Телохранитель

Полчетвертого Ховрин вышел из «теаны» у Катиной школы. Максимов, пересев на место водителя, тут же уехал. Позвонил уже часов в девять.

– Есть интересная тема, завтра расскажу. – И отключился.

Утром сообщил следующее:

– Возможно, этот кроманьонский человек, которого ты из «Осы» позавчера прищучил, попал в Покровскую больницу. По описанию совпадает.

У Ховрина опустились внутренности.

– Оперирован по поводу разрыва печени и внутреннего кровотечения, – продолжил Максимов. – Фамилия его Додонов, привезен поздно вечером с улицы, вчера опрошен дознавателем, молчит. Оказался уголовный тип, освободился в ноябре прошлого года. Врач говорит, что выживет. А жаль. Дознаватель считает, что кто-то защищался от него во время грабежа. Это основная версия. Сейчас его проверяют по другим эпизодам грабежей в этом районе. Так что ты сделал доброе дело. На всякий случай мы возьмем его на заметку, если не сядет снова.

На стоянке у супермаркета Максимов сцепился с каким-то мужиком неизвестно по какому поводу, – чем-то он его обидел.

Мужик не знал, что и делать.

– Проси прощения! – требовал он, чуть ли не плача.

Максимов уже стал накаляться.

– Хрен тебе! – проскрежетал он. – Перебьешься.

Мужик хотел что-то возразить Максимову, но не решился. Чувство самосохранения у него все-таки сработало, он проглотил уже готовую вырваться фразу, опустил голову и поплелся к своему автомобилю. Еще один хотел влезть, но встретившись глазами с Максимовым, шарахнулся в сторону.

В последующие два дня поездки по городу проходили без происшествий. За рулем все время был Ховрин. Максимов вяло смотрел на дорогу, изредка делал замечания. Лезли во все дыры, несколько раз проехали центр города по всем направлениям. Впрочем, скучно не было. Город был забит машинами до отказа. Их постоянно подрезали, они, в свою очередь, кого-то подрезали, но рукопашных столкновений уже не было. Такая езда даже вошла в привычку. Еще один день гоняли по трассам, Московскому шоссе, КАДу, оттуда с дамбы завернули в Кронштадт, где и пообедали.

– Нормально, – заключил Максимов в конце поездки. – Не люкс, конечно, но вполне терпимо. Когда едете?

– Завтра.

–Это понятно. Во сколько?

– Часов в семь утра. Пока дороги свободные.

– Разумно.

У своего дома Максимов перед тем, как выйти из машины, пожал Ховрину руку:

– Удачи в дороге!

– Спасибо, – ответил Ховрин.

Потом он встретил и проводил Катю. Позже, запарковав «теану» своего дома, Ховрин заглушил двигатель, отстегнул ремень, вышел из машины, до хруста потянулся.

Это был вечер пятницы.

А в субботу предстояло ехать в Торжок.

Ховрин еле-еле разлепил глаза в шесть утра. Видел какой-то очень интересный сон, который хотелось бы досмотреть. В чем-то он был мучительный, но уже через секунду после пробуждения вспомнить его сути Ховрин не мог. Еще было довольно темно. Дом спал, хотя уже запищали фургоны, доставляющие товар в магазин «Пятерочка» на первом этаже. Даже не позавтракав, стуча зубами, Ховрин вышел на улицу. Ночь была холодная, лобовое стекло пришлось отскребать ото льда. «Ну, и весна в этом году!» – ворчал мужик рядом, тоже очищающий свою машину.

Когда Ховрин приехал на базу в Лисий Нос, было без десяти семь утра. Стоял такой туман, что Ховрину показалось, что он вошел в упавшее на землю облако – по лицу будто мазнули холодной мокрой тряпкой. Однако потихоньку сквозь туман начали пробиваться лучи солнца. Вскоре день засиял, словно вытертое начисто до писка оконное стекло.

Данилов провел инструктаж:

– Отвезешь ее в Торжок, там ночуете в деревне у ее бабушки с дедушкой и назад. Вот адрес. Он уже вбит в навигатор. Поедешь на этой машине. Специально тебя останавливать не будут, но и сам не нарывайся! Из машины не выходи ни при каких обстоятельствах. В крайнем случае – звони. Держи айфон. Тут стандартная система. Ты может в любой момент узнать, где она находится, и мы будем знать, где вы находитесь. Обойдешься без всякого специального оборудования.

Ховрин попробовал. Зеленая точка появилась на карте, где находился Катин дом. Значит, сидела дома.

– Я буду контролировать ваше передвижение по твоему айфону. Хотя не везде хорошая связь и не везде есть быстрый Интернет, но, думаю, будет достаточно.

Пошли в большую залу с уже горящим и трескучим камином, от которого шел жар, на столе стоял огромный компьютерный монитор. Пока компьютер загружался, Данилов разлил по чашкам чай. Сели к монитору. Перед ними была карта. Данилов приблизил картинку.

– Дорога до Москвы большей частью дерьмовая, особенно у самого Торжка. Подъезды к Сволочку с обеих сторон – тоже дрянь – сплошные пробки из трейлеров и автовозов. Все стоит. Последний раз пришлось ехать по обочине. Резко на газ не дави. Двигатель тут почти шесть литров. Там стоит антирадар, если начинает пищать – сбавляй скорость – впереди может быть пост, на стационарный радар наплевать. Пост – тоже ничего страшного, но потеряешь время. На трассе больше ста двадцати не гони, а в населенных пунктах – больше восьмидесяти, тогда тебя останавливать не будут. Документы на машину и страховка в бардачке. На, держи ключи и деньги на бензин. Машина американской сборки, бензин девяносто второй, заправки выбирай поприличней, только фирменные, типа Шелл, БП – где есть цивильное кафе, туалет.

Вышли из дома, подошли к гаражу, Данилов нажал на кнопку, металлическая штора с грохотом поднялась. Вошли внутрь. Вспыхнул свет.

Перед Ховриным стояла огромная сияющая черная «тойота-секвойя» величиной с микроавтобус.

– Ты сам Владимира Петровича Гарцева когда-нибудь видел? – спросил Данилов, открывая дверь машины и осматривая салон. – А, ну да, конечно же, нет – он уже четыре года в России не появлялся. Такой, когда выпьет, просто мечта хулигана, у любого гопника руки чешутся дать ему в морду. Он очень жесткий в бизнесе и довольно беззащитный в обычной жизни. Я какое-то время одновременно был его личным охранником и водителем. Это не совсем по правилам, но он не любил лишних людей в таком тесном пространстве как машина. Всегда сидел сзади справа. Там в холодильнике между сиденьями всегда было несколько бутылок вина, бокалы. Он обычно выпивал одну или две. Пару раз я его буквально выносил на себе. Приносил домой и сваливал в прихожей на банкетку, как дрова.

– Это «Секвойя»-то тесное пространство? – удивился Ховрин.

– До «Секвойи» у нас была другая машина – поменьше. Хотя тоже немаленькая. Перед возвратом машину помой и пригони сюда. Вперед!

Он повернулся и пошел к дому. Разговор был окончен.

Задача была привыкнуть к габаритам машины и не снести ворота. Получилось. Вырулил на дорогу, нажал на газ – «Секвойя» резко рванула вперед, вжав Ховрина в сиденье. Промчался по кольцевой дороге и через полчаса был у Катиного дома. Она уже была готова.

Катя, усевшись, бросила вещи на заднее сиденье, пристегнулась ремнем, поерзала и сказала:

– Круто! Где взял?

– У знакомых, – не вдаваясь с детали, ответил Ховрин.

Пока не выехали со двора, постоянно пищали парктроники, вделанные в «Секвойю» со всех сторон. Номер машины был тоже крутой 111.

Катя сразу стала крутить ручки, нажимать кнопки, шарить по радиоканалам, наконец, нашла «Радио Монте-Карло»: «Вау!» Включила погромче. Стала качаться в такт музыке. Вскинула руки вверх:

– Свобода! Ура!

Дорога неслась под огромные колеса, изредка потряхивало. По сторонам тянулись то поля, то лес, то деревни. Вокруг трассы царила невероятная грязь. Вглубь отходящих дорог смотреть было страшно. Названия придорожных кафе встречались довольно однообразные, типа «Минутка», хотя попалось и оригинальное «Вдали от жен».

Катя поежилась:

– В такую «Минутку» зайдешь перекусить да и пропадешь с концами. Пойдешь на шашлыки.

Ховрин мысленно с ней согласился. Поэтому перекусили в кафе на заправке ВР, как и рекомендовал Данилов.

Вдоль трассы тянулись бесконечные серые безликие деревни с перекошенными домами, некоторые из домов были сожжены дотла. Казалось, остановишься – сразу бросятся зомби, обглодают до костей. Один такой зомби – чумазый, в ватнике, явно пьяный, шатаясь, прошел к такому перекошенному серому дому.

– И здесь реально живут люди? Да тут кино можно снимать про жизнь после атомной войны. Апокалипсис нау! – ужасалась Катя. – Это какая-то совсем другая страна.

К их удивлению и ребенок какой-то на улице показался. И тоже в сером ватнике. Оказывается, тутошний народ еще и размножался. Кое-где на домах висели ржавые спутниковые тарелки, изредка попадались и относительно новые. Какая-то жизнь в этих трущобах все же происходила.

В одном из селений под дорогой был сделан подземный переход. Ховрино это удивило:

– Блин, здесь можно устроить западню для маньяков – они наверняка тут кучкуются, ждут жертву. Прибывает наряд, блокирует выходы и наверняка пара-то маньяков и попадется! Интересно, что если один маньяк задумает прибить другого? Или и у них бывает племенная солидарность?

Стемнело, но свет по трассе почти нигде не горел.

В Твери их все же остановили. Откуда-то выскочил дэпээсник, замахал полосатой палкой.

– Вы превысили скорость в два раза: тут разрешена сорок, а вы ехали восемьдесят! – заявил он, разглядывая Ховрина.

Ховрин протянул ему права и документы на «Секвойю».

– Пройдемте со мной в патрульную машину! – пригласил полицейский, взглянув на права только мельком.

– Я не могу – девушка боится оставаться одна, у нее панические атаки, – ответил Ховрин, думая при этом: «Все, пиздец! Вытащат за шкирятник и будут бить». Слышал про такое.

Полицейский посмотрел документы на «Секвойю», унес в свою машину, там что-то довольно долго делал. Через какое-то время Катя все же заволновалась: «Может, сходить?», но Ховрин, стиснув зубы, остался ждать на месте.

Потом вернулся дэпээсник, не глядя, сунул документы, буркнул: «Можете ехать!» Ховрин с облегчением выдохнул.

За Торжком ехали по навигатору. Деревни, которая была на карте, в реальности не существовало. Только корявые дуплистые деревья росли ровной линией вдоль бывшей улицы, однако не было ни домов, ни заборов. Даже печек не осталось.

– Говорили мне, что дорога вокруг Торжка жесткач, но не думал, что до такой степени, – пробормотал Ховрин, виляя машиной между воронками. Тут словно недавно произошла бомбардировка.

Впрочем, «Секвойя» с ее огромными колесами проносилась и прямо по ямам без особенного труда и тряски.

Наконец и нашли деревню дедушки с бабушкой. Дом был хороший, ограда высокая, ворота открывались автоматически, со скрипом отъезжая в сторону. Сынуля видно регулярно засылал старикам деньги. Бабушка с дедушкой уже ждали. Начались крики радости, объятия, поцелуи. «Ах, какая ты стала взрослая и красивая!» и т.д.

Некоторая доля этой радости досталась и Ховрину. После ужина ему показали комнату, где уже была застелена для него кровать. Возбуждение от дороги все еще не отпускало его, спать совершенно не хотелось. Ховрин вышел в туалет, обошел вокруг дома. Горело окно в спальню. Между шторами оставалась узкая щель. Ховрин подошел, глянул туда. Это была Катина комната. Катя уже сняла блузку и стояла только в черном бюстгальтере и в трусиках, потом чуть выгнулась назад, рукой пошарила на спине, расстегивая лифчик, наконец, расстегнула, начала его стягивать, – еще бы чуть-чуть! – но тут же, поскольку выключила свет, исчезла из поля зрения Ховрина, испытавшего кратковременный приступ сердцебиения и начальной эрекции. Порыв ветра с поля остудил ему лицо, принес запах тающего снега, подгнившей прошлогодней травы. Захотелось сесть в поезд и куда-нибудь поехать далеко-далеко.

В комнате было душно, тикали часы. Ховрин открыл форточку, с наслаждением вдохнул влажный прохладный воздух. Потом снова лег – досыпать. Под утро прошел тихий несильный дождь, терпко запахло оттаявшей землей.

Утром завтракали блинами с малиновым вареньем, чаем из самовара в протопленной комнате, где чуть-чуть пахло дымом от печки. В дырочках заслонки уютно металось пламя, трещали дрова. Потом немного погуляли по деревне (пришлось надевать сапоги) и стали собираться в обратную дорогу.

При выезде из Торжка Катя пересела за заднее сиденье – смотреть кино и спать.

На светофоре в окно постучали. Ховрин приопустил стекло. Всунулась довольно миловидная женщина, но без передних зубов, прохрипела прокуренным голосом:

– Минет – триста, секс – пятьсот!

Она была чуть пьяна. И, несмотря на это, в ней все-таки был некий шарм, аура, харизма. Вставить бы ей зубы, приодеть – она бы стоила целого состояния. И теперь на нее наверняка был спрос.

Разглядев на заднем сиденье Катю, которая смотрела на нее с ужасом, женщина заскучала и отошла от машины.

Остановились только один раз: заправились и перекусили. Приехали в город примерно в половине десятого вечера.

Ховрин помыл «Секвойю» и пригнал на место в Лисий Нос уже в одиннадцать. Петрович без разговоров накормил его картошкой с тушенкой, спросил:

– Ночевать будешь?

– Нет. Поеду домой.

– Держи тогда ключи. Вон стоит синяя «фордеха». Документы в бардачке. Она твоя.

– В смысле? – не понял Ховрин.

– Шеф сказал: твоя машина. Пользуйся.

Довольно грязный на вид автомобиль стоял в самом углу двора.

Ховрин отзвонился Данилову, сделал короткий отчет.

– Молодец! – похвалил Данилов, спросил: – Петрович отдал тебе ключи от машины?

– Да.

– Неброско, не премиум-класс, но выпендрежа тебе и не нужно. Скромно и не бросается в глаза, – сказал Данилов. – Помыть только надо. Всю зиму не мыли.

– Спасибо.

– Пользуйся.

Впрочем, бежала «фордеха» очень резво. А помытая выглядела очень даже прилично.

В субботу ходили с Катей на выступление какой-то группы, название которой Ховрин не запомнил, но Кате она очень нравилась, у нее даже запись дома была. Концерт происходил в небольшом ночном клубе, располагавшемся в полуподвале на углу одной из многочисленных Советских улиц. Ховрин уже бывал там пару раз на концертах, когда давали бесплатный флаер, Катя же до этого не была никогда. Народу набилось битком, на танцполе – не протиснуться, в бар – очередь. Поплясали, выпили лимонада. Катя, румяная, запыхавшаяся после толкучки клуба, осталась вечером очень довольна. Ёжилась на ветру. Ховрину зазудело обнять, прижать ее к себе, но он удержался. Сели в машину, включили печку. При расставании Катя бессознательно сделала было шаг вперед, словно для объятия и поцелуя, но осеклась.

Следующая неделя тоже прошла без происшествий. Два раза сходили в ресторан и оба раза удачно: и атмосфера, и еда, и обслуживание – все там понравилось.

– Может мне завести блог с ресторанной критикой? – спросила Катя.

– На фига? Ты же скоро уедешь.

– А, ну да…

Планы на выходные неожиданно поменялись. В пятницу вечером, уже открыв дверь и заходя к себе в квартиру, Катя вдруг повернулась и выпалила:

– На выходные обещают хорошую погоду. Не хочу сидеть дома! Погуляешь со мной в воскресенье? – тряхнула она волосами.

Пятью минутами позже, когда Ховрин уже выходил на улицу, позвонила Грушевская – Груша. В субботу у нее намечалась вечеринка.

– Что нужно? – спросил Ховрин.

– Бухла притащи. Вискарь или водку – только хорошую. Литруху. Пару пакетов яблочного сока. Закусь будет. Точно придешь?

– Если только по работе не дернут! – важно сказал Ховрин. – Скорей всего приду!

Пришел, опоздал, правда, на час. Все уже были хорошо поддатые. Сразу же спросили:

– Бухло принес?

Ховрин звякнул пакетами. Ему налили штрафную. Да и какую! Ховрина тут же растащило. Смотрит: уже какая-то девчонка умостилась подмышкой. Поцеловались.

– Тебя как зовут? – пропищала девчонка.

– Витя.

– А я – Лера!

Снова поцеловались – теперь взасос. Через полчаса подвыпившая Лера уже копошилась в его штанах, пыталась расстегнуть молнию.

– Подожди, я помогу! – пробормотал Ховрин. Лера в его глазах уже двоилась. Лицо ее он так и не запомнил. Наверно, и не узнал бы при встрече. Утром она куда-то подевалась. На подушке остался ее запах. Ховрин сел на диване. Комната крутилась. Пошел в туалет, поблевал. Стало легче. Поспал еще, потом появилась из своей комнаты довольно помятая Груша в чужой футболке до колен, с всклокоченными волосами. Она напоминала китаянку – глаза ее, и так немного раскосые, отекли и сузились до щелочек. С бодуна ее здорово потряхивало. Она только кивнула Ховрину и прошаркала к туалету.

За Катей Ховрин заехал ровно в одиннадцать утра. Она села в машину, хлопнула дверью: «Поехали». Щелкнула застежка ремня безопасности. Ховрин тронул машину. Ехали не спеша. Во всем окружающем пейзаже словно была разлита любовная нега. Томительно медленно таял снег, грязные откосы железнодорожной насыпи спозали вниз. Когда проезжали под эстакадой, по кузову машины гулко простучала капель. Так бы ехать и ехать по магистрали куда-нибудь к югу. Полицейский на обочине махнул полосатым жезлом. Ховрин остановился, нажав кнопку, опустил стекло. Полицейский сунул нос в салон, принюхался:

– Все нормально?

– Да, все в порядке, – ответил Ховрин, стараясь не выдыхать, хотя и зажевал предварительно два «антиполицая» разом.

– Страховку покажите, – уже без особого интереса спросил полицейский, почти не глядя, сунул бумагу обратно, сказал:

– Счастливого пути!

Решили поехать в Кронштадт. Там сходили в Морской собор, посмотрели на корабли в гавани, пообедали в каком-то трактире. Долго сидели на скамейке, подставив лица солнцу. В парке пахло недавно распиленными деревьями.

В понедельник после курсов посетили очередной ресторан. Было еще не очень поздно, когда собрались уходить. Катя отошла в холл – ей надо было поговорить с отцом, который позвонил ей из Лондона. Посмотрев на экран телефона, сделала гримасу, показала растопыренную ладонь – типа, пять минут, но застряла надолго. Ховрин стоял у гардероба, держал в руках ее куртку, прижал к лицу, вдохнул запах. У куртки был особый Катин запах. Смесь из духов и еще чего-то, присущего только ей. Ховрин словно знал его всегда. Уют и спокойствие было в этом запахе. Сквозь стекло наблюдал за улицей. Прямо на его глазах произошла беспредельная сцена: трое подвыпивших парней шли по тротуару во всю его ширину. Поравнялись со встречным мужчиной. Тот посторонился, но один из парней вдруг неожиданно ударил его в голову так, что мужчина рухнул на дорогу без сознания.

– Вот ни фига себе! – вырвалось у Ховрина. Среагировать на такой неожиданный удар очень сложно даже подготовленному человеку, если, конечно, не ожидаешь его заранее. А мужчина удара явно не ждал. Просто шел мимо, занятый своими мыслями. Довольно быстро приехала «скорая». Врач в синей форме только развел руками. Что-то он все-таки для вида поделал, типа искусственного дыхания и массажа сердца, но потом накрыл тело простыней. Тут уже появилась и полиция.

Ховрин вышел из ресторана, чтобы посмотреть поближе. Всунулся в группу наблюдающих. Пожилой мужчина, стоявший рядом с ним, покачал головой:

– Убили человека за просто так. Шел себе спокойно и на тебе! Вот ведь сволочи какие!

– Поймают – вон камера стоит на углу. Не отмажется, гад! – буркнул другой прохожий.

– Скажет, что мужик ему угрожал, толкнул, пытался ударить, а он лишь защищался, убивать не хотел. Свидетели подтвердят. Неумышленное убийство. Вполне может получить условно, хотя обойдется недешево…

– Пятеру точно дадут…

Тут только появилась Катя, спросила, что случилось.

– Человека убили, – ответил Ховрин.

– Когда?

– Только что.

Катя ахнула, прижала ладони ко рту.

– У нас прошлым летом так одного отвалившейся плиткой убило около дома. Наповал, – сказал стоящий рядом мужчина.

– Это другое дело, – возразил его сосед.

– По сути то же самое. Несчастный случай. Тот и сам не знает, зачем ударил. Будто бес толкнул под локоть. Да так, что и убил. Согласен: неумышленное убийство. Сколько-то отсидит, но в любом случае жизнь его уже навсегда изменится.

Настроение это происшествие, впрочем, испортило. Был человек – и нет человека. Всю дорогу молчали.

Дома Ховрину стало скучно. Он позвонил Вике – и неудачно: та плохо себя чувствовала, якобы болела голова – что-то вроде мигрени.

В тот день после обеда Вику мучительно тошнило. Она периодически бледнела и выбегала в туалет.

– Точно залетела, подруга! – констатировала Настя, у которой схожий эпизод уже был в десятом классе. – От кого хоть? Колись!

– А я знаю? – прохрипела Вика, вынув лицо из унитаза, сплевывая и отсмаркиваясь. – Бигмак вышел! – заявила она.

– Это не от еды! – хихикнула Настя.

– Дура! – проскрипела Вика и снова сунула лицо в унитаз.

Однако понемногу отпустило. Тест на беременность, который она поднесла к глазам трясущейся рукой, показал отрицательный результат. По этому случаю они тут же с Настей выпили бутылку вина на двоих. Показалось мало, взяли еще. Уже в двенадцать ночи позвонили Ховрину. Тот приехал забирать их из кафе – почти выносил. Ехали с открытыми окнами, чтобы обдувало лица и меньше тошнило. Девчонки всю дорогу хохотали и дурачились, пугали, что заблюют машину. Сначала доставили Вику, которая тут же и уснула в прихожей на полу прямо в одежде. Потом Ховрин поехал домой с Настей. Та по дороге протрезвела и захотела продолжения вечера. Зашли в гастрономический паб рядом с домом, там перекусили и выпили пива. У Ховрина дома Настя сразу быстренько разделась и бродила по квартире совершенно голая.

Впрочем, она была очень хорошо сложена и грудь – идеальная. Она это знала и с удовольствием

демострировала. Волосы у нее на голове были черные, необычно густые, пышные и очень кудрявые. Туда вполне можно было что-нибудь засунуть из мелких вещей, и они не выпали бы. На остальном теле ее не было ни единого волоска – все было тщательно выбрито: оставалось лишь потемнение в подмышках и в паху.

«Интересно, сама она себя выбривает в таких местах, или для этих дел есть специальная парикмахерская?» – подумал Ховрин. Настя стояла перед ним абсолютно нагая, не прикрываясь и не стестяясь, совершенно уверенная в собственной красоте и сексуальности. Выше лопатки у Насти была небольшая татуировка – летучая мышь. Татуировка была несколько грубоватая и нецветная, словно ее кололи кустарно где-нибудь на дому, а не в профессиональном салоне по кальке.

– Что это значит? – тронул татуировку пальцем Ховрин.

– Не знаю. Просто так. Красиво.

Так наступила новая неделя, и тут вдруг возникла неожиданная проблема. Наташа, Катина школьная подруга, барабанщица девической группы «Дилижанс», решила отметить свой день рождения в предстоящую субботу в ночном клубе «Барракуда». Об этом Катя объявила в понедельник. Ховрин тут же позвонил Данилову. Встретились с ним тем же вечером в китайском ресторане на улице Луначарского. Сели в отдельной кабинке. Данилов, почесав бородку, сказал:

– Я кое-что разузнал про эту самую «Барракуду». Место это довольно поганое – настоящая клоака. Чего это им втемяшилось туда переться? Нет других, более приличных мест? Разве что дешево. Героина и кокаина там, конечно, нет, но все остальное, типа «экстази» и травки присутствует. Кто будет там без дури торчать под эту долбежку мозга – техномузыку? Впрочем, раньше тоже сперва поддавали и только потом шли на танцы махаться. Принадлежит этот клуб некоему Сергачеву Алимхану Геннадиевичу. Там тусуются «чоткие пацаны», что-то типа группировки. Из них состоит охрана, и еще некоторое количество болтается каждый вечер внутри. Это реально получается клуб по интересам гопоты. Молодежь туда ходит потусоваться, но кого-то просто бьют, если что не так или просто не понравился. Манера такая: подойдут, что-то говорят, потом неожиданно бьют. Поэтому контролируй эту ситуацию. Можешь, конечно, удар удержать, но лучше до этого не допускать. Знаешь, как нужно стоять по отношению к вероятному противнику?

Не дожидаясь ответа, Данилов тут же встал вплотную к Ховрину.

– Теперь попробуй меня ударить! Видишь: неудобно! Он начнет поворачиваться, а ты снова вставай сюда. Я смотрел видеозаписи камер наблюдения. У них даже был сделан такой ролик для одного их друга: подборка сюжетов по каждому пацану, где каждый кого-то избивает. Наиболее опасный из них это некто Жека. Эту гниду хорошо бы, конечно, задавить заранее, например, сломать ему руку или ногу, но уже поздно.

– Гляди! – он включил запись на принесенном ноутбуке. – Вот это самый Жека. Его надо вырубать сходу. Вот слепые зоны для камер. Часть этого коридора и вот тут. Туалет, опять же подойдет. Он подходит, что-то говорит и неожиданно бьет в челюсть и – готово – парень лежит. Парировать подобный удар практически невозможно. Если ты на соревнованиях, ты ожидаешь удара, то тут не знаешь, когда противник начнет… Как выигрывать такие схватки? Тактика тут простая – бить первым. Подходишь – и вырубаешь. Никаких задержек, разговоров. Сразу бьешь. Чаще всего выигрывает тот, кто бьет первым.