bannerbanner
Презумпция невиновности
Презумпция невиновности

Полная версия

Презумпция невиновности

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
3 из 4
* * *

Кабинет технического руководителя проекта располагался на втором этаже иллюзариума и являл собой хрестоматийный пример мастерской умельца на все руки. Там было все: и гигантские стальные тиски, в которые можно при желании зажать торс терминатора, и небольшая печь, должно быть, выплавляющая сталь.

– Забавно у вас тут, – рассматривая гидравлический пресс, скромно притулившийся в углу просторного зала, забитого всякой всячиной, протянула я.

– Представляете себе, как действует иллюзариум? – потирая руки, поинтересовался подзащитный, направляясь в дальний угол помещения.

Усевшись на стул возле токарного станка, Руслан упер локти в колени и так сидел, внимательно изучая мое лицо. В этот момент он был похож на модель с рекламного плаката дорогого парфюма.

– Честно говоря, не представляю, – пожала я плечами, не очень понимая, что парень с такой яркой внешностью делает в этой мастерской.

– А я вам расскажу. Да вы не стойте, присаживайтесь. Идите сюда, Агата Львовна, здесь есть еще один стул.

Устремившись на зов, я с размаху пребольно стукнулась ногой о громоздкий сейф, стоящий на проходе. Отлитый из старинного чугуна, он глыбой возвышался рядом с дверью, такой же неприступный, как Форд Нокс.

– Черт, как больно! – взвыла я, хватаясь за ушибленное место.

– Не ругайте заслуженного старца, – усмехнулся клиент. – Этот сейф сохранился еще со времен Казимира Крестовского. Таких надежных сейфов теперь не делают. Мешков со Стамболиди из-за него чуть не подрались.

– Да что вы говорите? – заинтересовалась я.

– Сначала сейф стоял в музее у Мешкова, но Стамболиди положил на него глаз и велел перетащить в свой кабинет. А хитрый Мешков быстренько захлопнул дверцу и никому не говорит шифр. Директор мне задал задачку – открыть сейф, не сломав замок.

Я тронула пальцем механический замок с циферблатом, шифр на котором набирался путем поворота восьми дисков.

– Скорее всего, это какая-то дата, – уверенно заявила я.

– Об этом я тоже догадался, – хмыкнул клиент. – Не подскажете, какая именно?

– Попробуйте набрать день рождения Мешкова, – предположила я самый простой вариант.

– Уже набирал – не помогает.

– А Казимира Крестовского?

– Не-а, не работает.

– Тогда не знаю, – сокрушенно вздохнула я, присаживаясь напротив собеседника.

Муратов провел пятерней по черным волосам, зачесывая их назад. На смуглом лице его мелькнуло некоторое подобие улыбки, тут же сменившееся полным безразличием к моей персоне.

– Итак, вернемся к иллюзариуму, – деловито сообщил он, перебирая шурупы, рассыпанные по станку. – Большая часть инвентаря закупается за границей, но многие приспособления для спецэффектов достались нам от прежнего владельца. Казимир Крестовский был гениальным изобретателем всяких технических примочек для создания иллюзий. Мы доводим их до ума – и в путь.

– А сами вы ничего не придумываете? – разглядывая инструменты, поинтересовалась я.

– Скажете тоже – сами! – усмехнулся Руслан. – Если очень приспичит, чертежи и описания мы берем в музейном архиве и находим в них все, что нам нужно.

– А декорации? Они у вас такие замечательные, я очень хочу познакомиться с художником.

– У нас нет художника. Декорации мы заказываем в театральных мастерских – Стамболиди считает, что так дешевле.

– Скажите, Руслан, трюк с дирижаблем технически сложен? Может, там были какие-то подводные камни, которые сегодня дали о себе знать?

– Не говорите ерунды, – отмахнулся клиент. – Для противопожарной безопасности в сценарий специально ввели дождь. Я сам своими руками вчера кинул в канистру шланг и залил для этого самого дождя водопроводную воду. И вдруг сегодня шар вспыхнул, как петарда. Ни за что бы не поверил, если бы не видел своими глазами.

– А если в канистру вместо воды поместить горючую жидкость?

– Какую, например? – заинтересовался доверитель, всем телом подаваясь вперед и пожирая меня глазами в ожидании ответа.

– Откуда я знаю, – отшатнулась я, почувствовав себя не в своей тарелке.

Муратова я вижу в первый раз в жизни, а вдруг я ошибаюсь, и этот красавец и в самом деле приложил руку к смертельному фейерверку на сцене?

– Мне как-то не приходило это в голову, но мысль интересная, – с расстановкой протянул он.

Глаза Муратова возбужденно сверкали, по смуглому лицу блуждала странная улыбка, и было видно, что высказанная мною идея захватила его целиком и полностью, и это окончательно сбило меня с толку.

– Руслан, успокойтесь. Вы меня пугаете. Со стороны может показаться, что вы жалеете о том, что раньше не придумали такого оригинального хода.

– Да уж, конечно! – невесело усмехнулся вдовец. – Целый год прожил с Диной под одной крышей, а потом решил ее убить. Не смешите меня! Я мог бы это сделать гораздо раньше и с меньшей помпой – комар носа бы не подточил. Уж поверьте, у меня для этого имеются прекрасные возможности.

Он описал рукой эффектный полукруг, указывая на станки и инструменты.

– Насчет горючей жидкости можете уточнить у директора – это его идея. Да и следователь Лисицын к ней склоняется, – шокированная внезапной вспышкой откровения, выдавила из себя я.

Доверитель передернулся и категорично заявил:

– Не буду я ничего спрашивать у Лисицына. Какой-то он циничный. По виду – редкий гад!

– Илья Васильевич толковый юрист, – не согласилась я, про себя удивившись, как единодушны эти два человека в отношении друг друга.

– Не буду спорить, но, судя по всему, на этот раз посадить меня Илья Васильевич решил всерьез и надолго. В прошлом году не получилось, значит, отыграется по полной программе в этот раз.

– Давайте по порядку, – потребовала я, доставая из сумки блокнот и ручку. – Начните с самого начала и расскажите, что случилось в прошлом году.

Стулья, на которых мы сидели, были не самыми удобными, поэтому подзащитный поерзал на сиденье и раздраженно произнес:

– Тихий ужас случился – вот что. В прошлом сезоне мы ставили шоу «Маугли», и во время майского выступления погибла дрессировщица обезьян Варя Белоконь, а мальчик из зала остался инвалидом.

– А вы здесь при чем? – удивилась я.

– Ну как же, – хмыкнул клиент, – это же я недосмотрел за замками на клетках. Обиженный на дрессировщицу гиббон по кличке Тайсон выбрался на волю и стащил из кармана уборщика ключи. Затем Тайсон отпер этими ключами остальные клетки и выпустил на сцену тигров.

– Да что вы говорите! – не поверила я. – Неужели гиббоны настолько сообразительны?

– А вы как думали? Это такие хитрые бестии, что только держись. В иллюзариуме одна Варвара могла с ними ладить, да и она, как видите, не справилась.

– Как зовут уборщика? – допытывалась я, тщательно записывая полученные сведения.

– Сашка Ткачик, но он здесь ни при чем, он парень честный, хотя и пьянь.

– Ткачик пьет?

– Не так, чтобы очень, но бывает. Если предлагают – никогда не отказывается. Хотя, чего уж там скрывать, Ткачик чаще бывает поддатый, чем трезвый!

– Почему же его до сих пор не уволят?

– Кто же уволит друга детства директора? – удивился клиент. – С Сашкой потому и нянчатся, что Стамболиди на его попойки закрывает глаза. Стамболиди вообще под себя всех подмял – эдакий хозяин-барин. Он и меня хотел прижать к ногтю, но руки у него коротки.

Понимая, что мы уходим в сторону от основной темы, я строго посмотрела на подзащитного и проговорила:

– Про Стамболиди поговорим в другой раз. А пока вернемся к вашей супруге. Свидетели утверждают, что вы вчера поругались. Из-за чего, не вспомните?

– Агата Львовна, хотите кофе? У меня растворимый, но в ресторане за углом варят неплохой капучино. Пойдемте в ресторан? Посидим, поговорим, все обсудим в приятной обстановке.

– Да нет, спасибо, у меня не так много времени. Меня коллега ждет.

– Ну да, конечно, – дернул щекой Муратов. – Я и забыл.

– Итак, Руслан Гасанович, из-за чего вы ругались с женой? – вернула я беседу в интересующее меня русло.

– Да все наши ссоры были из-за денег, – неохотно признался клиент.

– У вас что, были принципиальные разногласия по поводу семейных финансов?

– Какие там разногласия, – с досадой отозвался он. – Вчера была зарплата, и Динка потребовала, чтобы я отдал ей все, до последней копейки. Ей все время нужны были деньги, но это же не повод, чтобы выгребать все из моих карманов! Я так ей и сказал, а Дина раскричалась, что я эгоист и все в таком роде. А я ответил, что никто ее не держит, и если что-то не нравится – скатертью дорога. На шум, естественно, сбежались любопытные, и я оказался в глазах общественности тираном и извергом. И вдруг она внезапно погибает…

– Простите за нескромный вопрос – вы любили жену?

Подзащитный смутился и покраснел, а рука его потянулась к лицу. Так ведут себя люди, которые не знают, что ответить на прямо поставленный вопрос. Потерев чисто выбритый подбородок, Руслан неуверенно проговорил:

– Само собой любил, а как же иначе? На нелюбимых не женятся.

– По-разному бывает, – не согласилась я, однако занесла в блокнот и этот ответ и перешла к вопросам иного рода.

– Руслан Гасанович, у Дины были враги? Часто ли ваша жена ссорилась с коллегами? Может, ей кто-то угрожал?

– Да кто ей мог угрожать? – пожал плечами Муратов. И ехидно добавил: – Не считая меня, конечно. Дина была девушка контактная, со всеми дружила, все ее любили, у нее телефон разрывался от звонков. Да вы возьмите ее мобильник и просмотрите журнал вызовов, убедитесь сами.

– Мобильник забрал следователь, но я обязательно в него загляну, – обнадежила я доверителя. – Директор Стамболиди сказал, что ключи от мансарды помимо вас, Руслан, есть еще у трех человек. Не могли бы вы припомнить, кто из них заходил вчера после вас в мансарду?

– А я-то откуда знаю? – удивился клиент.

– Во сколько вы были на мансардном этаже? Назовите точное время…

Не успела я закончить начатую фразу, как дверь мастерской с шумом распахнулась, и на пороге появился длинный сутулый субъект в синем комбинезоне. Голова его была перебинтована, по изъеденному оспинами лицу блуждала заговорщицкая улыбка, а в руках пламенели две вялые гвоздички. Окинув мутным взором мастерскую, гость по-хозяйски прошел в наш угол и, положив на верстак цветы, фамильярно проговорил:

– Салют, Русланыч, надо бы Динку помянуть. Ты как?

– Здорово, Ткачик, – вздрогнул доверитель. – Может, это лишнее? Ты и так уже хорош.

«Обладатель одного из ключей от мансарды», – промелькнуло у меня в голове, пока я наблюдала за перемещениями уборщика по мастерской.

– Да ладно, хорош, – отмахнулся Александр. – С интеллигенцией пивка попил. Музейный жук Мешков меня прогнал, они, видишь ли, водку не будут, даже за помин Динкиной души. Но ты-то, Русланыч, со мной выпьешь? И барышне нальем. Как нас зовут? – нахально осведомился сутулый, и его рыжие глазки пытливо ощупали мое лицо.

– Агата Львовна Рудь, адвокат господина Муратова, – с подчеркнутой официальностью откликнулась я.

– Адвока-ат? – с недоумением протянул собеседник и, обернувшись к Муратову, хихикнул: – Русланыч, а на черта тебе адвокат?

Клиент, насупившись, молчал, и гость, зажав рот руками, дурашливо зачастил:

– Молчу-молчу, это не мое дело. Позвольте представиться – Александр Ткачик. Менеджер по клинингу, то есть уборщик клеток. Я вот тут фотку Динкину прихватил, у меня в подсобке валялась. Ща поставим рядом с цветочками… А ты, Русланыч, не стой, доставай бутылку, я помню, у тебя с прошлого раза больше половины оставалось.

– Ты иди, Саш, я сейчас освобожусь, тогда выпьем, – глухо проговорил клиент.

– Ты что же, меня гонишь? – обиделся гость.

– Да нет, ну что ты, как я могу…

– А то смотри у меня, – насупился Ткачик и погрозил пальцем.

Муратов неохотно полез за батарею, а друг директора запустил руку под комбинезон и принялся сосредоточенно шарить в грудном кармане рубашки. Обнаружив искомое, он с многозначительным видом вытащил на свет сильно измятую фотографию. Разгладив ее ладонями, установил над гвоздичками снимок широколицей женщины с раскосыми глазами и коротко стриженными волосами, делающими и без того круглое лицо еще круглее. На снимке Дина выглядела намного старше своего мужа, и это, признаться, меня сильно удивило.

– Вот она, наша красавица, – тепло проговорил уборщик. И, обернувшись к Муратову, с надеждой произнес: – Ну что, нашел?

– Действительно, осталось больше половины бутылки, – уныло ответил клиент, вертя в руках посудину с водкой.

– Вот и отлично! – оживился гость. – Мадемуазель, не ломайтесь, присаживайтесь к верстаку, я мухой слетаю за снедью.

– Мне пора идти, – категорично отрезала я.

– И что же, не помянете с нами Дину? – прищурился гость.

– Простите, меня ждут, – поднялась я со стула.

– Вот и музейная крыса Мешков со мной пить побрезговал, – презрительно скривился Ткачик.

– Руслан Гасанович, завтра без десяти одиннадцать встречаемся перед УВД, – не обращая внимания на гримасы гостя, сообщила я, смотря исключительно на клиента. – Постарайтесь не проспать, следователь Лисицын этого не любит.

– Давайте я вас провожу, – засуетился Руслан, чуть не опрокинув бутылку.

– Спасибо, это лишнее. Я сама найду дорогу.

* * *

Прикрыв за собой дверь мастерской, я с облегчением вздохнула и огляделась по сторонам. В коридоре толпились люди, горячо обсуждая дневное происшествие. В основном это были молодые парни, хотя встречались и девушки. Проходя мимо возбужденных группок, стоящих у просторного конференц-зала, я краем уха услышала обрывки фраз:

– Какой ужас! Сгорела прямо во время выступления!

– Жалко-то как!

– Кто же теперь будет вести историю иллюзионного искусства?

– Мешков, кто же еще!

– Только не этот зануда! Я так радовалась, когда Мешкова заменили Диной, теперь опять слушать его байки!

Миновав взволнованную молодежь, я спустилась по лестнице и нос к носу столкнулась с директором иллюзариума. Эжен Саввич торопливо бежал от входной двери в сторону зрительного зала, и я загородила ему дорогу.

– Господин Стамболиди, уделите мне пять минут?

– Не сейчас, дорогуша, не сейчас! – клюнул он носом воздух. – Столько дел, не знаю, за что хвататься. Если можно, загляните ко мне завтра, я обязательно отвечу на все ваши вопросы.

И Стамболиди устремился дальше, пробежав мимо полной уборщицы в синем халате. Рядом с уборщицей стояла Регина Казимировна и наблюдала, как та старательно моет мраморный пол. Черные следы тянулись по всему холлу – это натоптали эмчеэсовцы и следственная бригада, изучавшая место трагедии. А торопливо поднимающиеся по лестнице на второй этаж девчонки и ребята разносили грязь дальше по зданию.

– Эжен Саввич! – махнув рукой, позвала Крестовская. – Можно вас на минуту?

Директор иллюзариума остановился и с недовольным видом ждал, когда администратор подойдет к нему поближе.

– Ну, что на этот раз, беспокойная вы наша? – раздраженно спросил он, как только Регина Казимировна приблизилась к нему настолько, чтобы можно было беседовать, не повышая голоса.

– Еще раз прошу вас открыть боковой ход, – сердито проговорила она. – Учащиеся идут на занятия по главной лестнице, а Лиля после представления моет холл, и его снова затаптывают.

– Я спрашивал у Лили, она отказалась от увеличения участка. Вы беретесь мыть боковую лестницу сами? – надменно осведомился Стамболиди. – Имейте в виду, что доплачивать за уборку я не стану – вы, дорогая Регина Казимировна, и так получаете две ставки.

– Но я же и работаю на две ставки! – возразила старушка. – Я и администратор, и продавец программок.

– Вы книжек своих реализовываете больше, чем наших программок, так что это еще с какой стороны посмотреть, на кого вы работаете. Я вот думаю, может, брать с вас плату за аренду торгового места?

– Эжен Саввич! – срывающимся голосом выдохнула Крестовская. – Как вам не стыдно!

– Это мне должно быть стыдно? – удивился Стамболиди. – Вы деньги лопатой гребете, а иллюзариум из-за вас недополучает внушительные суммы. Когда я вытаскивал вас из Новосибирска в Москву, я положил вам приличный оклад, я издал за свой счет вашу книгу, иллюзариум подарил вам на юбилей автомобиль, а вам все мало.

– Вы не учли, что нам нужно где-то жить! Мы с Яном снимаем квартиру, а это дорогое удовольствие.

– Знаю, знаю, только ваш сын чаще ночует в своем офисе, чем в снимаемой квартире. Могли бы зря не тратиться и ограничиться комнатой в коммуналке.

– Ян взрослый мужчина, ему нужна не только материнская забота, но и женская компания, – покраснела администратор.

– Вы во всем потакаете сыночку, – отмахнулся Стамболиди. – Ваш Ян машину новую купил, а вы все плачетесь, что денег нет. Передайте ему, что в сентябре срок аренды помещения подходит к концу, и я выставляю флигель на аукцион. Надоело получать крохи с такого лакомого куска, как отдельное здание.

– Ну что же, это ваше право, – взяв себя в руки, сдержанно проговорила Крестовская и, вернувшись на прежнее место, принялась заметать мусор на совок, чтобы помочь уборщице с уборкой пола.

Понимая, что сейчас не самое лучшее время для общения с этой легендарной женщиной, я прошла мимо Регины Казимировны и, размышляя по поводу услышанного разговора, вышла на улицу. Интересно, что за учащиеся ходят на загадочные занятия? Может, Борис уже навел справки? Джуниора я нашла в летнем кафе под полосатым зонтиком. Вокруг кудрявого друга стояла батарея пустых бутылок из-под пива, а сам он мирно дремал, подперев кулаком упругую щеку. Локоть его покоился на мятой газете, на которой Устинович-младший разложил колечки сушеного кальмара.

– Боря, ты не лопнешь? – осведомилась я, опускаясь на стул напротив кудрявого друга и красноречиво оглядывая бутылки.

Приятель потянулся и, улыбнувшись улыбкой Чеширского кота, пробормотал:

– Я же не один пивко пил, а с музейным жуком Мешковым, как его называют аборигены. Интересный, доложу тебе, субъект! Рассказал про директора иллюзариума. Оказывается, Стамболиди не только директор, но и организатор всего этого балагана. Между прочим, раньше Эжен Саввич работал в московском цирке администратором, а потом решил замутить собственный бизнес. Прозондировал почву в Министерстве культуры, наплел им с три короба про возрождение былых традиций, дал кому надо на лапу, и вот, пожалуйста, музей из этих хором поперли, освободив место возрожденному иллюзариуму. Под музейные экспонаты оставили лишь часть первого этажа, а остальное здание передали в безраздельное пользование местному царьку Стамболиди. Как видишь, не зря я пил пиво с обиженным работником музея. Ценой здоровья я добывал для тебя бесценную информацию.

– И где же твой приятель? Я бы тоже хотела поболтать с Мешковым.

– Мешков нашел в лице нашей Вики благодарную слушательницу, – почесал переносицу Борис. – И теперь водит ее по музею и рассказывает цирковые легенды.

– Пойду, что ли, и я послушаю, – поднялась я с места и двинулась к музею.

Потянув на себя тяжелую дверь, я вошла в прохладный полумрак музейного зала и услышала надтреснутый мужской голос, долетающий из дальнего конца помещения:

– …Но, к ужасу антрепренера, спектакли сферического театра не пользовались успехом у зрителей, и Малютин решил сдать помещение в аренду. Снял его на сезон директор бродячего цирка Поль Крестовский. Это был крепкий решительный мужчина, твердо верящий в свою счастливую звезду. За первую неделю гастролей труппа не выручила ни гроша, и Крестовский начал трясти свою юную жену, француженку Мадлен, требуя ответа, как помочь горю. Мадлен гадала на картах, имела говорящего попугая и знала будущее наперед.

– А как он ее тряс? Бил и пытал, да? – перебил рассказчика взволнованный голосок Виктории.

Шагнув вперед, я увидела сухонького старичка с одухотворенным лицом и длинными седыми волосами, обрамляющими блестящую лысину, как газон клумбу. Румяные щечки, как два наливных яблочка, жизнеутверждающе пламенели на изрезанном морщинами лице. Общее артистическое впечатление дополняли белая рубаха, атласный жилет цвета бордо и черные брючки со штрипками. В руках рассказчик держал указку, которой водил по застекленному стенду, на котором виднелись черно-белые дореволюционные фотокарточки. Рядом с музейным работником стояла Вика и, раскрыв рот, внимала Мешкову.

– Не думаю, чтобы бил, хотя все может быть, – передернулся рассказчик, быстро стрельнув черными глазками на любознательную крошку. – Так вот, прорицательница раскинула карты и, сделав несколько таинственных пассов руками, объявила, что беды отступят, как только Крестовский выгонит прочь своего старшего сына от первого брака. Мать ребенка – румынская воздушная гимнастка – сгинула где-то на просторах России, и семилетнего сына растил отец, воспитывая в нем акробата. Мальчик делал успехи в цирковом искусстве, порхал под куполом цирка, как птица, и новая жена Крестовского не без основания опасалась, что цирковой бизнес мужа со временем перейдет не ее новорожденному сыну Казимиру, а этому одаренному выскочке. Выслушав совет карт, Поль Крестовский ночь не спал, обдумывая слова супруги, а утром указал старшему сыну на дверь. В тот день была Пасха, и мальчик попросил об одной маленькой милости – встретить праздник вместе с семьей. Как Мадлен ни уговаривала Крестовского выгнать мальчишку из дома немедленно, он все же пошел навстречу ребенку. Не думаю, чтобы отец очень уж жалел старшего сына, просто на вечер было назначено праздничное представление, маленький артист играл в нем не последнюю роль, и предприимчивый владелец труппы опасался, что разгневанные зрители, которые пришли на «гуттаперчевого мальчика», вернут билеты обратно. И вот настал вечер. Публики в этот раз собралось больше, чем когда бы то ни было. Поднявшись под купол цирка, мальчик раскинул руки и, быстро перекрестившись, камнем рухнул на манеж.

– Он сразу умер? – обмирая от восторга, прошептала Вика. – А что он себе сломал?

– Все сломал, – уверенно сообщил Мешков. – Но не в этом дело. Умирая, гуттаперчевый мальчик выкрикивал горькие упреки в адрес отца, проклиная его, Мадлен и их сына Казимира. Сразу же после похорон Крестовский заказал картину, на которой юный гимнаст балансирует на канате за секунду до своего падения, и выставил ее в иллюзариуме. Мы и сейчас можем видеть в фойе это полотно. Однако карты ввели Мадлен в заблуждение – перепуганная трагедией публика окончательно перестала ходить в сферический театр. Вскоре в России случился военный переворот, именуемый в учебниках истории революцией, и все, кто смог уехать, сбежали из этой страны. Уехал и Поль Крестовский, однако проклятие гуттаперчевого мальчика настигло его и за пределами родины – Крестовский сломал позвоночник и закончил свои дни в инвалидной коляске. Впрочем, так же, как и его сын, Казимир Крестовский, известный как основатель иллюзариума, в котором ты, дитя, сейчас находишься. Как видишь, проклятие погибшего в Пасху ребенка наложило печальный след как на историю этого здания, так и на всю артистическую семью Крестовских.

– Все Крестовские тоже падали и ломали себе шеи? – одними губами прошептала Вика.

– А что еще может случиться с потомственными циркачами? – пожал плечами Мешков. – Хотя, конечно, Регина Казимировна не любит вспоминать эту историю, но я-то знаю, о чем говорю, я лично читал воспоминания Казимира Крестовского. И хочу тебе сказать, детка, что предсмертное проклятие самоубийцы – это страшная штука.

Я вышла из музея и вернулась к Борису.

– Ну как, страшилки рассказывает? – без особого интереса спросил кудрявый друг.

– Рассказывает, – усмехнулась я. – Про проклятие семьи Крестовских.

И, сделав страшные глаза, добавила:

– А знаешь, Боречка, что самой страшной приметой считается, если черный кот разобьет зеркало пустым ведром?

– Попытка пошутить не засчитана, – добродушно усмехнулся приятель. – Я же не Мешков. Это он, как узнал, что Вике интересно слушать бредовые небылицы, схватил ее в охапку и умчался так стремительно, что даже газету свою оставил, которой до этого хвастался.

– Что за газета? – заинтересовалась я.

– Да статейка там про его музей тиснута, – пренебрежительно сообщил Борька, отправляя в рот кальмаровое кольцо.

– Дай посмотреть! – протянула я руку в направлении потрепанной газеты.

Устинович-младший сдвинул локтем пивные бутылки, выудил из-под остатков кальмара покрытый пятнами газетный лист и протянул его мне.

– Читай на второй полосе, статья называется «Дом иллюзий», автор некий Геннадий Ремизов.

Не успела я развернуть печатное издание, как за спиной прозвучал знакомый надтреснутый голос:

– Позвольте газетку забрать.

Обернувшись, я увидела Мешкова. Алые щечки его разгорелись еще ярче, маленькие глазки смотрели на меня с заметным интересом.

– Простите меня, старика, за излишнее любопытство, позвольте узнать, что вы думаете по этому поводу? – протягивая руку, осведомился он.

На страницу:
3 из 4