Отпуск с убийцей

Тут ведь даже не известно, с чего надо начинать, где самый корень зла…

Вот потому-то Невский на рожон не лез, а просто выполнял свою работу, как психолог точно зная, где в умах начальства – вне зависимости от его масштаба – есть слабинка… Да, что-то ему дозволяли, а что-то, естественно, нет, но дозволяли то, что требовалось именно ему – в конкретной ситуации, в конкретный момент и в конкретных пределах, разумеется. Ибо он знал не только, как правду превратить в неправду, но и как в дезинформацию, дав в нужном месте скрытый ключ, вложить существенное содержание, которое впоследствии умелый, знающий исследователь сможет точно распознать. А дальше уж – его научные проблемы… И проблемы его совести.

Так или иначе, все у Невского пока шло хорошо. На взгляд сторонних наблюдателей – жизнь удалась.

А базой в этой жизни, сколь бы нелепо и смешно такое ни звучало, были три огромных «не».

Он не женился, не охладел к восточным боевым искусствам и не бросил навсегда курить.

Обретенная известность ничего, по сути, не переменила, разве что последние пять лет выкуривал он, словно и не замечая, две-три пачки в день… Причем – кубинских сигарет!

Теперь он вознамерился покончить хоть с последним «не». А там уж – как судьба распорядится… Да и место нынче подходящее: ведь санаторий же, сам бог велел!..

Немного поглядев на воду, он вернулся к главному корпусу и чинно обошел его по круговой аллее.

Кажется, я тут действительно неплохо отдохну, решил Невский, и ну их к черту, все эти московские дела, незавершенные визиты, нудные переговоры, телефонные звонки… Я нагуляюсь, накупаюсь, надышусь хорошим воздухом, позагораю, соблюду диету, отосплюсь – короче, почти месяц праведной и непорочной жизни.

Тут он вспомнил недавнюю поездку в автобусе, и вновь какая-то сладкая волна подкатила к груди.

Он испытал внезапно чувство странного, неизъяснимого удовлетворения, как будто и это отныне становилось неотъемлемой частью его отдыха, беспечного, бездельного, доброго, – вот, вот чего он ждал теперь от всех грядущих дней, неважно, солнечных или дождливых: они будут добрыми, как и этот день, который только начинался…

Глава 4

Тем временем настала пора завтракать.

И тотчас этот, еще пять минут назад будто вымерший, корпус разом пришел в движение: захлопали повсюду двери, загомонили голоса, глухо затопали по коврам коридоров десятки проснувшихся, полных энергии ног…

Невский толкнул парадную дверь и вновь очутился в прохладном вестибюле – роскошном, с высоким сводчатым потолком, украшенном лепниною, с паркетом, выложенным разными сортами дерева, с широкой мраморной лестницей, которая, мягко изгибаясь, уносилась к верхним этажам, с потускневшим от времени огромным, в бронзовой оправе, зеркалом…

Кивнув шутливо собственному отраженью, Невский тотчас повернул направо – в санаторскую столовую.

За отведенным ему столиком уже сидели трое: две женщины и мужчина.

Есть во всех домах отдыха, в любого ранга санаториях и на курортах эдакая удивительная категория людей, повсюду появляющихся первыми, – как будто вечно их терзает опасение, что в чем-то их уж непременно обделят, чего-то там недодадут, а то, глядишь, и вовсе облапошат, так что надо быть все время начеку и быстро упреждать очередную каверзу судьбы. Такие личности всегда приходят незаметно, а потом пытливо-терпеливо ждут…

Невский вежливо кивнул своим соседям и занял пустующее место – у прохода.

Над столом повисло цепкое, гнетущее молчание.

Невский поерзал на стуле, располагаясь поудобнее, затем с немалой церемонностью пригладил бороду и, чуть склонив голову набок, не таясь, внимательно-безразлично оглядел каждого из сотрапезников.

Мужчина как-то сдавленно вздохнул и начал нервно поигрывать вилкой.

На вид ему было лет под семьдесят. Еще крепкий, жилистый и загорелый, он был одет в цивильную пижаму – то есть в нечто сатиновое мундирно-спального покроя, ядовито-канареечного цвета, однако без доисторических полос. Выражение носатого лица имел настырно-плаксивое – подобных типов Невский беспричинно недолюбливал всегда.

Женщины смотрелись сущими двойняшками: обе – лет шестидесяти, может, чуть побольше, крупно-дородные, фальшиво-облондиненные, подрумяненные, в почти одинаковых розовых, без выреза, на пуговках до горла платьях – только у одной был слева приколот золоченый паучок, а у другой справа – серебристый жучок.

Они сидели и томно шевелили подведенными бровями, со смиреньем опустивши взоры долу.

Потом, истомившись и якобы незаметно, сняли туфли под столом и кротко одернули края рыжей скатерти.

– Г-мм… – сказал Невский с тихим, но отчетливым неодобрением. – Г-мм… Э-э, м-да…

Мужчина воспринял это как ненавязчивое приглашение к знакомству и началу замечательно-толкового застольного разговора и оживился.

Он выпрямился на стуле, отложил вилку и преданно посмотрел на Невского. Тот сделал вид, что ничего не заметил.

Не то чтобы ему совсем уж неприятно было вступать в разговор – просто эдакую публику он знал неплохо и не видел никакого интереса для себя в общении с нею.

Все же годы известности и вращения в достаточно элитных сферах наложили на него печать: он сделался в определенном смысле снобом…

Многим это нравилось…

– Сегодня поступили, да? – решился наконец сосед и улыбнулся, обнажая белоснежные вставные зубы.

Невский сдержанно кивнул.

– А я тут – целую неделю. Превосходно! Каждый день, перед обедом, бегаю – от дома и до дуба. Видели дуб? Такой весь из себя – толстовский, чудо!..

– Где?

– Как – где?! На территории! Мне за территорией делать нечего, совсем. Я, значит, бегаю до дуба. Иногда – обратно… Моя фамилия Лазаретов, – сосед церемонно привстал со стула и протянул Невскому твердую ладонь. – Прошу не путать с Назаретовым. Меня всегда путают. Ха-ха!.. Буквы, знаете, переменяют. А я не обижаюсь. Я – Лазаретов. Бегаю до дуба, каждый день. Вы не бегаете, нет?

– Увы. И, кажется, не собираюсь.

– Жаль, – огорчился Лазаретов. – А то бы – вместе… Да. Вас, кстати, как зовут?

– Невский. Михаил Викторович.

– Богатая фамилия. Историей пахнуло… Исключительно приятно! – умилился Лазаретов.

– А я – Виолетта Прохоровна, – тонким голосом сказала дама, что сидела справа. – Очень хорошо.

– Что – хорошо? – не понял Невский.

– Вообще… Так интересно жить! Особенно теперь…

– Жить интересно, милочка, всегда! – сварливо отозвался Лазаретов. – Вот как сбегаешь до дуба…

– Дался он вам, этот дуб!.. Неужто ни о чем другом нельзя поговорить? Ведь каждый день…

– Да, каждый день! Покуда не помру.

– Илья Ефимович, ведь вы же за столом! – страдая, возмутилась Виолетта Прохоровна. – Зачем же портить людям аппетит?!

– Уж вам испортишь, – тихо огрызнулся Лазаретов.

Дама, что сидела справа, наконец дождалась паузы и почти что басом отрекомендовалась:

– Евфросинья Аристарховна. Очень рада познакомиться. Я с детства вообще-то – Вильгельмина Хрюковна Пулярко, но знающие люди посоветовали мне имя-отчество сменить. Ну… чтобы было проще… Помните: борьба с космополитами, такое непростое время?.. А фамилия – красивая. Она осталась. Видите, как в жизни происходит?..

Невский покивал в ответ: мол, вижу и сочувствую от всей души, а сам подумал: «Проще… Не один ли дьявол – Евфросинья, Вильгельмина… Тоже мне, сподобилась! И отчество какое приспособила себе – взамен родного… Неужели ее папочку и вправду звали Хрюком? Вот имена дают на матушке-Руси!.. Да я б из принципа такое отчество оставил!»

– Из столицы пожаловали или как? – меж тем задумчиво спросил Лазаретов.

– Из Москвы. Собираюсь подлечиться.

– Такой молодой – и уже в санаторий, – жалостливо молвила Виолетта Прохоровна.

Лазаретов тотчас же воспрянул духом и раскрыл было рот, чтобы толково и подробно обсудить столь занимательный и во всех отношениях поучительный вопрос, однако, к счастью, разговор на том прервался.

К их столу, так что они даже не услышали, подошла официантка с подносом.

Невский поднял глаза и тут с удивлением обнаружил, что перед ним стоит Лидочка, недавняя его попутчица.

– Ну вот. Еще раз – с добрым утром, – сказала она, мило улыбаясь.

– Да уж с добрым, это – непременно, – отозвался он. – Но… как же так?..

– Что делать, – вздохнула она. – Отдыхающих много, а подавальщиц не хватает. Не вводить же самообслуживание! Вот и приходится помогать. А вы небось решили…

– Вовсе нет, – пожал плечами Невский.

Этот разговор Евфросинья-Вильгельмина Аристарховна выслушала с крайним неодобрением, однако промолчала.

Было ясно: эта смиренная женщина из тех, кто блюдет нравы. Постоянно и везде, ревниво. Активистка-комсомолка старой, еще сталинской закваски…

Без таких отчаянных людей наш грешный мир перевернулся бы давно…

Невский – при взгляде на них – всегда испытывал благородное чувство, родственное зубной боли…

– Между прочим, мой покойный муж, – все-таки не выдержав, невпопад сказала Евфросинья Аристарховна, печально поджимая бантиком накрашенные губы, – Свистунов-Морденко – может быть, слыхали? Первую-то часть фамилии он после выбросил – звучала несолидно… Так он был казенный человек, и в общем-то – немаленький! Служил в Наркомтяжпроме, грампластинки выпускал. Вот это был смельчак! Однажды – тайно, без начальского приказа, даже не согласовав ни с кем, не посоветовавшись! – изготовил целую пластинку, настоящую, и на нее наговорил сто двадцать раз – сам, лично: «Слава товарищу Сталину!» Вот это да!..

– Ну и что? – дипломатически не понял Невский.

– Батенька вы мой, я прямо поражаюсь вам!.. Так ведь в то время и такое – на секретную пластинку!.. Ну а если б кто проведал? Это же геройство, редкая отвага! Я потом не знала, что и делать, как он все мне рассказал, я даже заготовила письмо на случай: мол, прошу винить кого угодно, только не его, родного… Но, бог миловал, сошло… Теперь я уж девятый год вдова, – она прикрыла веки и легонько их потерла кончиками пальцев. – Но – ни-ни! Не позволяю ничего себе, – и она цепко оглядела всех сидящих за столом.

– Вы-то, матушка, не позволяете, да ведь и вас никто не спрашивает! – усмехнулся Лазаретов.

– Оттого-то все и получается вот так, – вздохнула Евфросинья Аристарховна. – Всюду – шуры-муры, а отваги – ни на грош! Мой покойный муж, Свистунов-Морденко…

– Ах, – сказала Лидочка с оттенком раздраженного презрения, – сколько можно?!

– Вас, голубка, и не заставляют слушать, если не хотите, – вспыхнула вдова. – Здесь совершенно новый человек, а вот ему полезно знать.

– Полезно, – покивал, чуть улыбнувшись, Невский. – Безусловно так. Я уже чувствую, мне многое здесь может быть полезно.

Он откинулся на спинку стула и, как будто невзначай, игриво посмотрел на Лидочку. Та, сделав вид, что ничего не замечает, со старанием смахнула крошки со стола в пустой поднос.

– Приятного всем аппетита, – напоследок ласково мурлыкнула она.

Едва Лидочка удалилась, соседи по столу немедленно взялись за дело.

Ели – сказать мало. Употребляли подчистую – целеустремленно и не смакуя.

Ожесточенная была трапеза, без малейшего уважения к продуктам.

Ибо заплачено – и точка.

Невский только диву давался.

Сам он ел рассеянно, искоса наблюдая, как Лидочка движется по залу, любуясь легкостью и ловкостью ее движений, ее независимой осанкой, выражением лица…

Несколько раз, словно ненароком, взгляды их встречались – и тогда она приветливо-сердечно улыбалась…

Уже выходя из зала, он чуть задержался на пороге и обернулся.

Он разглядывал незнакомые лица сидящих и пытался определить для себя, с кем же из всей этой исцеляющейся братии ему хотелось бы делить остальные дни, водить курортную дружбу, коротать тихие часы за не обязательными вовсе, но вполне интеллигентными беседами.

Лидочка – прекрасно. Но только она одна на отдыхе – это невозможно.

Именно так.

Кто-то должен быть еще – эдакий солидный и душевный компаньон для всеобщего обозрения…

Не Лазаретов же, день изо дня стремящийся к какому-то там дубу!..

Наконец, как ему показалось, он нашел.

Подходящий субъект сидел в дальнем углу, почему-то один за столом.

На вид ему Невский дал лет сорок, года сорок два – не более. Почти ровесник.

У человека были длинные нервные пальцы, умный, но какой-то беспокойно-настороженный взгляд, скупые, аккуратные движения, скептическое выражение лица, рыжие усы подковкой и франтоватые, ровно подстриженные полубачки, чуть тронутые сединой. Плюс – давно уже не модная прическа «мы в Малаховке – битлы». Вполне культурное лицо.

Выделив его из общей массы, Невский привычным жестом защемил бороду, обдумывая, как лучше представиться грядущему компаньону и, главное, когда – прямо сейчас или немного позже, однако так в итоге ничего и не решил и, мудро предоставив дело случаю, собрался со спокойной совестью идти к себе – за новой пачкой сигарет.

Да и с соседом познакомиться не грех – вдруг наконец-то объявился!

В вестибюле, возле самой лестницы, он столкнулся нос к носу с Лидочкой.

Она уже успела снять кокетливый передник и крахмальную наколку, зато была в белом халате – очень строгом, как и полагалось ей по штату.

– Ну, интересно вам у нас? – приветливо спросила она.

– Пока прекрасно. Все – прекрасно. По-моему, здесь можно славно отдохнуть.

– Еще бы! – живо согласилась она. – И даже, между прочим, подлечиться.

Невский беззаботно хохотнул:

– Вот уж на что, на что, а на здоровье я не жалуюсь! Бог миловал пока.

– Ну, болячки-то легко найти у каждого. Если очень надо. Или просто хочется… А что вы видели?

– Уже довольно много. Парк, дом, речку, лодочную станцию. Вас вот… Кстати, у вас нет желания развлечься, прокатиться в лодке, а?

Лидочка с недоумением взглянула на него:

– Прямо сейчас?

– Да почему же именно сейчас?! Скажем, после обеда…

– Я бы с удовольствием, но… Все зависит от больных… В другой раз целый день отбою нет – этой дай таблетки, этому сделай укол… Такие привереды!.. Вы загляните ко мне. Наш кабинет на первом этаже, прямо по коридору – и последняя дверь налево.

– Договорились. И еще один вопрос… Вы не знаете, кто это вон там сидит?

Он кивнул в сторону усатого мужчины, который был виден в дверной проем.

– Да это же ваш сосед по комнате! – всплеснула руками Лидочка. – А… вообще-то он у нас – массовик-затейник, – и, встретив непонимающий взгляд Невского, она пояснила: – У нас такого в штате нет, а он сам предложил свои услуги. На общественных началах.

– Играет на баяне, сам водит хороводы, сам же песенки поет – усмехнулся Невский. – Веселый мне достался сосед! Надеюсь, не поссоримся. Что ж, ладно… Значит, решено: после обеда захожу за вами.

Раскланявшись с Лидочкой, он быстро поднялся к себе в номер, чтобы взять про запас непочатую пачку сигарет. К тому же не мешало вновь переодеться: во фланелевой ковбойке становилось жарковато.

Все вещи в шкафу лежали в полном порядке – каждая на своем месте.

Все вещи, кроме одной…

Его с младых, как говорят, ногтей любимый синий галстук с золотым драконом – предмет зависти периферийных снобов – бесследно исчез.

Глава 5

После обеда недомоганием, слава богу, никто не страдал, и медицинский кабинет был пуст.

Лидочка, для пущего порядку, с минуту поупрямилась, мило и обезоруживающе улыбаясь, а потом решительно повесила в шкафчик свой белый врачебный халат, заперла дверь и с легким сердцем отправилась на пирс.

– А если нас увидят вместе? – спросила она, внезапно останавливаясь.

– Вас это волнует? – пожал плечами Невский.

– Все-таки… А впрочем, это ерунда. Пошли!

Они спустились к реке.

Некоторое время, пока он, смешно раскорячив колени, чтобы не мешали, искусно, как ему казалось, отгребал от берега, Лидочка молчала.

– Ну, – сказала она наконец, – что же вы меня не развлекаете?

– Сейчас… – рассеянно пообещал Невский, мерно работая веслами и одновременно соображая, что бы ей завернуть такое, для начала особенно смешное. – Вы… замужем? – неожиданно спросил он.

– Откуда вы это взяли?

– А у вас светлая полоска на пальце. Вероятно, вы часто снимаете и снова надеваете свое кольцо. Полоска малость загорела, но все равно след виден.

– От вас не скроешь, – вздохнула она.

– Ничего, – качнул он головой, – я не подвержен предрассудкам.

– Но зато другие… Знаете, какие бывают длинные языки?! Особенно в таких местах…

– Надеюсь, мы не будем становиться возле какой-нибудь замочной скважины, чтоб все могли нас хорошенько рассмотреть, – спокойно заметил Невский.

– Это зависит от вас, – лукаво сообщила Лидочка. – Разве нет?

– Ну, до какой-то степени, – согласился он.

– Вы обещали меня развлекать, – чуть недовольным тоном потребовала его спутница.

– Ах, да, вы правы… – спохватился Невский. – Хотите интересный анекдот?

– Вот так, – вздохнула Лидочка, – все с анекдотов начинается и ими же кончается…

– Нет, я ведь не настаиваю!

– Ладно уж. Собрались – расскажите. Что теперь с вами поделаешь!..

– Загадка армянского радио…

– Очень свежо! – хмыкнула Лидочка.

– Так вот, загадка, – игнорируя ее реплику, продолжил Невский. – Что это такое: в одно ухо влетает, а в другое – вылетает?

– Ну? Не знаю.

– Лом, – лаконично поведал Невский.

– Какой кошмарный анекдот! – ахнула Лидочка, всем своим видом демонстрируя, что ей нисколько не смешно. – Это ж придумать надо!..

– А по-моему, совсем и неплохой, – не согласился Невский. – Очень даже тонкий анекдот, с подтекстом. Несмотря на грубый лом…

Он всегда, знакомясь с новыми людьми, стремился для начала как-то ошарашить их, а уж потом смотрел на их реакцию и для себя определял, на что способен данный человек, что ему можно, что – нельзя… Весьма коварный тест, но результат давал почти мгновенно.

– Все равно, – упрямо заявила Лидочка. – Так с дамами не шутят. Лучше бы уж про Чапаева или про чукчу – там хотя бы нету этой жути.

– Хорошо, – пообещал Невский, не скрывая легкого сарказма, – завтра, когда мы снова поедем кататься на лодке, я расскажу вам что-нибудь другое.

– А сегодня? – растерялась Лидочка.

– На сегодня мой репертуар иссяк.

– Какая жалость! Я, наверное, обидела вас, да? Не поняла – и требую чего-то…

– Это ваше право, – с важным видом сообщил он.

А сам подумал: в общем-то она такая, как и все… И что я вдруг себе вообразил?!. Красивая кокетка – уж что есть, то есть. Искательница приключений? Вряд ли, эдаких я научился различать. Просто избалована вниманием мужчин и знает себе цену. Может, это даже к лучшему… С такими, безусловно, интереснее.

– А вы? – неожиданно спросила Лидочка, явно стремясь уйти от скучной ей дискуссии.

– Что – я?

– Вы женаты?

– Нет. И не был никогда.

– Почему? – искренне удивилась она.

– Да так, знаете… Не приспособлен я, наверное. Все время что-то не срабатывало. То дела, то попросту какие-то сомнения одолевали…

– Ну и зря! – убежденно сказала Лидочка. – С женщинами нельзя сомневаться. Они это чувствуют сразу. А когда вы наконец решитесь, женщина уже не ваша.

– Что ж… – Невский сделал еще пару энергичных гребков и на время поднял весла из воды, пуская лодку плыть по течению. – Постараюсь ваш совет учесть.

Он смеясь посмотрел на Лидочку.

Та вновь доверчиво улыбнулась.

Он пытался понять, что же кроется за маскою этой невинной улыбки – да и была ли это осознанная маска на самом-то деле?!

Но у него не получалось…

В его способности непринужденно проникать в чужие души что-то не сработало на этот раз…

Возможно, он слегка перемудрил, непроизвольно пожелав увидеть в ней, ну, скажем, ровню…

А на самом деле надо было проще, без затей!

Ничто в ее лице не говорило о заведомом, расчетливом лукавстве, о притворной простоте – неиспорченный взрослый испорченный ребенок, вдруг подумал он, есть над чем на досуге поразмыслить.

Легкий открытый сарафан нежно-голубого цвета чудесно гармонировал с ее загорелыми руками, шеей и плечами. Смуглые округлые щеки приобрели на солнце какой-то особенный, золотистый отлив…

Батюшки, какие все тут загорелые, невольно подумал Невский, ну, прямо южный курорт! Красотища! А что, и я могу уже через недельку стать таким же, и не хуже, очень даже запросто. Вот буду купаться, загорать, кататься на лодке каждый день… Беседы по душам – с моим массовиком-соседом, а все остальное… Чу́дная девчонка! Черт возьми, а я ведь еще нравлюсь! По глазам же ее вижу… Ну, не будем торопить событий. Отпуск только начался.

Он стянул с себя футболку и подставил спину под палящие лучи.

– Мне нравится здесь, – сообщил он. – Нет, честное слово! Благолепие, покой, раздолье… И совсем не скучно. Любят все друг друга…

На секунду облачко какой-то настороженности и тоски скользнуло вдруг по ее лицу.

Мелькнуло и – пропало. Будто наважденье…

– Да, не скучно, – чуть изменившимся голосом подтвердила Лидочка.

Невский внимательно посмотрел на свою спутницу и сокрушенно качнул головой.

– Не слышу ответного восторга, – заявил он. – Может быть, я снова что-нибудь не так сказал?

– Наоборот, всё так, – пожала Лидочка плечами. – Все друг друга любят…

– Может, с мужем поругались? Не сейчас – давно… А что-то гложет… И потом… это кольцо – туда-сюда… Ведь просто так, на солнышке-то, не снимают. Как у вас дома обстоят дела? Или мне только кажется? – он царски-испытующе взглянул на Лидочку. – Значит, кто-то вас поддел сегодня на работе, а? Вы, ради бога, извините мне мою бестактность…

– Нет-нет, ничего страшного. Вам – можно… – она тряхнула головой, точно отгоняя невеселые мысли.

– И все-таки? – допытывался он.

С младых ногтей невероятно любопытный, Невский знал, что это рано или поздно до добра не доведет. Но ничего с собою он не мог поделать! Словно бес какой в него вселялся, когда хоть мало-мальская загадка возникала перед ним. А тут еще срабатывали навыки дотошливого профессионала, начинался комментаторский, с подвохом, зуд…

– Ну, как сказать… – Лидочка немного помолчала. – На работе у меня как раз порядок, нет проблем… Попробовал бы кто-нибудь обидеть! А все ли дома хорошо? И да, и нет. Муж в принципе хороший человек, достойный, вот только я его… ну, не люблю. Просто посватался однажды… Бывает же ведь, правда?! – она подняла на него свои большущие зеленые глаза, будто и впрямь удивляясь такому положению вещей. – Иногда не очень рассуждаешь… А когда и вовсе молодая… Шесть лет мы вместе. Шесть. Уже!

Невский было сделал выразительный непроизвольный жест рукой, но Лидочка его упредила, догадавшись, какой последует вопрос.

– Детей у нас нет. Я не хотела. И теперь не хочу. От него – не хочу.

– Вам, разумеется, решать, – со вздохом согласился Невский. – Дети требуют любви и ласки… Отчего же вы не разведетесь? Нынче это просто.

– Просто… Он любит меня. Очень любит… А я, наверное, уже привыкла. Да, скорей всего. И потом…

Она умолкла, отчужденно глядя в воду.

– Ну?! – подбодрил он.

– Не знаю, – развела она руками. – Я… не могу вам объяснить… Не обижайтесь.

– Ради бога! О чем вы говорите?! – Невский с прежней силой налег на весла. – Это вы извините меня. А… кем работает ваш муж?

– Директором завода. Разумеется, в Москве у вас заводы не такие… Но для наших отдаленных мест…

– Не слишком-то и отдаленных, – хмыкнул Невский. – Зато здесь ваш муж – заметная величина. И, надо думать, всеми уважаемый человек.

– Возможно, – согласилась Лидочка. – Но и недругов у него хватает. И на заводе, и в городе. Городок-то ведь небольшой – все как на ладони.

– Помилуйте, у кого на этом свете нет врагов?! – делано рассмеялся Невский. – Даже у покойников находятся завистники… Это вполне естественно. У меня тоже недругов – ой-ой!

– Правда? А вы кто? – полюбопытствовала Лидочка.

– Историк. Преподаю в университете, – равнодушно соврал Невский.

Конечно, она может и проверить, это, в сущности, несложно, ну да ладно. Будет сюрприз.

А ведь могла бы и узнать в лицо, с оттенком уязвленности подумал Невский. Телевизор-то, поди-ка, смотрит!.. Впрочем, не исключено, такие передачи ей неинтересны. Да к тому же сложные программы запускают только днем, по будням, когда люди на работе…

Он не любил распространяться о своей профессии, поскольку на собственном опыте давненько уяснил: едва отдыхающим становится известна правда – хоть караул кричи, отбою нет от разных дурацких вопросов и настырных требований рассказать что-нибудь скабрезно-занимательное из его газетно-телевизионной практики.

Почему-то на отдыхе, когда нечего делать, всех непременно начинают интересовать подробности из жизни «сливок общества». И непременно – в рамках слухов и дешевых сплетен, каковые постоянно бродят по стране…