bannerbanner
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
22 из 40

Решительные замыслы «отца народов» по созданию гигантов индустрии не включали в себя заботы о нуждах деревни – «раскулачивание» являлось лишь первым этапом принудительной урбанизации, выселения из деревень излишков рабочей силы. Устранив лидеров, способных организовать, как в период Гражданской, вооружённое сопротивление, советское руководство начало «выжимать» остальных крестьян, ставя завышенные нормы заготовки зерна и всячески ограничивая возможности потребления. Это привело к голоду 1932 – 1933 гг., вполне осознанно подготовленному под руководством И. Сталина (И. Джугашвили). Он, как и в 1920 – 1921 гг., охватил Поволжье, Южный Урал, Западную Сибирь, Северный Кавказ – и, конечно, Украину.

Количество умерших от голода, согласно разным оценкам, колеблется от 2 до 8 млн. чел. Цифра эта ужасает; впрочем, по мнению вождя, он лишь избавился от ненужного ему элемента, который не мог увеличить производство сельскохозяйственной продукции. На письмо М. Шолохова, который приводил многочисленные примеры избиений, пыток, имитаций расстрела как способов добиться завышенных размеров хлебозаготовки, И. Сталин (И. Джугашвили) категорически ответил, что речь шла о саботажниках, подрывающих поставки, в том числе и для нужд Красной Армии: «Уважаемые хлеборобы по сути дела вели «тихую» войну с советской властью». Тем же, кто и далее верит в неведение вождя о «перегибах», следует ознакомиться с собственноручно им подписанным циркуляром от 7 декабря 1932 г., в котором он называл руководство Ореховского района Днепропетровской области, решившее оставить зерно «на посев», обманщиками партии и жуликами и требовал немедленно арестовать и дать от 5 до 10 лет заключения каждому. В результате 19 чел. были осуждены на разные сроки тюремного заключения, 1 – расстрелян.

Чтобы в период данного голода не произошло никаких восстаний, на дорогах расставлены были военные патрули. Вообще, с целью предотвратить исход населения из СССР, начиная с 1928 г., возводилась т.н. «Линия Сталина» – цепь из 13 укреплённых районов (УР) вдоль 1200-километровой западной столицы; ещё одна линия, также насчитывавшая 13 УРов, протянулась от Благовещенска до Владивостока.

Возможно, военные, особенно бывшие офицеры ГРУ, возразят мне и скажут, что как раз в этот период особенно значимой представлялась угроза вторжения китайских, польских, эстонских, литовских и латвийских милитаристов, причём всех одновременно – и на весьма широком фронте. В конце концов, возражать – их право. Однако УРы вместе с их гарнизонами, несмотря на разразившуюся потом войну, так никогда и не вступили в бой. Даже оборона, например, Киевского УРа в 1941 г. представляла собой, скорее, импровизацию.

И. Сталин (И. Джугашвили), возводя столь протяжённую фортификационную линию, имел те же мотивы, что и Цинь Шихуанди, построивший Великую китайскую стену, бойницы в которой почему-то выходили на юг, в сторону Китая, а не на север, в степь, где блуждали воинственные кочевые племена. От тирании Цинь Шихуанди, угробившего на строительстве сети дорог, судоходных и оросительных каналов, не считая дворцов и собственной гробницы, несметное количество китайцев, желало убежать столько подданных, сколько их вообще имелось. Чтобы этого не произошло, он и повелел возвести длинную, непреодолимую стену. И. Сталин (И. Джугашвили), определяя на каждый УР стрелковую дивизию, а на некоторые – и корпус, знал, чего опасается: даже не убегая из СССР, только в 1930 г. в 14 тыс. крестьянских восстаний участвовало 2,5 млн. чел.

Разумеется, все эти мероприятия, направленные против крестьянства, носили не только стремление «уничтожить кулачество как класс». Увеличение численности пролетариата только ради увеличения его численности не входило в планы вождя. «Комбинированное развитие» деревни и города, замысел Л. Троцкого (Л. Бронштейна), реализуемый И.Сталиным (И. Джугашвили) под видом собственного, предполагало и качественное повышение индустриальной мощи страны. С этой целью создавались новые энергетические мощности, прокладывались железные и шоссейные дороги, линии электропередач, телефонной и телеграфной связи, строились заводы и фабрики с новейшим оборудованием, включая импортное.

Глава 33. Танки как средство пробиться в светлое будущее

Жить стало лучше, товарищи. Жить стало веселее. А когда весело живётся, работа спорится. Отсюда высокие нормы выработки

И. Сталин (И. Джугашвили)


Вооружение и униформа, как и готовые ими воспользоваться резервы – вот что интересовало всякого вождя, и «отец народов» не представлял собой исключения из данного правила. Он всё ещё пользовался Коминтерном, как пользуются всеми привычными предметами – но вполне осознавал, что тот морально устарел. В СССР выросло новое поколение людей, не являющихся революционерами – то были так называемые «советские патриоты». Разумеется, доведённые громкими речами лидеров до исступления, они готовы были броситься на любого врага советской системы. Белопанская Польша, как и ряд других государств на западных границах, естественным образом возбуждали гнев любого нормального советского человек, не говоря уже о самом И. Сталине (И. Джугашвили) и его маршалах, в чьих душах не зажили ещё раны, нанесённые Ю. Пилсудским. Речь уже шла не о Мировой социалистической революции, а о «революции извне», то есть о новой мировой войне. В этом конфликте большинству стран предстояло в значительной мере выровнять своё отношение к идеологии, чтобы добиться лучших отношений с союзниками, и, наоборот, к организации труда (в значительной степени это касалось усиления государственной регуляции в капиталистических странах), чтобы повысить его производительность и снизить себестоимость продукции.

Впрочем, как нам уже известно из работ Э. Саттона, коммунисты едва ли обладали способностью организовать хоть что-нибудь. Это признавал и сам И. Сталин (И. Джугашвили), откровенно говоривший: «Говорят, что невозможно коммунистам, особенно же рабочим коммунистам-хозяйственникам, овладеть химическими формулами и вообще техническими знаниями». Тут, кстати, нет ничего странного, так как К. Маркс и Ф. Энгельс в «Манифесте коммунистической партии» говорили только о создании тоталитарного государства с милитаризованной промышленностью, которая бы позволила бы резко увеличить выпуск продукции. О научном развитии, то есть о невозможности мыслить в таких условиях, речи, разумеется, не шло, что изначально представляло собой главный тупик и парадокс коммунистической теории.

Строительство заводов представляло собой вопрос для «товарищей» настолько сложный, что они решили за него даже не браться. «Амторг», уже хорошо нам известный, в феврале 1930 г. подписал договор с “Albert Kahn, Inc.”, согласно которому последняя превращалась в главного консультанта и подрядчика в строительстве промышленных объектов (всего более 500) на территории СССР. Стоимость услуг по данному подряду составила около 2 млрд. дол. – приблизительно столько же, во сколько США обошёлся проект «Манхэттен». В переводе на современные цены это составляет приблизительно 250 млрд. дол.

Доменные печи, турбины для гидроэлектростанций, сборочные линии, цеха и заводы – всё это проектировалось и даже изготавливалось в США, как например, Сталинградский тракторный завод, который был целиком изготовлен в США, разобран, а затем перевезён в СССР, где его снова собрали заново под руководством американских инженеров. Привлечение американцев даже к планированию (в Москве был открыт «Госпроектстрой», возглавляемый Морицем Каном, братом Альберта Кана) состоялось отнюдь неспроста: большевики, несмотря на то, что имели о себе крайне высокое мнение, на деле являлись тем, чем являлись. Отчёт американского консульства в Вене №2158 от 09.04.1929 г. свидетельствует, что лишь 24,9% из директоров 770 советских заводов имели полное среднее образование.

Э. Саттон, в связи с выявленными им обстоятельствами «сотрудничества», выдвинул подкреплённую множеством фактов «гипотезу неспособности» советского партийного руководства, включающую: неспособность планировать, неспособность проектировать, неспособность строить и монтировать, неспособность наладить производство, неспособность обеспечить качество выпускаемой продукции, неспособность оптимизировать производство, неспособность создавать новые технологии, неспособность подготовить кадры, неспособность к честному ведению дел.

Книги Э. Саттона настолько содержательны и увлекательны, что пересказывать их здесь было бы просто нечестно по отношению к читателю. Однако, раз уж тема танков является более чем значимой для В. Суворова (В. Резуна), и, очевидно, представлялась таковой для И, Сталина (И. Джугашвили), то нужно сказать о них несколько слов. Сталинградский тракторный (танковый) завод, который предстояло установить в городе его имени, И. Сталин (И. Джугашвили) заказал и оплатил, не полагаясь на советских директоров и инженеров. Однотипный с ним Харьковский завод планировалось построить исключительно собственными силами, однако уже на первых этапах всё замерло и пришлось вызывать американцев, один из которых, Л. Сванджян, даже получил орден Ленина. Третий завод из серии, Челябинский, всё же удалось построить самостоятельно – однако он в первые месяцы своего существования не мог выпустить ни одного трактора, согласно открытому письму, подписанному 35 техническими специалистами и администраторами завода.

Дж. Кристи, конструктор, чьи танки вскоре начали производить в СССР тысячами штук, поначалу также собирался переехать в Россию, страну «грандиозных возможностей», однако после того, как из его гонорара в 100 тыс. дол. вычли 25 тыс. дол. по надуманным причинам, отказался от данной затеи.

В данных явлениях нет ничего удивительного – руководство в большинстве случаев осуществляли необразованные, даже неграмотные, люди «от станка», то есть изначально не обладавшие умственными способностями, а пригодные лишь к труду на производстве. С чего бы им, даже после трёхмесячных курсов (!), превратиться в квалифицированных инженеров? О директорах и говорить не приходится – тех изначально назначали по партийному принципу, в то время как статистика «ленинского призыва» в партию говорит сама за себя.

Так или иначе, но в 1928 – 1937 гг. численность рабочих выросла до 17,5 млн. чел., а в 1940 г. составила 19,7 млн. чел., из которых 8,3 млн. чел. были заняты в промышленности. Производство стали в 1928 – 1937 гг. выросло в 4,12 раза, угля – 3,61 раза, добыча нефти – в 2,46 раза, выработка электроэнергии – в 7,24 раза, сахара – в 1,89 раза, кожаной обуви – в 3,16 раза.

Всемерное увеличение объёмов производства – типичная отличительная черта тоталитарных режимов; понятия конкуренции, спроса или предложения абсолютно не сковывают тех, кто принимает решения, обосновывая их исключительно идеологическими соображениями По подсчётам А. Бергсона, в 1928 – 1940 гг. ВВП СССР вырос на 60%. Что самое интересное, ВВП США за этот же период упал на 33%. Эти цифры, учитывая плановый характер экономики в СССР и рыночный в США, совершенно очевидно свидетельствуют о надвигающейся мировой войне – там, где капиталисты, ввиду кризиса, сворачивают производство, коммунисты, наоборот, наращивают, увеличивая выпуск танков, пушек и самолётов. Война для них становится способом получения доходов и благ извне, так как внутренний рынок уже не может обеспечить их поступление, сохраняя при этом стабильность институтов власти.

Последний феномен, несомненно, является главной причиной последовавших затем событий, известных как Вторая мировая война. Биржевой крах на Уолл-стрит, случившийся в 1929 г., считается чисто американским явлением, однако всем хорошо известно, что в результате обесценились акции компаний всего мира, а не только американских. Среди главных причин, как и в случаях с предыдущими кризисами, называли завышенные котировки ценных бумаг с неоправданно высокими рисками, обвал которых повлёк за собой цепную реакцию. Маклеры выбрасывались из окон, кончая жизнь самоубийством, а вчерашние миллионеры, наравне с уволенными рабочими, становились в очередь за бесплатной миской супа. Ф. Рузвельт, несмотря на все попытки удержать золотое содержание доллара на прежнем уровне, для чего выкупались все золотые резервы «проблемных» частных банков, был вынужден пойти на беспрецедентные меры: сначала снизил золотое обеспечение на треть, а потом… до 50% от прежнего уровня (!). Доллар теперь стоил 0,889 г чистого золота, причём американцы уже не могли обменять свои деньги на драгоценный металл – это право сохраняли лишь иностранные правительства.

В таких обстоятельствах США и СССР установили дипломатические отношения, причём производство тракторных заводов для «товарищей», как и автомобильного завода Г. Форда (ГАЗ), началось ещё раньше. Возникает вопрос: с какой целью в период Великой депрессии (и даже до её начала) американские капиталисты вдруг взялись за индустриализацию СССР? Ведь каждый из них понимал: труд неблагодарный.

2 млрд. дол., уплаченных Совнаркомом – огромные деньги, и ни братьям Канам, ни Г. Форду, ни прочим компаниям они не помешали. Впрочем, это гораздо меньше 7 млрд. дол., предоставленных правительству Германии в 1924 – 1929 гг. по «плану Ч. Дауэса». На Гаагской конференции 1929 – 1930 гг. взамен него был принят «план О. Юнга», предусматривавший отказ от любых форм контроля над немецкой экономикой и снижение репарационных выплат до уровня межсоюзнических – в среднем, до 2 млрд. рейхсмарок в год. Несмотря на возражения союзников, план всё-таки приняли, а уже в 1931 г., когда президент США Г. Гувер ввёл мораторий на выплату американских долгов по межсоюзническим обязательствам, его свернули. Суть заявления Г. Гувера, адресованного и его избирателям, считающим каждый американский доллар («Вот молодец наш Герб! Не вернёт им долги, пока у нас депрессия!»), в данном случае следует понимать как обратную его форме: это США позволяли своим союзникам не платить по счетам, пока не окончится период рецессии. В эту же компанию, как нетрудно понять, попала и Германия.

Итак, американцы поначалу кредитовали немцев, а затем вдруг устранили все контрольные органы Антанты и даже добились очищения её войсками Рейнской области – и, наконец, вообще заморозили все выплаты. Внутригерманский кризис тем временем привёл к власти нацистскую партию А. Гитлера, выступавшую под красным знаменем с угрожающей чёрной свастикой и решительно пропагандировавшую идею военного реванша. Что ж, им досталась в наследство первоклассная промышленность, без иностранных надсмотрщиков, более чем готовая к производству новейших вооружений, долгое время втайне разрабатывавшихся и испытывавшихся на военных полигонах, арендуемых рейхсвером в СССР.

Проще всего обвинить американских капиталистов в том, что они финансировали возрождение немецкой военной мощи, и, как только она начала приобретать материальную форму, вдруг освободили её от оков, наложенных Версальским договором. Так это, конечно, сделано с целью подавить рабочее движение во всём мире, заявят многочисленные перебежчики из посольства СССР в Женеве. Нет, несомненно, причина в другом. Однако она приблизительно того же рода, что и советско-германское военное сотрудничество, потому что в тот же период американские компании, привлечённые при посредничестве уважаемого еврейского семейства Канов, вдруг взялись за создание новых индустриальных мощностей в СССР. В США они уже существовали и даже начали останавливаться; вновь запустить их можно было лишь в ходе новой «гонки вооружений» – и новой войны.

И эта война началась – и она принесла США наиболее яркую победу в их истории. Символом этой победы стали не только превратившиеся радиоактивный шлак японские города Хиросима и Нагасаки, и даже не размещение американского гарнизона в оккупированном Западном Берлине. Главным доказательством победы США во Второй мировой войне до сих пор является штаб-квартира ООН, расположенная в Нью-Йорке – эта организация сменила рассыпавшуюся в ходе войны Лигу Наций со штаб-квартирой в швейцарской Лозанне. Действительно, американские банкиры превзошли швейцарских – и с этих пор им суждено было править миром.

Отнюдь не так просто обвинить американский капитал в осуществлении скоординированных усилий по вооружению обеих сторон будущего вооружённого конфликта – с тем, чтобы ни одна из них не оказалась слишком сильной и обе понесли в результате тяжёлые потери. Однако разве не так всё и произошло? Капиталисты с Уолл-стрит планируют и проводят войны совсем по-другому, нежели немецкие генералы или советские маршалы, хотя при необходимости используют и тех, и других. Их стратегии более похожи на биржевую игру и на управление наличными активами: иногда полезно играть на повышение, иногда – на понижение, а иногда – сделать это с акциями компании-конкурента.

Глава 34. Контрреволюционные матросы Германии

Сложение реакционных идей с революционными чувствами дает в результате фашистский тип личности

В. Райх

Германия изначально представляла собой главную цель коммунистов всего мира, так как классики – К. Маркс и Ф. Энгельс – происходили из этой страны и испытывали жгучий приступ ностальгии всякий раз, когда вспоминали о немецком пролетариате, который им пришлось бросить ради демократической Англии. По мнению большевиков, Германия, несомненно, являлась страной, в которой можно уже сейчас приступить к коммунистическим преобразованиям. Как страна, превосходящая Россию в военно-экономическом отношении, она, конечно, представляла собой куда более привлекательный трамплин для прыжка в светлое будущее. Конечно, несмотря на всё участие в деле немецкой революции российских большевиков, она была процессом, довести который до конца могли лишь немецкие коммунисты. Придя к власти, они, конечно, заняли бы более высокое место в Коминтерне, в то время как Совнарком превратился бы в провинциальный орган самоуправления.

Я уже указывал на данный парадокс, и, несомненно, умы В. Ленина (В. Ульянова) и Л. Троцкого (Л. Бронштейна) он также в значительной степени занимал. Тем не менее, они, конечно, не могли пойти на столь откровенное предательство, какое позволил себе в 1925 г. И. Сталин (И. Джугашвили). Будучи вождями Советской России и до известной степени вынужденно принимая у себя коммунистов со всего мира, они уже смотрели на вещи сквозь призму геополитических интересов России. Разумеется, революция в Германии, установление хаоса и анархии, падение Гогенцоллернов, остановка производства, военное поражение, голод и даже гражданская война – всё это было им выгодно. Тем не менее, окончательная победа революции – или контрреволюции – и установление стабильного режима, который всё равно станет относиться к России враждебно – или, как минимум, к её руководству, если две новых коммунистических державы объединятся в единую конфедерацию, – едва ли их интересовала. Наиболее выгодным во всех отношениях казался вариант, при котором политическая нестабильность и стагнация экономики затянутся на возможно более длительный период.

Это, наверное, удивит вас, но именно так всё и произошло. Германия безнадёжно проигрывала Первую мировую войну, но сдаваться упорно не желала. 4 октября 1918 г. немецкое правительство, наконец, запросило мира, выразив желание согласиться с «Четырнадцатью пунктами» В. Вильсона61. Адмирал Р. Шеер, командовавший немецким флотом, разработал директиву, предписывающую выйти в море с тем, чтобы встретить славную смерть в бою, как то положено военным морякам. Матросы, узнав о планах командования, немедленно подняли бунт; после того, как арестовано было 1000 чел., стало очевидно, что эти меры более чем недостаточны, в то время как возможности к их осуществлению снижались с каждым часом.

Революционный пожар охватил боевые корабли и верфи; узники вскоре были освобождены объединёнными усилиями моряков и солдат прибывших на подавление мятежа пехотных частей. Вечером 4 ноября 1918 г. под их контролем был весь Киль, средоточие немецкой военно-морской мощи.

Матросы захватывали автомобили и разъезжали на них по стране, организовывая Советы, первый из которых возглавил кочегар К. Артельт62. Кочегары, разумеется, не могли не быть естественными организаторами восстаний, так как обладали значительной физической силой, по причине постоянных упражнений. Тепло, идущее от котлов, собирало в кочегарках любителей сплетен и праздного времяпровождения, которое частенько превращалось в стихийные митинги, руководимые, на правах хозяев, кочегарами.

Армия, уже на следующий день, 5 ноября 1918 г., утратившая целостность боевых порядков, похоже, была только рада возможности потерпеть поражение – это выглядело во всех смыслах лучшим исходом, нежели героическая смерть. Годовщина Октябрьской революции в России стала днём сладкой мести для большевиков: чванливые пруссаки теперь сами бежали из госучреждений, завидев «призрак коммунизма».

9 ноября началась революция в Берлине; госсекретарь Ф. Шейдеман поспешно объявил Германию республикой. Революционерам, ставившим куда более радикальные цели, удалось создать Народную морскую дивизию из числа революционных матросов – весьма скромный ответ на требования К. Либкнехта сформировать Красную гвардию. Генералы, уже более испуганные возможностью расправы со стороны собственных солдат, 11 ноября заключили перемирие с Антантой, в то время как кайзер бежал в Голландию, где и отрёкся формально 28 ноября.

Уже 6 декабря произошла первая попытка государственного переворота, обозначившая отсутствие единства в рядах коммунистов и очевидное преобладание в их среде консервативно настроенного элемента, охотно идущего на альянс с реакционерами. Несмотря на то, что контрреволюционерам не удалось провозгласить своего ставленника – Ф. Эберта из СДПГ – президентом, путч этот свидетельствует о назревавшем расколе в рядах левых. Народная морская дивизия, не имевшая в тот период чёткого подчинения, выступила стихийной, недостаточно организованной силой. Тем не менее, 600 матросам из её числа, пользуясь безволием властей, удалось занять 23 декабря рейхсканцелярию и выставить требования к правительству по выплате зарплаты.

Дальнейшие события показали, что Ф. Эберт не имел ничего общего с Л. Троцким (Л. Бронштейном), который всегда только выискивал новые поводы для недовольства, придавая революционным действиям как можно большую интенсивность и масштаб. Нет, Ф. Эберт позвонил в ставку, расположенную в то время в Касселе, и потребовал прислать войска.

Как ни странно, такие войска нашлись. В отличие от российской императорской армии, в которой количество полуграмотных достигало 61% (из них около половины являлось и вовсе безграмотными), количество грамотных новобранцев в кайзеровской армии равнялось не 39%, а 99% и даже более. Грамотность в данном случае следует рассматривать и как соответствующую военно-патриотическую работу, осуществлявшуюся в процессе среднего образования. Дополнительными факторами повышения дисциплины в войсках выступали национальная и языковая монолитность Германии, а также наличие профессиональной унтер-офицерской прослойки.

Тем не менее, правительственные войска были отбиты и, опасаясь оказаться окружёнными превосходящими силами рабочих и матросов, отступили из центра Берлина. Крайние правые, быстро оценив обстановку, пришли к однозначному выводу: причиной поражения стала не малочисленность, а недостаточная решимость. Относительно небольшие, но настойчивые в выполнении приказов подразделения вполне могли изменить ситуацию в пользу контрреволюционеров. Из числа наиболее реакционно настроенных солдат немедленно начали формироваться т.н. «фрайкоры»63, готовые применить имеющиеся у них военные навыки на улицах немецких городов.

Тот же процесс легко заметить и в среде левых, где в эти дни «Союз Спартака» создаёт Коммунистическую партию Германии (КПГ). Теоретиком партии считается Р. Люксембург, лидером – К. Либкнехт; то было два «Л» из знаменитого «3Л» («Ленин – Либкнехт – Люксембург»). Руководство КПГ не чувствует в себе решимости перейти к открытой борьбе и не вполне контролирует собственную партию. 5 января 1919 г. на улицы Берлина вышло 150 тыс. чел., требовавших свержения правительства, но К. Либнекхт и Р. Люксембург не решились возглавить новую революцию. Почем? Что ж, на то есть однозначный ответ: большевики отказались их поддержать. К. Радек, представитель Совнаркома при КПГ, 6 января на заседании ЦК вдруг заявил, что призывы к свержению правительства неверны, а 9 января и вовсе потребовал от КПГ бросить всю эту затею. 11 января военный министр Г. Носке, имея лишь 2 – 3 тыс. солдат в составе разношёрстных «фрайкоров», включая морские, кавалерийские и пехотные, вошёл в город; используя полевые пушки и пулемёты, ему удалось быстро сломить сопротивление матросов и восстановить порядок.

15 января 1919 г. вождей немецкой революции Карла Либкнехта и Розу Люксембург арестовали и отвезли в безлюдное место, где расстреляли и сбросили их тела в канал. Особенно «отличился» фрайкоровец Отто Рунге, который ударами приклада разбил головы обеим жертвам. Впоследствии он был подвергнут судебному преследованию и даже тюремному заключению, впрочем, за решёткой он провёл относительно короткий срок. С приходом нацистов к власти О. Рунге получил денежную компенсацию за то, что «отсидел по политическим соображениям»64.

На страницу:
22 из 40