Ловцы человеков

Но в 33 года Кришнамурти вдруг отказался быть пророком. 3 августа 1929 года на съезде Ордена он заявил о нежелании участвовать в любых религиозных организациях и роспуске Ордена.

Он сказал: «Когда Кришнамурти умрет – вы создадите религию, построите храм, заведете там церемонии, будете придумывать фразы, догмы, системы. И вы будете пойманы в этом храме, и вам понадобится другой учитель, чтобы прийти и выгнать вас из храма, выбить из вас эту узость, освободить вас. Но человеческий дух таков, что вы создадите другой храм вокруг него, и так будет дальше и дальше».

Многие, конечно, были разочарованы, но тех, кто видел в нем живое свидетельство существования вечно живого Бога, было вполне достаточно для безбедной жизни до 90 лет в состоянии вечной любви к человечеству. Люди все равно тянулись к нему. Ему никогда не приходилось трудиться в поте лица, почти в каждой стране у него были те, кто был готов выложить крупную сумму денег за возможность молча прогуляться вместе с современным Мессией среди сосен. Причем потом последние рассказывали, что за эти минуты пережили великое просветление, даже не услышав ни слова. Дни Кришнамурти проходили в спокойном созерцании, беседах, выступлениях с лекциями и прогулках. Отдыхал он в самых красивых местах мира. Читал только художественные книги, никогда не читал газет, журналов и научной и философской литературы. По этому поводу объяснял: «Живая жизнь и реакция на нее – вот все, что меня интересует». Очень он любил гулять по холмам, созерцая с одной стороны океан, с другой горные вершины. Немудрено в таких условиях осознавать единение с миром и наполняться восторженными чувствами даже к мерзкому человечеству…

Книги, написанные самим Кришнамурти, большой популярности не имели – вместо упрощенной системы тезисов и готовенького резюме он уводил в поиски истины. Интересные фразы записывали те, кто беседовал с ним. Например, вот слова Кришнамурти: «Любовь – мое постоянное внутреннее состояние, я испытываю чувство привязанности ко всем и каждому. Люди часто думают, что моя любовь негативна…» Или вот еще: «Я никогда не отрицал и не утверждал, что являюсь Христом. Я против всякого авторитета в духовных вопросах. Церкви, догмы, церемонии – только камни преткновения на пути к истине».

И тут, конечно, самый главный вопрос: что же есть истина?!

«Истина – это страна без дорог, к ней нельзя прийти через какое-то учение или знание. Истина – это восприятие смысла и мудрости жизни вокруг нас, – так говорил Кришнамурти, – Важно жить полностью в каждый момент нашей жизни. Это единственное реальное освобождение. Я думаю, можно прояснить умы, разговаривая об этом. При случае они сами воспримут истину…»

Были в двадцатом веке и другие товарищи, которые провозглашали себя Мессиями, сочиняли учения, обряды, фокусы, любили, когда их Господом называют. Имели, конечно, свою клиентуру, но все их деяния были лишь упрощенными попытками сделать из себя идолов. Вот если бы Кришнамурти не разогнал свой Орден Звезды, а наоборот, тайно пригласил пару хороших имиджмейкеров для разработки культа собственной личности… Может, к такому и потянулась бы продвинутая молодежь.

– Вот все варианты, которые мы взяли к рассмотрению, – подвел итог Владимир. – Предлагаю записать все приведенные примеры на листе бумаги, обдумать и выяснить, что можно взять от каждого. Или, может быть, тебе сходу понравился какой-то один вариант?

– Да.

– Какой?

– Просто плыть по течению, а вам держаться за полы моих белых одежд.

***

Созданный при помощи найденных Владимиром специалистов сайт зарегистрировали как «Пришествие. Свет». Начинался он фразой «Дух сошел и пребывает в нем». Антон было предложил добавить «мировой учитель здесь», но потом отмахнулся: ладно, вот скоро определимся с учением, тогда уж и допишем.

На сайте Антон и Владимир выложили наполовину досочиненную ими историю о сошествии духа на Светлого, о его способностях, чудесных исцелениях. История была очень краткой – Владимир посчитал, что долгие описания только зарождают сомнение в том, что читателя хотят в чем-то убедить. Назвали написанное просто и масштабно – «Деяния».

Пересказана история была занятно, но в целом достоверно. Само собой, в ней были исключены некоторые подробности и указания на встречи с «акулами капитализма». Посетителям сайта предлагался и ряд видеороликов, где было снято или общение Игоря сразу с несколькими людьми, или высказывания тех, кто встречался с ним, об итогах этих встреч.

А вот Антон наполнял на сайте основу для будущего учения, которое он обозвал тоже просто «Так говорил Светлый». Все интересные мысли, услышанные от Игоря, он наскоро заносил в записную книжку или на диктофон в виде обрывков разговоров и отдельных фраз. Потом на ноутбуке он подрабатывал эти фразы, давая им более образный литературный вид, излагал слогом, напоминающим евангельский, добавлял к ним комментарии о том, к какой ситуации относились эти слова. Например:

Только в моменты влюбленности избавляешься ты от ощущения зряшности своего существования. Неважно, кого и что ты любишь, главное чувствовать эту любовь – она дает понимание сущности твоей жизни. Задумайся о том, какая любовь заложена в тебе и дай ей возможность реализоваться. Только не обманывай себя.

– Ваша светлость, подпишите в печать! – показывал он Игорю свою работу перед тем, как отправить ее на всеобщее обозрение.

Материал сайта постоянно пополнялись. В перспективе, подумывал Антон, когда подкопится материала, можно будет оформить все это в книгу типа «Деяния на пути Света». Вот это будет книга – ее уникальность будет уже в том, что писалась она практически сразу в Интернете на глазах у многих читателей!

На основе всего этого он вновь и вновь начинал составлять свод заповедей нового учения. И каждый раз откладывал начатое – получалось что-то размытое, слова не вдохновляли новизной. Напрасно старался Антон создать для Игоря стройное учение из отрывочных фраз – когда оно, казалось бы, начинало получаться, он ловил себя на мысли, что в этом нет какой-то диковинности и принципиального отличия от всего сказанного мудрецами прошлых веков. Он думал, какую фразу положить в основной постулат нового учения, и никак не мог определиться. Ладно, решил он, все это созреет, Христос ведь тоже не в первый день свою Нагорную проповедь произнес. Пока надо завлекать народ притчами да чудесами. Антон записывал:

Стал говорить со Светлым человек, весьма искусный в публичных выступлениях, добившийся известности и богатства. Привело его к Светлому несчастье – болезнь, врачи отпустили ему жизни не более полугода. И спросил он: чем заслужил он наказание умереть медленной смертью в расцвете своей жизни? – Разве это твоя жизнь? Не кажется ли тебе временами, что ты выбрал не свою жизнь, а чужую? – услышал он в ответ. – Чем же ты лучше тех, кто гибнет по пьянке из-за того, что не хотел искать настоящей своей жизни? Иди и ищи свою настоящую жизнь, и она будет тебе дана.

В воскресенье с раннего утра с проходящей мимо электрички к домику, который занимала, как выразился Антон, «святая троица», шли люди. Антон уже не устанавливал очередность, а пропускал сразу всю толпу во двор, в центре которого стояла небольшая беседка. Люди окружали кольцом беседку, кто-то первый или сразу несколько человек, торопясь, заходили в нее и присаживались рядом с Игорем. Другие обступали беседку, кто-то сидел рядом на скамьях, кто-то стоял, облокотившись на перила беседки.

Антон разделил всех приходящих сюда на «интересующихся» и «болезных».

– Если вы верите в меня – пусть воздастся вам по вере вашей, – повторял Игорь, касаясь этих людей.

Иногда на час затягивалась беседа с одним каким-то человеком. Однажды Игорь сам выделил из толпы высокого молодого человека, коротко стриженого, с грубыми чертами лица, в черной кожаной куртке и кепке.

– Я не тот, кого вы всю жизнь искали, – сказал он ему. – И не собираюсь вам ничего разрешать.

– А я никого и не искал, я только любопытствующий, – ответил тот. – Не знаю, чего вам во мне привиделось.

– Я увидел то чувство, которое вы постоянно носите в себе – желание оправдать себя.

***

… Стоявший перед Игорем молодой человек был единственным сыном баловавшей его безответной и тихой женщины, привыкшей демонстрируемую убежденность любого говорившего считать лучшим доказательством его правоты. Первую половину своей жизни прожила она в деревне, где работала поваром в крошечной деревянной колхозной столовой. Как только ни потешались деревенские трактористы и шофера над ее простотой! Один деревенский остряк, глядя на то, с каким усилием она отмывает от жира посуду, посоветовал ей как-то самый эффективный способ, не мучаясь, сделать чистыми облепленные жиром крышки алюминиевых сковородок. Без всяких задних мыслей женщина открыла дверцу топящейся печки и скидала на горящие угли крышки сковород, рассчитывая через десяток минут достать их оттуда железными клещами уже без следов жира. Но через пять минут из дверцы печки на пол печки полился блестящий ручеек расплавленного алюминия.

Обнаглевшие мужики после этого совсем потеряли голову и перестали задумываться над тем, что говорят ей. Дошло до того, что тот мужичок, у которого она попросила принести из дома капкан для отлова появившихся в столовой крыс, выдал ей лучший рецепт избавления от любых мелких хвостатых тварей.

– Ты, Люба, слушай меня, – твердо заявил он, передавая капкан. – По одному зверю всю популяцию никогда не извести и с места не сдвинуть. Надо шороху навести там, где они поселились, тогда они с насиженного места и уйдут куда глаза глядят подальше. Вот поймаешь одну крысу за ногу в капкан, облей ее соляркой, да подожги. Как разгорится, палкой на пружину капкана нажми, чтоб крыса в нору драпанула. Так уж она там замечется, что вся их братия в панике разбежится и больше сюда не вернется!

Повариха так и сделала на следующий день утром. Когда объятая пламенем крыса унеслась в прогрызенную ею в полу дырку, Люба еще стояла несколько минут наготове с палкой, готовясь отбиваться от обезумевших от ужаса крыс, чтобы те не выскочили в помещение и не начали прыгать по посуде. Крыс не было, зато минут через пять из дырки и щелей пола повалил дым.

После случая со сгоревшей столовой Люба бросила родную деревню и уехала жить в город к такой же одинокой тетке-старушке, вскоре оставившей квартиру в наследство. Нажила «по простодушию» ребенка, которого стала воспитывать одна. Жила, стараясь ни о чем не задумываться, и только механически выполняя свою работу в цехе на заводе и все остальные домашние дела. Изредка приезжая в родную деревню, в которой погибло всякое производство, она одновременно с и ужасом, и внутренним торжеством наблюдала прогрессирующее пьянство своих бывших односельчан. Словно жизнь подсказывала, что ничем не лучше ее те, кто смеялся над ее простотой.

С самого раннего возраста ее сын, чувствуя простодушие матери, привык к тому, что любая его проделка будет прощена, надо только суметь ее убедительно объяснить и настоять на своей правоте. И тогда мать махнет рукой: раз говорит так убежденно – значит, так и есть. И как это обычно бывает, он стал подсознательно выбирать то, что оправдывало его желания.

Пока сверстники его с детской неуверенностью разбирались, что такое хорошо, что такое плохо, те, кто постарше, выглядели в его глазах уже твердо во всем разобравшимися. По крайней мере, своих сомнений младшему они никогда не демонстрировали. Наоборот, всякое его начинание приветствовалось дружным ободрительным гоготом. Компания, как водится, скучала без денег и проводила вечера за попиванием пива где-нибудь в темных дворовых углах или пустующих старых строениях их подмосковного города. Самый молодой ее представитель жадно слушал натуралистичные рассказы своих вожаков об их сексуальных похождениях и железобетонные суждения обо всем и обо всех. Сверстники и учителя в школе день ото дня казались все более нудными и самовлюбленными ограниченными существами.

Однажды утром по дороге в школу он вспомнил рассказы о чудном облегчении души процессом опохмелки и купил полторашку пива. По ступенькам школьного крыльца он поднялся, торжествующе отхлебывая пиво из бутылки.

– Ого, наш сын полка сегодня конкретно на учебу настроен! – одобряюще хохотнули курившие на ступеньках его товарищи-вожаки.

– Кстати, директриса тебе сегодня вставить хотела. Указку. По самые уши. Закидоны, говорит, у чувака появились, так мы ему педсоветом гениталии-то прищемим, – закачал головой один из них, увидевший сквозь стекла, что в холле маячит полная фигура директора школы. Ожидая потехи, он прошел вслед за своим воспитанником в холл и стал наблюдать за конфликтом. Чтобы потеха не сорвалась, в нужный момент разговора директора с пьющим перед ней пиво школьником он пропел плаксивым бабьим голосом:

– Че вы маленьких обижаете, ребенку, может, доктор прописал пиво по утрам пить, как Шварценеггеру в детстве. Его дома мама из соски пивом поит, а вы кричите на него! Может, он из-за вас хиленьким останется, а мог бы качком вырасти!

В ходе завязавшейся потехи после этих слов накачанный пивом и обидой школьник окатил директоршу школы из бутылки и кричал, как обезумевший, что-то и про учителей и про нижнее белье директорши, пока его не скрутили и не унесли в каморку завхоза. Там он громил от бешенства ведра и банки, упиваясь их грохотом…

Наказанием за эту выходку для него стало заключение в Центр временного содержания несовершеннолетних правонарушителей – мини-тюрьму, где такие как он, проводили по месяцу в наказание и в назидание на будущее. Работники учреждения знали свое дело – малолетние хулиганы лишены были возможности курить, свободно общаться друг с другом без присмотра, да и вообще не имели свободного времени: основным лекарством для прогнания вредных мыслей и привычек была трудотерапия. Не находилось работы веником и метлой – их заставляли мастерить какие-то поделки из веточек и шишек, складывать из бумажных листков оригами…

Он попробовал было сотворить для начала мелкую пакость, но когда он стал по привычке с самоуверенной слезливостью обиженного оправдываться, его не стали слушать, а отправили в местный карцер, лишив ужина и пригрозив продлением заключения за плохое поведение. После этого он стал, проглотив злобу, монотонно выполнять все отпущенное на день. Странное дело, ему начало нравиться насаждаемое здесь рукоделие, и даже к рисованию у него есть, оказывается, определенные способности.

– Я каждый месяц для тех, кого к нам привозят, рассказываю один и тот же пример, – стал говорить им однажды лекцию местный начальник, повесив на стену картинку, на которой был изображена сцена захвата викингами стоящего на берегу моря монастыря. На ней рыжебородые вояки в рогатых шлемах бежали убивать выставивших вперед кресты монахов. – Пример этот очень поучителен. Тысячу лет назад главной напастью в Европе были викинги. Ужас вселяли они всем при своем появлении на быстрых драконах – так они свои лодки называли. Дико вращая глазами и рыча от ярости, убивали они всех, кто пытался им сопротивляться! Грабеж и битва были их стихией, и даже мирная смерть старика в кругу семьи, а не в бою, считалась великим позором, ее они коровьей смертью называли. Тихий труд без убийств каких-нибудь иноземцев тоже считался позором. Типа земля у нас все равно бедная, не убиваешь иноземцев – значит, не желаешь лучше жить.

– Дикие люди даже по самым средневековым понятиям! – театрально возвысил свой голос начальник, а потом резко понизил его. – А вот как только завоевали они немного земель, осели на них – и что бы вы думали – превратились в самых мирных и очень хозяйственных тружеников, которые стали лучше всех соседей возделывать землю. Потому что позорным у них стало считаться совсем другое, а убийства никто уже не оправдывал. Так вот к чему я это говорю: из хулиганов порой самые способные работники получаются.

После месячной отсидки школьник имел долгую беседу с милицейским инспектором отдела по делам несовершеннолетних, на которой говорил, что возьмется за ум, бросит прежние выходки и т.д. Но в первый же вечер по привычке отправился к старой компании. Компанейцы тем временем придумали новое развлечение.

– Так вот мы решили, что порядок надо наводить. Хамство вокруг процветает, надо с ним бороться, – выдвинули они идею, обрадовавшись его появлению.

Идея была проста. Компания, распивая пиво, усаживалась где-нибудь в парке, примечала одиноких прохожих хлипкого телосложения и высылала вперед своего «сына полка». Тот начинал просить закурить.

– Дядька, а дядька, давай курить, дядька, я три дня не куривши, ты че… – елозил он перед прохожим. Если тот молча доставал пачку, «сын полка» клянчил уже пару сигареток, а тянул из пачки сколько сможет. Впрочем, случалось и так, что прихватив сигарет, школьник пинал в ногу прохожего и бежал к своей компании. Если тот отказывал, подосланный начинал кричать, увязывался за ним, хватаясь за одежду. Тогда со скамейки поднималась уже команда вожаков, обступала испуганного и «вступалась за обиженного». Потолкав его как следует в своем кругу и насладившись испугом, того заставляли извиняться и отпускали. Бить не били, просто опробовали всякие приемы для запугивания: резко замахивались, а потом отводили руку почесать за ухом, или делали выпад рукой к низу его живота и кричали: «а что это за мусор на пальтишке?». После пары удачно отыгранных сцен вожаки хлопали по плечу «сына полка», восторженно разбирали его приемы работы с клиентом, и тот был по-своему счастлив.

Но как только вожаки покинули школу, вся их компания распалась. Пару человек приглядели мастера криминального мира, легко «взяли на слабо» ищущих дешевого одобрения подростков и вскоре отправили их вместо себя на отсидку за колючую проволоку. Один и вовсе завершил свою жизнь довольно глупо. Маясь от скуки зимним днем вместе с товарищем у него дома на окраине городка, он после изрядной дозы выпитого ими придумал-таки развлечение. К отцовской машине товарища привязали веревкой большую накачанную камеру от трактора, оседлавший ее лихо помчался по заснеженной проселочной дороге. Сидящий за рулем прибавлял газ, глядя на то, как всадник прыгает на камере, мечущейся от одной высокой снежной бровки к другой. Да вот на беду оглядывающийся назад водитель совсем поздно заметил приближающуюся навстречу машину. Он резко крутанул руль вправо, избежал столкновения, но камера от этого метнулась в противоположную сторону. От удара веревка порвалась, камера отскочила назад, а беспечный устроитель потехи остался лежать животом на бампере, пробив головой и плечами обшивку радиатора и раскроив голову о треснувший радиатор.

– Вот это голубь нам залетел… – неспешно высказались вышедшие из машины мужчины. – Если бы радиатор не пробил, так бы его и оставить тут как свадебную куколку, только штаны ему спустить, цветочек воткнуть да ехать дальше…

«Сын полка» сильно тосковал – хотелось выйти и увязаться за кем-нибудь на улице, кричать, кривляться, врезать ему от беспричинной злости, чтобы понаблюдать, как тот согнется. Но если рядом нет тех, кто одобрительно похлопает по плечу и поддержит, тебя в лучшем случае посчитают придурком. В худшем получишь по морде. Поэтому страшно хотелось, чтобы рядом были те, кто оправдает твои тайные желания.

Он ввязался было в компанию футбольных фанатов, которые растолковали ему, каким образом надо фанатеть и как круто орать на матче, поддерживая свою команду. Но после пары матчей ему стало скучно: его товарищи, как ему показалось, только давали волю своим желаниям покричать, попрыгать да помахать руками, а ввязываться в драки, увязываться бегать за кем-то с кривляньями и не думали. Его же сейчас уже постоянно давило желание, чтобы рядом был кто-то оправдывающий и эти его желания.

В одни из летних каникул во время учебы в профучилище он случайно прослышал, что часть его бывших товарищей вместе с подобными им друзьями летом живут в леске неподалеку от их городка своим палаточным лагерем. И вроде как хороводит там изрядно сидевший товарищ уже в годах с диким взглядом.

У него полка» перехватило дыхание от восторга. Вот где можно отдаться на волю сильного вместе с непоколебимо уверенными в своей правоте товарищами!

Он тут же отправился к этому лагерю, где довольно легко согласились на его предложение взять его «сыном полка». Жили в лагере в палатках пара десятков разного рода вчерашних подростков. Подъем – зарядка – завтрак – изучение приемов боя и поведения в драке с разбором спаррингов. Например, очень понравился всем прием «шведская свинья» для быстрого прохождения нескольких человек сквозь большую толпу. Впереди вставал самый мощный боец, сзади два, потом пара рядов по три человека. Передний молотил обоими кулаками впереди себя, боковые работали одной рукой в своем направлении, другой прикрывались, а те, кто был внутри строя, держали боковых, чтобы строй не нарушался, плюс делали ритмичные выкрики – работали еще и за полковые барабаны.

– Главное – на месте не стоять и в стену не упереться, как на Ледовом побоище. В остальном прием великолепен, – объяснял тот самый главный и дикий. – По всей стране им пользовались, например, в самом конце 1990-го года. Деньжата у народа водились, но чего-то неясное в стране назревало, и многие начинали за свои сбережения справедливо опасаться. Народ бросился золотишко покупать. Тогда магазины ювелирные обязаны были ежедневно какую-то порцию товара с утра выкладывать на прилавок по вовсе не рыночным ценам. С трех утра у магазинов начинали пенсионеры собираться, а к открытию уже стояла толпа в несколько сотен старикашек. И вот за минуту до того, как двери откроют, ребята успевали из машин выйти, построиться свиньей, пройти сквозь толпу точно к открытию магазина и прикупить все, что есть. Челюсти вставные старушачьи летели во все стороны, только знай рожу прикрывай от старух царапающихся!

Вечером были песни и пляски у костра или рассказы о былых делах на зоне уже посидевшего главаря лагеря.

– Вы, живущие здесь, в первозданной красе дикого леса – боги! – кричал и разводил руками от восторга этот бывший сиделец. – Дышите чистотой и наполняйтесь силой! Вы боги своего народа, которые будут чистить его от скверны!

– Трудно быть богом, как говорится, бойцы! – поговаривал этот босс, хотя сам не тяготился преклонением этого сброда.

Пожив неделю в лагере, «сын полка» получил от босса личное поручение:

– Ты, наш ученый брат, сходи в разведку: что за тип проповеди ведет в доме вот по этому адресу. Может, он к магометанству народ православный склоняет, обрезание велит делать? Если так, то мы ему штурм с обрезанием устроим. Домик, говорят, без особой охраны, одинокий.

Посланный в разведку по пути вспомнил телевизионную картинку о том, как на территории бывшей Югославии мусульманская молодежь дикой озверелой толпой громит православный храм. Картинка вызвала прилив восторга: вот бы так же поучаствовать в каком-то штурме, который был бы благословлен товарищами и какой-нибудь оправдывающей идеей! Вот бы вообще найти мощную и грозную организацию, которая бы при соблюдении каких-то обрядов оправдывала все вплоть до отрезания голов чужакам! Пусть даже где-нибудь далеко за границей нашлась бы таковая – он бы махнул туда не глядя…

…Но совершенно неожиданно тот, к кому он направился, выделил его из толпы и произнес:

– Я увидел то чувство, которое вы постоянно носите в себе. Вы всегда ищите оправдание тому, что хочется сделать.

– Воспитывать, что ли собираетесь?

– Каждый, кто общается с человеком, по-своему воспитывает его. И каждый сам выбирает себе воспитателей. Но ты выбирал только тех, кто тебе потакал и оправдывал…

Толпа стала молча слушать слова необычного человека, и как-то сам того не ожидая, начал молча слушать и тот, о ком шла речь…

***

– Ты бы, ваша светлость, притчи им рассказывал. – вздыхал Антон, провожая усталого Игоря в дом в конце такого дня.

– Жизнь каждого – притча.

Среди тех людей, которые приходили к домику, где жил Игорь, промелькнули и бывший провидец Святослав, и когда-то впервые встреченная в провинциальной «синяковке» женщина. Святослав, посмирневший лицом, словно он наконец-то перестал мучиться каким-то нерешаемым вопросом, долго стоял в толпе не так далеко от Игоря и вместе с другими слушал. Встретившись взглядом с Игорем, он смущенно улыбнулся, как улыбается напроказничавший ребенок, понявший, что взрослые, которым он своими шалостями напомнил что-то дорогое их памяти, решили-таки не воздавать ему должного наказания. Игорь кивнул: я рад, что у тебя все устроилось.

Часто Игорь даже не говорил с многими, они лишь слушали вместе о том, что за вечно живое чувство, как бьющий в парус ветер, тянет кому-то путь по общей реке под названием Жизнь.

– Ты бы, ваша светлость, молитвам их научил, чтобы они потом тебе молились, – приговаривал Антон, когда расходились последние из этой толпы.

– Я пока сам у них учусь.