Презумпция невиновности

– Бабка говорит, что она дочь основателя этого балагана и вроде бы написала книгу о своем отце, – нимало не смущаясь присутствием обсуждаемой особы, громогласно заявила Виктория, рассматривая яркую обложку книги. – Предлагает сделать дарственную надпись, если купим.

Я оторопела от неожиданности. Могла ли я предположить, отправляясь на спектакль, что увижу саму Регину Крестовскую?

– Вика, прекрати! – сердито одернул девчонку Борис. И, повернувшись к обескураженной Регине Казимировне, добавил: – Прошу прощения. Девочка приехала из другого города, пока не освоилась в Москве.

– Эй, на минуточку, я, между прочим, из Питера – Северной столицы нашей родины! И нечего делать из меня дремучую чукчу!

– Тогда не веди себя как чукча! – повысил голос Борис. И, обращаясь к Крестовской, учтиво попросил, указывая на меня: – Будьте так добры, сделайте дарственную надпись, я хочу подарить вашу книгу подруге.

– Что за дела? – возмутилась Вика. – Когда я просила купить резиновый глаз на блюдце, ты говорил, у тебя нет денег! Значит, врал?

– Врал, Вичка, врал, – устало согласился Джуниор, доставая из похудевшего бумажника несколько купюр.

Между тем я во все глаза рассматривала престарелую родственницу знаменитого иллюзиониста. В памяти сразу же замелькали фотографии начала века, виденные мною в музее циркового искусства. Летящие через обруч тигры в спектакле «Книга джунглей», лилипуты в пышных жабо из «Путешествия Гулливера», усатые силачи с гирями, поднятыми над головой на вытянутых руках, и, конечно же, факир в восточных одеждах – сам неподражаемый Казимир Крестовский.

– Как вас зовут? – вывела меня из задумчивости администратор заведения.

– Агата Рудь, – встрепенулась я.

Старушка растерянно улыбнулась.

– Фамилию не расслышала, – извиняющимся тоном проговорила она.

Я достала из сумочки визитку и положила перед ней на стол. Пожилая женщина взяла картонный прямоугольник в руки и поднесла к глазам, вчитываясь в текст.

– Так и напишем: «Милой Агате Рудь с наилучшими пожеланиями от автора», – раскрывая ближайшую книгу на титульном листе, проговорила она и взялась за ручку.

– Подпишите еще одну, для молодого человека, – попросила я, заранее доставая деньги.

– Да вы что, совсем обалдели, второй экземпляр этой фигни покупать? – на все фойе возмутилась Борькина родственница. – Никто эту муру читать не будет! Поставите на полку, пыль собирать. Лучше купите сахарной ваты, если вам денег не жалко!

– Да замолчишь ты или нет! – с силой тряхнул девчонку Джуниор. – Сейчас уйдешь отсюда!

– Ну и уйду, и пожалуйста, не очень-то и хотелось! – обрадовалось дитя, поворачиваясь в сторону выхода.

– Стой, поганка, я сказал! – разъярился Борька. – Ты у меня получишь сахарную вату!

Крестовская сделала успокаивающий жест рукой и проговорила:

– Купите девочке сахарной ваты вместо второй книги, а я допишу ваше имя рядом с именем приятельницы. Будете читать книгу по очереди.

– Да, пожалуй, так мы и сделаем, – обрадовалась я.

Вика надулась и отошла в сторону, искоса поглядывая, как старушка снова открывает титульный лист и заносит над ним ручку.

– Как зовут вашего кавалера? – уточнила Регина Казимировна.

– Борис Устинович, – хмуро ответил за меня Борька, раздосадованный поведением племянницы.

– Еще раз простите нас за Вику, – взмолилась я, забирая подписанный экземпляр и передавая его Борьке. Все-таки он мужчина, вот пусть и носит увесистые биографические фолианты, мне в сумке и толстенного «Шантарама» хватает. – И дайте, пожалуйста, программку.

– Дети есть дети, – протянула программку администратор и улыбнулась понимающей улыбкой.

Тем временем подошли новые покупатели, с интересом посматривая на рекламные проспекты и книги. Я кинула неуверенный взгляд на визитку, покоящуюся рядом с ручкой на столе, и решила не забирать – пусть лежит.

* * *

Места оказались и в самом деле прекрасные – в первом ряду прямо перед стоящей на сцене глинобитной лачужкой, в которой, должно быть, по замыслу режиссера обитал Аладдин. Остальное пространство сцены было стилизовано под арабский дворик с дувалом и небольшим прудиком прямо перед хижиной. По зеркальной глади пруда скользили лебеди – черный и белый, и над всей этой идиллией под высоченным потолком плыли почти настоящие облака.

Откинувшись на спинку кресла и вытянув перед собой ноги так, что они уперлись в бортик сферической сцены, Вика сноровисто метала в рот попкорн, доставая его двумя пальцами из широкого ведерка, и без особого интереса рассматривала лебедей, ожидая начала представления. Борька напряженно изучал программку, а я листала купленную в фойе книгу. И вдруг одна фотография привлекла мое внимание. Дряхлый старик сидел в инвалидном кресле, а из подписи под снимком следовало, что это Казимир Крестовский в последние годы жизни. Надо же, а я и не знала, что на старости лет иллюзионист передвигался в инвалидной коляске! Интересно, что с ним случилось? Должно быть, покалечился во время выступления, ну да подробности можно узнать из воспоминаний Регины Казимировны. Припомнив старушку-администратора, я загрустила. Честно говоря, мне до сих пор было не по себе от нашего общения. Как бы я хотела рассказать Регине Крестовской, что иллюзариум для меня – кусочек детства, что я люблю его так же, как сад Малютина, в котором играла в войнушку с друзьями из класса. Но теперь, когда у дочери великого артиста сложилось о нас определенное мнение, это было в принципе невозможно. Жаль, что так по-дурацки получилось!

В зале начал гаснуть свет, заиграла негромкая восточная музыка, и из хижины вышла ярко накрашенная женщина в длинных одеждах. В руках у нее была плетеная корзина размером с мусорный бак. Женщина опустилась на корточки рядом с прудом и принялась мыть тарелки, доставая их из корзины. Следом за тарелками настала очередь старого медного кувшина, который матушка Аладдина в соответствии со сказочными канонами стала тереть песком. После пяти секунд напряженной работы небо над сценой почернело, загрохотал гром, сверкнули молнии, и из кувшина пополз белый дым, принимая форму джинна. Испуганная женщина вытряхнула из корзины остатки грязной посуды и забралась в освободившуюся плетеную тару. Между тем дымный джинн рос, мужал и как бы обретал вес и плоть, становясь все больше и выше, пока, наконец, не уперся макушкой в «небо». Запрокинув голову, он дико захохотал, и от его инфернального смеха поднялся страшный ветер, подхвативший корзину и поднявший ее в воздух. Над корзиной как по мановению волшебной палочки появился оранжевый воздушный шар, поднимавшийся все выше и выше. Тем временем непогода на сцене усиливалась. Из почерневшей тучи хлынул дождь, щедро орошая хижину, сложенный из камней дувал, корзину и женщину, выглядывающую из нее. Приспособление напоминало дирижабль, которым, по сути, оно и являлось. Когда «дирижабль» достиг «неба», джинн простер руки и гулко прогрохотал, изрыгая пламя:

– Я раб лампы! Повелевай и приказывай, о моя госпожа!

Вырвавшееся из пасти джинна пламя коснулось шара, он ярко вспыхнул, точно спичка, и огненной птицей рухнул вниз, увлекая за собой полыхающую корзину. Корзина загорелась так стремительно, что никто не успел понять, что же произошло, и только истошный крик артистки не оставлял сомнений, что случившееся – кошмарная трагедия, а не постановочный трюк. Под испуганные возгласы зрителей горящая корзина рухнула рядом с прудом, напугав лебедей, шарахнувшихся от огненного факела в разные стороны. В следующую секунду на сцену выскочили сотрудники театра с огнетушителями и ведрами, пытаясь потушить зарождающийся пожар. Запахло горелой резиной и чем-то еще крайне неприятным. Едкий дым резал глаза, щипал нос и вызывал надсадный кашель. В рядах началась паника. Толкаясь в проходах, родители торопились вывести из зала детей, мимо нас бегали перепуганные люди, закрывая дыхательные пути носовыми платками, и только Вика продолжала невозмутимо поедать попкорн.

– Вот это круто, – одобрительно прочавкала она, не отрывая завороженного взгляда от сцены. – Даже покруче, чем на концерте «Рамштайна»! Жалко только не показали, как тетка сгорела. Надо им сказать, чтобы в следующий раз корзину делали прозрачной.

Я покосилась на Викторию и подумала, что девочке необходимо познакомиться с моей бабушкой – только Ида Глебовна способна повлиять на это маленькое чудовище. Некогда бабушка работала в спецотделе «Сигма», где специализировалась на изучении девиантного поведения у детей и подростков. К слову сказать, я и сама не подарок, генетика у меня – будь здоров, ибо мама моя в раннем детстве вытолкнула в окно собственного родителя за то, что он не купил ей желанную игрушку, а про папашу вообще разговор отдельный. Мой биологический папочка – законченный аферист не только по профессии, но и по велению души. Николай Николаевич Жакетов попортил немало крови нашей семье, но в настоящее время он обитает за границей, обделывая свои грязные делишки то ли в Израиле, то ли в Штатах[4]. К счастью, жизнь сложилась таким образом, что воспитанием моим занимались не бедовые родители, а бабушка с дедом. Быть может, поэтому я и выросла вполне приличным человеком – во всяком случае, я так о себе думаю. Глядя на Вику, я понимала, что если ей кто-то и сможет помочь, то только моя уникальная бабушка.

* * *

– Ну, все, подъем, – скомандовал Борис, хлопая Викторию по спине, отчего поднесенная ко рту попкорнина выскочила у девочки из рук и шлепнулась на пол. – Уходим отсюда.

– Да ну, лучше подождем, когда все свалят, а то фиг пролезешь, – лениво отмахнулась Вика, запуская руку в картонное ведро и вынимая новую порцию попкорна.

Высыпав горстку в рот, девочка, не отрываясь, смотрела, как артисты, потушив огонь, толпятся перед корзиной с обгоревшим телом коллеги, как мечется по сцене носатый взлохмаченный господин с красивой седой прядью в каштановых волосах и, пачкая сажей отлично сшитый костюм, кричит:

– Что, черти, наделали! Чуть театр не сожгли! Динка погибла! Теперь проверками замучают! Черти!

Приехавшая на место происшествия опергруппа оградила полосатыми лентами сцену, и эксперт принялся собирать улики, внимательно исследуя остатки дирижабля, а оперативники приступили к опросу свидетелей. Вдруг среди фигур полицейских мелькнул бородатый тип, показавшийся мне странно знакомым.

– Слушай, Борь, я не пойму, это Хитрый Лис, или я ошибаюсь?

– Конечно, кто же еще, – усмехнулся кудрявый друг. – Разве Илюху с кем-нибудь спутаешь?

Следователь Лисицын имел простое русское лицо, оживленное пшеничной бородкой и сросшимися в одну линию темными бровями, под которыми сверкали совиные глаза. За склонность к компромиссам с совестью Илья носил прозвище Хитрый Лис, и это ему жутко не нравилось. Лисицын бы предпочел, чтобы его называли Бесстрашный Орел, Беспощадный Лев или что-нибудь в этом роде.

Услышав наш разговор, Вика радостно оживилась.

– Следователь ваш друг? – подскочила она на месте. – А давайте попросимся посмотреть на труп! Он вам не откажет, ведь правда?

Конечно, Илья Лисицын не отказал бы в такой малости, ведь парень проработал в нашем адвокатском бюро несколько лет, прежде чем перейти в УВД на должность следователя. Правда, я застала Хитрого Лиса на излете адвокатской карьеры, зато Устинович-младший знал его довольно хорошо. Кажется, они даже дружили, хотя частенько цапались из-за ерунды. Помню, я присутствовала при одной такой ссоре. Илья тогда как раз собрался уходить из конторы, а Борис его отговаривал. Кира Ивановна накрыла на кухне прощальный стол, за которым и возник горячий спор относительно нашей профессии.

– Да пойми ты, Боря, я по натуре волк, а не отец-заступник, – бил себя в грудь кулаком Лисицын, и от человека с его фамилией слышать подобное заявление было, по меньшей мере, забавно. – Работа адвоката не по мне. Гораздо больше бабла можно срубить, вкалывая следователем. Развалишь там уголовное дело или закроешь пожизненно, кого попросят уважаемые люди, – машину приличную можно сразу купить.

– И невиновного с чистой совестью закроешь? – сердился Устинович-младший.

– Да ладно тебе, Борь, видал я таких невиновных! Каждый фигурант уверяет, что не делал того, что ему вменяют, а начнешь под него копать – стопудово замазан!

– Ты, Илюх, прямо такой реальный пацан, живешь по понятиям, – ехидничал Борька, – только наколотого перстня на пальце не хватает!

– Мои понятия – поменьше ишачить, побольше получать, – гнул свою линию Лисицын, забирая бороду в кулак.

Но, в принципе, Хитрый Лис был парень неплохой, и с ним всегда можно было договориться. Глядя, как Илюша расхаживает по сцене, я припомнила его застольный монолог и, честно говоря, сотрудникам иллюзариума не позавидовала.

– Незапланированное возгорание летающего механизма. Тут явный косяк со стороны техников, – пробормотал Борис, наблюдая за перемещениями Лисицына. – Илюша это в два счета определит.

И, заглянув в программку, задумчиво добавил:

– И знаешь, Агатка, что характерно? Технический руководитель иллюзариума имеет ту же фамилию, что и погибшая артистка. Оба они Муратовы. Симптоматично, ты не находишь? Даже занятно стало. Забавное дельце вырисовывается. Ну что, пойдем, поздороваемся с Хитрым Лисом?

Само собой, за ограждение нас пускать не хотели, но Борьке все же удалось взмахами рук и приветственными окриками привлечь внимание бывшего сослуживца. Сначала следователь Лисицын, беседовавший с носатым господином, сделал было отсутствующее лицо, изображая непонимание, мол, кто мы такие и чего от него хотим, но затем все же нас признал и подошел к заградительной ленте.

– Не устаю поражаться расторопности пройдох-адвокатов, – вместо приветствия скривился он, пожимая Борису руку и приветственно кивая мне. – Колитесь, откуда узнали, что потребуются ваши услуги?

– Здравствуй, Илюш, – улыбнулась я. – Не поверишь, мы пришли посмотреть спектакль. А что, наши услуги действительно потребуются?

К нам приблизился обладатель выдающегося носа и, точно ординарец, замер за спиной Лисицына.

– Да как тебе сказать, – отозвался следователь, почесывая бородку. – Кое-кому хороший адвокат не помешает.

– Сами посудите, – начал загибать пальцы «ординарец», делая головой движения, как будто клюет невидимый корм, отчего седая прядь упала ему на лоб. – Технический руководитель иллюзариума Руслан Муратов вчера поскандалил с женой, кричал, что она его достала.

Он клюнул воздух, оттянул узел галстука и, прерывисто вздохнув, с надрывом продолжил:

– И именно сегодня Дина загорелась в дирижабле, в котором до этого летала весь сезон, ведь все возможные неполадки мы предусмотрели заранее!

– С кем имеем честь беседовать? – церемонно осведомился Борис, повернувшись к носатому.

Хитрый Лис собрал лоб складками, припоминая, и, так и не вспомнив, сделал неопределенный жест рукой.

– Директор иллюзариума. Э-э, забыл фамилию, – пробормотал он.

– Прошу прощения, не представился, очень волнуюсь, – встрепенулся носатый. – Эжен Стамболиди.

– И какие неполадки вы предусмотрели? – заинтересовался кудрявый друг, подаваясь вперед.

– По техусловиям трюка шар специально поливают водой, чтобы во время пламенной речи джинна он, не дай бог, не вспыхнул, – пояснил Стамболиди, хватая Хитрого Лиса за пуговицу. – А шар загорелся, как свечка! Это подстроил Руслан Муратов, точно вам говорю! Его обязанность – заполнять баки водой, а он что туда налил?

– Что же это у вас, любезный, технический директор бочки водой наполняет? Другого персонала, что ли, нет?

Стамболиди погрустнел и ответил скучным голосом:

– Мы на самофинансировании, лишних людей себе позволить не можем.

– Я послал оперов на мансардный этаж обследовать емкость, – делая шаг назад и деликатно освобождая пуговицу из рук Стамболиди, проговорил Лисицын.

– Доступ в мансарду имел только технический директор? – уточнил Джуниор.

– Отнюдь, – не согласился Стамболиди. – Уборщик клеток Александр Ткачик раз в неделю заглядывает туда за подкормкой, Ян Крестовский имеет выход из своего крыла через мансарду на крышу – он любит покурить на свежем воздухе, сотрудник музея Виктор Мешков держит на мансардном этаже картотеку – в музее у него слишком мало места. У меня тоже есть ключ – для порядка.

– Но наличие ключей у сторонних лиц ничего не меняет, – заволновался Хитрый Лис, чуя подвох со стороны Джуниора. – Знаю я ваши адвокатские штучки! Если в емкостях для воды окажется горючее, Муратову так легко не отвертеться, как в прошлый раз.

– Пустите на труп посмотреть, а? – вылезла вперед Вика, доверчиво глядя на мужчин голубыми глазенками.

– Это чья же, твоя, Борь? – заулыбался Илья, потрепав девочку по рыжим кудряшкам.

– Соседская, – нахмурился Борька, глядя на Вику таким грозным взглядом, что она покорно отошла в сторонку. – А был и прошлый раз?

– Ну да, – взволнованно проговорил Стамболиди, по привычке дергая головой. – Седьмого мая прошлого года погибла дрессировщица Варя Белоконь. Это случилось прямо во время спектакля. Вы себе не представляете, какой это был ужас! На сцену вырвались тигры и …

– Слушай, Борь, если ты берешься защищать Муратова, я выдам по нему полную информацию, – оборвал директора Лисицын, опасаясь, что, погрузившись в воспоминания, директор теперь не скоро успокоится. – Приходи ко мне в управление, посидим, поговорим, я расскажу тебе все, что знаю, а сейчас прости, нужно закончить осмотр места происшествия.

– Защищать Муратова буду я, а не Боря, – неожиданно для всех, и даже для самой себя, выпалила я. И, демонстративно не замечая гневных гримас приятеля, торопливо продолжала: – У Бориса Эдуардовича в производстве уже имеется серьезное дело, а я сижу без работы. Так что знакомьте меня, господин следователь, с подозреваемым – будем договариваться о защите.

– Да вот он стоит рядом с трупом, – неприязненно кивнул на высокого брюнета в белом костюме Лисицын. – Делает вид, что не может поверить в случившееся. Артист! Я съем свою фуражку, если его не закрою!

– А доказательства?

– Да у него на лбу написано, что он подонок, – рассердился Хитрый Лис.

– В УК РФ нет статьи «подонок», так что ищи рецепты приготовления фуражек, – посоветовала я, глядя на красиво-порочное лицо Руслана, на котором, кроме искреннего недоумения по поводу происшедшего, не отражалось ровным счетом ничего. Ни боли от утраты любимого человека, ни раскаяния за содеянное, ни страха перед разоблачением – ну совсем ничего. – Чутье мне подсказывает, что Муратов не виновен.

– Не кажи гоп, – глубокомысленно изрек Лисицын. – Очень он подозрительный, этот Руслан Гасанович. Давно мне не нравится. Эдакая гремучая смесь итальянского мафиози с непромытым водителем маршрутки. Хочет быть похожим на героя гангстерских фильмов, да рожей не вышел. К чему эти тонкие усики и набриолиненный чуб?

Хитрый Лис говорил неправду – Муратов был и вправду хорош и здорово походил на молодого Марлона Брандо.

– Ты как, Илюш, собираешься сейчас предъявлять обвинение Муратову или до завтра подождешь? – перешла я непосредственно к делу, с трудом отводя глаза от смуглого лица своего возможного клиента.

Следователь поскреб затылок и задумчиво протянул:

– Прямо даже не знаю, мать!

– А давай сделаем так, – решительно предложил Борис. – Мы прямо сейчас переговорим с этим парнем, а завтра все вместе приедем в управление. А до завтра ты придумаешь, что с ним делать.

– Ну, Борька, черт речистый, ты и мертвого уговоришь, – рассмеялся Лисицын, хлопая приятеля по плечу.

– Пожалуйста, ну что вам стоит, пустите посмотреть на труп! – умоляюще заныла Вика, чувствуя, что все собираются расходиться.

– А ну-ка, кыш отсюда! – прикрикнул на нее следователь. – Здесь место преступления, а не детский сад!

– Виктория, очень тебя прошу, подожди нас на улице, – строго попросил Устинович-младший.

– Всегда так! Как труп смотреть – так без меня, – обиженно проскулила девочка, направляясь в сторону поредевшей толпы, покидающей зрительный зал.

– У вас все? Я могу идти? – осторожно поинтересовался директор, откидывая со лба волнистую прядь. – А то столько дел, что голова идет кругом.

– Да-да, конечно, я вас больше не задерживаю, – небрежно отмахнулся Хитрый Лис. – А вы, господа адвокаты, не стойте, шевелите копытами, если хотите познакомиться с Русланом Муратовым.

* * *

Лисицын подождал, пока мы с Устиновичем-младшим переберемся через красно-белую заградительную ленту, после чего уверенной поступью центуриона направился прямиком к подозреваемому. Весь вид следователя выражал твердое намерение сорвать с притворщика маску. Я же не была на сто процентов уверена в лицедействе технического руководителя проекта. По некоторым внешним признакам я могу с большой долей уверенности сказать, что человек разыгрывает передо мной комедию, в случае же с Муратовым у меня такой уверенности не возникало. Не чуя подвоха, Руслан все еще недоумевал у тела погибшей супруги, когда Лисицын тронул новоиспеченного вдовца за локоть и бесцеремонно проговорил:

– Хм, уважаемый, хочу порекомендовать вам хорошего адвоката. Вот, познакомьтесь, Агата Львовна Рудь, она берется за вашу защиту, хотя дело, на мой взгляд, безнадежное.

Руслан дернул щекой и быстро взглянул сначала на меня, затем на следователя и с чуть заметным раздражением спросил:

– Вы так уверены, что мне необходим адвокат?

– Думаю, это в ваших же интересах, – поджал губы Хитрый Лис.

И тут же без перехода заорал, исполняя две роли одновременно – хорошего полицейского и полицейского злого:

– Я, мать твою, собираюсь доказать, что женщина сгорела по твоей вине!

В этот момент он, несомненно, был плохим полицейским.

– Вы это серьезно? – иронично вскинул бровь смуглый красавчик, и усы его поползли вверх в издевательской ухмылке.

– Сам увидишь! – продолжал бушевать Илюша, брызгая слюной. – В общем, Руслан Гасанович, говори: будешь прибегать к услугам Агаты Львовны или у тебя имеется свой адвокат?

– Дорого берете? – вдруг деловито поинтересовался парень, поворачиваясь ко мне.

– Не дороже денег, – желчно откликнулся Борис, всегда недолюбливавший эффектных мужчин.

– Господин Муратов, уверяю вас, что расходы на адвоката в конечном итоге составят значительно меньшую сумму, чем затраты на передачи в тюрьму, – с наигранным сожалением в голосе произнес Лисицын, принимая облик хорошего полицейского.

– Да я не против, – пожал плечом подозреваемый. – Ничего не вижу дурного в том, чтобы иметь своего адвоката. Тем более деньги для меня – не проблема.

– И где же ты деньжонками разжился? – насторожился Лисицын. – Стамболиди вас вроде не балует премиальными.

– Ваш вопрос оскорбителен, – окатил следователя ледяным презрением Муратов. – Я всегда хорошо зарабатывал. Поднимите зарплатные ведомости, если не верите.

Видя, что давление на потенциального клиента возымело нужное действие, Борис подмигнул Лисицыну и направился в сторону выхода из зала.

– Пойду посмотрю, где там Виктория, от этой девчонки можно ожидать всего, чего угодно, – бросил он через плечо. – Агата Львовна, мы ждем вас на улице.

– Если не возражаете, я бы хотела с вами побеседовать, – обратилась я к клиенту, но звонок смартфона прервал мою речь. Вынув аппарат и увидев на экране милую рожицу Мити, я нажала на клавишу приема и тихо зашептала в трубу:

– Мить, я очень занята, перезвони попозже.

– Где ты сейчас? – тоскливо затянул любимый.

– Я на работе…

– Это я на твоей работе, а тебя, Агата, здесь нет! В конторе сказали, что ты уехала обедать с Борисом. Это правда? Зачем ты оставила свою машину у офиса? Для отвода глаз? Чтобы казалось, что ты работаешь, а не развлекаешься с этим рыжим кабаном?

– Прости, Мить, я очень занята, после поговорим, – прошептала я в трубку и нажала отбой, ни на секунду не переставая чувствовать на себе ироничный взгляд Джуниора, притормозившего у выхода со сцены, чтобы насладиться моим унижением.

– Илья Васильевич, мы вам нужны? – осведомилась я, демонстративно не замечая ухмылки кудрявого друга. Борька громко хмыкнул и вышел из зала.

– Да нет, не нужны, Агата Львовна, – церемонно откликнулся Лисицын, включаясь в игру. – Жду вас завтра вместе с господином Муратовым к одиннадцати у себя в кабинете.

Я склонила голову в легком полупоклоне и, обращаясь к доверителю, осведомилась:

– Руслан Гасанович, где мы могли бы поговорить?

– Может, в ресторан пойдем? – развязно предложил клиент, засовывая руки в карманы льняных брюк и покачиваясь на мысках.

– Там слишком людно, – взбрыкнула я, мечтая осмотреть его технические владения. – У вас есть свой кабинет?

– Мастерская, – откликнулся он, нетерпеливо посматривая в сторону дверей.

– Вот и отлично, мастерская вполне подойдет, – обрадовалась я и, перехватив его взгляд, добавила: – Что же мы стоим? Показывайте дорогу.

Руслан Муратов развернулся на каблуках и, не вынимая рук из карманов, вразвалку направился в сторону выхода. Он шел с таким видом, словно был первым парнем у себя в далеком южном городе, и мне казалось, что я слышу, как осколки девичьих сердец хрустят у него под ногами.