Россия и мусульманский мир № 11 / 2011

Этот переговаривающийся процесс – важное условие совместного формирования взаимного доверия, исключения антигосударственной агитации и создания условий для ограничения и неприменения полицейской и армейской вооруженной силы в условиях обострения межрасовых и межэтнических противоречий.

Параллельно с этим позитивным процессом необходимо создание доступного для массового восприятия исторического образа расизма. Этой цели могут служить фактологические и фотовыставки, мемуарная литература, встречи с жертвами расизма, кинофильмы.

Речь в сущности идет об осмыслении возможных ситуаций, которые складываются внутри отдельных стран и в мире в целом под воздействием процессов глобализации.

Сможет ли человек перенести те моральные принципы, которые возникают под воздействием этнической жизни вместе, на другого, оказавшегося в силу глобальных обстоятельств вместе с тобой в твоем городе и в твоей стране? Возможно ли в этой ситуации осознание взаимного долга и взаимных обязанностей? Этот вопрос переносится и в систему международных отношений. В историческом прошлом расовый эгоизм воспринимался либо как явление «естественное», либо как явление «сакральное», как атрибут «богоизбранного народа».

В современной ситуации расистские установки обретают форму априорных императивов, создающих духовные предпосылки для установления культурного доминирования как предпосылки геополитического господства.

«Новый культурализм»

Новый культурализм является тем направлением расистской мысли, в котором вырабатываются универсалистские оправдания особой миссии «спасения» ценностей цивилизации от грядущего варварского нашествия «неполноценных» рас. Так, всему миру предлагается принять образ жизни одной великой державы. Выполнить эту рекомендацию в силу объективных экономических причин невозможно. Поэтому ситуация «превосходства» сохраняется постоянно, как и заранее заданная «неполноценность» других народов мира. Это – моральные основания предвосхищающих действий, нарушающих универсальные нормы и принципы международного права, лейтмотив агрессивных действий в современной международной политике. Онтологическое основание нового культурализма заключается в субъективной виртуальной конструкции «добра» и «зла», как надежды и угрозы глобальной цивилизации.

Имплицитно новый культурализм исходит из дилеммы жизни и смерти. Если вы хотите сохранить жизнь, вы должны быть способны переступить через все моральные заповеди и правовые нормы. Но в действительности речь идет не о жизни вообще, а о сохранении особой привилегированной жизни. Это и есть дорога к расизму.

Конечно, теория не должна уходить от вопроса: действуют ли перед возможностью смерти расы универсальные моральные нормы или же выживание диктует признание в качестве блага любого, в том числе и крайнего зла в отношении других этносов и рас? Умолчание не означает отсутствие знания этой особенности взаимного межрасового восприятия, зафиксированного уже в Священном Писании. Однако глобализация поставила все нации перед проблемой обязательного распространения общих моральных норм на всех. В современной ситуации расы и этносы находятся в общей связке. Можно провести аналогию с альпинистами, зависшими над пропастью: если «вырубить» хотя бы одно звено, концы связки с зависшими на них альпинистами полетят в пропасть. Осознание современной глобальной ситуации происходит не сразу, а путем болезненного опыта: нет желания признавать реальность взаимозависимости в существующем цивилизационном хрупком равновесии. Это – болезненный процесс, требующий следовать общим ценностям в реализации правовых норм и идентичных форм международного поведения, в деятельности международных организаций.

Попытка создать видимость следования универсальным нормам и в то же время удержать в реальной политике расовый этноцентризм и находит свое выражение в новом культурализме.

В условиях нарушения равновесия сил возникают тенденции легитимации доминирующей предвзятости как реализации истинного блага для всех. Для достижения такой легитимации необходимо культурное доминирование, добровольно принимаемое иными, «не совсем полноценными» или «совсем неполноценными» народами.

Культурное доминирование молчаливо позиционируется как явление расового превосходства. Особую роль в реализации такой ситуации играют средства массовой информации и массовой культуры.

Именно поэтому в реализации основных целей современной геополитики средствам массовой информации и массовой культуры уделяется самое пристальное внимание.

Уважающие себя властвующие элиты, не замыкаясь в границах своей национальной культуры, не допускают ее превращения в субкультуру доминирующего в мире властвующего субъекта. Это обеспечивается соответствующим законодательством и постоянной заботой о сохранении позиций и чистоты национального государственного языка.

Вместе с тем глобальная геополитическая ситуация оказывает влияние и на внутреннюю ситуацию субъектов глобальной политики. Возникает тенденция подчинения внутренней политики реализации глобальных геополитических целей. Это отчетливо проявилось в политике американской администрации в годы президентства Рональда Рейгана и Джорджа Буша. Именно в эти годы возникает специфический альянс между неолиберальным государством свободного рынка и моральным фундаментализмом. Процесс принятия правительственных решений начинает определяться религиозно-подобной претензией на безусловное превосходство. При этом культурное превосходство толкуется весьма широко как качество «правильной» цивилизации, присваивающей право монопольного обладания истиной бытия. В этой ситуации сохранение принципов демократии внутри страны и в системе международных отношений зависит от наличия эмоционально сильного мотива добровольного подчинения общим правилам участников глобального взаимодействия. Поскольку внутренняя жизнь государств-наций и международная жизнь характеризуется сосуществованием разных этносов и рас, то выявление мотива принятия общих правил, позволяющих подавлять непосредственные интересы и чувства, подчинять их интересам блага целого – это не простой «расчет», а большая идея, наполненная смыслом, рождающим великий эмоциональный подъем. Под воздействием идеологии биодуховной расы большая идея приобретает радикальную де-структивную форму нового идеологического крестового похода.

На этой основе происходит осмысление путей разрушения исламизма не только как террористической идеи, но и как религии. Для этого считалось необходимым показать, что исламизм – это дорога унижения и поражения, а не широкий путь к славе, концепция, несовместимая с европеизмом, предприятие универсального идеологического доминирования.

Со своей стороны идеологи радикального ислама делают акцент на нравственных несовершенствах Запада, его духовной «пустоте» и глобальных претензиях на духовное разоружение мусульманской цивилизации.

Проблема формулируется таким образом, что ее решение влечет за собой практическое заключение: «или-или», или «мы», или «они». Очевидно, что это путь обострения расового противостояния. Формируемая идеологическая дихотомия не соответствует реальным процессам.

Этническое меньшинство претерпевает изменения, но оно влияет и на изменение внутренней сущности большинства. Постепенно формируется новое расовое качество, идет процесс образования всечеловека, удерживающего мировое культурное и биологическое различие.

Вместе с тем возникает вопрос, каким образом разрядить заложенную под современный мир биодуховную бомбу? Может быть, следует положиться на материальное всесилие рынка как стихийного механизма гармонизации межрасовых и межэтнических отношений? Может ли рынок стать основанием общенациональной самоидентификации или необходима какая-то иная основа органического объединения в форме общего самосознания? Эта неясность и продолжает оставаться источником многих непростых проблем. Рынок питает коррупцию, вывоз капитала из страны, расточительное отношение к природным ресурсам, пренебрежительное отношение к экологическим проблемам. Так он разрушает истину пути. Эти негативные тенденции массовое сознание связывает с этическими и расовыми характеристиками представителей крупного бизнеса и бюрократического аппарата. Даже в условиях современных культурных рынков расовые проблемы вдруг становятся «непреодолимыми».

Расизм начинает казаться истиной нашего времени. Вот чем опасен феномен Андерса Брейвика в Норвегии и событий в Англии в августе 2011 г. Аналогичные симптомы возникли и в Германии. Естественно возникает вопрос: как «работают» известные философские концепции применительно к толкованию современных расовых проблем? Открывают ли они перспективу окончательного и бесповоротного преодоления расизма?

Ответить на этот вопрос попыталась Элизабет Гросц17. Она выделяет три позиции. В соответствии с концепцией Дарвина процесс естественного полового отбора, если его экстраполировать и на человека, порождает многообразие вариаций, не совпадающих с каким-то одним общим совершенным состоянием. Не может быть общей для всех логика судьбы и поэтому расовые эксцессы – это норма и удивляться им не следует. К смирению с проявлениями расизма подталкивает и учение Ф. Ницше о воле к власти. Если воля к власти – это вневременное, т.е. постоянное, не исчезающее стремление, то в цивилизационных отношениях в конечном счете рождается доминирующая властвующая раса – независимо от этапа и характера цивилизационной эволюции. Это – цивилизационный «супермен», который устанавливает закон жизни сам для себя и правила жизни для других.

Сохранение стремления к экспансии нации или расы – причина вечного повторения расовых столкновений. Вопрос состоит только в определении, кто сегодня выполняет функции супермена, определяющего правила жизни для всех.

Наконец, объяснение устойчивости глобализма видится в концепции А. Бергсона, согласно которой раса несет в себе elan vital, жизненный порыв, который в своей потенции есть некий константный стержень, который может проявить себя самым неожиданным образом. Таким образом раса – это длительность внутреннего цивилизационного качества, которое сохраняется даже при видимых внешних изменениях. Все три философских объяснения открывают перед нами пессимистическую перспективу. Однако у этой философской тучки может быть и «светлая изнанка».

Сегодня мало кто рассматривает нацию только как феномен природы. Нация это продукт истории, а значит, результат исторического творчества человека.

Человек стал человеком, т.е. обрел свою человеческую специфику, когда он научился управлять своими рефлексами, страстями, сделал своей человеческой сущностью культуру, т.е. моральные принципы и правовые нормы. А они универсальны в своей истине. Это – не правила индивидуального выживания, а правила гармонизации отношений в социуме. В условиях, когда человек в социуме обретает автономию, его гармоничные отношения с другими устанавливаются тогда и только тогда, когда он утверждает для себя нравственные обязательства в отношении другого и строго придерживается их, зная, что другой поступает таким же образом и в отношении его самого. Равенство отношений устанавливается независимо от физических, статусных, этнических и иных различий. Это и есть духовная платформа гармонизации отношений.

Парадигма гармонизации межличностных отношений верна и применительно к социальным и межнациональным, межрасовым отношениям. Проблема состоит в адекватном теоретическом выражении многогранного и противоречивого в своем единстве процесса и переложения его на правила практической политики и повседневного поведения. Хватит ли для этого у человека разума и воли? Разумеется, эмпирически данный человек – это не абстракция, а гражданин определенного государства со своей исторической судьбой, приверженец определенного религиозного вероучения или атеист, высококультурная и высокообразованная личность или носитель примитивной бытовой культуры, мужчина или женщина и, конечно, представитель определенной расы. Исторически все эти факторы соединяются в образе жизни, в поступках людей. Этот синтез образует целое, составляющее нравственное лицо нации, ее нравственный интеграл. Что восторжествует в конечном счете – расовый национальный эгоизм или интересы человечества как цивилизационного целого? как начинают размышлять над этой проблемой теоретики в эру современной глобализации? В связи с этим обращают на себя внимание дискуссии, развернувшиеся в американской академической мысли вокруг проблем историографии. Эти дискуссии развертываются вокруг этики национальной истории и национальной идентичности применительно к эре глобализма.

С одной стороны, утверждается адекватность исторических исследований с позиций приоритета национальной идентичности. Либеральная демократия всегда предполагала наличие территориально объединенной общности, цельности внутренней мораль-ной жизни как индивида, так и нации-государства (nation-state), возможность сохранять нужный порядок в отношениях между государствами с помощью силы. Соответственно влияние глобализации признается специфическим образом. Так, Йохан Ним (Запад-ный Вашингтонский университет) считает, что его позиция именно как американца, историка Соединенных Штатов, его аргументация произведут наибольшее впечатление на неамериканцев и на неамериканистов18.

С другой стороны, возникла методологическая идея, согласно которой националистическая позиция противоречит нравственному идеалу интернационализации и является «варварской»19. Томас Бендер в своей работе «Переосмысление американской истории в глобальную эру» (2002) прямо пишет о том, что американцам не следует позиционировать себя в качестве гордых националов, но скорее в качестве обычных граждан современного мира. Нельзя, считает он, смотреть на мир с позиций узкого провинциала, настало время широкого взгляда на мир как взаимосвязанное целое, не позволяющее доминировать партикуляризму над человеческой солидарностью. В противовес этой позиции утверждается, что только национальная история в качестве источника должна формировать общую идентичность американцев. Человечество как целое – это не имеющая истории абстракция, с которой реальные американцы связаны весьма слабо. Согласно Уолцеру, например, универсальные ценности имеют реальное отношение лишь к утонченной культуре, но они резонируют среди демократически настроенных граждан конкретного государства. Человечество состоит из конкретных членов, но якобы не имеет общей памяти, фиксирующей общность жизни20. Это – принципиальное утверждение. Из него вытекает алармическое видение глобальной ситуации современного мира.

Особая угроза видится в том, что исламский фундаментализм становится «идеологической гаванью для мусульманской молодежи». Как утверждал президент Дж. Буш, мусульманские экстремисты ставят целью реализовать культурную программу, в соответствии с которой каждый мужчина и каждая женщина должны жить в духе бесцветного конформизма, а их дети воспитываться в ненависти и готовности к убийству и самоубийству.

Отсюда следует вывод, что Запад имеет дело со смертельной угрозой, которая носит тотальный характер в силу проникновения всюду мусульманского радикализма.

Одновременно вырисовывается задача – выиграть идеологическую битву с исламским миром и добиться культурного превосходства над ним. Самуэль Френсис, аналитик Фонда Наследия (Вашингтон), видит ключевую задачу в «реконкисте Соединенных Штатов, ведущей к превосходству белых в культурном смысле»21.

Очевидно, что в такой постановке современной цивилиза-ционной проблемы содержится определенный расистский элемент, который и озвучивается наиболее откровенными выразителями «духа Запада». «Превосходство белых» – это требование быть «немножко расистом». Но быть «немножко расистом» и есть своего рода моральная индульгенция на нарушение универсальных принципов морали и норм международного права. Это значит, что в политике уже не может идти речь об органичном взаимодействии Запада и Востока, Севера и Юга и формировании общих ценностных ориентаций.

Речь идет о формировании носителей культурной доминанты как основания геополитического управления современным миром. На позиции национальных государств в глобальной политике накладывает свою печать их историческая традиция. Национальные государства по-разному входят в систему глобальных отношений. Достаточно напомнить о длительном историческом изоляционизме Японии и глубоком влиянии концепции «исключительности» на политику США.

Коль скоро сознанием политиков овладеет идея, согласно которой преодоление межрасового насилия – это утопия, то утвердится представление о самих себе и о человечестве в целом как совокупности видов, находящихся по отношению к друг другу в постоянной опасности. Каждый вид будет нуждаться в системе защиты, обеспечивающей безопасность. Система безопасности – это естественный ответ на постоянное потенциальное насилие со стороны «другого». Так рождается феномен массового гиперконформизма, который в свою очередь получает подкрепление и закрепление в работе специальных государственных служб.

Путь нового культурализма открывает политическое движение, противоположное по своей направленности основному вектору эволюции / глобальной цивилизации, которая становится единым организмом, с едиными формами коммуникации, с взаимозависимыми частями мировой экономики, с единой информационной системой. Как выражение духа этого единого организма в современном мире нарастает чувство этической ответственности как общемировое чувство, как распространяющаяся догадка о возможности глобальных катастроф, в которые может вовлечь мир фанатизм расовой слепоты. На происходящие в современном мире процессы мы можем и должны смотреть с глобальной точки зрения. И с этой глобальной «площадки» мы не можем не видеть, что сложившиеся представления об истине пути, фундаменталистские представления неолиберализма и исламского неофундаментализма нацелены на такое секулярное или религиозное «очищение» мира, которое поставит все человечество вне истории.

Новый культурализм может реализовываться в различных практических ипостасях: как в форме прямого насилия, так и в форме долговременной игры, нацеленной на конечный безусловный выигрыш. В любом случае «выигрывает» лишь одна сторона. Но это в условиях глобализации общий гибельный для всех про-игрыш.

«Логика» нового культурализма требует разработки программ «перевоспитания» населения, рассчитанных на несколько поколений. Такое «перевоспитание» может повлечь за собой духовную унификацию человечества, ее превращение в однородную массу, лишенную внутренних стимулов развития. Идеи нового культурализма возникают как реакция на перспективу мультикультурализма. Как замечают некоторые наблюдатели, в такой форме новый культурализм осовременивает расизм и делает его более респектабельным22.

Если из мира «извлекается» общая, равная для всех народов справедливость, если третируется уважение к общей ответственности за судьбы мира, то дух народов, определяющий их коммуникабельность и способность к взаимному культурному оплодотворению, «засыхает». Человек становится примитивным в своих рефлексах, скучным, неинтересным и жестоким. Эта жестокость, рождаемая собственным примитивизмом, выливается вовне, превращается в ксенофобию, становящуюся агрессиюей и терроризмом.

Духовно человек оказывается вне современной истории, которая де-факто, в своем действительном движении выходит и уже вышла за границы неолиберального фундаментализма и исламского неофундаментализма.

Рождается новый взгляд на отношение человека с природой, на истоки его универсальности, определяющей равенство судьбы для всех. Этот взгляд разрушает сами основания биодуховного и фенотипического расизма, раскрывая их принципиальную ограниченность.

Какой субъект является носителем этого нового взгляда? Это – не класс и не отдельная избранная нация. Это – рождающееся человечество как активный субъект, утверждающий свою волю концептуально и в новых международных движениях. Идеи нельзя разбомбить или подорвать тротиловой шашкой. Звучащий голос гуманитарного знания разрушает духовные крепостные стены, воздвигнутые слепым фанатизмом. Прозрение разума, обнаружение истины – это универсальный феномен, обладающий огромной потенциальной силой, способной растопить лежащие на его пути наледи исторических предрассудков. Вклад наций в утверждение в международном самосознании и политической практике принципов равенства и интернационального сотрудничества различен.

ХХ век показал, как расизм и гегемонизм становились лейтмотивом формирования идентичности нации-государства и утверждения мирового порядка. Какую общую идентичность утверждает нация-государство в современном мире, опираясь на свою экономическую и военную мощь – вот в чем вопрос. К какой политике в мире и почему мы должны испытывать лояльность? Всегда ли мы достаточно отчетливо даем себе ответ на этот вопрос? Существует ли понимание того, что есть реальная связь между тем, что характеризует прошлое нации, и тем, как она является в настоящем?

Явления биодуховного и фенотипического расизма свидетельствуют о том, что в перспективе нас может ожидать новая волна биополитики, открывающей путь для практической реализации старых этнических и расовых иерархий, разработки юридических механизмов «дисциплинирования» национальных и культурных меньшинств. Не являются ли «пробным шаром» такого «дисциплинирования» бомбардировки Югославии, Ирака, Афганистана, Ливии? И что нас ожидает впереди в контексте смысла этих бомбардировок?

Не ожидают ли нас инфекции межэтнических столкновений, превращающихся в групповые формы насилия и действия вне рамок международного законодательства? На самом деле, уже проявляются кровавые расовые и межэтнические столкновения. События недавнего прошлого на территории Югославии – в Косово, Хорватии, Боснии – показывают, что кровавые драмы могут возникать не только на территории Африки. Что такое поведение грузинской армии на территории Южной Осетии во время агрессии 2008 г.! Эта операция называлась «чистое поле», т.е. речь шла о полной «зачистке» территории от юго-осетинского населения как биополитического «материала».

Очевидно, что такие намерения содержат в себе расистский элемент. И если они будут становиться все более «привычными», то расистская волна может в перспективе «накрыть» весь мир.

Зарождающиеся и оформившиеся тенденции представляют очевидную угрозу как для внутренней, так и для внешней безопасности государств. Адекватный анализ форм и проявлений современного расизма становится необходимым условием эффективной нейтрализации его разрушительных последствий.

Статья предоставлена автором для публикации в бюллетене.

ДИНАМИКА РОССИЙСКОЙ, РЕГИОНАЛЬНОЙ И ЭТНИЧЕСКОЙ ИДЕНТИЧНОСТЕЙ В ТАТАРСТАНЕ

Гузель Макарова, кандидат философских наук (Институт истории РАН РТ)

Время 90-х прошлого века и первое десятилетие 2000-х годов было периодом реализации федеральной и региональных стратегий мобилизации общероссийской гражданской, локальных и этнических идентичностей. Насколько их удалось воплотить в жизнь? Какие идентичности были сформированы либо актуализированы на их пересечении и под влиянием факторов? Как эти идентичности соотносятся друг с другом?

Чтобы ответить на поставленные вопросы, обратимся сначала к анализу субъективной значимости для татар и русских Татарстана этнических идентичностей. Ее индикатором выступают выбранные респондентами (среди предложенных им) суждения, касающиеся их отношения к своей этнической группе. Данные опроса 1994 г. показали высокую актуализированность этнической идентичности относящих себя к татарам. Половина представителей этой этнической группы – горожан и почти три четверти жителей села указали, что «никогда не забывают, что они – татары». Это связано с рядом факторов, среди которых не последнюю роль играло продолжающееся в этот период укрепление социально-статусных позиций титульной этнической группы в республике. В то же время рост самосознания татар стимулировался идеологией национальных и политических элит. В определенной степени это могло быть продолжением тенденций рубежа 1980 – 1990-х годов, когда лидерам национальных организаций удалось всколыхнуть у части населения чувство ущемленности собственного этноса. С другой стороны, высокая субъективная значимость этнической идентичности может трактоваться как следствие начавшей осуществляться в 1990 г. региональной политики возрождения национальных языка и культуры.

Данные исследования показали большую выраженность этнической идентичности у татар-сельчан. Последнее, отчасти, находит объяснение в том, что для сельских жителей, как правило, более характерны «охранительные» тенденции, приверженность этническим традициям и культуре, чем для горожан. Одновременно в этом факте могла сказаться и начавшая осуществляться в тот период новая стратегия властей республики в области этноязыкового развития, открывавшая особые перспективы для тех, кто знает татарский язык. Сельские же татары, в большей мере свободно владевшие им и обычно получавшие образование на этом языке (что в советский период скорее способствовало ограничению их возможностей в связи с плохим знанием русского), теперь могли использовать язык как некий символический капитал и получать с этого определенные дивиденды.