Петр Машеров: падение вверх

«Президент: Я никогда не сужу предыдущих лидеров Беларуси. Никогда! Это было их время. Они так работали. Это их дело. Да, про Машерова и других лидеров создали легенды, написали книги, нарисовали картины, сняли фильмы, поставили памятники. Я категорически против всего этого. Обо мне вы не прочитаете хвалебные оды. Есть только два варианта: вы или объективно пишете про плюсы и минусы, или это будет ерунда. Вы думаете, я не могу найти подходящего автора? Если я дам ему (указывает на Радькова. – Авт. интервью) задание, он найдет десять авторов и за полгода про меня напишут десять книг. Но я против этого. Пишите про меня, когда я не буду президентом. Найдется смельчак такой – пусть он напишет. Что касается памятников, то сейчас я против них. Кто-то предложил поставить памятник Машерову здесь в Минске и еще одному бывшему лидеру страны. Я сказал: – У вас много денег? Есть улица Машерова, есть университет с его именем, есть памятник ему там, где он родился. Зачем еще один? А потом мы будем сносить эти памятники?

Историк: Но некоторые будут говорить, что президент не хочет прославлять человека, который уже оброс легендами, потому что президент как бы с ним соревнуется.

Президент: Как я могу с ним соревноваться? Я первый президент Беларуси. До меня не было президентов. Поэтому мы в разных весовых категориях. Он был просто губернатором. Все решения принимались (Московским) Центральным Комитетом. Плохие и хорошие. Но в то время, когда Машеров управлял здесь, в Беларуси, Кремль направил много инвестиций в республику. Во время войны нас стерли с лица земли. Мы бы никогда не возродились без помощи России и всего Союза в целом. Да, мы пахали на полную катушку. При Машерове мы производили от 7 до 12 миллионов тонн нефти в год, мы даже сейчас столько не потребляем. Для внутреннего потребления достаточно семи. Но все хотели наград и быть на хорошем счету у ЦК. Хотя в Сибири нефти было более чем достаточно. Мы строили города в Сибири. Это было при Машерове. Строили санатории. Например, он строил один в Кисловодске. Зачем – не знаю. Нам пришлось отдать его России, но я не сужу, хотя и знаю, кто как работал. Вот почему я полагаю, что не следует никого идеализировать. И меня тоже.

Историк: В прессе долгое время муссировались Ваши высказывания о белорусском языке. Якобы Вы когда-то сказали, что на нем нельзя выразить ничего серьезного. А можно только по-русски или по-английски. В последние годы, правда, Вы ничего подобного не говорили. Однако некоторые авторы отмечают, что Вы употребляете белорусские слова лишь в негативном контексте. Например: «бязглуздай дэмакратыі больш ня будзе». Один автор книги о Вас даже пишет, что вы можете разговаривать по-белорусски, что мне кажется маловероятным. Поясните, пожалуйста, Вашу позицию в отношении языка.

Президент: Ну-у, я на бессмысленные заявления и реагировать не хочу. Вообще я не говорил, что на белорусском языке невозможно что-то там сказать. Никогда этого не говорил. Для меня что читать книгу на белорусском языке, что на русском – это одно и то же. (Эти фразы президент произнес по-белорусски. — Авт. интервью.) Но правда заключается в том, что некоторые термины невозможны на белорусском языке. Такое скажешь, что это будет надуманное что-то. Это первое. Второе: я никогда не унижал белорусский язык. При Лукашенко при поступлениях в вузы теперь пишут больше на белорусском языке сочинений, чем на русском. Понимаете? Вот он плохой. Я против того, чтобы эту тему вообще обсуждать. Язык – это святое. И у нас имеется все для того, чтобы спокойно (если нужно – 20 лет) поставить белорусский язык наравне с русским. Все остальные вопросы – к Машерову.

Историк: Разумеется…

Президент: Это не я, понимаете? Не я. Я получил такую страну, где на русском языке, а иногда на какой-то «трасянке» больше разговаривали, чем на белорусском языке. А я белорусский язык учил в школе. В институте».

Однако неудержимый размах свойствен им обоим.

Один создал в столице едва ли не самую большую площадь в Европе (Октябрьскую), самое большое здание аэропорта в СССР (Минск-2), самый большой Курган Славы (повыше, чем при Ватерлоо). Другой с не меньшей увлеченностью возводит несметное количество ледовых дворцов.

Машеров заполонил страну памятниками героям и участникам ВОВ, книгами и фильмами о событиях тех лет. Киностудию «Беларусьфильм» иначе как «Партизанфильм» в народе не называли. О мемориальном комплексе «Хатынь», Брестской крепости, Кургане Славы под Минском и площади Победы в самой столице знал весь Советский Союз. До сих пор иностранные туристы, посещая Беларусь, спрашивают именно о них. Но и здесь первый президент отстал ненамного. При нем разрушили старое и возвели новое здание музея Великой Отечественной войны, восстановили линию Сталина.

По приказу или с молчаливого согласия первого секретаря ЦК КПБ снесли старые кварталы в Минске – на Немиге и в Раковском предместье, а взамен построили безобразное здание Торгового дома на Немиге. Позже возвели не менее примитивный по архитектуре дом по улице Сторожевской вполне в духе Петра Машерова. Подобные строения а-ля Китайская стена появились и в других городах (например, в Гомеле по ул. Кожара). Первый же президент благословил строительство рядышком с ним не менее безобразного «дома Чижа». Последний буквально подавляет своей неуклюжей массивностью Троицкое предместье в Минске. А Национальная библиотека Республики Беларусь, так называемый алмаз знаний, построенная в начале 2000-х, стабильно занимает позиции не только одного из самых посещаемых мест Минска, но и одного из уродливейших зданий мира.

В то же время памятники старины (замки, дворцы, усадьбы, церкви и костелы), которые пришли в запустение и были фактически заброшены при Машерове, при Лукашенко массово восстанавливают (и это, бесспорно, огромный плюс ему).

Вместе с тем ни для кого не секрет, что Парковая магистраль, которая в 1980 году начала носить имя Машерова, стала проспектом Победителей не по решению Мингорисполкома, а по указу первого президента14. Таким образом, желание задвинуть на задворки память о Машерове очевидно.

Если Петр Машеров мог похвастаться, что при нем белорусы одними из первых из пятнадцати союзных республик СССР подготовили и издали тиражом двадцать пять тысяч экземпляров национальную двенадцатитомную «Беларускую савецкую энцыклапедыю»15, то первый президент может на другую чашу весов положить еще более увесистый труд – «Беларускую энцыклапедыю» в восемнадцати томах девятнадцати книгах, выпущенную тиражом десять тысяч экземпляров16. Один взлелеял «Песняров». При другом также страстно гнобят Дмитрия Войтюшкевича, сделавшего для белорусской культуры не многим меньше «Песняров». Для Войтюшкевича долгое время закрыто телевидение и радио, ему не дают разрешения на проведение концертов. И только благодаря компакт-дискам и Интернету белорусы знают, что у них есть самородок, который вполне может встать в один ряд с Владимиром Мулявиным.

Безусловно, перегибы, просчеты и неудачи, как, впрочем, и достижения, есть и у первого секретаря, и у первого президента. Проводить все параллели между их деятельностью в этой главе, думается, не имеет смысла, важно лишь обозначить маячки и показать, что заочное противостояние Машерова и Лукашенко – реальный факт, а не чьи-то домыслы и преувеличения. Когда есть первоисточники, ничего придумывать не нужно. Без сомнений, вы, мой глубокомысленный читатель, сделаете правильные выводы.

Глава 2. Рожденный в день,

которого не было

Парадоксально, но чем доскональнее биографию человека изучают, тем больше ошибок допускают. Не стал исключением и Петр Машеров.

По сведениям интернет-энциклопедии «Википедия», он родился по старому стилю 31 января, а по новому – 13 февраля 1918 года в бедной крестьянской семье в деревне Ширки Сенненского уезда Западной области (Сенненский район Витебской области).

На самом же деле все не совсем так.

Петр Машеров действительно родился 13 февраля 1918 года, если считать по юлианскому календарю. На этой дате настаивает его младшая сестра. И с ней вполне согласны в Национальном архиве Республики Беларусь17. Именно названная дата рождения была указана в паспорте Петра Машерова и свидетельстве о рождении. Об этом можно говорить с полной уверенностью. Однако согласно одному из первых декретов Советской власти такой даты просто не было в истории большевистской России. Дело в том, что Совет Народных Комиссаров РСФСР постановил считать день, следующий за 31 января 1918 года, не 1-м числом февраля, а сразу 14, второй день считать 15 февраля и так далее. Это было сделано в целях установления одинакового со всеми культурными народами исчисления времени. Именно такую формулировку содержал тот знаменитый декрет. Но далеко не все сразу приняли эти нововведения Советской власти. До каких-то мест, возможно, они своевременно не дошли. Как, например, до богом забытой деревушки Ширки, где родился наш герой. Так что в 1918 году даты 13 февраля в советском календаре попросту не существовало. Но, несмотря на это, Машеров всю жизнь крепко держался за нее. Очевидно, эта дата была перенесена в свидетельство о рождении из свидетельства о крещении.

Однако в последующие годы она уже занимала свое законное место в календаре. Так что особых проблем с празднованием своего дня рождения Петр Машеров не испытывал.

Петр появился на свет в семье Мирона Васильевича Машеро и Дарьи Петровны Ляховской. Надо полагать, роды проходили в домашних условиях. Об этом рассказывает в своих воспоминаниях младшая сестра Машерова.

Дом, в котором родился Петр Машеров, сохранился до сих пор, хотя многие утверждали, что его уже много лет нет18. Изба эта весьма скромная на вид.

Имя Петр (древнегреч. – скала, камень) ему дали в честь деда по материнской линии – Петра Киреевича Ляховского19. Он умер задолго до рождения внука, в 1900 году, но достоин упоминания уже потому, что так звали нашего героя. Наверняка свою роль в выборе имени сыграл и религиозный мотив. Дата рождения Петра Машерова по старому стилю выпадает как раз между 12 и 14 февраля – именинами Петра по церковному календарю. К тому же это имя носил один из любимых учеников Иисуса Христа. Просто совпадение? Вряд ли, тем более что старшего брата Петра Машерова звали Павлом, как еще одного из соратников знаменитого назаретянина. Так что в этой семье Машеро росли тезки апостолов Петра и Павла.

В крайней бедности семьи тоже можно усомниться. Думается, рассказы о ней сильно преувеличены. Даже по скромным оценкам младшей сестры Петра Машерова, семья относилась к крепким середнякам20. Время от времени они могли себе позволить роскошь помогать соседям. До 1928 года держали в домашнем хозяйстве лошадь, двух коров и много прочей живности. Их земельные угодья занимали пять с половиной гектаров. Детям в этой семье с шести лет приходилось поочередно пасти коров, овец, заниматься другими хозяйственными делами. В основе благополучия семьи лежал тяжелый труд, но они умели трудиться. Ольга Пронько утверждает, что быть бедняками было стыдно. Бедняк приравнивался к лодырю, тунеядцу. Ей вторит старшая дочь Петра Машерова: «У отца (имеется в виду Мирон Машеро – Примеч. Л. Д.) было крепкое хозяйство, хороший дом. Жили они почти как на хуторе. Между прочим, у них еще до революции в доме имелась своя небольшая библиотека и – это и теперь удивительно – стояло пианино. То есть получается, что они принадлежали, как теперь говорят, к сельской интеллигенции»21. Была у них и своя швейная машинка «Зингер».

Согласитесь, это несколько удивительные факты для семьи, которая якобы кормится исключительно работой на земле. Много ли вам, мой наблюдательный читатель, доводилось видеть подобного на деревне даже в период развитого социализма, например в 1970-е годы? А ведь в данном случае речь идет о периоде 1918—1941 годов.

Мать Петра Машерова Дарья Петровна вышла, вероятнее всего, из обедневшей шляхетской семьи, на что указывает девичья фамилия – Ляховская и… нехарактерный для простых крестьян достаток. Правда, ее младшая дочь пытается убедить нас в другом: «Мама родилась в бедной крестьянской семье в Богушевском районе, деревня Кузьмины, рядом со станцией Замосточье. Рано осталась без отца. С детства много и тяжело работала, помогала матери Пелагее Ефимовне». И подобная уловка вполне объяснима. В СССР рабоче-крестьянское происхождение наиболее соотносилось с господствовавшей идеологией и было наилучшей рекомендацией для тех, кто делал политическую карьеру. Наверное, именно потому и сам Петр Машеров, немного лукавя, называл себя выходцем из бедной крестьянской семьи. Однако не будем строги в этом вопросе, возможно, иначе в те годы было нельзя.

Фамилию отца – Машеро – типичной не назовешь. Что-то в ней есть чужое, непривычное для русского уха. Журналист А. Шабалин как-то вспомнил откровение самого Петра Машерова: «А знаешь, и моя фамилия без приключений не обошлась. Я же Машеро, а не Машеров! Да-да. Кто-то из моих предков очень захотел быть русским, вот и добавил в паспорте последнюю букву».

Мягко говоря, это признание бывшего главы Советской Белоруссии весьма неожиданно. Во-первых, он называет свою подлинную, а не русифицированную фамилию и, пусть неопределенно, говорит о предке, которому очень уж захотелось быть истинно русским.

Наверное, Машеров мог позволить себе подобное, только уже достигнув вершины политической карьеры. С одной стороны, в этом чувствуется уверенность, что ему ничего не угрожало, с другой – читается определенная обида: в Москве, желая быть равным среди равных, своим среди своих, он по-прежнему оставался чужаком. Его попытка стать более русским, чем, например, выходцы из Рязани, увы, не удалась. А во-вторых, такого рода признания в принципе большая редкость для Петра Машерова. В таких вопросах обычно он был скрытен.

В свое время председатель правительства Российской империи Петр Столыпин сформулировал принцип: чтобы стать верным сыном своей родины, большой Российской империи, верноподданным государя, нужно: 1) быть православным; 2) родиться в центре России; 3) иметь фамилию, которая оканчивается на -ов. С двумя первыми условиями у нашего персонажа все было хорошо. Петр родился на территории, которая уже более ста лет входила в состав Российской империи и географически примыкала к Смоленской губернии. И, безусловно, он был крещен в церкви. В Ширках собственной церкви не было. Эта деревня относилась к приходу православной церкви в деревне Оболь. Вероятнее всего, в ней Машерова и крестили. По крайней мере на данной версии настаивает Юрия Пасканьева, ведущий архивист государственного архива Витебской области.

Как отмечает родная сестра Машерова Ольга, только она да еще младшая сестра Надя в их семье были некрещеными22. Кстати, на крестинах Петра священник по традиции произнес: «Дай Бог, будет великим человеком». Оставалось только скорректировать фамилию, чтобы полностью соответствовать русскому стандарту, придуманному Столыпиным. И решение было за малым: добавить одну-единственную букву, но при этом официально отречься от своих предков. Что же привело к такому решению и какие конкретно обстоятельства стояли за ним?

Российские языковеды относят типичные для белорусской и украинской антропонимической традиции фамилии наподобие Медведь, Пузыня, Трубач к прозвищному типу и считают, что такие фамилии принадлежали людям, стоявшим на более низких ступенях социальной лестницы.

Возможно, у русских все так и было. А у нас подобные фамилии, как утверждает белорусский языковед В. Вечерка, со времен средневековья достойно носили и простые люди, и государственная и интеллектуальная элита: Сапеги, Пацы, Кишки, Скорина. Например, среди предков российской монархической династии Романовых был белорусский род Кобылы. Об этом, кстати, занимательно рассказал в своем лучшем историческом романе «Каласы пад сярпом тваім» все тот же Владимир Короткевич. И, думается, этнический белорус Кобыла имел не больше недостатков, чем россиянин, скажем, Сухово-Кобылин, а гражданин Беларуси Александр Медведь, трехкратный олимпийский чемпион, многократный чемпион мира, Европы и СССР, заслуженный мастер спорта СССР, во многом даст фору третьему президенту Российский Федерации Дмитрию Медведеву.

По мнению российского исследователя имен В. Никонова, словообразовательному составу российских фамилий, в противоположность украинским или белорусским, несвойственна пестрота. Впечатляет монолитность, в деревне даже абсолютная, на огромных просторах российской равнины. Суффиксы -ов, -ин там вне конкуренции.

Вот почему тысячи белорусских фамилий, которые не имели привычных уху наших восточных соседей суффиксов, переделывались малограмотными российскими писарями после захвата белорусских земель в конце XVIII столетия. Впрочем, этим злоупотребляли и в XX веке. Очень часто в советской армии белоруса с обычной фамилией Заяц переименовывали в Зайцева. Иногда инициативу проявляли сами носители фамилии, чтобы не быть, как их убеждали, смешными. Например, в 1920-е годы молодой человек по имени Сымон Баран поменял свою белорусскую фамилию на российский вариант – Баранов, а позже, став неплохим прозаиком, взял себе псевдоним Сымон Барановых – на сибирский манер. Белорусский поэт Анатолий Велюгин вспоминал, что дед его был Велюго до тех пор, пока не вмешались имперские писцы23.

Однако исключения из этого правила тоже наблюдались, причем весьма показательные. Другой выдающийся политический деятель эпохи СССР с белорусскими корнями не пошел таким путем. Андрей Громыко не стал Бурмаковым, хотя у него были для этого все предпосылки. Вот что он вспоминал: «Бывает, меня спрашивают: – Откуда взялась фамилия Громыко? – Над этим мне почти никогда не приходилось задумываться. Фамилия как фамилия. Она дается каждому человеку для того, чтобы его отличали от другого. Правда, у нас в деревне определяли людей своим порядком, часто встречавшимся в деревнях старой России. Действительно, как можно отличить человека по фамилии, если в Старых Громыках насчитывалось более ста дворов и почти все – Громыко? В соседних Новых Громыках – более двухсот пятидесяти дворов, тоже Громыко. Может, всего лишь в полдесятка дворов жили люди с другими фамилиями. Наконец, в шести километрах от нас расположилось село Потесы: там еще более двухсот дворов, и все – с фамилией Громыко. Попробуй, отличи одну семью от другой. Поэтому в деревнях и селах крестьяне придумывали друг другу прозвища. Прозвище нашего рода – Бурмаковы. И отца моего, и деда, и прадеда вся деревня знала как Бурмаковых. И я тоже в Старых Громыках всегда откликался, когда меня называли Андрей Бурмаков»24.

Положим, с мотивом добавления к родовой фамилии Машеро буквы в мы разобрались, но кто именно это сделал – еще предстоит выяснить. Можно только предположить, что это дело рук старшего брата Павла Машерова и Семена Врагова, мужа старшей сестры Машеровых – Матрены. Семен Врагов был сотрудником НКВД и, очевидно, по-родственному помог Машеровым изменить фамилию на более благозвучную для русского уха. Других заступников в среде властей предержащих в то время в их семье не было. Технически добавить одну букву было несложно.

О том, что отец Петра Машерова был именно Машеро, известно доподлинно. Об этом говорил не только сам Петр Машеров, но и его старшая дочь Наталья25. В интервью журналисту «Комсомольской правды» она поведала: «Мой дедушка… носил фамилию Машера – это по-белорусски, то есть на русском его фамилия звучала бы соответственно как Машеро…». При этом Наталья Петровна показала журналисту уникальный, чудом сохранившийся документ – выданную в 1935 году справку на имя Мирона Васильевича Машеро. Она была впервые опубликована на страницах «Комсомолки». «Мой отец действительно спустя некоторое время после окончания школы вместе с братом Павлом подправил фамилию», – вольно или невольно выдала семейную тайну старшая дочь Петра Мироновича. Значит, вопреки утверждению Машерова никакие мифические предки не повинны в том, что его фамилия была искажена. Это было дело рук старшего брата Павла и самого Петра. Оснований не доверять Наталье Машеровой в данном случае нет. Однако время, когда они это сделали, Наталья, пожалуй, указывает неточно.

Информация старшей дочери подтверждается также другим документом, выданным уже на имя нашего героя. Он был представлен на выставке в Национальном музее Великой Отечественной войны к столетию со дня рождения Петра Машерова. Ввиду чрезвычайной важности этого документа приведу его полностью. Он написан по-белорусски: «Даведка. Дана таковая гр-ну в. Шыркі Машера Пятру Міронову аб тым, што гаспадарка яго бацькі да і пасля рэвалюцыі была наступная: адзін конь, дзьве каровы, зямлі 5,5 га. У 1935 годзе уступіў у калгас, дзе цяпер мае адну карову, прыусадзебны огород. Налічана налогу за 1935 г. 28 руб. Выбарчых праў, голасу не лішон, што і сьведчыць навасельскі с/с. Сакратар с/с – подпіс – неразборлівы». Справка датирована 18 августа 1935 года. Орфография оригинала сохранена.

По словам младшей сестры Петра Машерова, в декабре 1937 года их отец был арестован НКВД как враг народа. В марте 1938 года он умер от паралича сердца26. Вот этот арест, клеймо «дети врага народа», вероятно, и стали причиной изменения фамилии. И, скорее всего, инициатором тут выступил не Петр, а Павел. В юности Петр пребывал в тени старшего брата, именно старший тянул младшего вверх за собой, а не наоборот.

И еще одной тайной окутана фамилия Машеровых: о якобы французском происхождении их рода по линии отца. Эта история всплыла значительно позже гибели Петра Мироновича, уже в третьем тысячелетии. «Сенсационные» факты, связанные с родословной первого секретаря ЦК КПБ, журналист «Комсомолки» обнаружил, когда готовил материал к его девяностолетию. Иными словами, только в 2008 году.

Старшая дочь Машерова утверждала, что у них в семье ходила такая легенда. В 1812-м раненный солдат наполеоновской армии, оставшийся после отступления на территории Сенненского уезда, познакомился с белорусской девушкой. Они поженились, и он все время называл ее mon cheri (моя дорогая), что по-белорусски звучало как «ман шэр». Вероятно, оттуда и пошла их фамилия.

Правда, никаких документальных свидетельств в подтверждение этого ни Наталья Машерова, ни журналист не приводят. Версия основана всего лишь на созвучии французской фразы с подлинной фамилией Машеро и на некоторых сопоставлениях. Например, указывалось, что даже официальный портрет Петра Машерова, который несли трудящиеся на первомайских демонстрациях, отличался от портретов других партийных функционеров. На нем он мило улыбался. И улыбка эта была открытой и искренней, как у знаменитого французского киноактера Ива Монтана. Еще Наталья Петровна рассказывала, будто бы в школе одноклассники в шутку называли ее «мон шери» и мать, Полина Андреевна, очень сердилась по этому поводу, однако в семье происхождение фамилии не обсуждалось.

Припомнила дочь Машерова и такой факт: через много лет после смерти отца, когда она была в Париже, председатель Конституционного суда Французской республики, выходец из очень известной аристократической семьи, подтвердил, что ее фамилия имеет французские корни. Однажды то ли в шутку, то ли всерьез он спросил: «Ну, как вы чувствуете себя на земле своих предков?»

Еще одна история произошла с другой дочерью Машерова – Еленой. Как-то, путешествуя по Франции, она посетила старинный замок на границе с Италией. На его воротах красовался герб. Название было созвучно их фамилии. В парке рядом с замком находился камень с выбитым на нем красивым женским профилем. Как ей тогда показалось, с этого камня на нее смотрела их бабушка Надежда…

Конечно же все это больше похоже на красочную и несколько эмоциональную легенду. В начале и середине ХХ века Машеровы делали упор на бедность и крестьянское происхождение, в третьем тысячелетии их наследники акцент сильно меняют и пытаются доказать свою принадлежность к древней французской аристократии. Однако, несмотря на все попытки заглянуть в родословную Машеровых глубже пятого колена, представителем которого был легендарный прапрадед Петра Машерова Жером, у журналиста «Комсомолки» не получилось. Вкратце его версия сводится к следующему.

По архивным источникам якобы удалось восстановить генеалогическое древо семьи Машеровых. Как свидетельствуют данные переписи населения того времени, прапрадед Петра Мироновича по фамилии Машеро действительно был французским солдатом. Он отстал в 1812 году из-за ранения от своей части и после отступления наполеоновской армии остался жить под Витебском (на территории нынешнего Сенненского района Витебской области) и даже принял православие. После француз женился на местной крестьянке. Крепостными они не были, потому как на них распространялся указ российского императора Александра I «О вольных хлебопашцах» от 1803 года. Вскоре у молодых родился сын Ерема. Вероятнее всего, назвали его так в честь отца, только на православный лад. Стало быть, сам француз был Жеромом.