Весь июнь я полагаю провести дома. Крепко надеюсь, что тогда Вы посетите нас и я смогу Вас кое с чем ознакомить. У меня очень много фотографий, особенно по индийскому периоду жизни Рерихов, много и зарубежных публикаций. Почти все зарубежные издания, связанные с деятельностью Н. К.

С искренним пожеланием всего самого светлого и с большой благодарностью.

П. Ф. Беликов – Е. П. Маточкину2 апреля 1976 г

Дорогой Женя,

Получил Ваше письмо. О Дьякове я слышал. Если он считает своим учителем Фламмариона, то в его мировоззрении должны быть контакты с Востоком. О Фламмарионе есть упоминания в Книгах Живой Этики. Он – автор некоторых трудов «эзотерического» характера, но я не знаю, где их сейчас можно раздобыть. У нас в 1939 г. переиздавалась его «Популярная астрономия», более поздние издания должны тоже быть, но у меня их нет.

Я получил письмо от Натальи Дмитриевны, в котором она просит послать данные о Потабенко. Прилагаю их. Потабенко хорошо бы предложить тему о значении искусства Н. К. для Индии. Он может эту тему дать очень интересно.

От Анненко я недавно имел письмо. Он какое-то время был в Томске, работал там над дипломом. В Томске больше материала по его теме. Я уверен, что из Анненко с годами выйдет очень ценный сотрудник. <…> Анненко очень серьезный и глубокий человек, он ко многому подходит сейчас с новыми мерками. Для внутренней работы над собою ему, возможно, даже необходимо известное одиночество на какой-то период. К тому же ему нужно будет скоро начинать прокладывать свою стезю в жизни. Сейчас неизвестно – куда его направят после окончания института и как вообще начнет складываться его личная жизнь. Сейчас у него «выжидательный» период. Все это, конечно, не значит, что с ним вообще не надо контактов налаживать. Скорее – наоборот. Однако в этом следует проявить осторожность. У него сейчас идет процесс накопления, а не отдачи, поэтому и ему следует больше давать, чем от него чего-то требовать и ждать. Всему приходит свое время, и жизненный путь каждого должен определиться свободно. Поэтому при встречах с Анненко будьте к нему очень доброжелательны, не отвергайте его попыток сближения, но и не стремитесь особенно включать его в свой «актив». Все сделается само собой. Я поддерживаю с Анненко переписку и очень на него надеюсь, но учитываю все те обстоятельства, которые сложились не по его и не по Вашей воле, а поэтому и твердо уверен, что со временем все получит естественную развязку.

Ваши основные положения по докладу интересны и правильны. Кое-что по своему опыту хочу Вам подсказать:

1. Ни на миг не упускайте из виду то, что основной темой Вашего доклада является сам Н. К., поэтому все другое является «под-темами» и не должно «перевешивать» основного.

2. Покажите в первую очередь отношение Н. К. к понятию «Космическая Беспредельность», «раскрытие» этого понятия в его живописи и литературных произведениях.

3. Покажите органическую связь «Космической Беспредельности» в интерпретации Н. К. с актуальными проблемами нашей эпохи. Именно здесь нужны будут Чижевский, Вернадский, Циолковский.

4. Затронув «подтему» нашей космонавтики, конкретно свяжите ее с широким кругом идей Н. К., вплоть до идей этического характера. Например, можно указать, как заботливо, как тщательно подготовляется к полету космический корабль, как изучают все его свойства космонавты, с какой ответственностью они работают в Космосе, и все это, вместе взятое, гарантирует успех. Находясь в Космическом пространстве, космонавты ощущают себя жителями Космоса, но ведь, по существу, такими жителями Космоса являются и все находящиеся на земле люди, и сама Земля является гигантским Космическим кораблем, и если к нашей Земле все мы будем относиться так же заботливо, как космонавты к своему космическому кораблю, то это предрешит успех всех эволюционных начинаний. Космическое мышление Н. К. призывало именно к этому, как теперь говорят, глобальному масштабу понятия человеческих задач, человеческой ответственности, человеческого восприятия Беспредельного пути развития и безграничных возможностей человечества.

5. Своим искусством, своими этическими и философскими и научными работами Н. К. добивался того «расширения» сознания, без которого вообще невозможно осознание Космических задач новой эпохи. В освоении Космоса участвует не только «техника», но и гуманитарные науки, и одним из ярчайших представителей последних в деле освоения Космоса и являлся как раз Н. К. Его творческое самовыражение, во всех его многочисленных проявлениях, приобретало космические масштабы и внедряло их в человеческое сознание. Именно это определяет современность Н. К., его близость к нам, отношение к нему наших космонавтов, наших ученых, занятых проблемами Космоса, нашей молодежи, для которой Космос уже является, по словам Рериха, «входящим во всю нашу жизнь».

Все эти положения, Женя, конечно, надо развить подробнее. Просмотрите для этого книги Н. К. «Пути Благословения», стр. 13, 69; «Твердыня Пламенная» – 227; «Врата в Будущее» – 49, 152 (цитата «Нет радости вне беспредельности»); «Нерушимое» – из статьи «Предсказания» – стр. 266–270.

Можно найти еще много таких мест в книгах Н. К.

Не увлекайтесь особенно раскрытием понятия «Беспредельность». Это – особая тема, и тема, конечно, неисчерпаемая. В докладе на научной сессии[17] должен именно везде присутствовать сам Н. К., по возможности конкретнее. Книгу «Беспредельность» лучше не цитировать. Это может вызвать ненужные, даже провокационные вопросы на самой сессии и затруднения при публикации материалов в дальнейшем. На примерах Ю. Н., С. Н. и самого Н. К. мы видим, что они не прибегали к методу цитирования книг Ж[ивой] Э[тики]. Н. К. в первых своих книгах еще допускал прямые цитаты, а потом отказался от этого. Книги Ж[ивой] Э[тики] – другая область познания, область непосредственно общения с Учит[елем]. Опыт этого Общения доступен далеко не каждому, поэтому лучше все, что получено в этом Опыте, переводить на «общедоступный язык». Ведь Положения Ж[ивой] Э[тики] присутствуют во всех книгах самого Н. К., но не в цитатах, а «между строк». До времени рекомендуется именно этот метод.

Большой привет Наташе от нас.

Всего самого светлого.

Душевно.

П. Ф. Беликов – Н. В. Роменскому5 апреля 1976 г

Дорогой Николай Васильевич,

К нашему большому огорчению мы вынуждены были отказаться от уже заказанных на самолет билетов. С супругой случилось нечто серьезнее гриппа – непорядки со щитовидной железой. Сейчас она в Таллинне проходит дополнительные исследования и процедуры, а я сижу у письменного стола и, вместо зелени Сочи, на которую мы рассчитывали, наблюдаю самую настоящую метелицу. И это вопреки только что услышанному прогнозу, предвещающему +2 – +7. Правда, прогноз дается на Прибалтику в целом, а у нас самая ее северная окраина. От утреннего снега ж, забелившего сейчас все, останется к полудню, вероятно, одна грязь, но в этом нет никакого утешения.

Не знаю сейчас, как у супруги все сложится. Сказали, что не так опасно, что операции не потребуется, но, что самое печальное, кроме лечения, курс которого может быть и не столь продолжительным, врачи противопоказали сейчас южное солнце. Поэтому все наши планы на весну этого года рухнули. Мы крепко надеемся, что запрет относительно юга долго не продержится.

Я глубоко сожалею, что сорвалось наше свидание, которого я так ждал. Хотелось бы о многом побеседовать.

Штудирую «Арканы Таро». Их символический смысл (вернее, смысл, зашифрованный в символах) столь глубок и обширен, что эту проблему затрагивать сейчас просто не берусь. Как мне кажется, преимуществом любого языка символов, кроме универсальности, является и непреходящая во времени смысловая «нагрузка». В символ можно вложить (и в Арканы, безусловно, вложено) понятия, которые не имеют точного эквивалента в словесных выражениях. Как и все земное, символ в какой-то степени ограничен и относителен, однако «вместимость» символа неизмеримо обширнее, чем вместимость любого словесного определения. Поэтому и «расшифровка» или «прочтение» символа не однозначны в потоке бегущего времени. Если время принесло человечеству какие-то новые представления, обогатило его новыми знаниями научного характера, то и символы должны читаться по-новому, ибо в них эти знания уже содержались, но у нас не было средств извлечь их. Все познанные и непознанные закономерности Мироздания существуют независимо от степени и времени их познания человеком, однако сознательное восприятие Мироздания человечеством протекает в полной зависимости от времени и степени познания этих закономерностей. Нечто аналогичное представляет собой и символ. Поэтому-то и каждая эпоха должна вкладывать нечто свое в его «прочтение». Так, например, если в свое время Будда выразил закон относительности в представлениях «майи», то Эйнштейн прибег уже к другим формулам, конкретизировавшим этот же самый закон в иных масштабах, плоскостях и понятиях. В обобщенном, многовмещающем символе заложено и то, что «раскрыл» Будда, и то, что поведал миру Эйнштейн.

Остановился на этом предмете потому, что, по-моему, Шмаков, как интерпретатор Арканов, недостаточно учел именно это обстоятельство. Он изучил всю доступную ему так называемую «эзотерическую» литературу и широко пользуется ей. В какой-то мере это хорошо, но в какой-то значительно снижает его разбор Арканов, т. к. в этом методе присутствуют явно несостоятельная попытка подвести под «один знаменатель» Первоисточник и зачастую мало-авторитетные «экскурсы» в область «эзотерики». Свое предисловие Шмаков открывает эпиграфом: «Я не боюсь людей, ибо не жду и не желаю от них ничего» (А. Сент-Ив д’Альвейдер). Между тем именно Альвейдеру нужно было многому поучиться у людей своей эпохи и опасаться человеческого здравомыслия, против суда которого не могут выстоять его «откровения». Е. И. Рерих, хорошо изучившая Восток по многим Первоисточникам и досконально проштудировавшая «эзотерические» писания новоявленных «адептов», в одном из своих писем заметила о Сент-Ив Альвейдере, что он «…посещал Агарту своего собственного воображения и нагромождений Тонкого Мира. Сент-Ив был типичным психиком и медиумом».[18]

В теософической литературе, которой широко пользуется Шмаков, много подобных авторов. Ссылки на них вызывают подчас одно недоумение. Я ничего не хочу сказать против теософов. Среди них есть много замечательных людей, их неоспоримой заслугой является то, что они дали определенное движение западным умам в сторону «переоценки ценностей». Единственным Первоисточником, заслуживающим серьезного изучения, в области теософической литературы я считаю работы Блаватской. Шмаков часто ее цитирует. Цитирует «под одну гребенку» с ее далеко не равноценными последователями. При этом цитирует «автоматически», не проанализировав некоторых основных позиций Блаватской, которая сама пользовалась и ссылалась на источники, к которым прибегает и Шмаков. Приведу один только пример: и Блаватская, и Шмаков прибегают к Каббале[19] и другим еврейским писаниям. Шмаков – без критического подхода [к] их оценке. Блаватская же пишет: «Что касается евреев, то во всех своих писаниях они обнаруживают основательное знание лишь астрономической, геометрической и числовой систем, символизирующих человеческие и в особенности физиологические функции. Высшими же ключами они никогда не обладали» («Т[айная] Д[октрина]», т[ом] 1, стр. 383). К этому Блаватская добавляет: «Иегова является не очень лестной копией Озириса» (там же, стр. 390). Шмаков и Озириса, и Иегову в одинаковой степени почитает за «оригиналы».

Впрочем, эта «особенность» хорошо замечена и отражена в некоторых Ваших замечаниях на полях. Мне кажется, что интерпретация Арканов Шмаковым во многом выиграла бы, если бы он был более самостоятелен в своих суждениях и подходил бы к прочтению Арканов где-то с позиций своей эпохи, своего времени. Я отнюдь не хочу сказать, что изобилие цитат является минусом его труда. Скорее – наоборот. Но оценка ссылок, особенно если они соседствуют с таким Первоисточником, как Арканы, должна была бы в книге присутствовать в гораздо большей мере, чем это можно обнаружить в выводах самого Шмакова.

Дорогой Николай Васильевич, очень хотелось бы побеседовать с Вами на все эти темы. Надеюсь крепко, что в не так[ом] уж [далеком] будущем мы с Вами свидимся. Сейчас же должен кончать. Посмотрел часы – время близится к отходу автобуса в город, куда я, невзирая на продолжающуюся еще метель, должен сегодня поехать.

Если Елена Павловна еще в Сочи, то не откажите передать ей сердечный привет от нас. Буду писать ей в Ленинград. Может быть, она к нам сможет заехать?

От души желаю Вам всего самого светлого.

Искренне Ваш.

П. Ф. Беликов – Л. В. Шапошниковой5 апреля 1976 г

Дорогая Людмила Васильевна,

В моих планах произошли некоторые изменения. Из-за расстройства щитовидной железы Галине Васильевне (жене) врачи противопоказали юг. В результате пришлось отказаться от заказанных билетов и остаться дома. В какой-то мере это пришлось даже кстати, т. к. получили ход и потребовали активных «нажимов» некоторые дела, начало которым вольно или невольно положили Вы. Сейчас эти дела находятся в такой стадии, что я считаю долгом «покаяться» перед Вами и ввести Вас в подробности, посвящать в которые кого-либо иного, вероятно, еще преждевременно. Посмотрим, что получится дальше.

Все дело началось с того, что Вы снабдили моим адресом Татьяну Львовну Шевелеву (Калугину). Она написала мне письмо и поделилась некоторыми планами относительно воплощения в жизнь открытий Термена, о котором я знал еще по упоминаниям Н. К. Среди этих планов было выражено намерение попытаться пойти на сближение с И. М. Богдановой, чтобы на базе квартиры Ю. Н. дать продвижение делам Термена. Я пояснил Татьяне Львовне, что это совершенно безнадежная затея, а попутно подробно изложил, что такое Богданова и ее окружение в настоящее время и как на все происходящее смотрит С. Н. Написал также, что многие дела, которые поднял здесь С. Н., находятся продолжительное время на мертвой точке и даже подаренные при посредстве С. Н. картины, принадлежащие m-me Стиббе, до сих пор к нам не привезены и, как писал мне С. Н., Стиббе была в большом недоумении, почему на ее подарок вообще никакой реакции не последовало.

Татьяна Львовна с большим интересом ко всему этому отнеслась и написала, что ее мамаша – Екатерина Васильевна Шевелева, которая встречалась со С. Н. и Д[евикой] и писала о них, берется выяснить причины задержек и помочь в их устранении. Я снабдил Екатерину Васильевну (через Татьяну Львовну) всеми материалами, вплоть до копии «памятной записки», которая была оставлена С. Н. в Министерстве культуры, и описанием свистопляски, которая ведется вокруг новоявленной «Богдановой-Рерих», а также описанием того, как ко всему этому относятся в Дели и Нью-Йорке (Зинаида Григорьевна порвала с И. М. на этой почве все отношения).

Снабженная всеми этими материалами, Екатерина Васильевна, будучи на приеме у Петра Ниловича Дем[ичева], подняла этот вопрос довольно остро. О результатах такого «демарша» Татьяна Львовна сообщила мне следующее (цитирую): «Во-первых, относительно картин m-me Стиббе: П. Н. сообщил, что этот вопрос им недавно поднимался, но ему доложили, что m-me Стиббе отказалась подарить картины. Однако вчера уже была на руках копия “памятной записки” С. Н. и ваши письма, так что вовремя (хорошо “вовремя”!!! – П. Б.) вспомнили о дарственной, был вызван помощник и отданы распоряжения немедленно заняться этим делом. Относительно квартиры Ю. Н. теперь говорится, что вопрос о Богдановой может быть решен только самим С. Н., т. к. его последние слова при прошлогоднем визите были: “Богданову пока не трогайте”. Однако просят передать, что уже отдано распоряжение об описи всех ценностей и что будет установлен надлежащий контроль, дабы исключить дальнейшие “подарки”. Это первый шаг. Остальное зависит от решения С. Н. Во всяком случае, было сказано, что как только им будет выражено письменное свое решение по этому вопросу, то будет и решение Министерства. Как видите – все это результат нашей переписки и, очевидно, нужно поспешать с нахождением формы, дабы не заморозить все на точке контроля».

П. Н. оставил у себя материалы и копии моих писем к Татьяне Львовне.

В последнем письме (от 29 марта) Татьяна Львовна сообщила: «Матушка просит передать, что в квартире Ю. Н. уже произведен “учет”, правда, она просит, чтобы кто-нибудь по “естественным” каналам постарался проверить, как это сделано, дабы в случае каких-нибудь недоразумений скорректировать “опечатки”. Сейчас все дела перешли к помощнику П. Н., а он в хороших отношениях с матушкой, и они вдвоем будут стараться “утрясти” теперь все детали. Во всяком случае, желательно как можно быстрее иметь на руках письменные пожелания С. Н.».

Я, конечно, обо всем сразу же информировал С. Н. и послал ему «проект» письма к П. Н., которое как бы явилось детализацией оставленной «памятной записки». Основные предложенные мной положения предусматривают на первых шагах: взятие на учет всех ценностей на квартире Ю. Н.; контроль над использованием всех архивных материалов, а следовательно, и возможных на их основе публикаций; контроль над использованием картин, как на выставках, так и при показе их на месте; официальный протест С. Н. против пользования Богдановой двойной фамили[ей].

Я не знаю – откуда появились версии об отказе Стиббе от подарка и о том, чтобы Богданову «не трогать». В «памятной записке» уже было предложено взять ценности квартиры Ю. Н. на учет. Трудно, конечно, сейчас сказать, как точно С. Н. примет мои предложения и как их оформит. Однако, судя по его последним письмам, а также письмам З. Г., ввиду того, что после его отъезда дела на квартире Ю. Н. «активизировались» в нежелательном направлении, сам С. Н. занял в отношении к И. М. более жесткую позицию. У него был даже разговор по этому поводу с нашим послом. Не исключаю, что он и в дальнейшем будет действовать через посольство, но уже с учетом заново сложившейся обстановки. Трудно предрешать, насколько хватит «запала» в Министерстве культуры, а также какие «контрмеры» юридического характера будут приняты Богдановой-Васильчик. Ведь уже сам факт взятия «на учет» означает непризнание ее претензий на право наследования имущества Ю. Н. Поэтому, конечно, очень важно знать, как все это прошло и как было принято. Однако никаких «естественных» контактов с Богдановой-Васильчик у меня сейчас нет, да ведь и трудно наладить что-то «естественное» там, где все в высшей степени «противоестественно». На всякий случай я написал Борису Алексеевичу и еще одному знакомому в Москве, чтобы сообщили мне, если услышат о каких-то переменах на квартире Ю. Н. Но, само собой разумеется, абсолютно никаких подробностей я никому не сообщал, так же как и стимулов, которыми перемены могут быть вызваны. Как, когда и чем все это кончится, – сказать сейчас трудно. Поэтому обо всем этом пишу только Вам. В своих предложениях к С. Н. я выдвинул идею о создании комитета на общественных началах, который взял бы под контроль архив Ю. Н. и использование его для публикаций. В дальнейшем могут быть найдены и другие, более эффективные «формы», но, как мне представляется, на первых шагах необходимо создать что-то, что незамедлительно могло бы действовать в направлении полного контроля над фирмой «Богданова-Васильчик» в направлении ее ликвидации как юридически-правовой единицы. С этой стороны можно ожидать и наибольшего противодействия. Во всяком случае, все это получило сейчас какой-то новый ход, за которым необходимо следить и, в меру возможности, который нужно регулировать. Вместе с тем, все это еще находится на той начальной стадии, на которой необходима сугубая осторожность. Поэтому и более широкая информация вряд ли сейчас будет полезна. Сообщите, пожалуйста, Людмила Васильевна, о Вашем отношении к сложившейся новой ситуации, а также о малейших новостях, которые станут Вам известны. Со С. Н. у меня по этому вопросу продолжатся контакты. В самом конце апреля или в начале мая я приеду в Москву, тогда можно будет все обсудить подробнее, но и до этого хотелось бы иметь от Вас известия.

Всего самого светлого.

Ваш П. БеликовП. Ф. Беликов – В. А. Росову6 апреля 1976 г

Дорогой Володя,

Получил Ваше письмо. У нас с поездкой на юг ничего не получилось. У Галины Васильевны обнаружился редидив с расстройством щитовидной железы, и врачи противопоказали ей южное солнце. Так что сидим дома. Правда, работы хватает и дома. Не знаю – откуда подбегает, но чувствую, что со всем, что надо, не очень-то справляюсь. Я полагал, что после Юбилея схлынет переписка, но вышло совсем наоборот. Интерес к Н. К. все больше, и подошло много новых корреспондентов, среди них и очень перспективны[е] и интересны[е].

Вы сообщаете, что готовитесь к Циолковским чтениям. Есть ли у Вас книга Циолковского «Монизм Вселенной», Калуга, 1931 г.? Если нет и Вам нужна, то сообщите. У меня есть перепечатка.

Философия, конечно, значительно сложнее, чем наше понятие о мировоззрении как таковом. Кроме всего прочего, это еще и наука о мышлении. И именно в гносеологической сфере философии как науки у нас мало что сделано. Правда, мы признали, что научные открытия XIX–XX вв. нанесли неотразимый удар по т. н. метафизическому материализму (это достаточно хорошо раскрыл Энгельс и сформулировал Ленин), однако и диалектический материализм – во всяком случае некоторые его ортодоксальные основные положения – получил рикошетом удар, парировать который не в состоянии тем оружием, которым считает себя вправе пользоваться. Процитирую Вам из выступления Д. И. Блохинцева на Всесоюзн[ом] совещании по вопросам естествознания (1958 г.): «…Прогресс был бы гораздо большим, если бы не спотыкались в течение многих лет на очень простых вещах. Эти простые вещи сводились к тому, что достаточно было кому-то заметить, что тот или иной факт или теория могут быть связаны или истолкованы в духе идеализма или позитивизма, как полностью отвергалось все содержание, связанное с этими фактами или теориями. Можно сказать так: если имелся котел с хорошим материалистическим борщом, то достаточн[о] было кому-то сказать: а там есть идеалистический таракан, – то этот котел немедленно опрокидывался, и потом очень трудно было разобрать, каков был борщ и был ли в нем таракан». Академик прав. К сожалению, охота за тараканами до сей поры не ослабевает и методы этой охоты не меняются.

Есть ли у Солимана Ивановича телефон? В конце апреля или в начале мая я должен быть в Москве. Может быть, и с Вами повидаемся?

Большой привет от нас Наташе.

Всего самого светлого. Пишите.

Душевно Ваш.

П. Ф. Беликов – А. Н. Анненко14 апреля 1976 г

Дорогой Алеша,

Совсем забыл в прошлом письме поблагодарить Вас за слайд и прекрасный комплект открыток.

Послал Вам ценной бандеролью переснимок книги «Напутствие Вождю».[20] Это редчайшая книга, отпечатанная шапирографским способом всего в 50 экземплярах. Большинство вошедших в нее параграфов включено в другие книги Ж[ивой] Э[тики], однако есть и такие, которые в других книгах не повторены. Книга в свое время, по Указанию Е. И. и Н. К., не распространялась, т. к. многие могут ее не правильно понять. В каждом общественном организме, начиная от государства и кончая любым учреждением, должно образоваться «средоточие», выработаться принцип Иерархии. Каждое иерархическое звено несет свою нагрузку и должно чувствовать ответственность за нерушимость связи Высшего с низшим. Бесценным руководством к этому является «Напутствие Вождю». Уверен, что это руководство не раз пригодится Вам в жизни. Держите книгу в основном для себя. Слабое сознание может сделать из нее ложные выводы.

Душевно Ваш.

П. Ф. Беликов – Е. П. Маточкину19 апреля 1976 г

Дорогой Женя,

Рад был Вашим хорошим новостям. Действуйте так и дальше. С установками *** считайтесь меньше всего. Сфера ее деятельности и понимания ограничивается очень популярными, даже примитивными с научно-философских позиций «объяснениями» Н. К. и его творческого наследия. Делает это она все «от чистого сердца» и на своем месте – хорошо. Но ведь даже самый лучший преподаватель первого класса начальной школы не может быть допущен на университетскую кафедру. Беда *** в том, что она этого понять не может. Поэтому и действовать нужно самостоятельно <…>.

Посылаю некоторые материалы о Тагоре. Если будут конкретные вопросы – задавайте.

Теперь относительно «Урусвати». На эту тему у меня были беседы со С. Н. Юридические трудности ему хорошо известны. Но ведь дело сейчас и не в формальной передаче «Урусвати» нам. Этого вообще в планах нет. «Урусвати», как Место, где пребывали Е. И. и Н. К., должно остаться в неприкосновенности. Там будет Музей, который сосредоточит Основные Материалы для будущего.

<1 2 3 4 5 >

На страницу:

Перейти

4 из 5