Петр Машеров: падение вверх

Среди бойцов отряда имени Сталина (командир Р. Охотин) находился секретарь Россонского подпольного райкома партии Варфоломей Лапенко. И он проявлял крайнее недовольство дисциплиной «сергеевцев». Опыта руководства партизанским отрядом с такой численностью у его лидеров не имелось. Устроить и накормить бойцов, поставить каждому задачу для выполнения было затруднительно, поэтому, когда кто-то из командиров объединенного отряда предложил разделить его на три примерно равные части, все согласились. Вероятнее всего, разделение отряда произошло после 29 мая 1942 года. Иначе говоря объединенный отряд просуществовал около десяти дней. Источники не называют, кто конкретно выступил с инициативой разделить отряд. Возможно, это был Петр Машеров. Во всяком случае, ему это было выгодно.

Один из новых отрядов возглавил… Кто бы вы думали, мой догадливый читатель? Верно, Петр Машеров. Но это уже был не тот отряд Дубняка из пятнадцати человек. В течение лета 1942 года его численность варьировалась от шестидесяти девяти до девяноста двух бойцов. У руля второго отряда встал Александр Овсянников. А руководство третьим, по воспоминаниям Р. Инсафутдинова, возложили на Сергея Петровского. Но, похоже, Инсафутдинов на этот счет ошибается: на самом деле командиром третьего стал Петр Альшанников.

Сергей Петровский оставался в отряде Дубняка, по крайней мере по состоянию на 9 августа 42-го. Именно как помощник командира отряда он подписал докладную записку в Совет народных комиссаров БССР, отчитываясь о деятельности партизанского отряда Машерова за период с 19 апреля по 21 июля 1942 года128. И вот что мы узнаем из этой записки. Отряд Машерова получил новое имя – Щорса. Такое предложение внес Владимир Хомченовский, начальник разведки. Вероятнее всего, называть отряд по имени (вернее, подпольной кличке) командира сочли некорректным. Все иные отряды носили имена партийных вождей, и на их фоне отряд Дубняка резко выделялся, поэтому название пришлось сменить. Это был удар по самолюбию командира.

На конец июня 1942 года в отряде насчитывалось девяносто два человека, имелось на вооружении шестьдесят три винтовки, три автомата, два ручных пулемета, пять пистолетов и наганов129, то есть 19 бойцам в случае боя оружия не досталось бы. Однако уже к 21 июля численность отряда уменьшилась примерно на четверть. Надо полагать, недовольные жесткой дисциплиной ушли в другие отряды. У Машерова осталось шестьдесят девять человек: семнадцать окруженцев, остальные – местные уроженцы. Но вопрос обеспечения оружием был закрыт только на семьдесят пять процентов. В отряде было три ручных пулемета Дегтярева, причем один из них неисправный, три автомата (с учетом немецкого трофея) и сорок шесть винтовок. О командном составе отряда С. Петровский дает такую информацию: командир отряда и помощник командира (Машеров и Петровский) по профессии учителя, начальник штаба (Петр Гигилев) – лейтенант, комиссар (Николай Гигилев) – старший политрук, командиры взводов – старший лейтенант, лейтенанты и учитель.

Согласитесь, несколько странная расстановка сил: в партизанском отряде гражданские командуют военными. Это можно объяснить только тем, что бойцы в большинстве своем тоже были гражданские, а должность командира – выборная.

Докладная записка С. Петровского ценна еще вот чем. Машеров в ней упоминается только как учитель. И ни слова о том, что у него имелось на тот момент какое-либо воинское звание. Некоторые современные авторы со ссылкой на биографию Машерова, написанную С. Антоновичем, высказывают предположение, будто бы Петру еще до войны присвоили звание младшего лейтенанта. Но в таком случае почему С. Петровский его не указал, перечисляя руководство отряда? Скрыть подобного рода информацию в 1942 году не представлялось возможным. Да и в чем была нужда ее скрывать? Это же основной козырь, благодаря которому шансы Машерова стать у руля объединенного отряда значительно бы возросли. С его-то амбициями и всенепременным желанием быть первым зачем отказываться от борьбы за власть? Главный командир – в этом сущность Петра Машерова.

Никакой информации о наличии у Машерова воинского звания в начале войны нет и в мемуарах одного из руководителей партизанской бригады «За Советскую Белоруссию» А. Романова. Мемуары эти были изданы лишь один раз – в 1962 году. У Машерова тогда еще не было полномочий контролировать всех и вся. Так что вряд ли с его подачи текст книги в этой части корректировался.

Теперь что касается в целом бригады «За Советскую Белоруссию», в состав которой входил отряд Дубняка. Ее формирование началось с приходом специального отряда Красной армии под командованием капитана Андрея Петракова. Комиссар этого отряда Александр Романов сыграет исключительную роль в судьбе Петра Машерова. Но об этом позже.

Перед Андреем Петраковым стояла задача консолидировать местные разрозненные партизанские объединения. Так сказать, создать единый кулак с централизованным командованием. Соответствующие полномочия ему были предоставлены руководством Калининского фронта. В отряде имелась радиостанция, с помощью которой поддерживалась постоянная связь с фронтом, в том числе с ЦШПД в Москве. Центральный штаб не только собирал сведения о работе партизанских отрядов, но и руководил ею, направлял в нужное русло.

Отряд Петракова появился на Россонщине в конце июня 42-го. Его численность составляла сорок человек. На 7 июля Петраков назначил совещание руководства всех местных партизанских отрядов. Дубняк, он же Машеров, прибыл на это собрание первым. Варфоломей Лапенко характеризовал отряд Машерова как дисциплинированный и сплоченный.

Структура новой партизанской бригады была аналогична армейской. После совещания руководство бригады поочередно побывало в каждом партизанском соединении. Как уверяют некоторые авторы, в расположении лагеря отряда имени Щорса наблюдался практически идеальный армейский порядок. Даже дорожки были посыпаны песком. Рядом со штабной палаткой стояло настоящее красное знамя с бахромой.

Руководство бригады встречал лично командир отряда. Он приветливо доложил о состоянии дел в отряде и его боеготовности. Командир был, конечно, человек приятный: высокий, статный, с красивой бородкой. Однако одна деталь в его внешнем виде была более чем странной. На дворе стоял июль, самый жаркий месяц белорусского лета, но, несмотря на это, на плечах командира красовалось почти новое кожаное пальто130. Пальто было трофейное, совсем недавно его сняли с убитого немецкого генерала. Об этом прямо написал начальник штаба отряда Геннадий Ланевский. В день своего прибытия в отряд он наблюдал забавную сцену. Комиссар отряда Николай Гигилев буквально задаривал подарками вернувшегося после ранения Петра Машерова. Сначала вручил ему немецкий автомат «шмайсер». Затем набросил на его плечи это самое кожаное пальто. Так что красный командир, люто ненавидящий немцев, был одет в немецкую одежду и вооружен немецким оружием. Надо сказать, кожаное пальто действительно ценный подарок, Машеров даже растерялся: «Такой подарок? Да вы что?»131

А немецким оружием любили похвастать и другие партизанские командиры, например Иван Захаров. Машеров сумел удивить новое руководство бригады не только своим внешним видом. Лагерь был пуст. Практически все бойцы, кроме работников хозяйственного взвода, находились на тактических занятиях по разведыванию гарнизонов противника. Отряд под командованием начальника штаба лейтенанта Петра Гигилева только через некоторое время вернулся в расположение лагеря. Комиссара бригады Александра Романова впечатлила дисциплинированность и подтянутость бойцов.

Романов обратил внимание и на то, что Машеров говорил негромким голосом, но слушались его беспрекословно. Порадовали комиссара и настроение людей, и налаженная политическая работа. Он был поражен, как писал полковник Игорь Судленков, высокой командирской требовательностью Машерова. Казалось бы, учитель физики, молод, без военной подготовки, но строгость к себе сочеталась в нем с такой же строгостью к подчиненным132. В общем, организационные способности у Машерова были налицо. Однако эта дисциплина далась ему ох как нелегко. Временное объединение с «сергеевцами» посеяло зерно вольности и в его отряде. Некоторые бойцы допускали непозволительные вещи. Вот что об этом пишет родная сестра Машерова: «Дисциплина в отряде им. Щорса была… очень строгая, военная. Все беспрекословно выполняли распоряжения командира. Не было никаких выпивок, никакого мародерства, т.к. за это строго карали. Первые попытки в этом плане были так пресечены, что в последующем, в течение всех военных лет, ни у кого не возникало даже мысли нарушить требования командира»133. Получается, попытки выпивок и мародерства все же имели место, но были «так пресечены», что повторять печальный опыт больше никому не захотелось. Ключевые для понимания этой фразы сестры Машерова слова «так пресечены» и «строго карали». Но она не говорит прямо, в чем заключалась эта кара. Надо полагать, подробности были настолько шокирующими, что Ольга Мироновна решила обойтись общими формулировками, не вдаваясь в подробности.

Однако избирательных методов повествования сестры Машерова придерживаются не все авторы. Например, И. Судленков детализирует подробности установления Петром Машеровым «очень строгой» дисциплины. Вот характерная ситуация: «Один из партизан самовольно покинул отряд, напился и пытался связаться с полицией, распространяя об отряде различные слухи. Был пойман и расстрелян. За воровство продуктов и пьянство был расстрелян партизан А. Кудрявцев, такая же кара за мародерство постигла партизана Д. Кошемеченко»134. Фамилия первого из провинившихся партизан не называется. Возможно, если факты подтверждали его вину, в его случае решение было верным, поскольку излишняя болтливость грозила смертью многим другим.

О втором известно, что он воровал картофель из партизанских запасов, чтобы выгнать самогон. Насколько это «преступление» заслуживало смертной казни – судить не нам. Однако сейчас за такое не расстреливают. Впрочем, вступая в партизаны, каждый давал клятву неукоснительно выполнять приказы своих командиров и начальников, строго соблюдать воинскую дисциплину и беречь военную тайну. Заключительные слова клятвы и вовсе звучали зловеще, партизаны признавали полную власть своих командиров над собой: «А в случае, если же я по своей слабости, трусости или по злой воле нарушу свою клятву и предам интересы народа, пусть умру позорной смертью от рук своих товарищей». Слова этой клятвы, сказанной перед товарищами, скреплялись собственноручной подписью партизана135. А знаете, мой вдумчивый читатель, что здесь больше всего смущает? Как судьбы всех этих людей мог вершить двадцатичетырехлетний парень?! Достаточно ли у него было жизненного опыта? Ведь после расстрела ничего нельзя было исправить. Расстрелять человека – не сводку Совинформбюро с ошибками переписать. Расстрел – не отменить, человека – не воскресить.

Трудно сейчас судить, чем руководствовался молодой Машеров, вынося смертные приговоры. Возможно, беспокоился о судьбе товарищей, которые в силу обстоятельств становились заложниками безответственных партизан. А может, исходил из принципа, что война все спишет. Или просто насаждал свой авторитет: бей своих, чтобы чужие боялись. Этого уже не узнать, свидетелей не осталось.

В аналогичных ситуациях тот же Александр Романов, человек, который серьезнейшим образом повлиял на дальнейшую карьеру Машерова, подобных методов не придерживался. Полковник И. Судленков в связи с этим пишет: «В памяти Романова остался эпизод, когда он разбирался с партизанами, которые нашли за деревней самогонный аппарат и двенадцать бутылок первача. Не удержавшись, пригубили и под хмельком вернулись в расположение, где развернулся штаб бригады. Отделались строгим внушением: уж больно хорошие хлопцы были»136. Несмотря на грубейшее нарушение воинской дисциплины, в этом случае никаких дисциплинарных взысканий, тем более расстрела, не последовало. Все ограничилось, попросту говоря, нагоняем. Весьма показательный пример, не правда ли? Но вот что настораживает, даже в этой ситуации: критерием для оценки поступка партизан выступает характеристика «хороший». «Уж больно хорошие хлопцы были», – замечает биограф А. Романова. Согласитесь, это слишком оценочная категория, чтобы, принимая решение о жизни и смерти человека, руководствоваться исключительно ею.

Но вернемся к вопросу о человечности. А. Романов в воспоминаниях рассказывал о многочисленных фактах переманивания бойцов из одних партизанских отрядов в другие. Иногда оно носило массовый характер. Порой инициировались подобные переходы командирами отрядов, а поощрялись на уровне секретаря Россонского райкома партии. С военной точки зрения такие поступки квалифицировались не иначе как дезертирство. А наказание за дезертирство во все времена было одно – расстрел. Однако в большинстве случаев никто из бойцов не пострадал.

Так все же чем можно оправдать расстрел за ведро картошки? Тем, что страна находилась в состоянии войны? Но война не отменяет любви, дружбы, товарищества, взаимопонимания. Иначе она превращается в самоцель, убийство совершается ради убийства. А так быть не должно.

С той поры к Машерову накрепко приклеился ярлык авторитарного, жесткого руководителя. Впрочем, это не удивительно для тоталитарной страны. Вряд ли хоть один из ее руководителей смог бы с гордостью повторить предсмертные слова Перикла: «Никто по моей вине не носил траур».

Действия молодого Машерова были в духе того времени. Будучи командиром партизанского отряда численностью семьдесят бойцов, он действительно стал для них и царем, и богом, и воинским начальником в одном лице: назначал задания, карал и миловал, посягал на самое святое – на жизнь.

Глава 9. Коммунист

Говорят, и спорить с этим трудно, власть – сильнейший наркотик. Если попал в зависимость, излечиться практически невозможно. Верно и то, что власть развращает. Абсолютная власть развращает абсолютно. Она лишает человека чувства меры, ответственности, позволяет доминировать над всеми, демонстрировать свое превосходство, держать все под контролем. Чем дольше человек у власти, тем он «самистее». Единственный авторитет для него – он сам. Главное оправдание – собственная прихоть. Лучший инструмент для достижения своих целей – произвол: превышение полномочий, злоупотребление положением, совершение должностных преступлений. При этом никаких последствий – полная безнаказанность. И остановиться уже невозможно. А лишиться всего этого – самый большой страх. Порой отобрать у человека власть все равно что живьем содрать с него кожу. Потому всеми правдами и неправдами властолюбцы стараются закрепиться в своем статусе навсегда, до конца жизни.

Этим грешили многие. Взять хотя бы Наполеона – выбранный первый консул, ставший пожизненным императором. Так и Машеров, однажды причастившись власти, испил эту чашу до дна. А одним из первых глотков стало членство в партии большевиков.

Сразу отмечу, мой требовательный читатель, что документы, анализируемые в этой главе, есть в свободном доступе137. 21 июля 1942 года в жизни Петра Машерова произошло весьма важное событие. В этот день он подал заявление в парторганизацию партизанского отряда имени Щорса. В заявлении было всего два предложения. Но какие! «Ведя борьбу с немецкими фашистами – уничтожая и изгоняя этих псов-зверей с нашей свободной родины большевиков – я желаю делать все это будучи большевиком, коммунистом. А посему прошу принять меня в кандидаты нашей коммунистической партии большевиков».

Две короткие, но достаточно емкие фразы. Они дают четкое представление о политических взглядах двадцатичетырехлетнего Петра Машерова. Если описать коротко, абсолютная приверженность режиму: безоговорочное почитание вождя, полное принятие насаждаемой идеологии, отождествление себя с государством. Еще раз повторюсь, другой дороги для себя Машеров не видел.

Думается, именно с желанием Петра стать коммунистом связано появление докладной записки (о ней шла речь в предыдущей главе) помощника Машерова Сергея Петровского. Она посвящена итогам боевой деятельности партизанского отряда имени Щорса за три месяца с момента создания138. Точнее, за период с 19 апреля по 21 июля 1942 года. Причем Петровский очень торопился и ошибочно указал месяц: вместо июля – июнь. Совпадение этих дат не может быть случайным. Донесение С. Петровского было направлено в Совет народных комиссаров БССР, то есть в правительство. Видимо, принимая в свои ряды, партия требовала подтверждения, что кандидат достоин, что за ним стоят реальные дела. И, судя по всему, подтверждение давать должны были третьи лица. Иначе чем объяснить, что авторство записки принадлежит не лидеру отряда, а его помощнику? Вся записка уместилась в полторы страницы печатного текста. Никаких ошеломляющих сведений она не содержала, потому как громкие боевые подвиги отсутствовали. Хотя сказать, что отряд под руководством Машерова бездействовал, тоже нельзя. Помимо мертвого немецкого гауптмана (уверен, мой читатель, что вы не успели о нем забыть), Машеров мог еще предъявить и порешенного немецкого генерала. Конечно, не уровня Гудериана или Паулюса. Да и убил его не лично Петр, а Володя Хомченовский. Но все же генерал есть генерал. И его смерть – заслуга отряда, причем более весомая, нежели сожженные деревянные мосты на сельских дорогах.

Скорее всего, записка была дополнительным аргументом Машерова в попытке заполучить партийный билет. Эта красная книжечка дает очень много прав. Так почему бы за нее не побороться?

В этот же день, 21 июля 1942 года, состоялось партийное собрание партизанского отряда. В партячейке было четыре коммуниста. Двое из них – братья Гигилевы: Петр, начальник штаба, Николай, комиссар отряда – старший политрук Красной армии. Председательствовал капитан М. Ф. Хардин, секретарем был Токленок. Полное имя секретаря, к сожалению, установить не удалось. Но к трагической судьбе этого человека мы еще обязательно вернемся.

С точки зрения правомочности собрание было законным, поскольку согласно уставу партии первичные партийные организации допускалось создавать при численности членов ВКП (б) не менее трех139. Одновременно с кандидатурой Машерова были выдвинуты еще две. Их имена неизвестны. Возможно, одним из них был Сергей Петровский, про это говорится в повести «Взрыв на рассвете». Хотя участие С. Петровского в этой процедуре под большим сомнением. Как бывший заведующий партийным кабинетом вероятнее всего он состоял в партии. Другой реальный кандидат на эту роль – Владимир Хомченовский140. Третий кандидат – некая девушка-партизанка.

Заявление Машерова рассматривали последним. Об этом говорит тот факт, что две другие фамилии уже были указаны в протоколе о принятии Машерова в качестве кандидатов в члены ВКП (б). А в записке Петровского кандидатами в члены ВКП (б) значится уже три человека. Позволю себе предположить, что это был намеренный ход и такая очередность имела определенное значение. Новоиспеченные кандидаты, вероятнее всего, были личными друзьями Машерова и при необходимости могли замолвить слово за товарища. Конечно, их голос не был решающим, а только совещательным. Но в той ситуации и при имевшихся обстоятельствах даже это было немаловажно.

Устав ВКП (б) 1937 года делил всех желающих стать коммунистами на четыре категории. Первая – промышленные рабочие с производственным стажем не менее пяти лет. Вторая – промышленные рабочие с производственным стажем менее пяти лет, сельскохозяйственные рабочие, красноармейцы из рабочих и колхозников и инженерно-технические работники, занятые непосредственно в цеху или на участке. Третья – колхозники, члены кустарно-промысловых артелей и учителя начальной школы. И четвертая – остальные служащие.

Если относить Машерова к категории красноармейцев, он должен был представить пять рекомендаций членов партии. Рекомендации могли давать только коммунисты не менее чем с пятилетним партийным стажем. При этом кандидатский стаж в партийный не засчитывался.

Однако считать Машерова красноармейцем не приходится. Во всех документах той поры (например, в докладной записке С. Петровского, характеристике, данной руководством отряда имени Сталина) он фигурировал как учитель. И значит, относился к третьей категории. А перед оными задача стояла более сложная. Для приема в партию они должны были к пяти рекомендациям членов партии дополнительно приложить рекомендацию представителя политотдела машинно-тракторной станции или райкома.

Рекомендации строго проверялись первичной партийной ячейкой. Рекомендующие несли ответственность за своих протеже. Неосновательность в этом вопросе грозила партийными взысканиями. Высшей степенью наказания было исключение из партии, что для коммуниста того времени приравнивалось к политической смерти – при Сталине изгнанник и помышлять не мог о возвращении в структуры власти.

Не остается никаких сомнений, что Машерову рассчитывать на пять рекомендаций не приходилось, ибо в отряде было всего четыре коммуниста. Но стать коммунистом ему очень хотелось. А потому никакие требования его не остановили.

Рекомендации Машерову дали Михаил Филлипович Хардин, член ВКП (б) с 1939 года, и Петр Егорович Гигилев, член ВКП (б) с 1940 года, а также Россонский райком комсомола, которым руководил Давид Лейбович Задов.

Рекомендация РК ЛКСМБ приравнивалась согласно партийному уставу к двум рекомендациям членов партии. А значит, если учесть, что рекомендации Хардина и Гигилева не имели юридической силы, поскольку у них не было пятилетнего партийного стажа, из пяти требуемых рекомендаций у Машерова были только две (по факту одна – Россонского райкома комсомола, которая считалась за две). Стоит отметить, что родной брат Петра Гигилева, комиссар отряда имени Щорса Николай Гигилев, выступать рекомендующим не стал. Он имел звание старшего политрука и очень хорошо знал партийный устав.

Тем не менее собрание первичной партийной организации проголосовало за. В протоколе указывается: «Вполне заслуживает быть кандидатом». А 10 августа 1942 года Россонский подпольный райком ВКП (б) утвердил решение первичной партийной организации отряда имени Щорса о принятии Машерова кандидатом в члены партии. Именно такой порядок – через утверждение – предусматривал партийный устав.

Среди сохранившихся документов того времени есть еще и характеристика на Петра Машерова. В качестве лиц, ее подписавших, значатся командир отряда имени Сталина старший лейтенант Р. А. Охотин, комиссар отряда, первый секретарь подпольного Россонского райкома партии В. Я. Лапенко и начальник штаба этого отряда П. Е. Рубис. В ней, в частности, сказано: «Партизан Машеров Петр Миронович по образованию учитель, по национальности белорус, по происхождению из крестьян, политически подготовленный, морально устойчивый, преданный товарищ делу партии и правительства». Однако такую характеристику нельзя назвать рекомендацией в чистом виде. Кроме того, в ней отсутствует оригинал подписи командира бригады старшего лейтенанта Охотина, члена ВКП (б), зато стоит подпись начальника штаба Рубиса, который сам был только кандидатом141. То есть с юридической точки зрения этот документ ценности не имел, если рассматривать его как коллективную рекомендацию. Ну что ж чего Петр Машеров хотел – того добился. Правда, с грубейшим нарушением устава Коммунистической партии СССР.

Кстати, в Россонском музее боевого содружества хранится целый цикл занятных карандашных рисунков, посвященных Петру Машерову. Они были созданы художником Сергеем Романовым в 1981 году, уже после смерти Петра Машерова. На одном из них, судя по всему, изображено партийное собрание 21 июля 1942 года.

Если верить рисунку, заседание первичной партийной организации отряда имени Щорса проходило в белорусской хате, так как (на заднем плане изображена каменная печь). Присутствовало там семь человек. Шесть человек одновременно подняли руку вверх – голосуют. Машеров же застыл в ожидании. За столом сидит девушка – секретарь. Она держит перьевую ручку – на столе стоит чернильница. (На самом деле выписка из протокола этого собрания, которая хранится в Национальном архиве Республики Беларусь, написана карандашом.) Кроме Машерова на рисунке можно распознать братьев Гигилевых. Они были военнослужащими, поэтому изображены в военной форме с пилотками на голове. Судя по рисунку, за Машерова голосовало сразу шесть человек: четыре коммуниста и два вновь принятых кандидата. Однако голоса кандидатов нельзя приравнивать к голосам коммунистов, они были совещательными, а не решающими. Получается, художник сильно нафантазировал.

Иными словами, даже с большой натяжкой нельзя считать, что принятие Петра Машерова кандидатом в члены партии было правомочным. Стать полноценным коммунистом Машеров сможет только во второй половине июля 1944-го. А эти два года (таков кандидатский стаж), как и всякий порядочный кандидат, он согласно уставу партии должен, образно говоря, стоять в очереди за партбилетом. Однако и это правило устава будет нарушено, что вызовет резкое неприятие со стороны партийных функционеров.