Итальянские разбойники. Ньюстедское аббатство (сборник)

Наконец накрыли к ужину, но только хотели принести кушанья, как вошла хозяйка и извинилась за то, что должна пригласить сюда недавно приехавших гостей. Так как ночь холодна, а у них нет других теплых комнат, то она попросила их разместиться в той, где горел камин. Как только она извинилась, вошла принцесса, которую вел тот самый красивый молодой человек.

Граф тотчас узнал в гостье даму, которую часто видел в обществе в Неаполе и Риме и у которой и сам не раз бывал на приемах.

Молодой человек был ее племянником и наследником и выгодно отличался от многих своим богатством и хорошим воспитанием. Однажды он встречался с графом и его дочерью – на даче у одного знатного неаполитанца. Молва просватала его за богатейшую наследницу некоего знатного вельможи.

Эта встреча оказалась приятной как для графа, так и для принцессы.

Граф был по-старинному учтив. Принцесса же в свое время была красавицей, всю жизнь она любила щеголять и слушать комплименты.

Молодой человек подошел к юной графине с целой тысячей учтивых комплиментов, но в его походке и голосе обнаруживалось то смущение, которое, наконец, совершенно лишило его дара речи. Молодая дама между тем потупила взор и не произнесла ни единого слова. Она снова опустилась в кресло, где осталась сидеть неподвижно, глядя на огонь, в то время как множество различных переживаний и чувств отражались на ее лице.

Старики, которые в это время приветствовали друг друга, не заметили странного поведения молодых людей. Они договорились вместе поужинать, и, так как принцесса везла с собой своего повара, в скором времени на столе появился обильный ужин. К нему присоединились отборные вина, ликеры и пирожные, которые оказались в одной из повозок, предназначенных для кухни. Принцесса была охотницей до всего изысканного, что может принадлежать человеку.

В данное время она вознамерилась совершить путешествие в Лорето, чтобы посредством богатых пожертвований получить отпущение грехов. Она, конечно, была слишком роскошна для богомолки и очень отличалась от тех, кто ходит на богомолье с сумою. Но странно было бы требовать такого самоотречения от людей, живущих по законам нынешнего света; однако же нельзя усомниться и в сильном действии богатых подарков, которые она везла тамошнему монастырю.

Принцесса и граф во время ужина толковали о светских происшествиях, которыми они в свое время наслаждались, и не замечали, что говорят только они одни. Молодые люди молчали и по очереди тяжело вздыхали. Девушка, невзирая на все просьбы принцессы, не притронулась ни к одному из любимых кушаний старухи. Граф на это только пожимал плечами.

– Ей что-то нынче нездоровится, – сказал он. – Я думал, что она упадет в обморок, когда она увидела ваш экипаж.

Румянец покрыл щеки дочери, которая опустила голову, чтобы скрыть смущение.

Как только ужин окончился, все придвинули стулья поближе к камину. Пламя уже погасло, дым рассеялся, и горячие угли распространяли приятное тепло. Гитара, которую принесли из кареты графа, стояла у стены. Принцесса увидела ее и сказала:

– Мне хотелось бы насладиться приятной музыкой, прежде чем мы разойдемся по своим спальням.

Граф гордился талантом своей дочери и попросил ее выполнить просьбу принцессы.

Молодой человек, соблюдая правила учтивости, взял гитару и подал ее прелестной музыкантше. Она бы с радостью отказалась от этого предложения, но не успела, поскольку пребывала в чрезвычайной рассеянности. Дрожащей рукой она взяла инструмент и, сыграв несколько аккордов, пропела две польские песни.

Глаза ее отца заблестели от радости. Даже ворчун Каспар остался в комнате: отчасти из любви ко всему польскому, отчасти из уважения к таланту своей госпожи.

В самом деле, мелодичность музыки и нежность исполнения привели бы в восхищение даже самых неотесанных людей. Старуха принцесса кивала головой и постукивала в такт рукой, хотя иногда и не совсем верно. Между тем как племянник, погрузившись в свои мысли, рассматривал картину, висящую на стене и почерневшую от дыма.

– Теперь, – сказал граф, потрепав дочь по щеке, – я прошу тебя, спой принцессе ту испанскую песенку, которую ты так любишь. Вы не можете вообразить, – прибавил он, – какие она сделала успехи в вашем языке, несмотря на то, что давно уехала из Испании и после этого совсем не занималась им.

Яркий румянец залил щеки дочери. Она помедлила, что-то смущенно пробормотала, но потом смело взяла гитару и заиграла. Это был испанский романс, – как водится, про любовь и тоску. Она пропела первую строфу с большим чувством, и ее прелестный голос тронул сердца. Но мало-помалу ее пение становилось все тише, губы задрожали и целый ручей слез устремился по щекам.

Граф с нежностью обнял ее.

– Ты нездорова, дочь моя, – сказал он, – и я тревожу тебя. Иди в свою спальню. Да благословит тебя Бог!

Девушка поклонилась и не глядя на присутствующих вышла из комнаты.

– Дочь моя больна, а я не знаю чем. С недавнего времени она утратила и здоровье, и всю свою веселость. Она всегда была точно нежный цветок, и мне стоило немалых трудов вырастить ее. Извините, – продолжил он, – слабость отца, но я много перенес в своей жизни. Она – мое единственное сокровище.

– Может быть, она влюблена? – спросила принцесса с улыбкой.

– Не может быть! – с горячностью возразил граф. – Она никогда мне об этом не говорила!

Племянник принцессы поспешно встал и принялся ходить по комнате.

Молодая полька, оставшись одна в спальне, отворила окно, чтобы развеять свою грусть и подышать свежим вечерним воздухом. Может быть, причиной недавнего смущения было уязвленное самолюбие? Но кроткий нрав девушки не давал оснований для подобных предположений.

– Он видел меня плачущей! – сказала она, и снова яркий румянец разлился по ее щекам и голос задрожал. – Никогда, никогда! – С этими словами она ухватилась за оконную раму, другой рукой закрыла лицо и принялась проливать горькие слезы.

Так сидела она, погрузившись в свои мысли, до тех пор пока не услышала голоса отца и Каспара, доносившиеся из соседней комнаты, и не поняла, что компания уже разошлась по своим спальням. Свет, который мелькал в окошках, подсказывал ей, что принцессу провожают в ее покои, находившиеся во флигеле гостиницы. Она ясно различила лицо племянника, когда тот проходил мимо окон.

Юная графиня глубоко вздохнула и уже хотела закрыть окно, как вдруг ее внимание привлек разговор двоих людей, стоявших на углу под окном.

– А что сделают с несчастной молодой дамой? – спросил голос, по которому она узнала служанку.

– Ха! И ее тоже убьют! – ответил голос, принадлежавший Пьетро.

– Разве нельзя оставить ее в живых? – промолвил умоляющий голос служанки. – Она так добра!

– Что нам за дело до этого? – отвечал второй голос с негодованием. – Неужели ты хочешь, чтобы все мы погибли из-за этой девицы?

Между тем оба удалились от ее окна настолько, что полька не могла больше ничего разобрать. Однако этот короткий разговор взволновал ее.

Если он касался ее самой, то как избежать опасности? Она несколько раз собиралась постучать в дверь отцовской спальни, чтобы рассказать о том, что слышала. Но она боялась, что ошибается и разговор касается кого-то другого, поскольку он был невнятен по смыслу и определенно понять было ничего нельзя.

В то время, когда она размышляла, как поступить, ее встревожил шум в углу комнаты. Подойдя туда со свечой, она увидела дверь, которую прежде не заметила и которая была заперта изнутри на задвижку. Она подошла поближе, спросила, кто там, и услышала голос служанки. Едва она отворила дверь, как та вбежала в комнату, бледная и запыхавшаяся, прижимая палец к губам в знак молчания и осторожности.

– Бегите отсюда! – прошептала она. – Бегите немедленно из этого дома, иначе вы погибли!

Молодая графиня, задрожав от испуга, просила объяснить ей, в чем дело.

– Мне некогда! – ответила служанка. – Да я и не могу: меня заподозрят, начнут искать, если я здесь задержусь. Бегите сию же минуту или вы погибли!

– И я должна оставить отца?

– Где он?

– Рядом, в соседней комнате…

– Так зовите его сюда, но не теряйте времени!

Юная полька постучалась в дверь к отцу. Он еще не спал.

Девушка вбежала в его комнату и рассказала о предостережении, которое только что выслушала. Подробнее расспросив служанку, граф выяснил, в чем дело: гостиница была окружена разбойниками, которых собирались впустить в полночь, когда заснет прислуга принцессы и все путешественники.

– Но мы можем запереть все двери и обороняться! – воскликнул граф.

– Это невозможно! Все люди в гостинице в сговоре с разбойниками…

– Но как нам спастись? Нельзя ли быстро заложить карету и уехать?

– Святой Франциск! Разве это поможет? Они увидят, что их планы раскрыты, и это только подзадорит их! Они осведомлены, что в гостинице их ждет богатая добыча, которую они не хотят выпустить из рук.

– Но как же нам бежать?

– На заднем дворе стоит лошадь, – ответила служанка. – Человек, ездивший на ней созывать разбойников, только что привязал ее там.

– Только одна лошадь? Но нас же трое! – воскликнул граф.

– А испанская принцесса? – напомнила его дочь. – Как спасти ее?

– Diavolo! Какое мне до нее дело?! – гневно вскричала служанка. – Я хотела спасти вас, а вы собираетесь меня выдать! Раззвонить о том, что я изменница, и тогда все мы погибнем. Послушайте, – продолжала она, – меня уже хватились! Еще одно слово – и меня найдут. Эта дверь ведет на лестницу, а эта – во двор. В конце двора вы найдете калитку, которая ведет в поле. Там вы и найдете лошадь. Берите ее, поезжайте вокруг скалы, в тени, – будьте осторожны! Когда достигнете пруда и дороги, где стоят три белых креста, пришпорьте лошадь и постарайтесь как можно скорее добраться до деревни. Но не забудьте, что и моя жизнь в ваших руках: не рассказывайте никому о том, что вы видели и слышали в гостинице.

И служанка поспешно удалилась.

Граф некоторое время советовался с дочерью и старым Каспаром, что следует сделать. Молодая графиня, позабыв о тревоге за собственную жизнь, думала только о принцессе. Граф тоже не хотел уезжать подобным образом. Он не мог согласиться с тем, чтобы бежать одним, не известив беззащитных путешественников об угрожавшей им опасности.

– Подумайте о нашей молодой барышне, – сказал Каспар. – Если мы не будем осторожны, то поднимем на ноги всю гостиницу, что только ускорит развязку.

Эти слова испугали отца: он взглянул на любимую дочь, трепеща от одной мысли, что она может попасть в руки разбойников.

Но дочь, однако, меньше всего заботилась о себе.

– Принцесса, принцесса! Ее нужно известить об ужасной опасности! Я готова разделить с ней любую беду…

Наконец Каспар с верностью старого слуги предложил сделать следующее.

– Садитесь на лошадь, – сказал он графу, – посадите ее позади себя и скачите быстрее. Спешите в деревню, созывайте жителей и пришлите нам помощь. Я останусь здесь, разбужу принцессу и ее людей. Я – старый воин и надеюсь, что мы сумеем выдержать осаду, пока не прибудет помощь.

Девушка тем не менее не соглашалась оставить принцессу.

– Что вы медлите! – сурово промолвил старый Каспар. – Вы не можете защитить ее и будете только мешать. Ведь мы будем вынуждены заботиться только о вас, а не обороняться.

Выслушав этот последний довод, она не стала больше противоречить. Граф зарядил свои пистолеты, взял дочь под руку и поспешно спустился по лестнице.

Девушка обернулась и промолвила, запинаясь:

– С принцессой находится молодой человек, ее племянник, может быть, он мог бы…

– Я ручаюсь, милостивая государыня, – сказал Каспар, понимающе кивнув головой, – что ни с чьей головы не упадет ни единого волоса.

Молодая графиня покраснела: она и не подозревала, что умный слуга давно раскусил причину ее тревоги.

– Я не то имела в виду, – сказала она с волнением и продолжала бы говорить дальше, если бы старый граф не увел ее, так как время было дорого.

Они пересекли двор и вышли из калитки, возле которой была привязана к кольцу лошадь. Граф сел на лошадь, посадил дочь позади себя, и поехал как можно осторожнее в том направлении, которое указала им служанка. Девушка все время беспокойно оглядывалась, чтобы еще раз взглянуть на полуразрушенное здание гостиницы. Свечи, слабо мерцавшие в закопченных окнах, мало-помалу гасли; это являлось сигналом для разбойников, извещавшим, что обитатели уснули. Она опасалась теперь лишь того, что подмога явится тогда, когда будет уже слишком поздно. Соблюдая все необходимые меры предосторожности, в полном молчании они объехали вокруг скалы, стараясь держаться в ее тени. Миновали пруд и приблизились к тому месту, где были установлены три белых креста в знак того, что некогда здесь случилось убийство. Едва они достигли этого места, как вдруг из ущелья показались несколько человек, скрытых темнотой ночи.

– Кто там? – раздался голос.

Граф пришпорил лошадь, но один из незнакомцев выскочил на дорогу и схватил лошадь под уздцы. Та взволновалась, стала на дыбы, и молодая полька упала бы с нее, если бы не уцепилась за отца. Граф пригнулся, выхватил пистолет и выстрелил – разбойник упал замертво. Лошадь стремительно сделала несколько скачков вперед. Вдогонку беглецам прогремели два-три выстрела, и пули прожужжали у них над головами, что ускорило их бегство. Наконец, они благополучно достигли деревни.

На призывы о помощи сбежались все жители селения, но ужас, наведенный на них разбойниками, был так велик, что никто не отваживался противостоять им. Отчаянная шайка уже некоторое время беспокоила эту дорогу, и многие давно подозревали, что та гостиница – страшное место, в которое заманивают беззащитных путешественников и затем отправляют их на тот свет. Одних драгоценностей, которые носила чумазая хозяйка, было достаточно, чтобы возбудить подозрения. Уже не раз случалось, что небольшие группы путешественников таинственным образом пропадали на этой дороге. Многие предполагали, что они были захвачены разбойниками и спрятаны в горах с целью получить за них от родственников значительные суммы в качестве выкупа. Но ни у кого и в мыслях не было, что возможно такое злодейство. Все эти сведения граф получил от деревенских жителей, когда пытался уговорить их спасти принцессу и ее слуг. Дочь поддерживала отца со всем возможным красноречием и слезами. Каждая лишняя минута промедления увеличивала ее отчаяние. К счастью, в деревне остановился на ночлег значительный отряд жандармов. Несколько молодых людей из числа жителей присоединились к ним, и этот отряд наконец двинулся вперед. Граф, устроив в безопасности свою дочь, почувствовал в себе прежние солдатские привычки, побудившие его присоединиться к остальным. Можно легко себе представить, что чувствовала молодая девушка, ожидавшая развязки этого происшествия.

Спешившие на помощь прибыли в гостиницу как раз вовремя. Разбойники, увидев, что их планы раскрыты и что путешественники готовы дать им отпор, немедленно напали на гостиницу. Слуги принцессы забаррикадировались в своих комнатах и отражали атаки разбойников, стреляя из окон и дверей. При этом Каспар проявил опытность старого вояки, а племянник принцессы – храбрость молодого героя. Порох и пули были у них почти на исходе, когда беглый огонь жандармов возвестил о прибытии помощи.

Тут-то и произошел самый упорный бой, поскольку одна часть разбойников была вынуждена обороняться в замке, а другая, находившаяся под прикрытием скал и густого кустарника, старалась помочь им бежать.

Я не могу дать достоверную картину этого сражения, поскольку о нем ходят самые разные слухи. Ясно одно: разбойники были побеждены, некоторые из них убиты, а некоторые взяты в плен. Пленники, как и прислуга гостиницы, частично были казнены, частично сосланы на галеры.

Я узнал все эти подробности во время путешествия, которое совершал вскоре после тех событий. Я сам видел эту гостиницу. Она была уже срыта, за исключением флигеля, в котором разместился отряд жандармов. Они показали мне отметины, оставленные пулями на дверях, стенах и рамах.

Множество человеческих останков висело на деревьях; довелось увидеть скелеты и тех разбойников, которые пали во время сражения, и тех, которые были казнены. Вся местность вокруг походила на дикую пустыню.

– Погибли ли люди принцессы? – спросил англичанин.

– Насколько я знаю, двое или трое.

– Но, надеюсь, не племянник? – спросила прелестная венецианка.

– Нет-нет. Он поспешил вместе с графом успокоить его дочь и известить ее о победе. Надежда поддерживала ее силы, но в ту минуту, когда она увидела живыми и невредимыми своего отца и племянника принцессы, она ахнула и упала в обморок. К счастью, она не только вскорости пришла в чувство, но, что более заслуживает внимания, вышла замуж за этого молодого человека и посетила вместе с остальной компанией и принцессой собор в Лорето, где дары последней хранятся в ризнице, называемой Санта Каса.

Было бы весьма утомительно в точности передавать весь последующий разговор, пробираясь сквозь лабиринт подобных историй, до тех пор пока его не прервали два новых путешественника, прибывших в составе прокаццио. Это были господа Гоббс и Доббс, два купца, только что возвратившихся из Палестины и Греции. Они с ужасом поведали о приключении семейства Олдермана Поппинса и удивлялись, что разбойники отважились напасть на такого человека, который играл важную роль на бирже, был первым торговцем в Трогмортон-стрит и к тому же государственным лицом.

В самом деле, рассказы об этом семействе были весьма любопытны.

Многие из присутствовавших хотели рассказать о приключениях семейства Олдермана Поппинса, и вот что я нашел в путевых заметках англичанина, составившего повествование на основе тысячи взаимоисключающих рассказов полудюжины людей, начавших одновременно излагать эту историю.

Часть вторая

Глава I. Приключение семейства Поппинс

Карета Олдермана Поппинса за несколько дней перед этим останавливалась в гостинице Террачины. Кто был свидетелем прибытия экипажа англичан на материке, тот представляет, какой шум наделала и эта карета. Она – копия самой Англии, частица старого острова, которая катится по всему свету. Колеса вертятся вокруг патентованных осей без всякого скрипа. Кузов, отличной работы, прилажен к рессорам, которые не гнутся от каждого движения и защищают от всякого толчка. Из окон ее выглядывают цветущие лица, которые иногда принадлежат богатому и пожилому господину, иногда – толстой старухе, иногда – молодой, прелестной барышне, которая будто бы только что посетила модный магазин. На козлах сидят хорошо одетые лакеи, откормленные бифштексом, с презрением взирающие со своей высоты на весь свет, не знающие ничего о земле и народе и уверенные, что все, что родилось вне Англии, должно быть плохо.

Вот картина прибытия Олдермана Поппинса в гостиницу Террачины. Курьер, прибывший впереди кареты, чтобы подготовить свежих лошадей и бывший неаполитанцем, нарассказывал чудес о богатстве и величии своего господина; с живостью итальянца надавал ему титулов и чинов, поэтому, когда хозяин наконец прибыл самолично, то его величали и милордом, и светлостью, и высочеством, и еще бог знает как.

Поппинсу советовали взять охрану до Фонди и Итри, но он не захотел этого сделать. Он уверял, что лично убьет всякого, кто осмелится напасть на него по дороге, и что он будет жаловаться английскому послу в Неаполе. Леди Поппинс, женщина средних лет, надеясь на защиту своего мужа, такого важного государственного чиновника, казалось, была совершенно спокойна. Синьорины Поппинс, две прелестные молодые особы, во всем полагались на своего брата Тома, который брал уроки кулачной борьбы. К тому же молодой щеголь божился, что ни один дурак из итальянских разбойников не отважится драться с молодым английским дворянином. Хозяин пожал плечами, витиевато раскланялся, и карета милорда Поппинса выехала со двора.

Они миновали множество опасных мест совершенно без всяких приключений. Девицы Поппинс, которые прочли до того немало романов об Италии и умели рисовать, не могли нарадоваться на красоты дикой природы. Она походила на ту природу, описание которой они прочли в романах госпожи Радклиф*. И вот им пришлось ехать вокруг одной высокой горы. Госпожа Поппинс уснула, молодые леди любовались окрестностями, а их брат, сидя на козлах, читал вознице наставления о езде. Милорд вылез из кареты, чтобы пройтись и чтобы, как он сам уверял, дать отдохнуть лошадям. Гора была очень крута, и он вынужден был часто останавливаться, чтобы отдохнуть и отереть пот. Кроме того, он беспрестанно кашлял, так как страдал одышкой. Карета двигалась медленно по причине тяжести туго набитых чемоданов и тяжеловесности самих путешественников.

Возле одного холма, где дорога шла под гору, милорд увидел человека, пасшего коз. Олдерман Поппинс принадлежал к тому разряду путешественников, которые любят вступать в разговор с людьми, встретившимися им на пути. Посему он потрудился вскарабкаться на холм, чтобы поболтать с этим добрым человеком, а заодно и поупражняться в итальянском языке. Однако, как только он приблизился к незнакомцу, в его облике милорду почувствовалось что-то подозрительное. Человек, который, как показалось сначала, пас коз, сидел на большом камне, закутавшись в широкий плащ, так что, за исключением лица, половину которого закрывала широкая шляпа, ничего, кроме пары сверкающих глаз, густых бровей и длинных усов, не было видно. Он несколько раз свистнул своей собаке, которая бегала подле. При виде Поппинса он привстал, поклонился ему и когда выпрямился во весь рост, то показался милорду настоящим великаном. Но поскольку сам Поппинс был почти карликом, то мы полагаем, что он мог ошибаться.

Англичанину захотелось оказаться в карете, а еще лучше – на бирже в Лондоне, потому что общество, в котором он очутился, ему весьма не понравилось. Он не желал, чтобы его сочли неучтивым, и начал разговор о погоде, о жатве и о цене на коз в этой местности, но тут услышал ужасающий крик. Подбежав к краю холма и взглянув вниз, он увидел, что его карета окружена разбойниками. Один из этих молодцов держал толстого лакея, другой – юного щеголя за тугой воротник и при этом был готов выстрелить в него при малейшем его движении. Обе девушки визжали в карете, а их горничная рыдала на козлах.

Олдерман Поппинс почувствовал в эту минуту весь гнев отца и государственного чиновника. Он покрепче ухватил свою испанскую трость и уже намеревался сбежать с холма, чтобы напасть на разбойников или прочитать им наставление, как вдруг почувствовал, что кто-то держит его за руку. Это был его приятель, пастух коз, плащ которого свалился в эту минуту с плеч и открыл взору богатый кушак, увешанный пистолетами и кинжалами. Одним словом, он находился в лапах у самого атамана разбойников, который сидел на холме и высматривал добычу, чтобы тотчас дать знак своим людям.

Тут начался грабеж. Чемоданы были опрокинуты, и все дорогие вещи и щегольские принадлежности семейства Поппинс были раскиданы на дороге. Здесь валялись венецианские кораллы, римские мозаики, там – парижские чепцы молодых леди, в другом месте – колпаки и чулки самого милорда, а в стороне – щетки, зубочистки и тугие галстуки молодого щеголя.

Мужчин лишили часов и кошельков, дам – украшений, и разбойники вознамерились тащить все общество в горные ущелья, но, к счастью, вдали показались солдаты и это заставило разбойников бежать с добычей, а семейство Поппинс – собрать остатки имущества и продолжить путь в Фонди.

Когда они прибыли туда, милорд наделал много шума в гостинице, грозясь подать жалобу английскому послу в Неаполе и обещая наказать палками всю страну. Юный щеголь рассказывал истории о сражении с этими бродягами, которые осилили его только своей численностью. Что касается молодых леди Поппинс, то они не разделяли восхищения этим приключением и лишь целый вечер записывали это происшествие в свои дневники. Они, однако, утверждали, что атаман был человеком, достойным быть описанным в романах, и полагали, что он или несчастный любовник, или изгнанный дворянин, а многие из его шайки – истинные красавцы, достойные кисти живописца.

– В самом деле, – добавил хозяин гостиницы в Террачине, – многие уверяют, что атаман этой шайки весьма галантный мужчина.

– Учтивый человек, – сказал англичанин с презрением, – которого я лично повесил бы как собаку!

– Так поступать с англичанами! – поддержал его мистер Гоббс.

– И с таким семейством, как Поппинсы, – добавил мистер Доббс.

– Ваше государство должно возместить убытки! – сказал Гоббс.

– Наш посол обязан был жаловаться вашему королю! – прибавил Доббс.

– Следовало бы выгнать всех этих мошенников из Италии, – поддержал Гоббс.

– Да, и если вы не сделаете этого, то мы объявим вам войну! – заключил Доббс.

– Хм! Все это вздор, – пробормотал англичанин и вышел вон.