Война и революция: социальные процессы и катастрофы: Материалы Всероссийской научной конференции 19–20 мая 2016 г.

Отдельного внимания заслуживает феномен «цветных революций». Очевидно, что он включает в себя целый ряд самых разных процессов, в том числе тех, между которыми сложно ставить знаки равенства[58]. Между тем, во всех «цветных революциях» начала XXI в. можно увидеть общие черты. Обычно таким фактором исследователи называют высокую роль социальных сетей как инструмента организации и наличие внешнеполитической поддержки протестующих. Это так, но не менее важным фактором следует назвать и длительный период «латентной инкубации» будущего протестного начала, который лежит не в плоскости политики или экономики, а в плоскости смыслов. Через глобальную культуру и транслируемые ведущими мировыми СМИ образы «красивой и успешной жизни» в сознание молодежи и социально активных групп граждан вводятся образы «желаемого будущего» – такого, однако, для достижения которого у данной страны нет ресурсов и объективных возможностей (т. н. «нереального будущего»[59]). В условиях слабости элиты, ее неспособности быть гибким и эффективным политическим субъектом, дельта между «завышенными ожиданиями» и «объективной реальностью» оказывается катализатором социального и политического напряжения, как правило, фатального для политических режимов. Нельзя утверждать, что именно «цветные революции» будут наиболее распространенным формами геополитического противостояния в XXI в., но можно ожидать, что «борьба за умы и сердца» будет гораздо более распространенной формой геополитической борьбы, нежели прямое военно-силовое противостояние сверхдержав. Ключевую же роль в этом противостоянии будут играть центры, способные транслировать и трактовать смыслы в интересах одних геополитических игроков и в ущерб другим.

При этом открытым остается вопрос, кто является конечным бенефициаром этих процессов – конкретные политические структуры, корпорации или же сложные «гибридные» образования, включающие разные политико-экономические и информационно-коммуникационные группы внутри глобального истэблишмента. По ряду признаков, внутри лагеря «проводников» новой эпохи, при всем совпадении долгосрочных целей, существуют очень серьезные разночтения и противоречия по поводу тактики и краткосрочных целей. Кроме того, не следует сбрасывать со счетов «акторную конкуренцию» между различными субъектами внутри ядра бенефициаров новой эпохи. Если для политических субъектов за пределами ядра ключевой вопрос состоит в том, как обеспечить свой суверенитет (самыми различными средствами) либо как на наиболее выгодных условиях войти в новую систему, то для игроков «внутри» будет характерна максимально жесткая конкуренция по поводу того, кто именно будет осуществлять технический менеджмент по продвижению нового мирового порядка и переформатированию политического, экономического, информационного и культурно-смыслового пространства в планетарном масштабе[60].

Запущенные процессы нивелирования государственного начала и размывания государственного суверенитета в интересах новых политических акторов, безусловно, порождают встречное сопротивление. Неслучаен энтузиазм членов БРИКС по поводу самой возможности формирования клуба стран – сильных региональных лидеров, альтернативного по отношению к евроатлантическому ядру глобализации, а также любых других проектов «альтернативной интеграции». При этом, как было уже отмечено выше, у традиционных акторов и геополитических субъектов есть, по большому счету, две основные стратегии реагирования – жесткое оппонирование текущему вектору на построение «нового мира» либо встраивание в предлагаемую систему ради получения тех эксклюзивных бонусов и привилегий, которые дает членство в «глобальном клубе». Обе эти стратегии имеют собственные минусы и риски. В первом случае страны будут сталкиваться с внешней изоляцией, включая принудительное отлучение от перспективных технологий и дефицитных ресурсов, источником которых во многом остается ядро мировой политической системы (с чем ярко столкнулась Россия после кризиса на Украине). Во втором случае, даже вхождение в элитный клуб будет означать очевидное неравноправие по отношению к «старшим партнерам» и подчиненное положение «новых членов» (подходящие примеры можно наблюдать в Латинской Америке, Восточной Европе, Юго-Восточной Азии).

Если же говорить о стратегиях успеха в новой геополитической (и онтологической) реальности, то на первый план будет все больше выходить политическая субъектность. Именно способность политической элиты быть гибким, адаптивным, про-активным лидером, транслятором и проводником смыслов, эффективным исполнителем социального и информационного айкидо будет единственным фактором, обеспечивающим конкурентное преимущество, развитие, а зачастую и просто выживание корпораций, государств и любых других игроков на геополитической арене. Важным компонентном будет открытость и обновляемость элиты – не как самоцель, но как механизм повышения качества и эффективности тех систем, управление которыми осуществляет элита. Наличие традиционных ресурсов, включая экономический и военно-силовой, разумеется, не будет терять значения, однако для успеха в геополитическом противостоянии будут необходимы очень высокие стандарты качества управляющей надстройки, способной эффективно распорядиться этими ресурсами. Совершенно очевидно, что эти вызовы потребуют совершенно иных подходов к подготовке элиты, и в целом – к качеству образования и обучения социальных групп, пополняющих управленческий слой.

Источники и литература

1. Tuathail G.Ó Postmodern Geopolitics? The Modern Geopolitical

Imagination and Beyond I I Rethinking Geopolitics. Routledge, 1998. P. 16–38.

К вопросу о гибридных войнах: основные положения и направления исследования

Балтодано Усаров Аллан Серхе[61]

Аннотация: В этой статье представлены основные положения исследования вопроса «гибридных войн». В первую очередь, рассматривается сам понятийный аппарат, дана попытка чётко обозначить сущность понятия «гибридные войны». В статье «гибридная война» рассматривается как одна большая и когерентная стратегия: как особая форма политического и военного конфликта между политическими субъектами.

Ключевые слова: гибридная война, стратегия непрямых действий, искусство войны, военная история, политика

Baltidano Usarov Alan Serhe. Revisiting the hibrid wars: fundamental principals and avenues of research.

Abstract: In this article presents some main positions of «hybrid war’s» science researching. Firstly, we tried to examine the concept of hybrid war’s theory. This article present hybrid war as one big and coherent strategy like as unique form of political and war conflict between political subjects.

Keywords: hybrid wars, strategy the indirect approach, art of war, war history, political science

Войне как явлению за все время её существования были даны различные, порой противоречащие друг другу, оценки: от «великого дела государства» до «ужаснейшего зла и бедствия». Традиционная военная мысль в лице К. Клаузевица представляла войну как событийное явление, как продолжение политики иными средствами. Политическая же мысль, к примеру, как определял Т. Гоббс, предполагала войну как постоянное состояние соперничества между государствами и державами, «войны всех против всех» [8, 9].

Важно заметить, что сегодняшние так называемые «гибридные войны» соответствуют тем представлениям о войне как о постоянное форме существования различных политических субъектов. В более широком понимании, можно утверждать, что «гибридные войны» – это состояние взаимоотношений между политическими субъектами, основанных на классических философских понятиях «силы» и «воли», постоянной борьбы и права сильнейшего [3].

В ходе исследования приходится сталкиваться с абсолютной размытостью понятия «гибридная война». Вероятно, проблема заключается в том, что авторы оригинальной концепции и их последователи настаивают на ее революционности, в то время как мы полагаем, что «гибридная война» – это скорее эволюция традиционного метода ведения войны. Эволюция, которая обусловлена появлением не только новых вооружений и иных средств, но и повсеместным внедрением информационных технологий.

Однако, необходимо сделать замечание, что не инструментарий изменил облик современной войны, а качественный сдвиг во всех сферах жизни человеческого общества. Также надо сделать примечание, что надежды западных политологов на то, что постиндустриальное общество откажется от войны как инструмента разрешения международных конфликтов, сегодня терпят крах. Существенным доказательством этого положения является украинский кризис, который разрушил систему международного права, а в следствии этого изменил представление о принципах сосуществования различных государственных и негосударственных акторов [2, 6].

Таким образом, современную агрессию называют теперь рядом терминов вроде «войны четвертого поколения» или «ассиметричной войны». Такая агрессия подразумевает некую «virtus incognitum» или «неизвестную силу»: грамотно спланированная стратегия удара, при которой невозможно определить её субъекта, а также применить к нему ответную юридическую силу.

В войнах нового типа, или «гибридных войнах», стратегия достигает своей цели в том случае, если одерживается не территориальная победа (захват столицы, аннексия и прочее) или военная победа (разгром всех вооруженных сил), а так называемая «культурная гегемония» – достижение всеобъемлющей поддержки населения и захват всего информационного и культурного пространства общества.

В поддержку этого тезиса можно привести заключение Р. Инглхарта, что для доминирования сегодня нет необходимости в применении конвенциональной военной силы, так как «это рискованно и затратно». Также об этом утверждал Б. Лиддел-Гарт, приводя свою стратегию непрямых действий как применение военной силы с целью достичь скорее пропагандисткой и информационной победы, нежели военного доминирования. Также такая позиция неразрывно связана с наступлением так называемой «постгероической эры», в которой классические войны с масштабными операциями прекратили свое существование в силу того, что постиндустриальные страны теперь не могут оперировать большим количеством людских ресурсов во избежание больших потерь [4, 5, 7].

Сложно представить также современные «гибридные войны» без классического изречения Сунь-Цзы: «Война – это путь обмана». В «гибридных войнах» активным элементом стратегии выступает информационная и пропагандистская подготовка, притом, в отличие от классических войн, с использованием новейших технологий, которые ускоряют эти процессы в разы. Важно понимать, что существенное отличие «гибридной» стратегии от классической – это возможность побеждать своего противника, даже не начав войны. Удар или агрессия совершаются настолько быстро и молниеносно, что, как писал Сунь-Цзы, «покоряют чужую армию не сражаясь, берут крепости, не осаждая» [9].

Отличительным моментом «гибридной войны» также выступает использование актов не только военной или информационной агрессии, но и ряда экономических, политических, дипломатических и даже электронных наступательных операций. Как писал китайский военный полковник Цяо Лян: «первое правило неограниченной войны заключается в том, что у такой войны нет никаких правил». В свою очередь, это подтверждается наличием разработок системы DIME у американских военных [10].

Кибервойны необходимы для подрыва экономической и технологической мощи той или иной державы, а с недавних пор кибератаки стали использоваться все с той же целью подрыва морального духа и политической стабильности общества [1].

Также меняется состав участников «гибридной войны»: вместо конвенциональных, вооруженных сил того или иного государства, имеющих юридическое право на насилие, в сражениях участвуют различные негосударственные игроки, такие как сельская или городская герилья, ЧВК и т. д.

Открытым остается вопрос являются ли «цветные революции» как продолжение одной большой и когерентной «гибридной» стратегии. Во всяком случае, мы подозреваем, что подобный акт политической агрессии является одним из этапов подготовки или даже ведения «гибридной войны» между государственными игроками, но абсолютно утверждать эту позицию мы не имеем возможности.

Пагубность «гибридной» стратегии заключается в том, что она стирает границы между мирной и военной сферой жизнедеятельности человека, стирает различия между комбатантами, не-комбатантами и мирным населением в фактическом и юридическом смысле. Мы предполагаем, что «гибридная» стратегия, пускай и разработанная с целью сократить потери людских ресурсов, на самом деле грозит обернуться рано или поздно гуманитарной катастрофой там, где эту стратегию применяют. Эти опасения возникают в силу того, что театр «войн четвертого поколения» смещается в сторону ведения тяжелых городских боев и появления городской герильи. Города, как центры политической, экономической и, что важно, культурной мощи государств, рискуют стать точкой соприкосновения государств, что безусловно может сопровождаться огромными потерями среди городских жителей.

Источники и литература

1. Васильченко В. Джихад в Twitter: Как террористы осваивают приемы социального маркетинга [Электронный ресурс] Режим доступа: http://apparat.ee/network/isis-social-war/ Загл. с экрана. Яз. рус.

2. Иванов И.С. Украинский кризис через призму международных отношений [Текст] / И.С. Иванов. М.: НИ РСМД, 2015. 208 с.

3. Кревельд М. ван. Трансформация войны [Текст] / М. ван Кревельд. – М.: ИРИСЭН, 2005. 344 с.

4. Люттвак Э.Н. Стратегия. Логика войны и мира [Текст] / Э.Н. Люттвак. М.: Университет Дмитрия Пожарского, 2012. 392 с.

5. Лиддел Гарт Б.Г. Стратегия непрямых действий. [Текст] / Б.Г. Лиддел Гарт. М.: ACT, 2014. 508 с.

6. Най С.Дж. Будущее власти [Текст] / С. Джозеф Най; пер. с англ. В.Н. Верченко. М.: ACT, 2014. 444 с.

7. Национальный исследовательский университет ВШЭ [Электронный ресурс] Режим доступа: https://www.hse.ru/news/science/180956348.html Ценности людей зависят от экономики. Загл. с экрана. Яз. рус.

8. Соловьев В.В. Три разговора о войне, прогрессе, и конце всемирной истории, со включением краткой повести об Антихристе и с приложениями [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://goo.gl/n7UUIG. Загл. с экрана. Яз. рус.

9. Сунь-Цзы. Искусство войны [Текст] / Сунь-Цзы; пер. с кит. Н.И. Конрад. М.: Аст, 2014. 192 с.

10. Kilcullen D. The Accidental Guerilla: Fighting Small Wars in the Midst of Big One [Электронная книга, PDF]. Режим доступа: https://goo.gl/91My52. Яз. рус. 377 с.

Роль СМИ в разжигании политических конфликтов: теория и практика информационных войн

Манойло А.В.[62]

Аннотация. Настоящая статья посвящена современным технологиям информационных войн. Раскрывается роль СМИ в информационных войнах и конфликтах. Дается характеристика основных информационных технологий, используемых для организации информационных атак на первых лиц государства.

Ключевые слова: политика, национальные интересы, информационная война, политическая элита, информационный вброс, панамское досье, раскол, безопасность.

Manoilo A.V. The role of the Media in the kindling of the political conflicts: theory and practice of the information wars.

Abstract: This article is dedicated to the contemporary technology of the information wars. The role of the Media in the information wars and conflicts is revealed. It gives the characteristic of major information technology used for organization of the information attacks on the first faces of a government.

Keywords: policy, interests of nation, information war, political elite, stuffing information, Panamanian dossier, split, security.

Информационные войны в современном мире стали одним из основных и уже привычных факторов окружающей нас действительности. Каждый из нас ежедневно оказывается в фокусе действия той или иной информационной атаки, несущий заряд убийственной агрессии, направленной как на общество в целом, так и на сознание каждого человека в отдельности. Технологии информационных войн, основанные на манипулятивном управлении политическим сознанием и поведением граждан, исключительно опасны: их главная задача – разделить и поляризовать общество, разорвать его на множество клочков и фрагментов, заставить эти фрагменты искренне ненавидеть друг друга с тем, чтобы затем столкнуть их между собой, инициировав борьбу на уничтожение, или объединить их агрессию в единый поток и направить его против действующей власти. При этом цель информационной войны – сломить волю противника к сопротивлению и подчинить его сознание своей воле. Высокая эффективность информационных атак и растерянность, являющаяся типичной реакцией большинства стран на акции информационной войны, делает информационные войны одним из основных элементов современных гибридных войн, таких как война в Сирии или конфликт в Украине.

Технологии информационных войн активно и весьма охотно применяют не только страны Запада (прежде всего, США, где термин «информационная война» официально закреплен в боевом уставе Армии США «Психологические операции»), но и международными террористическими организациями и группировками, такими как запрещенные в РФ «Исламское государство», Аль-Кайда. ИГ по всему миру ищет, вербует или просто нанимает на работу высококлассных специалистов в области кибервойны и информационного противоборства, которые в информационно-идеологическом поле вполне успешно конкурируют с силами специальных операций стран Запада.

Наиболее часто объектом информационной атаки становятся первые лица государства – президент и премьер: с них, как правило, информационная война и начинается. Причина этого предельно проста: первые лица всегда находятся под прицелом, они ведут публичный образ жизни, каждый их шаг, каждое их действие или движение рассматривается сквозь лупу. То, что прощается любому публичному политику, даже самому высокопоставленному и известному, никогда не прощают лидерам государства: они часто просто не имеют права на ошибку, что в определенном смысле роднит их с саперами. В силу своей публичности именно первые лица государства выступают главными ньюсмейкерами и производят большинство резонансных инфоповодов, которым затем дают свою интерпретацию национальные и зарубежные СМИ. Информационная война всегда разворачивается вокруг первых лиц, их действий, реакций на те или иные события, которые на первоначальном этапе тщательно прощупываются и тестируются с помощью заведомо провокационных вбросов ложной информации, запуска в социальных сетях вирусного контента, распространения слухов и сплетен, способных эмоционально «зацепить» хотя бы одного из первых лиц государства и вызвать его ответную резкую, эмоционально окрашенную реакцию.

Особую роль в информационных войнах играют средства массовой информации и коммуникации (СМИ). Они играют роль, с одной стороны, канала доведения информационного воздействия до конкретной целевой аудитории (политических элит, лидеров мнений, широких слоев общественности, политически активной молодежи), с другой – выступают непосредственным участником конфликтного взаимодействия. В современных конфликтах СМИ активно используются как средство дезинформации и пропаганды, как инструмент манипулирования общественным мнением, массовым сознанием и поведением граждан, как инструмент прямого давления на оппонентов. Именно через так называемые «независимые» СМИ спецслужбы осуществляют вбросы («контролируемую утечку») информации, компрометирующей их соперников, дестабилизирующей политическую обстановку в различных странах, инициирующей массовые протесты в стиле цветных революций. СМИ также имеют обыкновение выдавать непроверенную информацию за достоверную, если в ней содержатся элементы сенсационности, тем самым способствуя ее легализации. Экстремисты часто используют СМИ для усиленного разжигания националистический, экстремистский настроений даже в тех регионах, где эти противоречия уже давно не проявлялись; именно прозападные, демократические СМИ формируют романтический образ цветных революций в тех странах, где осуществляются «цветные» государственные перевороты, они же затем легитимируют хунты, пришедшие к власти. Западные СМИ активно участвуют в формировании образов «стран-изгоев» (в эту категорию попадают все страны, проводящие независимую от США вешнюю политику), провоцируя новые международные конфликты и столкновения.

В качестве субъектов информационных атак часто привлекаются «независимые журналисты», выполняющие политический заказ. Эта «темная сторона» деятельности современных СМИ связана с тем, что современные СМИ фактически не могут быть независимыми: журналисты зависят от мнения главного редактора и редакционной политики, которая для них является своего рода корпоративной цензурой; редакторы изданий зависят от владельцев СМИ и от спонсоров, которые напрямую диктуют, в каком ракурсе журналисты должны подавать те или иные события; боязнь потерять источники финансирования делает современные СМИ даже в демократических странах чрезвычайно зависимыми и несвободными. Единственная свобода, которая еще пока остается у журналистов – уволиться, если его собственные взгляды не совпадают с «мнением редакции». Но очень немногие пользуются этим правом, предпочитая путь конформизма.

Особое внимание заслуживают технологии, применяемые в современных информационных войнах и распространяемые по каналам СМИ. Наряду с более сложными технологическими схемами, в информационных войнах используется целый ряд простых приемов. Наиболее распространен среди них метод «наклеивания ярлыков». Работает он так: в отношении одного из первых лиц государства вбрасывается информация компрометирующего характера, в которой он без каких либо веских оснований объявляется коррупционером. Первоначальная реакция на такие обвинения, как правило, носит эмоциональный характер: попытка наклеить ярлык коррупционера воспринимается как чушь, дикость, абсурд. Однако ассоциативная связь между личностью политика и образом коррупционера при этом в сознании граждан все же выстраивается, а яркая эмоциональная реакция эту связь закрепляет. В результате, спустя некоторое время, образы лидера и коррупционера в сознании человека совместятся и ярлык коррупционера прочно «приклеится» к личности конкретного политика. «Отодрать» или «отмыть» его затем будет очень непросто. Именно этот прием «наклеивания ярлыков» был использован Западом в информационной войне против лидера российского государства, сначала на базе извлеченного из нафталина «Дела Литвиненко», а затем и благодаря известному фильму про коррупцию в России, показанному по британскому телеканалу ВВС-2. Появился даже особый термин – «демонизация Путина», связанный с непрерывным наклеиванием новых ярлыков поверх прежних на один и тот же объект информационных атак.

Не менее распространенным в современных информационных войнах является метод так называемых «пробных шаров», которыми прощупываются эмоциональные реакции первых лиц на различные внешние раздражители. Действует он так: в отношении одного из первых лиц государства выдвигаются обвинения заведомо оскорбительного характера: к примеру, лидера и его страну ни с того ни с сего объявляют угрозой всему демократическому миру и ставят в один ряд с вирусом Эбола и с ИГ. Эти обвинения сконструированы так, чтобы они вызывали настойчивое желание «мощно ответить»; они служат своего рода приманкой, провоцирующей политика на ответные заявления столь же эмоционального характера. Если провокация удалась и лидер эмоционально ответил на «обвинения Запада», объектом информационной атаки становится уже конкретная эмоциональная реакция конкретного лидера, а первоначальные обвинения сразу же «забываются». Метод «пробных шаров» работает очень точно и без перебоев, но в его функционировании есть одна особенность: он всегда должен получать «обратную связь» от объекта информационной атаки (то есть от самого лидера), которая дает возможность организаторам информационной атаки контролировать процесс. Если по каким-то причинам обратная связь теряется – так, как это было перед Олимпиадой в Сочи, когда Президент РФ на неделю исчез из публичного пространства и западные политтехнологи, перестав получать от него «обратную связь» на свои информационные выпады, потеряли связь с реальностью и запаниковали.

Довольно часто информационные атаки, в которых в качестве объекта критики фигурирует первое лицо, направлены не на него самого, а на элиты, которые его окружают. Эти элиты в условиях санкций и нарастания международной напряжённости могут испытывать различного рода колебания, которые очень тонко улавливаются организаторами информационных войн и затем умело раскачиваются по принципу маятника. Эта технология была применена в Югославии для свержения Милошевича: его, фактически, сдала собственная элита после того, как ей намекнули на то, что те, кто будет и дальше поддерживать Милошевича, через некоторое время разделят его участь. Недавний фарс с оглашением приговора Караджичу также является информационным поводом, раскручивая который, Запад вполне прозрачно намекает на то, что любой лидер, выступающий против воли США, в конечном итоге может повторить участь Милошевича, Караджича, Каддафи.