Эсфирь

– Говори, что угодно, брат, но я все равно не буду жить в каменном городе и торговать гнилыми нитками! Я хочу, как мои предки, сажать плодовые деревья, разводить овец и во время молитвы видеть перед глазами реки и холмы, а не зубцы царских башен. Раз вы так говорите, тогда я сам накоплю много денег, куплю себе верблюдов, большой бурдюк для воды и все равно когда-нибудь уеду.

– Вот это дело! – обрадовался Аминадав. – Верблюды дорого стоят. Тебе, мой мальчик, придется долго трудиться.

Признаться, он испугался тогда за младшего брата. Тот говорил с опасной горячностью, глаза его неистово сверкали, а в уголках рта собралась белая пена, как у безумного.

Иаир хотел добавить еще что-то ядовитое, но не успел.

– Оставь его, – тихо шепнул ему Аминадав. – Это я виноват, что не сумел до конца понять его помыслы. Теперь я буду внимательнее, нельзя, чтобы наш брат сделался невменяемым.

И Аминадав сдержал свое слово. Со временем он смог гораздо глубже проникнуть в душу Абихаила, научился влиять на него своими советами. Когда тот стал взрослым юношей, а Аминадав – почти стариком с раздвоенной седой бородой, мудрый старший брат решил не удерживать Абихаила в Сузах.

Как следует посоветовавшись, братья купили Абихаилу домик в селении, расположенном в двух днях пешего пути от столицы, помогли развести ему коз и овец, насадить садовые деревья и даже наладить торговлю самыми простыми тканями и нитками, необходимыми селянам и местным рыбакам. Все это придумал мудрый Аминадав. Трудно было лучше устроить судьбу младшего брата.

Абихаил теперь жил на свободе, без лишней печали и нужды и больше не рвался с одним посохом убежать в пустыню. Он перестал рассуждать про покупку верблюдов для каравана и вскоре женился на женщине по имени Анна, тоже из иудеев.

Они прекрасно зажили вдвоем в новом доме со всеми своими козами, овцами, курами, петухами и дворовыми собаками. Иаир тоже был весьма доволен судьбой брата: сельская лавка вскоре даже стала приносить доход. По крайней мере, не была ему в убыток. Аминадав тихо радовался, что ему все же удалось выполнить завет отца и позаботиться о младшем брате, который с самого детства был не такой, как все, с большими странностями.

К сожалению, Анна оказалась женщиной бесплодной. Но Абихаил нисколько не печалился по этому поводу. Они старались не говорить об этом, хотя порой они вместе…

2

…сидели и плакали….

На реках Вавилонских сидели мы и плакали,Плакали, когда вспоминали о Сионе.Там на ивах повесили мы арфы наши,Потому что те, кто нас пленил, просили от нас песен,А те, кто над нами глумился, – требовали веселья…

– Нет, нет, не надо больше песен, расскажи лучше про дорогу. Я люблю слушать про дороги. Она ведь была длинной, та дорога, да, дядя Абихаил?

– Да, очень длинной. Потому что путь вел через непроходимую сирийскую пустыню. Сначала пришлось все время идти на север, потом, наоборот, свернуть на юг, к Земле обетованной…

– Почему ты не рассказываешь про реку? Ты снова перескакиваешь, дядя Абихаил! Я сейчас сам заплачу или вообще не буду слушать. Ты должен был сначала рассказать про реку. Если бы не было реки, все бы сразу умерли от жажды.

– Конечно, приходилось сотни верст идти вдоль реки, а как же иначе? Ведь люди не выдержали бы такого долгого перехода без воды. О, это был поистине великий переход!

– Почему ты только сейчас называешь его великим? Ты должен был сказать это еще в самом начале. Я хочу, чтобы ты все рассказывал по порядку, дядя Абихаил, все-все, как вчера. И не торопись так сильно!

– Конечно, великий переход, а как же! Ведь этот поход возглавлял потомок Давида – Зоровавель. С ним шли верховный священник Иошуя и главы поколений Иудиных и Вениаминовых. Они везли с собой указ, по которому Кир, персидский царь, разрешал снова восстановить храм в Иерусалиме. В отдельных повозках люди везли храмовую утварь, всевозможные золотые светильники, жертвенные чаши, которые грабитель Навуходоносор когда-то вывез из Иерусалима в Вавилон и раздал в храмы чужих богов. Но Кир, первый и лучший среди персидских царей, распорядился вернуть назад все наши храмовые ценности и даже пожертвовал свое личное золото для постройки нового храма на прежнем месте…

– Но ведь ты говорил, что Кир никогда не верил в нашего Бога! Эй, Абихаил, ты снова закрыл глаза и начинаешь засыпать. Ты забыл рассказать про Кира.

– Что? Ах да, он не верил… Нет, не верил, конечно. Но Кир был самым умным из царей и на всякий случай старался не гневить богов. В том числе и нашего, Который охраняет Иерусалим. Ведь Кир поклонялся также и Мардуку, главному богу вавилонскому, и другим тоже…

И дядя Абихаил, изо всех сил борясь с одолевающим его сном, закатил глаза, ударил по струнам маленькой кифары и пропел высоким, надрывным голосом, которого Мардохей почему-то всегда пугался:

Ой-ой-ой!Они кланяются раскрашенным деревяшкам,У палок просят ответа,Воскуряют ладан перед истуканами.Ой-ой-ой, кто же ввел несчастныхВ такое заблуждение?..

Песня закончилась, но Абихаил по-прежнему не открывал глаза. Мардохей испугался, что сейчас дядя совсем заснет, так и не досказав до конца его любимую историю про великий переход из Вавилона в Иерусалим, которая была не сказкой, а потому лучше всякой сказки.

Ведь получается, что эта история была и про него, про Мардохея, сына Иаира из колена Вениаминова. Это он, Мардохей, тоже шел во главе огромного многотысячного каравана вместе с Зоровавелем и первосвященником!

Мардохей мог по несколько раз в день снова и снова представлять в мельчайших подробностях это удивительное путешествие. С отчетливостью, на которую способны лишь маленькие дети и провидцы, он видел перед собой густые столбы пыли из-под лошадиных копыт, чувствовал на зубах скрип песка и невыносимую жажду в пересохшем горле, слышал множество голосов…

Ему поневоле приходилось повышать собственный голос, чтобы его спутник, дядя Абихаил, мог расслышать его вопросы из-за ржания лошадей, блеяния овец, лая собак…

– Я тоже ехал на коне? Скажи, я ведь был на коне, да? – спрашивал Мардохей.

Хотя ребенок и так прекрасно знал ответ на свой вопрос: как раз сейчас он видел перед глазами круглую колючку, вцепившуюся в конскую гриву.

– Да, все старики, женщины и дети ехали верхом или на повозках, – сонно бормотал Абихаил. – А мужчины шли пешком. Даже потомок царя Давида…

– Значит, я тоже шел пешком! – возмущенно воскликнул Мардохей.

Дядя Абихаил на какое-то время даже очнулся и беспомощно заморгал глазами.

– Потому что это я сейчас маленький, а тогда был взрослым мужчиной, разве ты забыл?

– Ох, да-да, ты прав, – послушно закивал головой Абихаил. – Просто я немного задремал…

Он уже много раз рассказывал Мардохею историю про возвращение иудеев из Вавилонского плена. Много тысяч людей составили первый большой караван переселенцев. Имена тех, кто на свой страх и риск пошел в земли отцов с Зоровавелем, передавались из уст в уста. Чаще других повторяли имена Иисуса, Неемии, Сараима, Реелая, Билшана, Мисфара, Бигвая, Рехума, Ваана… Был среди них и Мардохей. Должно быть, это был тот самый, известный среди вавилонских иудеев книжник Мардохей, от которого и пошло не вполне иудейское, но быстро ставшее распространенным среди иудеев имя, доставшееся теперь в Сузах одному из сыновей Иаира.

Но все же Абихаил всякий раз забывал, что его племянник слушает эту историю с таким чувством, как будто тот Мардохей – он сам. Теперь уже трудно разобраться, что так сильно подействовало на ребенка: сходство в имени или врожденная тяга к дальним странствиям и приключениям.

– Разумеется, ты тоже шел пешком, – улыбнулся Абихаил. – И впереди всего каравана. А теперь пойдем спать, а то меня совсем сморило.

– Погоди! Погоди еще немного! – чуть не плакал Мардохей. – Ты только начал и не дошел даже до середины! Ты не рассказал самое смешное, как другие народы сильно пугались и хватались за мечи, завидев издалека огромную толпу незнакомых людей…

– …А потом видели, что ни у кого в руках нет оружия, а только гусли, бубны и тимпаны, и многие люди из каравана пляшут, ликуют и поют радостные песни… Все. Теперь мы будем спать. Больше не скажу ни слова.

– А завтра ты мне расскажешь про дорогу? Дядя Абихаил, хоть когда-нибудь ты мне расскажешь эту историю до самого-самого конца?

– А? Да-да, расскажу. Ой-ой, как мне сегодня продуло ухо! Словно кто-то тычет в него раскаленной палкой.

Пока Абихаил возился с больным ухом, закапывая в него льняное масло, Мардохей заснул.

«Только дети умеют засыпать так быстро, успокоенные и согретые дыханием Божиим, – подумал Абихаил. – Только дети и святые».

Он и сегодня нарочно не стал досказывать, чем закончился великий переход. Пусть в воображении Мардохея этот путь продолжается, пусть он видит впереди дорогу – бесконечную, пыльную дорогу…

Абихаил знал: вместо сказочной страны, где «течет молоко и мед», переселенцы увидели сплошные руины. Здесь давно не было никакого города, а возвышался лишь пустой холм, по грудам камней на котором можно было приблизительно догадаться, на каком месте прежде стоял храм, а где возвышались дворцы. Вокруг холма не было ни стен, ни ворот, ни малейшего укрытия от врагов. С его вершины на всем обозримом пространстве давно не было ни прежних плодородных пашен, ни виноградников, ни садов. Десятки лет никто не возделывал эти земли. Десятки лет здесь никто ничего не строил. Те немногие из иудеев, кому в свое время чудом удалось избежать плена, жили в постройках, больше напоминающих шалаши, и в лучшем случае разводили овец и коз.

В самом Иерусалиме со времен войны не осталось ни одного целого дома: нужно было все начинать заново, с обжига первого кирпича. На земле предков не осталось ничего, кроме самой земли. И тогда переселенцы перестали петь песни и ликовать. Они поняли: Господь приготовил им не награду, а новые испытания, неизмеримо большие, чем выдались во время многодневного похода.

И сказал Бог устами первосвященника: «Пока есть земля – подножие Его, то будут на этой земле пребывать избранники Яхве, которых Он нарочно снова собрал вместе от востока, от севера и от моря, чтобы в очередной раз проверить крепость Своего народа…»

Абихаил почувствовал, что глаза его увлажнились. Мардохей уже давно спал и, скорее всего, снова видел во сне дорогу. А он, Абихаил, из-за своей слабости и многочисленных телесных хворей так и не добрался до горы Сионской.

Когда-то он послушался благоразумных братьев и никуда не пошел. Конечно, они по-своему правы: в любом месте можно молиться Господу, Он слышит всякую искреннюю молитву К тому же многие в Иерусалиме живы лишь той милостью, которая приходит из дальних городов от рассеянных по всей земле иудеев, в том числе и от Аминадава, Иаира и Абихаила. Нет никакого смысла отправляться в путь. Все так, все так… Но что-то все равно не так.

Абихаил вздохнул и погасил свечу. «Ночь спустилась на землю, и для всех детей Авраамовых наступило время мирного сна», – с умилением подумал Абихаил, глядя на спящего Мардохея, которого он почему-то любил больше всех остальных детей Иаира.

Абихаил хотел бы еще поразмышлять о приятном, но ему мешало больное ухо. В последнее время он сильно мучился от нарывов в ушах, все хуже различал далекие, загадочные голоса и призывы, которые слышал в годы своей юности.

«Мы – рабы, но и в рабстве не оставит нас Бог наш, – последнее, что пришло на ум Абихаилу, когда он поудобнее улегся и почти заснул. – Потому что все равно каждый из нас для Него…

3

…лучше десяти сыновей».

«Я один для тебя лучше десяти сыновей», – так обычно говорил Абихаил своей бесплодной жене Анне, желая ее хоть как-то утешить.

Абихаил от природы был человеком незлобивым. В селении многие его любили. Не всякий давал беднякам взаймы столько ниток и тканей, а нередко и вовсе прощал долги, поясняя, что именно так велел поступать его невидимый Бог.

По праздникам Абихаил вместе с женой приезжал в город к братьям. А иногда те сами являлись в селение на берегу реки и привозили новые ткани, нитки и шнурки для лавки, где хозяйничала в основном Анна. Причем делала это с охотой и даже с радостью.

Абихаил же все больше сидел в своей комнате на маленьких подушечках, скрестив ноги, и вслух рассуждал о самых невообразимых вещах, пел под кифару песни и почему-то все чаще говорил присказками и загадками. Как-то он признался братьям, что реже, чем прежде, слышит в воздухе незнакомые голоса, споры, призывы и потому ему приходится чаще самому напоминать о себе.

– Все его силы уходят на пустую болтовню, – сказал однажды старшему брату Иаир, кивая на лежанку, где Абихаил сидел в своей любимой позе, скрестив ноги, и что-то увлеченно рассказывал маленькому Мардохею.

– У него все пошло в слова, – осторожно поправил брата мудрый Аминадав. – Он весь – одни говорящие уста, и тут мы бессильны что-либо изменить.

– Бедная Анна! – вздохнул Иаир. – Только я один могу понять, каково ей управляться за всех в лавке. Кто бы мог подумать: она научилась торговать с неплохим прибытком, даже не спрашивая у меня никаких советов. Иногда я наблюдаю за ней потихоньку… Странная у Анны улыбка, будто бы она вот-вот заплачет.

– Что и говорить, это Господь послал нашему Абихаилу в утешение такую жену. Он как младенец, примостившийся на теплом животе у нашей Анны, – улыбнулся Аминадав. – Ты заметил, каким наш брат в последнее время сделался кудрявым и круглым?

– Да, лепечет он и впрямь что-то младенческое. Хорошо еще, не пускает ртом пузыри. Но вот что странно: рядом с Анной даже я, муж, так сказать, в преклонных летах, у которого на голове не осталось ни одной волосинки, чувствую себя неразумным дитятей. Боюсь лишний раз пошуметь на братца, сдерживаю в себе гнев… А ведь ты сам говоришь: во мне все чаще по поводу и без повода вскипает Семеева желчь. Нет, Анна не похожа ни на одну из женщин, которых я когда-либо встречал.

– Ты это точно заметил, Иаир, – согласился Аминадав. – Я на двенадцать лет дольше тебя живу на свете, но могу сказать про Анну то же самое. Она и для меня как мать. Большое горе, что у нее нет своих детей…

– Зато мой Мардохей так и не отходит от Абихаила. Слушает его заунывный вой под кифару. Не могу сказать, чтобы мне это нравилось, но я молчу, Аминадав, и, как ты можешь догадаться, терплю все это из-за Анны, которая ласкает и балует моего мальчишку, как собственного сына.

Больше всех других племянников Абихаил был привязан к Мардохею. Хотя часто его поддразнивал, говорил, что его имя – персидское и означает «поклонник Меродаха». Или называл его вавилонским в честь главного вавилонского божества Мардука, враждебного праведным иудеям. Зато в утешение потом он рассказывал маленькому Мардохею про переселенцев, про дорогу и про того Мардохея, который шел впереди каравана.

– Да, я пристрастен к Мардохею более других моих племянников и вовсе не скрываю этого, – говорил Абихаил братьям. – И что с того? Сам Господь не стесняется быть пристрастным и непоследовательным в Своих милостях. Он учит нас не только скромности и воздержанию, но и показывает, как далеко могут простираться Его милости. Будем же и мы, братья, такими же свободными и пристрастными! Разве не в этом счастье? И не смотрите на меня так строго. Совсем скоро вы узнаете от меня такие известия, что от изумления вскочите с мест и тоже будете вести себя с пристрастием…

– Ты снова говоришь загадками, Абихаил, – сказал Аминадав, поглаживая бороду, уже редкую и седую, похожую на медленно пересыхающую реку. – Что еще за новости ты для нас приготовил?

Но Абихаил только смеялся в ответ и хлопал в ладоши.

– Всему свое время, – говорил он. – Для начала нам всем нужно дождаться, когда наступит…

4

…время бурных ветров.

Наступил осенний месяц афаним, который называют также месяцем бурных ветров. Это время приносит с собой обильные дожди, разливы рек и повсеместное бездорожье.

В девятый день афанима, когда все иудеи отмечают Иом кипур – день покаяния, Аминадав с самого утра проснулся с неприятным сердцебиением, пересохшей гортанью и сильным головокружением.

«Когда-нибудь все равно придется умирать, – спокойно подумал он. – Почему бы не сегодня, в праздник покаяния и отпущения грехов, когда все мои братья с женами и детьми, веселые и нарядные, соберутся в моем доме? Можно ли придумать что-то лучшее для последнего дня жизни? Славно умереть в тот день, когда все говорят друг другу покаянные слова и прощают друг друга!»

Аминадав омыл лицо, с чувством помолился и принялся поджидать у окна младшего брата Абихаила вместе с Анной. Сегодня они непременно приедут в Сузы.

Сколько Аминадав помнил себя, Абихаил ни разу не пропустил этого праздника и часто называл его лучшим днем в году, когда любой человек может словом очиститься от внутренней скверны. Аминадав прождал до вечера, но младший брат так и не появился. Похоже, его повозка застряла где-то на грязной дороге или же он не смог выехать из дома из-за разлившейся после дождя реки. Старшие братья отметили праздник. После вечерней трапезы и кубка вина Аминадав передумал умирать: ведь он еще не повидался с младшим братом, который всегда был ему вместо сына и кому следовало сказать еще немало важных напутствий.

Тихо и печально было в этот день за праздничным столом без Абихаила и Анны, хотя детей, как всегда, собралось много. Но перенести вечернюю трапезу было невозможно, таково постановление для всех иудеев: в седьмой месяц, в девятый день месяца всем вместе смирять души и с вечера до вечера не делать никаких дел. Потому что в этот день трудится только Господь, очищая людей от грехов. И даже старики в этот день становятся невинными, как дети. Но без говорливого Абихаила и тихой Анны все было не то, не так…

Через пять дней начинался другой великий праздник – Праздник кущей, который продолжался целую неделю. Эти дни без Абихаила и вовсе никто не мог себе представить! Накануне он всегда приезжал в Сузы на повозке, нагруженной большими пальмовыми ветвями, сухими колосьями и незнакомой душистой травой. Вместе с детьми он тут же принимался за строительство шалашей и очагов из камней во дворе.

Семь дней, пока продолжалось празднование, всем желающим разрешалось жить в шалашах под открытым небом в память о том, как когда-то Господь вывел сынов Израилевых из Египта и поселил в кущах. Абихаил всегда ночевал в шалаше вместе с детьми. Как было весело, когда он разводил во дворе костер, выпекал на камнях пресные лепешки, пел песни, глядя на звездное небо.

Даже когда шли дожди, дядя Абихаил не изменял этому правилу и семь дней жил в шалаше, снова и снова переживая счастье освобождения от рабской доли. К счастью, пятнадцатого дня седьмого месяца дождевые тучи на небе рассеялись. Погода выдалась замечательная.

Но Абихаил и Анна и тогда не появились в Сузах, от них не пришло никаких известий. Это было так странно, что старшие братья терялись в догадках. Иаир по привычке рассердился на Абихаила, который «не может оторваться от подушек, набитых утиным пухом», а Аминадав опечалился и обеспокоился.

В семнадцатый день афанима Аминадав не выдержал: проснувшись на рассвете, он почувствовал, что сердце его устало томиться в ожидании. Тогда он приказал запрячь повозку, взял с собой двух слуг, потому что сам уже с трудом удерживал вожжи, и поспешно отправился за город. Он ничего не сказал Иаиру: побоялся, что тот его не отпустит, потому что ночью снова лил дождь и мог размыть дороги.

«Я еще вон когда собрался умирать, – подумал Аминадав. – А мне все некогда, хотя голова с каждым днем кружится все сильнее. Медленно уходит из меня душа, по ночам сильно ноют кости, словно кто-то грызет меня изнутри. Но разве могу я распрощаться с жизнью, не повидав Абихаила? Придется мне самому к нему ехать, а уже после этого спокойно умереть…»

Но самое главное, что в одну из бессонных ночей в сердце Аминадава прокралась страшная догадка. А вдруг на самом деле случилось то, чего он многие годы так боялся? Что, если Абихаил все же решился исполнить свое давнее намерение и отправился вместе с Анной в Иерусалим, на родину предков? Не зря он в последнее время больше прежнего говорил загадками и был весел. Если так, то он выбрал для похода самый неудачный дождливый месяц. Но это как раз в духе Абихаила.

Не готовил ли он всех к этому известию своими присказками и загадками? Увы, увы, все это было чересчур похоже на правду… Аминадав припомнил, что в последнее время Абихаил казался братьям все более странным и непостижимым. Порой он настолько непонятно выражал свои мысли, что доводил Иаира до белого каления. Особенно два последних раза, когда приезжал без Анны, ссылаясь на то, что она занята делами в лавке. Абихаил снова, как в прежние годы, несколько раз назвал себя Авраамом, а жену свою Саррой. И опять с многозначительным видом сообщил, что вскоре братья узнают такое, чего никак не ожидают узнать.

Теперь Аминадаву стало ясно: произошло то, что должно было случиться, – неотвратимая разлука. И он не успел проститься с братом перед дальней дорогой. Перед собственной дальней дорогой – ведь он собрался в края еще более дальние, чем Иерусалим.

«Кто, кроме Него, знает: откуда берется в нас дыхание? И откуда вдруг появляются кости в беременной утробе? И куда Он направит наши тяжелые стопы дальше? – сказал во время прощания с братьями Абихаил с таким лукавым видом, словно вопросы содержали подсказку к его тайне. – Куда направит Он наши тяжелые стопы дальше?»

Чем больше размышлял в дороге Аминадав о загадках Абихаила, тем настойчивее приказывал слугам торопить коней, хотя и понимал, что вряд ли сумеет изменить неизбежный ход событий. Повозка застревала в грязи, то и дело приходилось останавливаться и вытаскивать колеса из колеи. Похоже, слуги впервые в жизни слышали от своего спокойного хозяина такие нетерпеливые окрики вперемешку с молитвами и непонятными причитаниями.

Дом Абихаила Иудеянина стоял на самом краю селения. Из-за дождя улицы были пустынны, возле домов не было видно ни детей, ни женщин. Наконец Аминадав добрался до нужного дома, постучал в ворота, но никто не отозвался на стук, даже собака не залаяла.

– Опоздал, все кончено, – прошептал Аминадав. Прислонившись спиной к забору, он присел на корточки. У него вдруг не стало сил держаться на ногах. Слуги молча глядели на него из повозки. Возничий даже не выпускал вожжи из рук, догадавшись, что сразу же придется отправиться в обратный путь.

– Нужно сказать Иаиру, чтобы поскорее сюда приехал, – горестно размышлял вслух Аминадав, словно хозяйственные хлопоты могли принести ему утешение. – Быть может, в доме еще остались ценные вещи. Абихаил плохо разбирался в хозяйственных делах, потому что я плохо его этому научил. Он ведь и воробья всегда считал полезнее курицы, а лучшие ткани раздавал даром. Господи, почему ты не дал мне проститься с любимым братом? Почему он сбежал от нас с Иаиром, как убегают от разбойников?

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.