Искривлённая история

Сразу же оценив по достоинству, попавшую к ним «птицу», австро-венгерская разведка поместила Л. Корнилова под арест. После двух неудачных попыток побега, не приведших к ужесточению режима, Л. Корнилов нашёл сообщника из числа чехов – помощника аптекаря Ф. Мряка, – который и оказал ему необходимое содействие при побеге. В июле 1916 г., когда первоначальная паника, вызванная Луцким прорывом, уже давно утихла, Л. Корнилову, несмотря на неблагоприятные обстоятельства, удаётся побег.

Здесь никоим образом не ставится вопрос об измене Л. Корнилова – наоборот, я уверен, что это был храбрый лично и преданный России генерал, хотя и лживый, к тому же ставящий личную карьеру превыше всего. Однако легко заподозрить, что его просто использовал противник в своих играх – ведь наградив уже пленённого Л. Корнилова, царь был бы вынужден возвысить бывшего комдива, когда тому удался побег из плена. Личные и профессиональные качества Л. Корнилова в такой ситуации сыграли бы весьма дурную службу русской армии, как впоследствии и случилось. А. Брусилов, которого Л. Корнилов в 1917 г. «подсидел», сменив на должности главковерха, прямо называет того интриганом, «сильно повинным в излишне пролитой крови», так как многие вещи он делал, не задумываясь. А. Брусилов не применяет слово «безмозглый», видимо, только по причине воспитания, однако же именует Л. Корнилова «вредным сумасбродом».

Так или иначе, после возвращения из плена Л. Корнилова тепло приняли и дали под командование 25-й корпус. Вскоре его призывает Николай II, решивший назначить его, по причине надвигающегося восстания, командующим Петроградским военным округом. Несмотря на отречение царя, Л. Корнилов всё же вступил в должность – и даже арестовал (!) царскую семью. Что ж, должность превыше всего – этот лозунг, видимо, был путеводной звездой генерала Л. Корнилова на протяжении всей его жизни.

Впрочем, Петроград, где солдаты отказывались отдавать ему честь, быстро утомил героя – и тот вернулся на Юго-Западный фронт, чтобы принять 8-ю армию. Здесь-то, превосходно осознавая, чем ему грозит дальнейшая «демократизация» армии, бравый генерал-лейтенант и принялся за формирование «ударных» частей. Капитан М. Неженцев из разведотделения стал его верным соратником, приложив все необходимые усилия и недюжинный талант для того, чтобы установка на обучение частей, пригодных для атаки эшелонированной обороны противника, трансформировалась в санкцию на создание личной армии. Преданные лично своему командарму и благодетелю, «корниловцы» превратились в один из символов разыгравшейся впоследствии Гражданской войны. То были отнюдь не лихие «чистильщики окопов» годичной давности, которые, следуя вплотную за огневым валом, ворвались во вражеские окопы и забросали ещё прячущегося в блиндажах противника ручными гранатами. «Корниловцы» в первую очередь отдавали честь офицерам и вытягивались при их виде в струнку; при их обучении более важным считалась решимость участвовать в «усмирениях», нежели умение атаковать траншеи «перекатами». Это стало причиной их больших потерь в ходе наступательных боёв; здесь можно увидеть зачатки того, что впоследствии стало известно как «психические атаки» офицерских полков.

Немаловажно подчеркнуть, что бойцы немецких штурмовых батальонов стремились максимально слиться с местностью, нанося на приданные им полевые пушки камуфлированную окраску; они одевали специальные броневые кирасы, а продвигаясь к позициям противника, неоднократно залегали. Аналогичным образом действовали и войска Антанты. «Корниловцы», особенно в период Гражданской войны, предстают их полной противоположностью: показное презрение к смерти, сочетающееся с исключительной жестокостью. В конечном итоге, эти прославленные воины даже отказались от униформы защитного цвета: отличительной чертой данного полка (затем дивизии) стал чёрный мундир с красным приборным цветом, украшенный серебряными символами в виде черепа со скрещёнными костями.

Такие очевидные противоречия объясняются, в первую очередь, тем, что многие из «корниловцев» на самом деле не имели достаточного боевого опыта – изначально это были попросту наиболее послушные и патриотично настроенные из числа солдат, нередко новобранцы или же только что выпущенные из училищ прапорщики.

А. Брусилов, как уже говорилось выше, изначально воспринимал «ударные» части по-другому – как отборную пехоту, которая достигнет успехов на своих участках прорыва, после чего оставшаяся часть армии, пусть и нехотя, но двинется вперёд и займёт оставленные противником позиции. Вы скажете: почему оставленные? Потому, что противник, особенно австро-венгерская армия, также находился не в лучшем состоянии; при прорыве линии обороны в одной точке, можно было рассчитывать, как и в 1916 г., на массовое отступление или же сдачу в плен.

По сравнению с малочисленными гренадёрскими взводами и ротами предыдущего периода, именовавшимися также «чистильщиками окопов», само существование которых долгое время являлось секретным, «ударники» пользовались самой широкой поддержкой и рекламой со стороны командования. Экипированные и вооружённые преимущественно импортными образцами (начиная с французских стальных касок и заканчивая ручными пулемётами Шоша и Льюиса), эти бойцы носили символику в виде ручных гранат, вскоре сменённую, однако, уже упомянутой «адамовой головой» – черепом со скрещёнными костями. Веря в то, что в разваливающейся России власть будет принадлежать тем, кто в состоянии её захватить вооружённой силой, они загодя готовились к грядущим схваткам, принимая активное участие в борьбе с дезертирством, разгулом «комитетчины» и народными восстаниями. Например, ударный полк 8-й армии (Л. Корнилов), даже решил именоваться «корниловским», чтобы, подобно средневековым дружинникам, связать свою судьбу с судьбой вождя.

Те, кто видел, чем угрожает изъятие из войск наиболее дисциплинированных – и зачастую наиболее образованных – солдат, с тем, чтобы, без должной их подготовки, попытаться осуществить столь скромными силами прорыв, высказали свой протест, в частности, главковерх М. Алексеев. Однако было уже поздно – после первомайских праздников и демонстраций, показавших слабость Временного правительства и неспособность противостоять дальнейшей демократизации,18 мая (н. ст.) был смещён военный министр А. И. Гучков, ближайший сподвижник князя Г. Львова и глава Центрального военно-промышленного комитета. Его сменяет эсер и масон А. Керенский. Представитель «умеренных» эсеров, их юрист, неоднократно защищавший членов партии на судебных процессах, А. Керенский являлся достаточно известной фигурой; сам он, ради того, чтобы избраться в Думу, формально даже вышел из партии и присоединился к «трудовикам», которых вскоре возглавил. В 1912 г. он стал масоном, в скорейшем времени (в 1915 г.) заняв пост Генерального Секретаря Верховного совета Великого востока народов России. Данная ложа, вышедшая из Великого востока Франции, иными масонскими послушаниями не признавалась, так как ставила себе преимущественно политические цели. Здесь же мы просто должны осознать, насколько сильными стали позиции эсеров – и лично А. Керенского – в буржуазном российском обществе того периода, раз они смогли подчинить себе организации и партии, официально с ними не связанные.

Назначение А. Керенского, опального в недавнем прошлом адвоката, приговорённого ещё несколько лет назад к 8-месячному заключению (приговор заменён 8-месячным запретом заниматься адвокатской деятельностью, что подтолкнуло А. Керенского забросить свою практику и окончательно податься в политику), никого не удивило. Более того, наиболее сведущие и осведомлённые люди отлично понимали перспективы подобных кадровых перестановок. Например, М. Палеолог, французский посол, заявил: «Отставка Гучкова знаменует ни больше ни меньше как банкротство Временного правительства и русского либерализма. В скором времени Керенский будет неограниченным властителем России… в ожидании Ленина». Действительно, отец А. Керенского был дружен с семьёй Ульяновых, принимал активное участие в их судьбе; сам В. Ленин (В. Ульянов) являлся его учеником, закончив Симбирскую мужскую гимназию с золотой медалью. В том же 1887 году был арестован и казнён брат В. Ленина (В. Ульянова) Александр, что поставило Ф. Керенского в щекотливое положение. Однако золотая медаль, выданная сыну директора симбирских мужских училищ – и его непосредственному начальнику – выступила решающим аргументом; решив не отрекаться от всего, что ранее собственноручно подписал, Ф. Керенский дал положительную характеристику В. Ленину (В. Ульянову) для поступления в университет. После этого две семьи – Ульяновых и Керенских – оказались связанными куда более прочными узами – общество рассматривало их как одно целое, как олицетворение двух этапов демократизации общества.

Получив представление о том, кем был А. Керенский и кого он представлял, мы, конечно, не можем не осознавать, что с ретроградами из первого состава Временного правительства ему было не по пути. После ухода А. Гучкова главковерх М. Алексеев, разделявший взгляды экс-министра (или, вернее, наоборот) на войну и реформы в армии, был обречён. Тем не менее, М. Алексеев попытался оказать сопротивление, впрочем, весьма вялое, напору А. Брусилова, который быстро нашёл общий язык с А. Керенским. Дав того же 18 мая согласие на формирование 12 ударных батальонов в составе Юго-Западного фронта, М. Алексеев выразился категорически против привлечения каких-либо дополнительных резервов, в том числе из состава флота (!), как того хотел А. Брусилов и А. Керенский. Через два дня, 20 мая 1917 г., А. Брусилов, опираясь на поддержку нового военного министра А. Керенского и съезда солдатских депутатов, сообщает главковерху о том, что приказ его грубейшим образом нарушил: «Мероприятия для создания ударных групп на фронте армий уже проводятся мной в широких размерах в полном контакте с фронтовым съездом… Я поддерживаю мысль о формировании также ударных революционных батальонов в тылу». Ответная телеграмма М. Алексеева от 21 мая содержит всё ещё возражения, причём настойчивые, но 22 мая эта переписка заканчивается победой А. Брусилова – М. Алексеев, по настоянию А. Керенского, снят с должности, его сменяет командующий Юго-Западным фронтом.

Из данного эпистолярного диалога важно сделать выводы не только о том, что А. Брусилов согласился с требованиями эсера (социалиста-революционера) А. Керенского и съезда солдатских депутатов, лишь бы занять должность главковерха. А. Брусилов, конечно, вполне осознавал, что раз съезд солдатских депутатов поддерживает «ударническое» движение, то данная реформа фронта может привести только к его окончательному разложению и падению. Действительно, как свидетельствуют современники, в частности, генерал-лейтенант А. Деникин, подавляющее большинство солдат относилось к штурмовым подразделениям настороженно, порой откровенно враждебно, попросту ожидая часа, когда офицерская власть, неожиданно нашедшая новую опору, окончательно ослабнет.

Такой час настал уже буквально через месяц после создания «ударных» батальонов и полков.

Стратегическое наступление, которое планировалось осуществить силами четырёх фронтов – Румынского, Западного, Северного и, прежде всего, Юго-Западного, было хорошо обеспечено в материально-техническом отношении. Войска не испытывали недостатка в боеприпасах; на их вооружении находились вполне современные и даже новейшие средства ведения боя. Численность соединений, наличие в них опытного кадра – всё позволяло говорить о неизбежной и скорой победе. Тем не менее, у людей хоть сколько-нибудь сведущих уверенность в успехе отсутствовала – войска были совершенно ненадёжны, говорить же о возможности подвинуть их на усилия, подобные тем, что предпринимались в 1914 г. и в 1916 г., не представлялось возможным.

После двухдневной артподготовки, 18 июня (1 июля н. ст.), группировка в составе 11-й и 7-й армий нанесла основной удар в направлении на Львов, как того хотел ещё в 1916 г. А. Брусилов. А. Керенский поспешил сообщить: «Сегодня великое торжество революции, Русская революционная армия с огромным воодушевлением перешла в наступление». Слова его, мягко говоря, не соответствовали истине: в наступление перешли лишь наиболее дисциплинированные, то есть настроенные относительно реакционно, части. Им удалось даже захватить две-три линии окопов, составлявших первую позицию. Впрочем, для прорыва построения противника на всю глубину, состоявшую из двух и более позиций, сил явно недоставало. Данные успехи также не получили поддержки со стороны смежных частей, устроивших митинги и отказывавшихся переходить в атаку под самыми разнообразными предлогами. Наиболее смехотворный из них звучал следующим образом: артиллерия поработала слишком хорошо, разрушив укрепления противника, а значит, в них невозможно ночевать – и нечего туда выдвигаться.

6 – 13 июля (н. ст.) 8-я армия (Л. Корнилов) достигла значительных успехов на фронте, где ей противостояли австро-венгерские войска – было захвачено 7 тыс. пленных и 48 орудий, заняты Станислав, Галич и Калуш. Выйдя на рубеж р. Ломница, выдохлась и эта, наиболее сильная в моральном отношении, армия.

Противник, почувствовав слабость русских, немедленно контратаковал – ещё до прибытия дивизий, срочно вызванных с других фронтов. В полосе 11-й армии две русских дивизии (2-я финляндская и 126-я) были опрокинуты и полностью обращены в бегство силами всего лишь трёх пехотных рот. Паника, немедленно перекинувшаяся на остальные части, стала поводом к всеобщему отступлению, вернее, полнейшему краху, получившему название «Тарнопольского разгрома» – толпы солдат, ещё недавно именовавшиеся полками, устремились по направлению к собственному тылу, убивая, грабя и насилуя. Воззвания комиссаров и приказ главковерх открыть огонь по бегущим (смертная казнь к тому времени уже была отменена) не возымели действия. Лишь немногие подразделения, в первую очередь кавалерия и «ударники», были способны противостоять хлынувшему с фронта потоку дезертиров, сдержать его и как-то принудить их вернуться в свои части. О подлинном сопротивлении противнику же не могло быть и речи. Полные размеры катастрофы, постигшей в те дни российскую армию, трудно оценить по цифрам, сильно заниженным, которые насчитывают несколько десятков тысяч человек убитыми, ранеными и пленными.

16 – 18 июля (н. ст.), в дни, когда армии отказались наступать, в Петрограде немедленно вспыхнуло очередное восстание. Его организовали крайние левые, в частности, В. Ленин (В. Ульянов) и Л. Троцкий (Л. Бронштейн), а главной ударной силой выступил 1-й пулемётный полк, чья численность к тому времени достигла 11 340 нижних чинов и 300 офицеров (!). Это разбухшее сверх всяких штатов соединение представляло собой учебное депо российских пулемётных войск, так и не оформившихся окончательно; батальоны полка самовольно перебазировались в Петроград из Ораниенбаума после Февральской революции, так как был издан приказ о том, что части столичного гарнизона не отправят на фронт. На сей раз мятеж пулемётчиков стал открытым и явным; они присоединились к демонстрации рабочих. Очаг возмущения, как магнит, притягивал разного рода тёмный и нездоровый элемент: например, значительную роль сыграли анархисты, совершившие налёт на «Кресты», откуда на свободу вышло 6 их товарищей… и 400 уголовников. 2-й пулемётный полк, приехавший из Ораниенбаума, не говоря уже о матросах, присоединился к восстанию. В ходе волнений было разгромлено здание контрразведки, в руки толпы попал также министр земледелия эсер В. Чернов. Л. Троцкий (Л. Бронштейн), формально тогда ещё не относившийся к большевикам, но более чем разделявший их позиции, в тот критический момент выступил на защиту В. Чернова и буквально вырвал его из рук толпы.

Реакция властей оказалась незамедлительной и эффективной. Конные артиллеристы полковника С. Ребиндера и 1-й Донской полк, а также подразделения юнкеров30 стали их основной силой. Находившийся в Петрограде в отпуске штабс-капитан Цагурия принял под командование конно-артиллеристов и казаков и рассеял основную массу восставших артиллерийским огнём прямой наводкой в уличном бою у Таврического дворца. В ходе последовавших затем облав, возглавляемых прореволюционно настроенными офицерами, В. Ленину (В. Ульянову) удалось скрыться, в то время как Л. Троцкий (Л. Бронштейн) был арестован и доставлен в «Кресты». Сам А. Керенский, спешно возвращавшийся с фронта, который он так неудачно попытался бросить в наступление, стал жертвой покушения – его вагон был частично разрушен взрывом самодельного взрывного устройства.

Изменение баланса сил в пользу А. Керенского, непосредственно руководившего как на фронте, так и в тылу теми частями, которые ещё исполняли приказы, немедленно привело к падению правительства. 21 июля н. ст. он занял должность министра-председателя (сохраняя пост военного и морского министра); Л. Корнилов в тот же день сменил А. Гутора на должности командующего Юго-Западным фронтом. Уже 31 июля н. ст., впрочем, он поднялся ещё выше, потеснив А. Брусилова с неожиданно шаткого в том году кресла главковерха31. В своих мемуарах А. Брусилов выражает искреннюю обиду на Л. Корнилова за то, что тот «сковырнул» его, скромно умалчивая о том, как сам ещё двумя месяцами ранее так же поступил с М. Алексеевым (тот, в свою очередь, добивался отречения Николая II, сделав всё возможное для падения монархии).

Временное правительство периода председательства А. Керенского представляет обширную пищу для любого исследователя, интересующегося корнями фашизма. Последний, как известно, зародился в это время в Италии и, в форме нацизма, в Германии – на основе реакционно настроенных объединений ветеранов Первой мировой войны, адаптировавшихся к новым, демократическим условиям. Едва ли уместно называть самого А. Керенского фашистом, ведь он никогда не встречался ни с Б. Муссолини, ни с А. Гитлером; он никогда не возглавлял партию чернорубашечников, марширующую на Рим, и никогда не руководил «штурмом власти» в Веймарской республике. Однако как министр-председатель в своих решениях он во многом походил на А. Гитлера в последние месяцы существования III Рейха, в то время как Л. Корнилов вполне может быть сравнён с главой СС Г. Гиммлером – как «корниловцы», так и эсесовцы носили эмблему в виде черепа с костями. Что любопытно, и А. Гитлер с Г. Гиммлером, и А. Керенский – с Л. Корниловым разошлись, более того, в обоих случаях дело дошло до смещения со всех постов.

Критики могут указать на множество различий между правлением А. Керенского и фашистскими режимами, которые весьма легко найти в данных обстоятельствах, и я с ними солидарен. Эти различия – причины, по которым появление фашизма в России так и не состоялось, а то, что существовало вместо него, исчезло не в 1945 г., а гораздо раньше, в 1917 г. В то время капрал берсальеров Б. Муссолини только-только демобилизовался по ранению и всего лишь подумывал о том, какие идеи и лозунги ему следует выработать, чтобы его опыт работы в социалистической «Аванти» пригодился в дальнейшей жизни. Ефрейтор А. Гитлер продолжал нести воинскую службу и ещё не сформировал полноценных политических убеждений – они у него пребывали в зачаточном состоянии, представляя собой причудливую смесь из антисемитских и ксенофобских установок, а также крайне реакционных по своей сути помыслов. А. Гитлеру и Б. Муссолини ещё только предстояло создать собственные политические партии, привести их к победе «полудемократическим» путём (т. е. сочетающим успехи на выборах с государственным переворотом)32, построить государственный строй фашистского типа – и потерпеть поражение в борьбе с… коммунизмом. Режим Временного правительства прошёл через всё это в удивительно короткий срок – всего за 8 месяцев, – и, то, что породил в конечном итоге А. Керенский, вполне может считаться фашизмом, хоть и недоношенным.

Рассмотрим же главные элементы фашизма, присутствующие самым очевидным образом:

1) 

относительно свободное обращение капитала

;

2) 

граждане обладают политическими правами и свободами

(в то же время деятельность политических партий, кроме правящей фракции, парализована, так как Госдума распущена, ещё Г. Львовым);

3) 

пребывание у власти политической фракции, пришедшей к власти «полудемократическим» путём – и осуществляющей запрет на демократические выборы

: А. Керенский, избравшийся в Госдуму и занявший пост в Временном правительстве, удерживал и укреплял свои позиции, применяя военную силу – одновременно часто обращаясь к народу с речами

33

. Порвавший с эсерами и даже исключённый из этой партии Б. Савинков, в прошлом – глава террористической организации эсеров, при А. Керенском фактически руководил военным министерством и представлял собой ещё один подобный пример;

4) 

концентрация капитала в военно-промышленном комплексе и управление им по принципу партийности лицами, и ранее занимавшими данные должности в качестве владельцев или их представителей

(ЗЕМГОР и Центральный военно-промышленный комитет, осуществлявшие как сбор средств у населения, так и получавшие их от государства, представляют собой грубый аналог фашистских концернов);

5) 

свобода вероисповедания, использование в качестве господствующей идеологии синтеза национализма и атеизма, в высших кругах правящей фракции – мистического учения, подобного масонским

(если Великий восток народов России был простой масонской ложей, ударившейся в политику, то германский нацизм имел более устойчивую опору под ногами – разного рода ариософские ложи, долгие десятилетия опутывавшие Германию своей паутиной – например, А. Гитлер в послевоенный период, только начиная свой политический путь, являлся членом «Общества Туле», в то время как позднее, в период

III

Рейха, нацисты уже сами создавали подобные структуры, например, Г. Гиммлер в СС);

6) 

создание тоталитарного государственного аппарата, способного осуществлять в широких масштабах самые жестокие принудительные действия, включая самопожертвование

(В период, когда деятельность военного министерства, фактически, возглавил Б. Савинков, имевший большой подготовки бомбистов-смертников со времён руководства боевой организацией социалистов-революционеров, «ударническое» движение на фронте и в тылу приняло поразительные масштабы. Члены этих подразделений, включая не только пехоту, артиллерию, но и экипажи боевых кораблей, получавших название «кораблей смерти», давали коллективную «присягу смерти»; формировались также, при широком использовании обмана и принуждения, революционные волонтёрские ударные батальоны в тылу, куда набирали и 12-летних (!) мальчишек, а также женские подразделения. Культ смерти, сопровождавший все эти мероприятия, был сродни духу частей «камикадзе», массово разворачивавшихся в милитаристской Японии в завершающие месяцы Второй мировой войны, и разнообразных эсесовских формирований

III

Рейха,

созданных в тот же период, а также эскадрильи Люфтваффе (

Luftwaffe

) «Леонид»

34

. Численность «смертников» Временного правительства, получавших усиленное довольствие, достигла 600 тыс. чел., из коих лишь 2 полка, 16 батальонов и 2 роты приняли участие в боевых действиях (!). Как нетрудно заметить, речь шла о разновидности того же явления «комитетчины», однако облачившегося в личину «смертника» и клятвенно обещавшего умереть за родину – но всё никак не готового приняться за выполнение данных обещаний под предлогом наличия куда более важных дел в тылу. В конечном итоге, первый большевицкий главковерх прапорщик Н. Крыленко наложил на новый список частей «ударников» презрительную резолюцию: «расформировать и отправить на фронт»).

7) 

антибольшевистская направленность внутренней политики

, стремление создать «полудемократическим» путём вооружённые формирования, предназначенные для борьбы с коммунистами.

Последний пункт может быть рассмотрен более детально. Кроме «корниловцев», имеющих заметное сходство с немецкими «фрайкорами»35 Веймарской республики и, отчасти, с эсесовцами III Рейха, здесь можно отметить казаков. Казаки изначально являлись социальной формацией, сохраняющей пережитки военной демократии, и относились к войскам, комплектующимся на милиционной основе. Нетрудно увидеть здесь сходство с нацистской НСДАП, организованной как политическая партия, управляемая по военному образцу. Сходство это, по ряду признаков весьма отдалённое, в главном фактически отсутствовало – и казаки, и нацисты, сами не признавая всеобщих выборов и всегда настроенные реакционно по отношению к демократии и революции, всё же избирали собственное руководство самостоятельно. Например, «демократизация», в Германии породившая такую партию как НСДАП, в которой со временем выделились «охранные отряды», или СС, в России привела к возникновению Всевеликого Войска Донского, возглавляемому генерал-майором атаманом П. Красновым. И П. Краснов, изначально, в отличие от Добровольческой армии, ориентировавшийся на немцев, и глава кубанского казачества (генерал-лейтенант Белой армии) А. Шкуро, активно сотрудничали с нацистами (в отличие от А. Деникина). При их участии в годы Великой отечественной войны был создан 15-й казачий кавалерийский корпус СС, сыгравший заметную роль в антипартизанской борьбе. А. Шкуро получил звание группенфюрера СС, видимо, вполне заслуженное. И его, и П. Краснова повесили в один день, 16 января 1947 года, в Лефортовской тюрьме.