масляных красок, находивших возросший спрос в эпоху Ренессанса. Наконец, она служила ценным целительным средством.

2. 6. Ремесленная продукция Севера

Большинство исследователей склонно рассматривать Север только как сторону, служившую поставщиком сырья[409], что не совсем справедливо. Приведенный выше материал позволяет убедиться в том, что Север поставлял не только пушнину, но и меховые изделия, шитые из спинок или брюшек. Кроме того, с Севера вывозились не только сырые кожи и шкуры, но и отличной выделки, например, юфть.

К сказанному нужно добавить «русский текстиль». Речь идет не о «русском сендале», упомянутом в старофранцузском стихотворном «Романе об Александре», вызвавшем удивление специалистов[410], ибо известно, что на Руси не производилось шелковых материй, но лишь через нее распространялась какая-то часть левантийских тканей из шелка, в частности, сендала. Речь идет о фактах вывоза «русского полотна», пока еще не получивших признания. Оно упоминалось в «Куманском кодексе» начала XIV в., составленном в Кафе[411], как один из распространенных в южных землях товаров. О «широких русских полотнах», доставлявшихся в Кафу и направлявшихся в Заморье, содержались сведения в генуэзских документах XV в.[412] То есть текстильная продукция Руси, прежде всего, льняная, производившаяся во многих русских городах, имела определенное экспортное значение и отправлялась в направлении к Черному морю и оттуда еще дальше, как в восточные, так и в западные страны. Этим замечанием можно завершить характеристику того, что вывозилось «из варяг в греки».

I. 3. Структура южного импорта

3.1. Металлы и изделия из металлов

Логика дальнейшего исследования требует столь же детализированного анализа товарной структуры южного импорта.

Из всех возможных предпочтений, например, тех, которые главным стимулом торговых отношений в XIII–XV вв. считают текстиль[413], я склонен поставить на первое место среди южных товаров металлы и металлические изделия, как пользовавшиеся активным спросом в северных землях. Дело в том, что русский Север XIII–XV вв., вплоть до освоения Урала, был беден железом и лишен собственных месторождений золота и серебра [414], чем был вызван затяжной «безмонетный период», преодоленный ввозом монеты из Византии, Багдадского халифата и других стран[415]. Вывоз же драгоценных металлов из ближайших Германии, Чехии и Молдавии подлежал постоянным запретам[416]. И русские купцы отправлялись в Константинополь и Заморье отнюдь не за тканями, но за металлами и звонкой золотой и серебряной монетой.

Золото представляло, пожалуй, исходный интерес. Будучи аллегорическим замещением Солнца, оно оказывалось символом солнечного, источающего свет Юга, подобно тому, как символом «черного» Севера был соболь в его сатурновом инопонимании. В славянском мире, как впрочем, в западных, или восточных культурах, утвердилось представление о золоте как едином принципе идеального миростроительства, как инобытии высшей духовной энергии – огня, лишенного свойства сжигать, но изливавшего мягкое, духовное свечение. Византийская трактовка золота как символа вечного, невидимого мира укоренилась в русском сознании и нашла выражение в православном идеале красоты[417].

Именно поэтому большая часть импортированного золота не исчезла бесследно в кошелях купцов, но воплотилась в золотых куполах, золоченых интерьерах храмов и золотом фоне икон. Но даже и за пределами религиозного культа золото находило весьма отличавшееся от современного назначение. Как духоносное средство золото могло избавлять от самых тяжких заболеваний сердца и проказы. «Питьевое золото» (aurum potabile) спасительно влияло на светлую желчь.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Oderico G. L. Lettere ligustiche ossia osservazioni critiche sullo stato geografico della Liguria fino ai tempi di Ottone il Grande con le memorie storiche di Caffa. – Bassano, 1792.

2

Formaleoni V. Storia filosofica e politica della navigazione, del comercio e della colonie nel Mar Nero. – Venezia, 1788–1789. – Vol. I–II.

3

См., современное переиздание труда испанского медиевиста XVIII в.: Memorias historicas sobre la marina, commercio y artes de la antigua ciudad de Barcelona /Ed. A. De Capmany y de Monpalau. – Barcelona, 1961–1963. – Vol. I–II.

4

Baier G. S. Anmerkungen über den Ursprung der Kubeschaner und über den Handel der Genuesen auf dem Schwarzen Meer // Sammlung Russischer Geschichte. – S.-Pb., 1736.

5

Farmed G. Storia dei tre celebri popoli maritimi dell’ Italia: veneziani, pisani e genovesi e delle loro navigazioni e comercio nei bassi secoli. – Pisa, 1817–1822. – Vol. I–IV.

6

Naranzi D. Essai historique sur la ville Caffa au Moyen Âge. – S.-Pb., 1811.

7

Depping G. B. Histoire du commerce entre le Levant et Г Europe depuis les croisades jusqu’ à la fondation des colonies d’Amérique. – P., 1830. – T. I–IL

8

Primaudaie E. F., de la. Études sur le commerce du Moyen Âge: histoire du commerce de la Mer Noire et des colonies génoises de la Crimée. – P., 1848.

9

Mévil S. М. La Mer Noire au Moyen Âge: Caffa et les colonies génoises de la Crimée. – P., 1856.

10

Privilèges commerciaux accordés à la République de Venise par les princes de Crimée et les empereurs mongols du Kipchak / Pub. par /. M. Mas-Latrie // BEC. – P., 1868. – Vol. XXIX. – P. 581–595.

11

Canale M. G. Della Crimea, del suo commercio e dei suoi dominatori dalle origini fino ai nostri. – Genova, 1855–1856. – Vol. I–III.

12

Heyd W. Geschichte des Levantehandels im Mittelalter. – Stuttgart, 1879. – Bd. I–II.

13

Нарушевич A. Таврикия. – Киев, 1788; Сестренцевич-Богуш С. История о Таврии. – С.-Пб., 1806. – T. I–II; Муравьев-Апостол И. М. Путешествие по Тавриде. – С.-Пб., 1823; Надеждин М. И. О происхождении, существовании и падении итальянских торговых поселений в Тавриде // Вестник Европы. – М., 1828. – Вып. XV–XIX.

14

Kennen П. И. Крымский сборник. О древностях Южного берега Крыма и гор Таврических. – С.-Пб., 1837.

15

Мурзакевич H. Н. История генуэзских поселений в Крыму. – Одесса, 1837; в XX в. в Италии был издан перевод этой книги на итальянский язык, см.: Murzakeuić N. Storia delle colonie genovesi in Crimea // Miscellanea di storia Ligure in memoria di G. Falco. – Genova, 1966. – P. 353–441.

16

Караулов г. О торговом значении Феодосии в древности и Средние века // Одесский вестник. – Одесса, 1859. – № 8. – С. 512–514; Кондараки В. Генуэзцы в Крыму // Юг. – Одесса, 1882. – Январь / Февраль; Кондаков Н. П. Торговля итальянцев в XIII–XV вв. // Сын отечества. – М., 1884.

17

Устав для генуэзских колоний в Черном море, изданный в Генуе в 1449 г. / Пер. с лат., вступит, стат. и примеч. В. Н. Юргевича // ЗООИД. – Одесса, 1863. – T. V. – С. 629–857; Генуэзские надписи в Крыму / Изд. подгот. В. И. Юргевич // ЗООИД. – Одесса, 1863. – T. V. – С. 629–857.

18

Волков М. О соперничестве Венеции с Генуей в XIV в. // ЗООИД. – Одесса, 1858. – T. IV; Он же. Четыре года города Каффы 1453, 1454, 1455, 1456 // ЗООИД. – Одесса, 1872. – T. VIII.

19

Врун Ф. К. О дипломатических сношениях египетского султана Бейбарса с золотоордынским ханом Берке / / ЗООИД. – Одесса, 1867. – T. VI; Он же. О поселениях итальянских в Газарии // Труды I археологического съезда. – М., 1869. – T. II. – С. 365–403; Он же. Черноморье: сборник исследований по исторической географии Южной России // ЗНИУ. – Одесса, 1879. – T. XXVIII; T. XXX.

20

Фелицын Е. Д. Некоторые сведения о средневековых генуэзских поселениях в Крыму и Кубанской области // Кубанский сборник. – Екатеринодар, 1899. – T. V. – № 15.

21

Ведров В. М. Об итальянских колониях в XIII в. в Хазарии // Труды I археологического съезда. – М., 1869. – T. II. – С. 404–407; Веселовский А. Н. Несколько географических и этнографических сведений о древней России из рассказов итальянцев // ЗРГО. – М., 1869. – T. II; Он же. Новые сведения о Каффе и крымских татарах из начала XV в. // ЖМНП. – М., 1888. – Ч. CCLVL-№ 4. – С. 332–338; Кун М. Исследования о генуэзских владениях на Крымском полуострове // Русский архив. – М., 1876. – T. I; Флоринский Т. Политическая и культурная борьба на греческом Востоке в первой половине XIV в. – Киев, 1883; Лагорио Ф. Четыре эпохи из жизни Феодосии // ЗООИД. – Одесса, 1889. – T. XV; Смирнов В. Д. Крымское ханство под верховенством Оттоманской Порты до начала XVIII в. – С.-Пб., 1887.

22

Григорьев В. Монеты джучидов, генуэзцев и Гиреев, битые на Таврическом полуострове // ЗООИД. – Одесса, 1844. – T. I. – С. 301–314; Köhne В. Les monnais génoises de Kaffa. – S.-Pb., 1875; Генуэзско-татарские монеты г. Каффы / Пуб. О. Ф. Ретовского // ИТУАК. – Симферополь, 1897–1901. – Вып. I–III; Генуэзско-татарские монеты / Пуб. О. Ф. Ретовского // ИИАК. – С.-Пб., 1906. – Вып. XVIII. – С. 1–72; 6 табл.; Новые генуэзско-татарские монеты / Пуб. О. Ф. Ретовского // ИИАК. – Пг., 1914. – Вып. LI. – С. 1–14; 1 табл.

23

Ср., историографические оценки: Бадян В. В. Генуэзька феодальна колонiзацiя Пiвнiчного Причорномор̉я в росiйской iсторiографii дореформеноi Росii // Питання iсторii народiв СРСР. – Харькiв, 1969. – Вып. VI. – С. 135–141; Он же. Генуэзька феодальна колонiзацiя Пiвнiчного Причорномор̉я в росiйской iсторiографii капиталистичного перiоду // Вiсник Харькiвского университету. – Харькiв, 1970. – Вып. XLV. – С. 48–53.

24

Sieueking H. J. Genueser Finanzwesen mit besonderer Berücksichtigung der Casa di San Giorgio. – Freiburg; B.: von J. Hohr, 1898–1899. – Bd. I–II.

25

Urkunden zur älteren Handels- und Staatsgeschichte der Republik Venedig mit besonderer Beziehung auf Byzanz und Levante / Herausg. von G. L. Tafel und G. M. Thomas // FRA. DA. – Vindobonis, 1855–1857. – Vol. XII–XIV; Diplo-matarium Veneto-Levantinum sive acta et diplomata res Venetas Graecas atque Levantis illustrantia / Ed. M. Thomas. – Venetiis, 1880. – P. I.