Император Николай II. Мученик

Николай II поддержал внедрение в Российской Империи территориальной системы врачебных участков, которой не было нигде в мире. Эту систему потом заимствовали большевики и, как у них было принято, выдали за свое изобретение. В ходе реформы здравоохранения в Российской Империи сложилась трехзвенная структура медицинской помощи населению: врачебный участок, уездная больница, губернская больница. Лечение в этих медицинских учреждениях было бесплатным. Число врачебных участков за пятилетие 1906–1910 гг. увеличилось с 3268 до 3804. В Журнале Совета министров за 1914 г. говорилось о проделанной огромной работе по оздоровлению России, о новых требованиях в этом вопросе, «заключающихся в новых законопроектах, выработанных как комиссией, так и Министерством Внутренних Дел, об охране чистоты воздуха, воды и почвы, уставе жилищном, законопроекте об обеспечении доброкачественности пищевых и вкусовых продуктов и напитков, проекте устава о кладбищах и крематориях, о погребении и регистрации умерших, уставе фармацевтическом, законах о предохранительном оспопрививании и о санитарной охране лечебных местностей, законопроекте о борьбе с заразными болезнями – чумой, холерой, тифами, малярией, бугорчаткой, сифилисом и проказой, уставе судебной и административной медицины, проекте положения о больничной помощи и призрении, положении о призрении душевнобольных»{152}.

Особенно успешно продвигались борьба и профилактика острых инфекционных заболеваний. Если в период с 1891 по 1895 г. в России от острых инфекционных заболеваний в среднем умерло 587 тыс. чел., то за период 1896–1900 гг. это число составило 499 тыс. чел., в период с 1901 по 1905 г. число умерших от вышеназванных заболеваний составило 465 тыс. чел., в период с 1906 по 1910 г. – 420 тыс. чел., в период с 1911 по 1914 г. – 372 тыс. чел., следовательно, смертность от этих болезней сократилась в 2,5 раза{153}.

Быстрыми темпами развивалось открытие новых больниц и медицинских учреждений. В 1912 г. в России было 8110 больниц (к ним надо прибавить 170 психиатрических лечебниц, считавшихся отдельно), 2686 врачебных участков, 2620 фельдшерских пунктов. В 1914 г. в Империи насчитывалось 22 тыс. 772 врача, 28 тыс. 500 фельдшеров, 14 тыс. 194 акушерки, 4 тыс. 113 зубных врачей, 3 тыс. 125 дантистов. Сеть аптек в 1913 г. была представлена 5 тыс. 011 аптеками, 13 тыс. 357 фармацевтами. В 1913 г. в 17 медицинских вузах училось 8 тыс. 600 студентов{154}. В 1901 г. в России медицинскую помощь получили 49 млн чел., через три года, в 1904-м, – 57 млн, еще через три года, в 1907-м, – 69 млн, в 1910-м – 86 млн и в 1913-м – 98 млн. То есть если в 1901 г. только каждый 3-й житель Империи имел возможность обратиться в лечебные учреждения, то в 1913 г. обратившихся за помощью было уже две трети всего населения. В 1912 г. Правительство истратило на народное здравоохранение 181 425 000 рублей.

Всё это вместе взятое привело к значительному понижению общей смертности. Если в 1906–1911 гг. число смертей на тысячу жителей достигало 29,4, то в 1911 г. оно выразилось в 26, а в 1912 г. – 25.

Высокая смертность в России, особенно детская, давно является предметом спекуляций со стороны как раньше советских, так сегодня и западных исследователей вопроса. Эта тенденция продолжает встречаться и в сегодняшней науке. Детская смертность в России, конечно, была высокой, но ее сравнение с западными странами недостаточно корректно. Так, известный демограф А. Г. Вишневский пишет: «Если верить дореволюционной статистике, в конце XIX века основное отличие России от других стран заключалось в чрезвычайно высокой смертности детей, особенно на первом году жизни. В 1896–1900 гг. коэффициент младенческой смертности в Европейской России составлял 261 на 1000, тогда как во Франции на первом году жизни из 1000 родившихся умирал только 161 ребенок, в Англии – 156, в Швеции – 100, в США (1901–1905) – 124»{155}.

Однако русская статистика по вопросу общей смертности давала цифры, мало отличающиеся от западноевропейских. 22 марта 1901 г. на соединённом собрании Общества русских врачей, Общества детских врачей в Петербурге и Статистического отделения Высочайше утверждённого Русского Общества охранения народного здравия выступили известные врачи: основоположник петербургской педиатрической школы Д. А. Соколов и специалист в области санитарной и демографической статистики В. И. Гребенщиков с докладом: «Смертность в России и борьба с нею». Этот доклад был издан отдельной брошюрой. В ней приводилась следующая статистика по вопросу общей смертности за период с 1861 по 1880 г.: Европейская Россия – 35,6 (умерших за 19 лет), Австро-Венгрия – 69,8, Италия – 30,0 (за 18 лет), Германия – 26,9 (за 9 лет), Франция – 23,6, Норвегия – 16,9 (за 10 лет), Бельгия – 22,8, Великобритания – 61,3{156}. Как видим, данные по смертности в России не так уж сильно отличаются от западноевропейских. Так же невелико было отставание России по продолжительности жизни: Европейская Россия – 68,38 лет (в 1896–1897), Англия (почему-то без Шотландии и Ирландии) – 71,21 (1891–1900), Германия – 71,60 (1891–1900), Франция – 74, 32 (1898–1903){157}.

Говоря о смертности в России, следует учитывать обширность её территории, большую численность ее населения и преобладающий аграрный характер его деятельности. Сравнивать ситуацию с уровнем смертности и рождаемости в России, например с Великобританией, очень сложно. Естественно, что здравоохранение 41,5 млн англичан (на 1900 г.), из которых большинство было горожанами{158}, проживавших на территории площадью 240 579 км², осуществлять было несравненно легче, чем здравоохранение 94,244 млн россиян даже только Европейской России площадью 3 960 000 км², живущих в основном в деревнях. Кроме того, совершенно не учитывается уровень рождаемости и смертности в Индии, коронной территории Британской империи, не говоря уже о других доминионах и колониях. В той же самой Индии только от эпидемий чумы в 1865–1917 гг. умерло 23 млн человек.

Ещё одной спекуляцией в отношении детской смертности в Императорской России последнего царствования является сравнение ее с ситуацией с детской смертностью в СССР в пользу последнего. Во-первых, следует отметить, что детская смертность при Николае II неуклонно снижалась, хотя может быть и не такими быстрыми темпами, как хотелось. Если в Европейской России в 1895 г. из 100 родившихся в возрасте от 0 до 1 года умерло 27,9 детей, то в 1911 г. – 23,7. Если в среднем по 50 губерниям Европейской России в 1886–1897 гг. на 1000 родившихся умирало 274 ребёнка, то в 1908–1913 гг. – 253{159}. Что касается СССР, то в нем детская смертность, несмотря на все усилия и постепенную урбанизацию населения, продолжала оставаться высокой и мало отличалась от детской смертности в Российской Империи. Так, если в Императорской России в 1913 г. на 1000 родившихся детей до 1 года умерло 273, то в 1926 г. (спустя 13 лет) эта цифра составила 174, в 1927 – 192, в 1928 – 158, в 1929 – 184, в 1933 – 191, в 1936 – 183, в 1940-м – 184{160}. Так что никакого «прорыва» в деле борьбы с детской смертностью с крушением Императорской России в государстве «рабочих и крестьян» не произошло. Конечно, причины заключались и в общем упадке здравоохранения в ходе Гражданской войны, большевистской разрухи 20-х гг., преступной коллективизации, организованном голоде в Поволжье, чудовищном голоде 1931 г. Не надо также забывать о легализации абортов в 1960-х гг., когда советские женщины убивали в своей утробе от 150 до 250 детей на каждую тысячу рожденных, то есть то число, что умирало до революции из-за антисанитарии сельской местности{161}. Но все-таки высокие показатели младенческой и детской смертности в СССР в 20–40-х гг. определялись главными образом иной причиной. Доказательством этому служит резкое и качественное снижение цифры умерших детей в Советском Союзе, начиная с 1948 г., когда на 1000 родившихся детей до 1 года умерло всего 84, в 1950 г. – 81, в 1952 – 75{162}. Объяснение этому простое: «Именно в годы войны в СССР началась эпоха антибиотиков – был создан первый отечественный пенициллин из плесневого грибка рода Penicillium. Работы по созданию советского пенициллина начались еще в первый год войны во Всесоюзном институте экспериментальной медицины»{163}. Появление антибиотиков коренным образом изменило ситуацию с детской смертностью, причем во всем мире. Российский демограф кандидат соц. наук Е. А. Кваша пишет: «Новое принципиальное снижение младенческой смертности в России произошло к концу Второй мировой войны в результате действия ряда факторов. В основном – это внедрение в медицинскую практику антибиотиков и сульфаниламидов, что привело к сокращению младенческой смертности от болезней органов дыхания, большинства инфекционных болезней, а также снижение рождаемости в совокупности с реализацией мер, направленных на восстановление и улучшение системы обслуживания матери и ребенка. В 1946 г. уровень младенческой смертности в России достиг 92 на 1000, что на 74 % ниже, чем был в 1940 г.»{164}

Не вызывает сомнений, что если бы при Императоре Николае II существовали антибиотики, то и картина с детской смертностью выглядела бы совсем иной.

Большую роль уделял Император Николай II борьбе с пьянством. Тема пьянства, якобы процветавшего в России испокон веков, давно уже набила оскомину. На самом деле это не более чем очередной лживый миф, одинаково популярный как у русофобов, так и у алкоголиков. В действительности Россия была одной из самых малопьющих стран мира. С. А. Новосельский утверждал в своем исследовании: «По душевому употреблению алкоголя Россия, как известно, занимает одно из последних мест среди других государств, причём это душевое потребление весьма неравномерно, и, например, в городах в 3–4 раза выше, чем среди сельского населения. <…> Сколько-нибудь массовое пьянство в деревне связано преимущественно с какими-то чрезвычайными событиями, как свадьба, крестины, праздники и т. п. и потребление алкоголя в русской деревне носит характер спорадических алкогольных процессов, вне сомнения, гораздо менее вредных, чем ежедневное регулярное потребление алкоголя, носящее характер хронического отравления, как оно распространено в Западной Европе»{165}.

Об этом же писал и другой исследователь проблемы пьянства в России, С. А. Первушин: «1) Потребление спиртных напитков больших городов в 4–4,5 раза больше крестьянского потребления. 2) Потребление спиртных напитков в рабочих кварталах города в 3–4 раза выше душевого потребления в кварталах состоятельных классов»{166}.

Однако Государь, да и русское общество, считали ситуацию с пьянством в России удручающей. С. С. Ольденбург писал, что в 1913 г. «Государь при своей поездке по великорусским губерниям видел светлые проявления даровитого творчества и трудовой мощи; но рядом с этим с глубокой скорбью приходилось видеть печальные картины народной немощи, семейной нищеты и заброшенных хозяйств – неизбежных последствий нетрезвой жизни»{167}. В год 300-летия Династии Император Николай II заявил, что он «пришёл к твёрдому убеждению, что нельзя ставить в зависимость благосостояние казны от разорения множества моих верноподданных»{168}. Но, перед тем как Николай II повелел установить ограничения на продажу спирта, в России велась огромная просветительская работа.

В 1905 г. в пригороде Петербурга, на станции Сергиева Пустынь Балтийской железной дороги, близ монастыря преподобного Сергия, иеромонахом этого монастыря Павлом (Горшковым) была организована 1-я Российская Сергиевская школа трезвости. Главной заботой школы являлось преподавание трезвости с целью охранения подрастающего поколения от порока пьянства. Специальные «Уроки трезвости» давала старшая учительница школы с использованием наглядных пособий. Заведующий школой иеромонах Павел вел уроки трезвости на темы по Закону Божию{169}. Учитывая положительный опыт работы этой школы и многих других, в 1910 г. Святейший Синод своим указом ввел преподавание науки трезвости во всех церковно-приходских школах. В Санкт-Петербурге издавались журналы: «Трезвая жизнь», «Трезвые всходы», «Отдых христианина», «Деятель», «Царицынский трезвенник», «Трезвые всходы», газета «Трезвость». Троице-Сергиева лавра выпускала Троицкие листки: «В чём корень пьянства», «Всем пьющим и непьющим». Велась кропотливая работа по всей стране, которая дала весьма ощутимые результаты: к 1915 г. потребление алкоголя упало до 0,2 литра, число «новых» алкоголиков сократилось в 70 раз, преступность – втрое, нищенство – вчетверо{170}.

С 1914 г. в школах министерства народного просвещения предписывалось преподавать учащимся старших классов курс гигиены с обязательным сообщением сведений о вреде алкоголя по одному часу еженедельно в течение года. Определением Святейшего Синода от 13–31 марта 1914 г. было постановлено: «Установить на будущее время повсеместно в России ежегодный 29 августа, в день Усекновения главы Иоанна Крестителя, церковный праздник трезвости, с производством в этот день сбора пожертвований на дело борьбы с пьянством, с соблюдением того порядка сих праздника»{171}. К 1913 г. в России насчитывалось около 1800 обществ трезвости с общим числом членов более полумиллиона.

В результате важного решения Государя в стране произошли серьезные изменения, отразившиеся как на частной жизни людей и их здоровье, так и на экономике России. Профессор И. Н. Введенский, активный участник трезвенного движения, писал: «Исчезли с улиц пьяные, не видно стало попрошаек, нищих. Перемену почувствовали прежде всего учреждения, так или иначе обслуживающие жертв алкоголизма. Опустели камеры для вытрезвления при 22 участках, и сразу сократилось число алкоголиков, как в специальных амбулаториях, так и в психиатрических и общих больницах, резко снизилось число самоубийств. Уменьшилось количество случаев хулиганства, т. к. оно обусловлено в основном алкоголем, констатировалось резкое уменьшение преступлений против личности, собственности и порядка, а вместе с тем заметное ослабление таких зол, как проституция, профессиональное нищенство, бродяжничество и т. п. По данным канцелярии Главноначальствующего Москвы, число мелких краж понизилось до 40 %, такие же преступления, как нанесение ранений, нарушение тишины и порядка в публичных местах, оскорбление полиции сократились на 74 %. Таким образом, количество преступлений, совершаемых в большинстве случаев в состоянии опьянения, понизилось в среднем более чем на 70 %. Снижение преступности привело к тому, что одна из петербургских тюрем пустовала, другая была обращена в лазарет для раненых»{172}. Повышение производительности труда (от 30 до 60 %) констатировалось во всех отраслях промышленности, как мелкой, так и крупной. Улучшение качества работы, уменьшение брака, отсутствие прогулов, сокращение заболеваемости рабочих, заметное повышение материального благосостояния засвидетельствованы и отдельными лицами, и организациями. «О росте благосостояния трудового населения можно судить по тому, что с июля по октябрь 1913 года было внесено в московские сберегательные кассы 3 250 000 руб., тогда как за этот же период в 1914 году внесено 6 000 000 руб.»{173} Сбывались слова Императора Николая II: «Трезвость – основа благосостояния народа».

Военная реформа 1905–1912 гг.

Необходимость в коренных преобразованиях вооруженных сил Империи была осознана Государем ещё в ходе Русско-японской войны. Причем речь шла не просто об увеличении их численности и воссоздании погибшего в Цусимском сражении флота. С 1905 г. под руководством Николая II начала осуществляться программа коренного реформирования Российских вооруженных сил. Генерал-лейтенант Б. А. Штейфон писал: «В армии не было области, которая не подвергалась бы реформам на основании опыта войны. Это были годы яркого горения армейской души, годы воистину великих реформ. Реформ, столь идейно возвышенных, как военные реформы Императора Александра II, но по творческому масштабу и по результатам значительно их превосходящие»{174}.

25 июня 1905 г. Император Николай II принял в Петергофе нового управляющего военным министерством генерала А. Ф. Редигера, которого меньше чем через месяц, 15 июля, он утвердил в должности военного министра. При первом Всеподданнейшем докладе А. Ф. Редигера Николай II дал ему несколько руководящих указаний, которыми министр, по его собственным словам, «мог лишь радоваться»{175}. Государь указал на необходимость увеличить пенсии по выслуге лет, что позволило бы «не делать из армии богадельню», увольняя из ее рядов пожилых генералов и офицеров. Также Николай II указал на необходимость создания Комитета по образованию войск и контингент хороших офицеров запаса. Государь согласился с Редигером о необходимости омолаживания армии, за счёт сокращения сроков службы{176}. После достаточного обеспечения войск сверхсрочнослужащими в 1906 г. Указом Императора Николая II были сокращены сроки воинской службы: в пехоте и полевой артиллерии – с 5 до 3 лет, в других войсках – с 5 до 4, на флоте – с 7 до 5. Вместе с тем увеличен контингент новобранцев, с 1908 г. он составлял ежегодно 450 тыс. человек вместо 300–320 тыс. до войны с Японией{177}. Накануне Первой мировой войны Россия обладала самой многочисленной армией мирного времени относительно других европейских государств: 1 млн 423 тыс. человек{178}.

К 1905 г. особо насущным стал вопрос о реорганизации управления Военного ведомства. Наличие двух центральных органов руководства вооруженными силами, сухопутного и морского, приводило к тому, что они зачастую действовали нескоординировано и их планы противоречили друг другу. Эти разногласия приходилось решать созывом Особых совещаний, на которых принимались решения, обязательные для всего Ведомства. Ещё в 1898 г. генерал-лейтенант К. К. Случевский в своем докладе предлагал Императору Николаю II создать Верховный военный совет под Высочайшим руководством. Аналогичное предложение поступило Государю в 1904 г. от генерал-майора графа А. А. Бобринского, предлагавшего создать Совет Государственной обороны{179}. Однако Государь опасался создания мощного военного органа, который потенциально мог нести угрозу вмешательства военных в дела государственного управления. Тем не менее Русско-японская война, осветившая все недостатки высшего военного управления вооруженными силами, заставила Государя непосредственно обратиться к его реформированию. На секретном совещании высших руководителей армии и флота, которое имело место 28 февраля 1905 г., большинство его участников указали на отсутствие руководящего органа как на одну из главных причин военных неудач{180}. Мнение Великого Князя было поддержано всеми военными и специалистами, присутствовавшими на совещании. Николай Николаевич представил Государю проект Положения о Совете Государственной обороны, который был доработан к началу лета и 8 июня 1905 г. Высочайше утвержден{181}. В Положении о нем говорилось: «В видах обеспечения соответственного государственным потребностями средствам развития вооруженных сил Империи объединения деятельности высшего военного и морского управления и согласования ее с деятельностью других правительственных учреждений, по вопросам, относящимся к безопасности государства, учреждается Совет Государственной Обороны. Непосредственно подчиняется Его Императорскому Величеству»{182}. По планам реформы СГО должен был стать центром объединения управления армией и флотом и их взаимодействия со всеми ведомствами, работающими на оборону{183}. Совет обороны наделялся правами надведомственного органа. Председателем СГО был назначен Великий Князь Николай Николаевич. В Совет также вошли военный и морской министры, инспекторы всех родов войск, члены Государственного Совета, сенаторы и т. д. Одним из первых и важнейших мероприятий, проведенных СГО, стало обновление старшего командного состава армии, то, о чем Государь говорил с Редигером 25 июня. С этой целью 6 апреля 1906 г. при СГО была создана Высшая Аттестационная комиссия, которая рассматривала представленные кандидатуры на должность командующих армиями, корпусами, дивизиями и отдельными бригадами. Кроме того, Комиссия обсуждала кандидатуры на все генеральские должности{184}. По свидетельству генерала А. Ф. Редигера, Государь весьма внимательно читал журналы Высшей аттестационной комиссии{185}.

Особое внимание СГО обратил на улучшение быта солдат, предмет постоянной заботы Николая II. Вскоре был издан соответствующий приказ по Военному ведомству по улучшению быта и довольствия солдат. В 1907 г. было начато переустройство хозяйства в войсках, выработаны новые положения о денщиках, число которых было значительно сокращено, и путевом довольствии{186}. Войска освобождались от обременяющих их хозяйственных работ: выпечки хлеба, пригонки и обновления обмундирования, которыми теперь занимались в специальных мастерских.

Забота Николая II о солдате проявилась и в значительном улучшении его довольствия. С 1905 г. было увеличено жалованье нижних чинов, солдатам впервые стали выдавать постельные принадлежности. Нижние чины теперь получали 500 граммов хлеба, 160 граммов крупы, пачку чая, 24 грамма сахара{187}. Кроме того, обед русского солдата состоял из супа (картофельного, перлового или горохового), гречневой или ячневой каши, гуляша, солянки, огуречного или селёдочного супа. Во многих частях действовали солдатские чайные или лавочки. «Пища солдата, – вспоминал генерал А. И. Деникин, – по числу калорий и по вкусу была вполне удовлетворительна. Солдатский желудок был предметом особой заботливости начальников всех степеней. “Проба” солдатской пищи была традиционным обрядом, выполнявшимся самым высоким начальником, не исключая Государя, при посещении казарм в часы обеда или ужина»{188}.

Государь всегда заботился о солдатской экипировке. 12 декабря 1907 г. он беседовал с начальником команды разведчиков штабс-капитаном В. В. Елитой фон Вольским, который со своим отрядом отправлялся на финляндскую границу в помощь пограничникам. В Великом Княжестве Финляндском тогда было неспокойно. В. В. Елита фон Вольский вспоминал: «Вот где выказалась особая забота, внимание и любовь Государя к солдату: Его Величество изволил подробно расспрашивать нас о том, обеспечены и я, и разведчики тёплой одеждой, все ли имеют полушубки и валенки, есть ли лыжи; как предполагается организовать довольствие и медицинскую помощь?»{189}

Еще в ходе войны встал вопрос о новой реорганизации службы Генерального штаба. Генерал Ф. Ф. Палицын предложил превратить Генеральный штаб в независимый от Военного министерства орган, подчиненный только Государю. 25 июня 1905 г. приказом по Военному ведомству было создано Главное управление Генерального штаба (ГУГШ), задачей которого было стратегическое планирование и разработка общих вопросов обороны Империи. В ГУГШ была передана и вся генерал-квартирмейстерская часть. Отделение ГУГШ от Военного министерства значительно разгружало работу военного министра, но при этом возникала опасная раздвоенность ведомства, которое теперь имело как бы «две головы»: в лице военного министра и начальника ГУГШ генерала от инфантерии Ф. Ф. Палицына. Будущий военный министр генерал от кавалерии В. А. Сухомлинов самым негативным образом оценивал эту реформу. Уже в эмиграции он писал: «Именно тогда, 8 (21) июня 1905 года, Царь подписал свой смертный приговор. Именно теперь, после цареубийства в Екатеринбурге в доме Ипатьева, я могу утверждать это без риска быть обвиненным в преувеличении. <…> С 1905 года армия имела две головы, долженствовавшие превратиться в полюсы, между которыми неминуемо должны были возникать на петербургской почве интриги политического и личного характера»{190}. Несмотря на то, что генерал В. А. Сухомлинов отрицал «преувеличенный» характер этого своего утверждения, оно им, несомненно, являлось. Тем не менее не вызывает сомнений, что Великий Князь Николай Николаевич и генерал Ф. Ф. Палицын не сумели справиться с поставленными задачами, а сама идея «двуглавости» военного ведомства была ошибочной. Государь это окончательно осознал к 1908 г. 26 июля 1908 г. он уволил Великого Князя Николая Николаевича с должности председателя СГО, а генерала Палицына с должности начальника ГУГШ. Вскоре был упразднен и сам СГО. 4 ноября 1908 г. Николай II сказал генералу Редигеру, что он «убедился в неправильности устройства министерства»{191}. Таким образом, писал А. Ф. Редигер, «единство Военного министерства было восстановлено». Признавая неправильность раздвоения Военного ведомства, Николай II говорил генералу от кавалерии В. А. Сухомлинову, которого назначил начальником Генерального штаба: «Вышло так, что все перепуталось. Я прошу Вас принять должность Начальника Генерального штаба, нам надо распутаться»{192}. 10 марта 1909 г. Государь отправил в отставку с поста военного министра генерала А. Ф. Редигера, а новым министром назначил генерала Сухомлинова, который стал объектом самой яростной кампании со стороны либералов из Думы и их союзников в военных и правительственных кругах. Они жалели отставку Редигера, которого считали прогрессивным человеком и профессиональным военным. Между тем причина отставки Редигера заключалась в его связях с одним из главных врагов Государя – А. И. Гучковым. Являясь в 1907–1910 гг. председателем думской комиссии по государственной обороне, Гучков смог войти в тесный контакт со многими генералами и офицерами, некоторые из которых занимали высокие должности в военном руководстве. В конце 1916 г. Охранное отделение составило приблизительный список военных, с которыми Гучков поддерживал не только, или не столько, деловые, но и политические контакты. Среди них имя генерала от инфантерии А. Ф. Редигера значилось одним из первых{193}. В своих воспоминаниях А. Ф. Редигер не скрывал, что Гучков получал по его приказу секретные сведения государственной важности: «Я дал общее указание по всем частям Министерства: членам Государственного Совета и Думы давать все несекретные сведения, о которых они будут просить. ‹…› Если нужны были секретные сведения, то они давались Гучкову или двум-трём делегатам комиссии, которые затем удостоверяли перед комиссией, что полученные ими объяснения их вполне убедили»{194}.