Полная версия
«Зовут её Ася…». Фрагменты из жизни Анастасии Цветаевой
«Зовут её Ася…»
Фрагменты из жизни Анастасии Цветаевой
Ольга Григорьева
© Ольга Григорьева, 2018
ISBN 978-5-4493-8869-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
«Зовут её Ася…»
«Взгляните внимательно…»
Взгляните внимательно и если возможно – нежнее,
И если возможно – подольше с неё не сводите очей.
Она перед вами – дитя с ожерельем на шее
И локонами до плечей.
В ней – всё, что вы любите, всё, что, летя вокруг света,
Вы уже не догоните – как поезда ни быстры.
Во мне говорит не влюблённость поэта
И не гордость сестры.
Зовут её Ася: но лучшее имя ей – пламя,
Которого не было, нет и не будет вовеки ни в ком.
И помните лишь, что она не навек перед вами,
Что все мы умрём…
Это стихотворение Марина Цветаева написала в 1913 году. Своей младшей сестре Анастасии она посвятила немало поэтических строк. А младшая сестра увековечила детство и юность величайшего поэта 20 века в своей книге «Воспоминания», выдержавшей уже много изданий…
В сентябре 2019 года будет отмечаться 125-летие замечательной русской писательницы Анастасии Цветаевой. Её судьба оказалась связанной с Казахстаном – с 1957 по 1962 год она жила в Павлодаре постоянно (после ссылки в деревне Пихтовка Новосибирской области), а до 1974 года ежегодно приезжала и подолгу гостила в семье сына – Андрея Борисовича Трухачёва, воспитывая внучек Риту и Олю, не прекращая работу над «Воспоминаниями» и другими произведениями. Павлодарцы хорошо помнят и «бабушку Асю», и всю семью Трухачёвых.
Мне хочется поподробней рассказать о некоторых эпизодах жизни этого удивительного талантливого человека, основываясь на свидетельствах современников и печатных источниках. Это, прежде всего, книги самой А. И. Цветаевой, воспоминания о ней и Марине, литературоведческие изыскания.
Сколько событий было в жизни Анастасии Цветаевой, не дожившей всего двух недель до 99-летия! Детство в заграничных пансионах – и лишения в революционном Крыму; поездка к Горькому в Сорренто – и сталинские лагеря; романы, опубликованные в юности – и строительство избушки в далёкой сибирской деревне… Такой диапазон одной судьбы возможен был только в двадцатом веке…
Богатое литературное наследие оставила потомкам Анастасия Цветаева. Поэтому писать о ней – и легко, и очень сложно. Ведь почти всю свою жизнь, год за годом, она описывала сама, являясь непревзойдённой мемуаристкой…
И всё же, следуя призыву Марины Цветаевой, посмотрим ещё раз внимательно на её любимую Асю – замечательную писательницу, младшую сестру великого поэта и просто – удивительную женщину с такой богатой и сложной судьбой.
Глава 1. Встреча на льду. Борис Трухачёв
Анастасия Ивановна в памяти павлодарцев осталась человеком неординарным, чьё поведение и поступки никак не вписывались в жизнь маленького казахстанского провинциального городка 60-х годов прошлого века. Очень многие вспоминают, что видели её на катке. Кое-кто специально приходил посмотреть, как 70-летняя бабушка выписывает круги наравне с внучкой Ритой и её подружками (семья сына Цветаевой А. Б. Трухачёва жила тогда рядом со стадионом в «молгородке»). Бывали и курьёзы. Татьяна Кокорева (Пахомова), одноклассница Риты, вспоминает: «Анастасия Ивановна катается с нами, на беговых коньках. Она была худенькая, стройная, даже вёрткая… Мальчишки за нашими спинами договариваются: „Давай толкнём вон ту девчонку!“. С двух сторон подъезжают, глядь – а это бабушка!»…
О чём думала Анастасия Ивановна, описывая круг за кругом на павлодарском катке, какие зимние прогулки вспоминала? Может быть, зиму 1909 года, лёд Патриарших прудов, конькобежцев, которых описала потом в «Воспоминаниях» с таким знанием дела?
«…Пар струйками проносится от пролетающих конькобежцев, согнутых в три погибели, почти касающихся рукой льда (верней, чёрной палочкой кожаных коньковых чехлов, зажатой в руке). Их ноги в чёрном трико летят, как раскинутые крылья ласточек, почти невесомо скользит надо льдом тело…».
Со своим первым мужем, Борисом Трухачёвым, Анастасия Цветаева познакомилась на катке. Это был 1911 год. Асе не было и 17-ти…
«Музыка гремела, летел снежок, синее небо вечера медленно и плавно кружилось над нами, и казалось, что кружится голова…».
Борис сказал при знакомстве, что ему 27 лет, на самом деле он был старше Аси всего на два года. У его родителей было имение в селе Ярцевка Воронежской губернии, куда Анастасия приедет потом с маленьким сыном. Но пока…
«…Что-то ослепительное, несомненное, никогда не виденное, пленительное, нужное было в этом подлетевшем и умчавшемся человеке. Всё остановилось. Важным было только – его возвращение.
…В его брызжущем остроумии было столько захватывающей увлечённости…, грассирующее его «р» так дразнило, его стройное, лёгкое тело (изящное не деланным, а кровным изяществом), худое лицо, тонкий нос с горбинкой и ярко очерченными ноздрями – всё было в совершенстве в первый раз! Упоительно! Ни на кого не похоже!».
Эту встречу Марина описала потом в стихотворении «Конькобежцы», посвящённом Асе и Борису:
Башлык откинула на плечи:
Смешно кататься в башлыке!
Смеётся, – разве на катке
Бывают роковые встречи?
Смеясь над «встречей роковой»,
Светло сверкают два алмаза,
Два широко раскрытых глаза
Из-под опушки меховой.
Всё удаётся, все фигуры!
Ах, эта музыка и лёд!
И как легко её ведёт
Её товарищ белокурый…
Счастливое лето 1911 года сёстры провели в Коктебеле. Марина встретилась там с Сергеем Эфроном.
«Это лето было лучшим из всех моих взрослых лет, и им я обязана тебе», – пишет М. Цветаева Максимилиану Волошину, в доме которого она познакомилась с будущим мужем. Анастасия, приехав попозже, не узнала сестру – так она похорошела, столько счастья светилось в её глазах. Потом к Асе приехал Борис Трухачёв.
Стихотворение Марины «Лесное царство», посвящённое сестре, так подходило этой юной паре, хотя написано было три года назад:
Ты принцесса из царства не светского,
Он – твой рыцарь, готовый на всё…
О, как много в вас милого, детского,
Как понятно мне счастье твоё!
…… … … … … … … ….
Хорошо быть красивыми, быстрыми
И, кострами дразня темноту,
Любоваться безумными искрами,
И как искры сгореть – на лету!
Из Коктебеля Марина и Сергей уезжали в башкирские степи, на кумыс. «Сестра Ася со своим возлюбленным – ей не было семнадцати, ему восемнадцать лет – с того же феодосийского вокзала уезжала в другую сторону, в Москву и дальше, в Финляндию. Их судьбы расходились…
Стоишь у двери с саквояжем.
Какая грусть в лице твоём!
Пока не поздно, хочешь, скажем
В последний раз стихи вдвоём…
От Ивана Владимировича всё тщательно скрывалось…» (Виктория Швейцер, «Быт и бытие Марины Цветаевой», М., «Молодая гвардия», 2002.)
Стихотворение Марины «На вокзале», датированное 1911-ым годом:
Два звонка уже, и скоро третий,
Скоро взмах прощального платка…
Кто поймёт, но кто забудет эти
Пять минут до третьего звонка?
…… … … … … … …..
Кто мудрец, забыл свою науку,
Кто храбрец, забыл свое: «воюй!»
«Ася, руку мне!» и «Ася, руку!»
(Про себя тихонько: «Поцелуй!»)
Поезд тронулся – на волю Божью!
Тяжкий вздох как бы одной души.
И цветы кидали ей к подножью
Ветераны, рыцари, пажи.
М. Цветаева пишет М. Волошину из Москвы в Париж в конце сентября 1911 года: «…Серёжа пока живёт у нас. Папа приезжает наверное дней через 5. Ждём все (Серёжа, Борис, Ася и я) грандиозной истории из-за не совсем осторожного поведения».
Тому же адресату – в начале октября: «…Дома, где мы сейчас с Серёжей, страшный кавардак. Ася переустраивает комнату. Кстати, один эпизод: папа не терпит Борю, и вот, когда он ушёл, Ася позвала Бориса по телефону. Когда в 1 ч. вернулся папа, Борис побоялся, уходя, быть замеченным и остался в детской до 6 ч. утра, причем спускался по лестнице и шёл по зале в одеяле, чтобы быть похожим на женскую фигуру.
Ася перед тем прокралась вниз и на папин вопрос, что она здесь делает, ответила: «Иду за молоком» (которого, кстати, никогда не пьёт)…
26 сентября было Серёжино 18-ти и мое 19-ти летия. …Мы праздновали зараз 4 рождения – наши с Серёжей, Асино, бывшее 14 сентября, и заодно Борино будущее, в феврале. Как бы ты на Асином месте вёл себя с Борисом? Ведь нельзя натягивать вожжи с такими людьми. Как ты думаешь? – Из-за мелочей».
Марина пишет М. Волошину в Москву из Палермо 4 апреля 1912 года: «…Знаешь новость? Ася после пасхи венчается с факиром».
О свадьбе Аси и Бориса вспоминает А. Жернакова-Николаева: «…Однажды перед свадьбой Аси я была у Цветаевых. Нижние комнаты были полны её приданым. В зале помещались исключительно хозяйственные предметы. Мне пришла в голову сумасбродная мысль: я предложила Андрею сыграть в цыган. Мы с ним повязали на головы красные повязки, через плечо надели красные ленты. Взяв огромный таз, мы налили в него спирт и зажгли. Это должно было изображать костер. Андрей под гитару стал петь цыганские романсы. Вдруг в зал ворвалась их знаменитая экономка Александра Олимпьевна… Всплеснув руками, она завопила: «Барышня, милая, Андрей Иванович! Да ведь вы дом сожжёте. Анастасии Ивановны приданое погубите». «Цыгане шумною толпой по Бессарабии кочуют», – засмеялась я ей в ответ.
В это время в комнату вошли Ася и Марина. Ася недовольно взглянула на нас… А Марина, с весёлыми искорками в глазах, обласкала меня несказанно милой улыбкой. Конечно, мы прекратили нашу забаву. Кстати, добавлю о свадьбе Аси. Когда все уже были в церкви и ждали жениха, он запоздал. Андрей был шафером. Потом он по секрету сказал мне, что они, шафера, застали жениха в полном парадном костюме, но… запускающим во дворе воздушного змея. Он был ещё очень молод».
Стихотворение М. Цветаевой «Картинка с конфеты»:
На губках смех, в сердечке благодать,
Которую ни светских правил стужа,
Ни мненья лёд не властны заковать.
Как сладко жить! Как сладко танцевать
В семнадцать лет под добрым взглядом мужа!
Была любовь – настоящая, искренняя, необъяснимая: «Б. – в чёрном пальто, широкополой фетровой шляпе, с белокурыми, волнистыми лёгкими волосами вокруг тонкого оживлённого острого лица, его «р», его смех, все его причуды, синий блеск глаз, которые я так любила, тонкие полоски бровей… Б. – это целый мир, перед которым я часто перестаю быть собой. Я ждала его с чувством стеснённости и тоски, а рассталась с ним нежно, беспомощно, вся поникнув…
Моё сердце от иных выражений его дрожит, как ни от кого. Актёр! Ребёнок! Друг! О, эти иронические речи в течение часа, и поспешное прощание «мне пора», о, этот сарказм, который я ненавижу, но от которого всегда так больно, это красноречие, этот вздор, который он говорит, это нестерпимое поведение, эти инквизиторские вопросы, всё, что бесит меня, всё, что меня так измучило – всё это я глубоко и непонятно люблю!» – писала А. Цветаева в книге «Дым, дым и дым».
В 1912 родился сын Андрей. Жизнь молодых не ладилась. «Мы оба были слишком молоды для брака», – признавала потом Анастасия Ивановна.
«Взглянув на нас, кто бы сказал, что мы муж и жена! Как безнадёжно чувствовалась жизнь впереди – полное отсутствие будущего. И как мудры были мы в 17 и 19 лет, иностранцы и путешественники, – что не глядели вперёд. …Ибо с такой же силой, как нам нет будущего, – прошлое для нас есть».
Это строки из романа «Аmor», написанного в сталинском лагере, в 40-е годы. Вспоминая о первом муже, Анастасия Ивановна пишет «о фантастике, романтике» их встречи, «о мучениях дней, когда они перешли во враждебный мир секса, о том, как секс разбил романтику, угасил ту любовь».
Разрушил их брак не только ранний секс, но и сложный характер Бориса – «тысяча его неожиданных, ни на кого не похожих выходок, из гордыни и отрешённости зачерпнутых». Были, видимо, и чисто бытовые причины.
Р. М. Хин-Гольдовская, писательница, драматург, оставившая, может быть, и достоверные, но довольно злые воспоминания о сёстрах Цветаевых, писала в своём дневнике 18 февраля 1913 года: «…Марина Цветаева, двадцатилетняя поэтесса, жена 19-летнего Серёжи Эфрона, её младшая сестра Ася, тоже замужем за каким-то мальчиком (обе эти четы имеют уже потомство – у Марины девочка, 6 месяцев, у Аси такой же мальчик, причём каждый из этих младенцев перебывал у 6 кормилиц – по одной на месяц!..).
…Все любуются друг другом, собой, все на «ты». Брат Эфрон, Сергей, в 16 лет женился на 17-летней поэтессе Марине Цветаевой (очень красивая особа, с решительными, дерзкими до нахальства манерами); сестра этой Марины 15-летняя гимназистка вышла замуж за 15-летнего же гимназиста, кажется, третьеклассника, но зато пьяницу – первоклассного. Этот супружеский «детский сад» обзавелся потомством – у Марины – девочка, у Аси – не знаю кто…» («Минувшее. Исторический альманах». Вып. 21. – М. – СПб., 1997.)
В романе «Дым, дым и дым» А. Цветаева подтверждает пристрастие Бориса к вину: «…Он приходил, и часто вдвоём с Б-вым, в 2, 3, 4 часа утра, после игры на биллиарде, выпив много вина. Он уходил, не говоря куда, и никогда не отвечал на мой вопрос, когда он вернётся. Мы почти никогда не бывали наедине. И запершись в своей комнате, рядом с детской, где няня укачивала Андрюшу, я часами писала дневник, подводя сотый итог своей жизни, которая с ясной насмешливостью рвалась у меня на глазах».
Анри Труайя, описывая последние дни Ивана Владимировича Цветаева, замечает: «Чтобы не огорчать И.В., Анастасия не стала рассказывать ему о том, что ошиблась, выйдя замуж за Бориса Трухачёва, и что муж грозит разводом, хотя их сынишке был всего год.
…Прошли дни траура, и отношения между Борисом Трухачёвым и Анастасией Цветаевой ещё ухудшились: ссора за ссорой, скандал за скандалом. Дело шло к полному разрыву. Покинув жену и ребёнка, двадцатилетний супруг потихоньку улизнул. Марина сразу же примчалась на помощь младшей сестре и малышу. Ей хотелось вдохнуть в Асю бодрость, поднять настроение, и она убедила Сергея, что они будут очень счастливы, если, взяв с собой Анастасию и её сынишку, отправятся в Крым погреться на солнышке. И вот все пятеро уже в Ялте, откуда – естественно – переезжают в Феодосию, поближе к Коктебелю…».
А то пророческое стихотворение Марины «Конькобежцы» заканчивалось так:
Уж двадцать пять кругов подряд
Они летят по синей глади.
Ах, из-под шапки эти пряди!
Ах, исподлобья этот взгляд!
…… … … … … ……
Поникли узенькие плечи
Её, что мчалась налегке.
Ошиблась, Ася: на катке
Бывают роковые встречи!
Из книги А. Цветаевой «Памятник сыну»: «…Через год мы с Борисом расстались – дружно: он бывал у меня, любил сына. А ещё через год я встретилась с будущим вторым мужем, Маврикием Александровичем, а Борис – со второй женой, актрисой Марией Ивановной Кузнецовой-Гринёвой, с которой я так подружилась…».
Мария Кузнецова (Гринёва), актриса Камерного театра, писала в своих «Воспоминаниях»: «Лене Позоевой (одна из актрис Камерного театра – О.Г.) не хватало на что-то денег, и она решила продать волчью шкуру, которую ей подарил какой-то поклонник её, убивший этого волка. Марина, видимо, сказала сестре своей Асе об этом волке, и Ася пришла к нам первый раз в Обормотник. Ася вошла в пальто и в шапке, подчёркивая, что пришла на минуту и только по делу. Поразила меня бледность её лица, только где-то местами чуть покрытая нежно-розовой тенью. Я сразу увидела большое сходство с Мариной, но Ася меньше, тоньше, нежнее. У неё добрая, прелестная улыбка полных губ. Её ярко-жёлтые, вернее золотые, глаза – прямо, доверчиво и ласково глядят в чужие глаза. Голос очень похож на Маринин, но нежнее. Держит она себя просто, доверчиво, любезно, нет и тени Марининой застенчивости и гордости. Ася вошла не одна, а с каким-то мужчиной, которого я совсем не помню, все моё внимание было устремлено на неё. Помню, как уходил он, унося на спине купленного волка. Это была моя первая встреча с сестрой Марины, с первой женой моего мужа».
В главе «Ёлка» М. Кузнецова описывает, как она накануне Рождества пришла домой, а Борис сказал, что Марина Цветаева звала их на ёлку.
«Помню свое волнение: там я увижу первую жену Бориса и его 3-летнего сына Андрюшу». Автор рассказывает, как они пришли в гости, передаёт свой разговор с Андрюшей.
«Вошла Ася… В этот вечер она казалась мне ещё милее.
…Здесь я познакомилась с Асиным будущим мужем, милым Маврикием Александровичем. Все гости благодарили его за необыкновенный торт…
На другой день после ёлки Марина просила меня прийти к ним днём. В Марининой комнате были мы втроём: Ася, я и Марина. Так интересно, радостно и весело завязывался узел нашей дружбы и родства втроём. Мы так много и счастливо смеялись…».
И ещё один небольшой отрывок из главки «Марина и Ася у меня»: Марина «старалась… победить своё чувство неприязни ко мне. Я узнала позднее, что она звала меня не иначе как Змиевна и долго не могла простить мне, что я вышла замуж за Бориса Трухачёва, первого мужа её любимой сестры Аси, хотя прошло уже три года, как Ася с Борисом рассталась, и она была уже замужем за прекрасным человеком. Марина трогательно ревновала тогда ко мне Бориса, непосредственно, почти по-детски: Борис, мол, наш, а не твой! И <перестала ревновать> только, когда она увидела, что Ася была мне очень мила и я полюбила её…».
Да, Борис Трухачёв был человеком с большой фантазией и неординарными поступками. Л. К. Готгельф, директор музея сестёр Цветаевых в г. Александрове (Владимирская область РФ), в статье «Цветаевский Александров» пишет о встрече А. Б. Трухачёва в зале местной библиотеки с читателями. Андрей Борисович вспоминал эпизоды, связанные с Александровым.
«…Осенью шестнадцатого года Андрюше исполнилось четыре года. Приехавший в Александров Борис Трухачёв, его отец, предлагает мальчику самому выбрать себе подарок. Андрюша только что прочитал пушкинскую „Сказку о царе Салтане“ и, вспомнив о приключениях князя Гвидона, попросил отца покатать его в бочке по „морю-окияну“. Что бы сделали в этом случае вы, дорогие читатели? Я не знаю. А вот двое взрослых мужчин, Борис Трухачёв и Маврикий Минц (второй муж Анастасии Ивановны, отчим Андрюши), законопатили в комнате пол и нижнюю часть стен, натаскали вёдрами из колодца в эту комнату воду, сколотили из досок лёгкое подобие плота и долго катали ребёнка по импровизированным волнам!..».
Добрые отношения сохранялись у Бориса и Анастасии до конца его жизни: «Когда Андрюше исполнилось пять лет (после незадолго до того лишившись моего второго мужа, отца Алёши), осталась без средств… После смерти Алёши я послала телеграмму Андрюшиному отцу: „Алёша скончался, Андрюша заболел“. Тот приехал в Коктебель из Москвы. Вместе с ним мы перевезли Андрюшу в Феодосию в гостиницу, вызвали врача. Борис привёз мне свои последние полторы тысячи, оставшиеся ему после смерти матери. Я отказалась их взять: „У вас – семья, а мне всё равно надо начинать работать“. Я поступила в библиотеку», – пишет А. Цветаева в книге «Памятник сыну».
И там же: «…Наш сын Андрей – был жизненнее, чем его отец Борис, веселее, менее оторван от жизни. В Борисе, муже моём… было приступами веселье…, но как только оно прерывалось и он оставался один – он уходил во тьму (предчувствия ранней смерти?) и погружался во мрак непостижимый…
…Прожив со мной 2,5 года и пять лет с ней (актрисой Марией Ивановной Кузнецовой-Гринёвой), он погиб, не достигнув 26 лет, от сыпного тифа и похоронен в Старом Крыму, близко от могилы Александра Грина, писателя».
И через много-много лет образ первого мужа вновь всплывает в памяти писательницы. В повести «Старость и молодость» есть эпизод, где А. Цветаева провожает сына (в Кокчетаве): «Как когда-то, провожая его отца у ворот моего отцовского дома, я стою у чужого забора, смотрю вслед. Вот ещё мелькает – всё мельче – светлый плащ, над ним – ярче – пятно шляпы… Бегу, как девчонка, – от души оторвался кусок, летит за ним под гору…».
В той же повести, рассказывая о старшей внучке: «…Но вчера в первый раз, может быть, так чётко я почуяла в Рите, в её внезапной… тоске, молчащей и неутешной, то трухачёвское начало, которое пылало ледяным огнём в её молодом деде и сквозит в его сыне, её отце.
…В Рите живёт – неожиданность, глухо. И в Андрее живёт, Борис был – её воплощением. Каждый миг; что делало жизнь с ним немыслимой…».
Одно из ранних стихотворений Марины называлось «Каток растаял»:
Каток растаял… Не услада
За зимней тишью стук колёс.
Душе весеннего не надо
И жалко зимнего до слёз.
……………
…Пусть в жёлтых лютиках пригорок!
Пусть смёл снежинку лепесток!
– Душе капризной странно дорог
Как сон растаявший каток…
1910 г.
Глава 2. Маврикий. Ранние произведения. Смерть Алёши
«Мне нравится, что Вы больны не мной…» – у всех на слуху это стихотворение Марины Цветаевой, ставшее песней. Но далеко не все знают, что посвящено оно Маврикию Александровичу Минцу (1886—1917), второму мужу Анастасии Цветаевой.
«Осенью 1915 года я вышла замуж – гражданским браком – за Маврикия Александровича Минца и переехала к нему в Александров, куда он, инженер, был призван на военную службу», – пишет А. Цветаева в «Воспоминаниях».
Таких строк, какие написала она о Маврикии в «Дыме…», Анастасия не посвящала больше никому: «…Только что ушел М. А. Далеко – колокольный звон. Мне нечего записать. Ибо он – мой друг на всю жизнь, ибо я очарована им без остатка, и от того так шутливы речи мои!
…Думаю о нём. Мне хочется его видеть. Просто видеть его, слушать голос, смотреть (еле вижу от близорукости) на улыбку, шутить, парировать шутку, лежать на диване, помешивать чай, быть милой.
…Я хотела бы быть Вашей матерью, Вашей сестрой, Вашим другом, Вашей возлюбленной, если Вы этого хотите – нет! Я хотела бы быть для Вас чем-то, чем никто не будет для Вас!
…Вы зажигаете мне папиросу. Когда Вы уходите, я спокойно и тихо прошу у Вас позволить поцеловать Вашу руку.
Мне 20 лет. Меня зовут Асей. Я Вас люблю!
…М.А. и я – это совсем отдельный мир, и в то же время, он входит во все миры. Он стоит в центре моей жизни, все другие стояли в стороне».
Годы жизни с М. Минцем были счастливыми и творчески плодотворными. Первая книга Анастасии Цветаевой «Королевские размышления» вышла в Москве в 1915 году. Вслед за ней, в 1916 – «Дым, дым и дым». Известное стихотворение Марины Цветаевой «Асе»:
Ты мне нравишься: ты так молода,
Что в полмесяца не спишь и полночи,
Что на карте знаешь те города,
Где глядели тебе вслед чьи-то очи.
Что за книгой книгу пишешь…
– написано по случаю разрешения, полученного Анастасией от цензуры на печатание книги её прозы «Королевские размышления».
Это действительно размышления – о себе, о жизни, о Боге, о вере и безверии… «Я знаю, что я – один раз бывающее явление, что оно не повторится никогда и нигде, и что всё пройдёт. Что не было этого диапазона, этих сил, этих стрел, этой жажды, этой ясности, этого озноба, что всё это – единственный раз!
О, как я лечу! Как я ломаю преграды! Как я просто, как вдохновенно живу!»
«Больше лёгкости в жизни, больше дела! Больше смеха, меньше оков! Я буду писать массу книг – и о самом разнообразном…» (А. Цветаева, «Собрание сочинений», том 1 – М., «Изограф», 1996.)
«Королевские размышления» были посвящены Маврикию Александровичу Минцу.
Летом 1916-го сестры жили в Александрове. Туда приезжал Осип Мандельштам. Марина пишет об этом Елизавете Эфрон: «День прошел в его жалобах на судьбу, в наших утешениях и похвалах, в еде, в литературных новостях.
…Мы с Асей, устав, наконец, перестали его занимать и сели – Маврикий Алекс., Ася и я в другой угол комнаты. Ася стала рассказывать своими словами Коринну, мы безумно хохотали…» («Коринна» – роман французской писательницы Анны Луизы Жермены де Сталь «Коринна, или Италия». )
25 июня 1916 года в Москве родился второй сын Анастасии Цветаевой – Алёша.
Марина пишет мужу из Александрова 7 июля (С. Эфрон находился тогда в Коктебеле): «…Ася уже ходит, я её видела вчера. Мальчик спокойный. Мы с Асей решили, если у неё пропадёт молоко, через каждые три часа загонять в овраг по чужой козе и выдаивать её дотла. Я бы хотела быть вскормленной на ворованном, да еще сидоровом молоке!».
Вторая философская книга А. Цветаевой «Дым, дым и дым» посвящена сестре Марине. Известная исследовательница творчества М. Цветаевой Виктория Швейцер оценивает ранние книги Анастасии Цветаевой как написанные «с претензией на философию и явно «под Розанова», объясняя это тем, что «поле поэтического напряжения вокруг Марины Цветаевой было так сильно, что все её близкие: и сестра, и муж, и маленькая дочь – писали».