О государстве. Людологическое эссе

О государстве

Людологическое эссе

Рустам Павлович Чернов

Иллюстратор Эмиль Фриан

© Рустам Павлович Чернов, 2020

© Эмиль Фриан, иллюстрации, 2020

ISBN 978-5-4493-8219-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1

Государство привлекает ровно столько же внимания терпеливого методолога современности, сколько и Бог. Наши мечты о росте правосознания – мечты о веровании перед алтарем религии государства. Современным правителям было бы очень удобно видеть своих граждан религиозными по отношению к новому Богу – государству. Это единственная архаичная форма, которая еще не убита Научно- технической революцией, хотя это почти случилось после реального испытания атомного оружия в ХХ веке. На что сегодня надеется исследователь, обращающийся к вопросу государственного? Возможно ли вообще еще надеяться после стольких неудачных опытов определения сущности государства: Великое просвещение, коммунисты, национал – социалисты, современные борцы за права человека? Зная всю мифологию и тщетность определения бытия государства все равно пытаться написать о нем что- либо похожее на истину? Как будто бы мы можем знать, что есть истина, при всей нашей неискушенности жизни до любой смерти? Если не познавать предельно, стоит ли познавать вообще? Возможно ли такое познание государства?.. Не действием через него, а отвлеченно?

Думается, что это проблематично, так как государство – это самодостаточная реальность, источником которой является представление, сформулированное в праве, а данная реальность имеет собственный источник бытия возможности, ресурсы для его приращения, реализации, формирования, а так же обладает способностью устранять любого, кто предполагает альтернативу такому долженствованию. Правило о том, что мысль не существует вне бытия, а бытие вне мысли, применительно к государственному трансформируется в понимание государства, как бытия в действительности права, а права, как бытия в возможности государства; если право не реализуется в область действительного, то нет и государства, если же в области действительного есть что- то, именующее себя государством, но его бытие в возможности не содержится в нормах права, то это не государство. С учетом того, что современное законотворчество, руководствуясь позитивизмом, может бесконечно долго расширять границы собственности бытия в возможности, приходится констатировать, что любой предельный философский анализ здесь мало уместен, и мы не дадим такого определения, которое описывало бы большинство признаков явления, по которым государство можно было бы идентифицировать методологически. Обратное – означает ограничивать его, а в отношении активно действенно развивающейся субстанции – это практически невозможно. По всей видимости, современное государство, закончив свою метаморфозу, само создаст себе символ, позволяющий с легкостью опознавать его. В этом отношении понятно современное военное противостояние Запада и Востока. Это фактическое противостояние времен. Восток представлен классическим государственным, в то время как Запад – новая форма организации материи, которая еще по привычке, именует себя государством, хотя, по всей видимости, таковым уже не является.

Тогда зачем эта работа? Есть мнение, что данные изменения могут быть не полезными и привести к гибели цивилизации, как это чуть было не произошло в ХХ веке. Предполагается, что государство, хоть и стремилось свести себя в своей активной части к обычной трудовой функции, все же представляет определенную ценность именно как государство, как то, что так тщетно и неоднократно пытается определить мировая мысль на протяжении процесса самоидентификации, именуемого историей. Как правило, истории пишутся теми, кто выжил, мы не знаем историй тех, кто погиб; мир представления поэтому оптимистичен изначально. Именно это рождает трагедию столкновения индивидуального (как носителя общественного представления) и общественных, объективных, потусторонних форм реального. Кстати, стандартизировать это внешнее по отношению к личному, гарантировав минимальный уровень безопасности такого столкновения – тоже одна из задач государства. Хотя бы ради этого, стоит его исследовать так, чтобы не получилось конфуза незнания перед действием и раскаяния после него.

Такая традиционная позиция сохранения по факту наличия – не дань моде восточного миропонимания. Любой хаос, единожды признанный за допустимую среду обитания и в локализации своих переменных стабилизированный согласием с ними, путем ли изоляции от них (например, постройка жилища, против изменчивых погодных условий), или же путем ритмического и прочих совпадений с ними (от формирования цикла посевных, до изобретения наручных часов), становится Порядком. Дисциплина человека делает участие в нем формой успокоения, стабильностью. Государство, в некотором смысле, – удачно организованный хаос человеческой натуры в части ее попыток самоуправления перед силами, способными уничтожить род людской (ненависть, зависть, насилие, все то «греховное человеческое», что гибелью грозит).

Государство отличается формой постоянности. Оно не существует, как идея (абстракция), – где- то, ожидающая своей реализации, или реализуемая при определенных условиях (провидение, судьба, рок). Государство как комплекс охранительных причинно – следственных связей, в сущность которых возможно проникнуть благодаря закону в любой момент, присутствует везде постоянно. Описание данных форм связи причин и следствий в весьма достаточной степени для утверждения, дает нам теория правоотношения. Вместе с тем утрата государством религиозности на Западе, шатает представления государственного от абсолютного регулятора, сферы в которой и обретают себя внеправовые формы социальной реальности (любовь, месть, например), до представлений об охранительных и специальных процессуальных функциях (правосудие, выборный процесс, бюджетирование и прочее), формируя тем самым поле технократического потребительского отношения к государственному.

Вместе с тем, представления о государстве, которые носят реализуемый характер и поэтому являются частью парадигм, непосредственно составляющих бытие государства весьма разрозненны и неоднородны. В их простом типе существует устойчивая мифологическая, тотемная связь по типу именной культуры, — конкретная страна, территория народ. Отсюда все то, что по своему определению не может быть включено в структуру государственного, как отвлеченного, теоретического компонента и вечно зацикленного на конкретику частного, упрощенно доступного каждому жителю страны, представителю народа. Отсюда и политические амбиции и специфика любой публичной государственной власти, сложение коих, в конечном счете, составляет международное основание, а значит, в большей части отвлеченное и теоретическое. Как пример выхлопа такой противоположности – Конституционные суды или органы управления международных конфедераций.

При всем этом государство до сих пор сохраняет зависимость от права, как в идеологическом отношении, так и в структурном. Такова работа формулы о том, что право бытие в возможности государства, а государство бытие в действительности права, в отсутствии методологии познания права. Как следствие, любая идея может зажечь государство, преобразовать его правовые нормы, как в части их материального содержания, так и в части реализации процессуальных институтов, обеспечивающих актуальное бытие государства. В ХХ веке идея избранности в национал – социализме, благоденствия, сбалансированности в социализме унесли достаточное количество жизней, чтобы быть осторожным в вопросе идейной природы государства. Осторожным настолько, чтобы понять, что государство – это инструмент воплощения идеи, любой идеи. Когда Боги Древнего мира перестали справляться, им в помощь пришли воины, союз и организация которых по воплощению задач Богов, передаваемая в наследовании, приобретающая территории и рабов, создала механизм, развитие которого сегодня мы называем государством.

Неслучайно государство и цивилизация неотделимы друг от друга. Возникновение цивилизации мы естественным образом, в том числе археологически, увязываем с возникновением государства, здесь нас не посещает ни сомнение, ни страх ошибиться. Государство как единая базовая платформа для различных культур, национальностей однородно связанных и родственных друг другу уже тем, что они есть часть государственного. Наша история социального в таком случае – это история возникновения, развития и соответственно гибели государств. Последнее же, как форма, которая в той или иной степени наполняется то одним, то другим содержанием, но формально относительно самое себя остается неизменным. Изучить данность этой формы, чтобы понять насколько она определяема для содержания и этим ограничить исследование? Там, где появляется монументальность строений, свидетельствующих о силе символизма и культа, гончарный круг, подчеркивающий разделение профессий, деньги унифицированного типа, там есть государство?

Мы можем набросать не мало поз и тез, но все они в итоге приведут нас к выводу о том, что познание определяется принципами встречности и подобия. Нам удобно видеть государство там, где оно нам встречно и подобно, там, где наш разум может зацепиться за ту область, которая познаваема его методом и благодаря его методу. Именно поэтому те преобразования, которые сейчас происходят с государством нами воспринимаются как его естественное развитие. Мы вполне можем не заметить того (или уже не заметили), что то государство, которое мы изучаем, и о котором пишем на страницах учебников, уже не существует и от него эволюционно остался скелет, кости которого все еще продолжает обсасывать верный пес политики – юридическая наука.

Во всяком случае, если следовать тезису о том, что государство продуцирует цивилизацию, то оно весьма сильно отстает от того, что успела приобрести и что есть цивилизация в форме развития технологий на сегодняшний момент (технология именно как продукт творческой индивидуальности). Развитие представления о реальности, по крайней мере, у правоохранительного аппарата до сих пор обусловлено религиозными представлениями о еретиках средневековья, до сих пор в преступлении судебным юристам видится отступление от нормы, еретичность, а не парадигма бытия, развитие которой следует регулировать и формировать специальными методами.

Сегодня нет не только представления о том, каким должно быть государство, но нет также образца для исследования. Есть пути развития, харизматичные лидеры, разумно организованные системы, но непосредственно государства, которое могло бы послужить формой познания – нет. Все замешано либо на гуманизации (человеке как следствии Великого просвещения), либо на особом пути, либо на государстве как «вещи в себе», а еще точнее – самой по себе. Спасение сегодняшней формы государственности интересно так же, прежде всего, и потому, что за очередной войной, катастрофой и так далее вряд ли будет осуществлена преемственность с учетом роста технических возможностей уничтожения.

2

Профессиональные юристы, монополизировавшие сегодня правильное представление о государстве в процессе своего обучения сталкиваются с Теорией государства и права, Историей политических и правовых учений. Несмотря на обширность предметов, систематичность и почти совершенную процедуру обучения, в данных дисциплинах мы находим весьма скудные данные о государстве. Академическая школа досконально освещает вопрос происхождения государства, эволюции взглядов на государство, сущности государства согласно формально- юридическому подходу и его негативному зеркальному собрату – социологическому подходу. Этого на первый взгляд совершенно достаточно для составления себе точного и достаточного представления о государстве для целей правоприменения.

Системные сбои начинаются в тот момент, когда лицо, сведущее в отношении вопроса о том, что есть государство, в социальной иерархии подходит к тому уровню власти, когда от него и только от него зависит снятие того или иного социального противоречия, определяющего образ бытия неперсонифицированного круга лиц, в отношении неопределенного периода времени. Проще говоря, когда сталкивается с политическими полномочиями в тяжелых нестабильных социальных условиях (аналогично независимая судебная функция). Здесь государство выступает своего рода Ковчегом, спасающим в своей стандартизации все лучшее индивидуальное, ставшее формой воплощения жизни многих, почти всех посредством силы закона в том числе.

Оказывается, для политического управления, в особенности для управления связанного с социальными преобразованиями, тех знаний, которые дает наша юридическая школа, совершенно недостаточно. Методология познания государства дает серьезные сбои. Общественное сознание связывает их с социальными катастрофами.

Научить не мыслям, а мыслить- вот девиз университета, как формы обучения, пережившей Великое Просвещение и последовавшие за ним реформы. Вместе с тем, утверждать, что государственный деятель, принимающий политические решения, должен руководствоваться своей способностью мыслить и внутренним убеждением, а не методологией познания и выверенными принципами познания, означает оправдать любую ошибку и любой произвол верховной власти только потому, что она верховная власть, что мало отличается от монархии и сакральной власти.

Отдавая дань Великому просвещению и гуманизму, абсолютно не веря в то, что Западный тип государственного может выжить и эволюционировать, а особенно выжить в той войне миров, которая идет сейчас, мы полагаем, что государство необходимо проанализировать таким образом, чтобы сообщить иной критерий, кроме волевого, в области суждения о государственном, как минимум, в области его наличия или отсутствия, отграничения государства от прочих социальных систем.

Можно было бы сказать в этом ключе о философии права, но требовать при принятии государственного решения философского обоснования – значит повторять Платона, тем более что любое достаточное основание философии – сам философ (в данном случае правитель – круг замыкается). Прошло уже более двух тысяч лет, как учение Платона известно1 – перемен пока нет, ни единожды попытка государственного устройства Платона не была реализована. Поэтому очевидно необходимо искать что- то новое.2

Забывая о том, что видоизменение государства занимает столетия, если не тысячелетия, нам следует отметить, что наша критика в большей части касается Великого просвещения и последних 300 лет развития, продуцированных его идеями. Падение Христианской морали, безусловно, так же сыграло свою роковую роль в появлении Просветителей. Так или иначе, последние 300 лет – пример последовательного воплощения в жизнь теоретических моделей устройства государственного, без особого понимания того, что есть государство.3 Правда, в отдельных моментах с исчерпывающим представлением о том, что является его сущностью (марксизм, национал- социализм, большевизм, капитализм).

Практика показывает, что современная юридическая наука, так скоро отмежевавшаяся в самостоятельную дисциплину в области действительного, лишает правоприменителя элементарных представлений о социальных явлениях, оставляя единственным ориентиром – личное благосостояние в денежном эквиваленте.

Признать указанное положение вещей удовлетворительным не представляется возможным.

К государству и праву необходимо сохранять богобоязненное отношение, это не слесарные инструменты, которые можно отремонтировать и поменять в ближайшем магазине. Современное время реализации и освоения результатов великих географических открытий, лишивших свободных духом возможности сбежать из области государственного, без лишения благ цивилизации, заставляет нас, как минимум, знать ту сферу социальной системы, в которой приходится жить – государство.

С учетом же того, что государство сегодня монополист в области публичного насилия, мести, счастья и так далее, следует знать с кем имеешь дело. Необходимо понимать в чем дело и каким образом надо коммуницировать с современным государством и таким образом обеспечивать, хотя бы, сохранность своего имущества в будущем при элементарном планировании на 500 – 1000 лет, не говоря уже о том, чтобы строить новую полноценную социальную систему.

3

Системность, стабильность, а еще точнее упорядоченность- то, что имманентно присуще любому государственному. Порядок, независящий от времени и пространства в причинно – следственной связи, исполняемый в любом случае, пока он благодаря властному воздействию не будет отменен. Казалось бы, одним из признаков государства должно быть свойство государства предельно структурировать значение реальности. Например, коллизия оргпреступности и государства в том, что оргпреступность до сих пор не может предельно структурировать бытие любого человека по своему усмотрению и желанию4. Государство же, обладая специальными учреждениями (тюрьмы, система правосудия, система перевоспитания) может позволить себе конечную форму определения бытия человека на протяжении всей его жизни. Ему приходится менять государство, чтобы почувствовать нормальность жизни. Классические признаки государства: территория, право, публичная суверенная власть, система организованного насилия, налоги – это больше признаки post factum. Они отражают естественность бытия сообщности людей (местоположение – территория, правила общежития – право, управляющий – публичная власть, насилие – система организованного насилия, деньги- налоги), уникальность государственного здесь больше обнаруживает себя в масштабе и специфике организации власти. Впрочем, ни организация территории, ни охрана ее границ, ни полноценное независимое управление, ни насилие, тем более организованное насилие, ни закрепление собственности волеизъявления текстуально и доведение его до всех путем правосудия, ни безвозмездный отъем денег у каждого, кто на твоей территории, невозможны без упорядочивания социальных процессов, их собственности структурирования. Все таки стоит уделить этому вопросу некоторое внимание, ибо целевое предназначение государства – порядок, который не призван сделать земную жизнь Раем, но не допускает Ада земного (В. Соловьев).

Порядку противостоит хаос. Все культуры и верования мира начинаются с того, что был мрак и хаос. Хаос, как сумма переменных, каждая из которых сохраняет свою произвольность в отношении других в такой степени, что не может ни выделяться из них, ни определять их, а сумма всех переменных не образует ничего постоянного, воспринимаемого целым. Можно долго скитаться по свету в поисках такого хаоса и не найти его по той причине, что все в мире упорядочено определенным образом, и любая переменная является нестабильной только до тех пор, пока не столкнется с категориальным императивом Канта. Но с другой стороны, такой хаос доступнее, чем мы думаем. Он доступен каждому из нас. В людологической традиции такой хаос связан с первичным бытием в возможности. Бытие мысли как мысли и есть такой хаос, основа основ. Архаичное все едино восходит к необходимо единому основанию организации – изначальной хаотичности всего сущего. Об этом же и познай себя – увидеть в себе все те же основы, что составляют окружающее, – раз ты способен быть в него кооптированным. С другой стороны, современное отношение к тем, кто познал себя и не вернулся в область социализации – как к болезни, расстройству сознания. Поэтому сегодня не часто встретишь тех, кто удивляет окружающих знанием, добытым в глубинах познания собственного мира. Самокопание в себе и высшая государственная власть не совместимы так же в силу простой ограниченности временного ресурса, созерцание себя – вещь, требующая, как минимум, независимости. Хаос как область мышления, упорядоченная областью восприятия действительного, естественен для человека. Совершенно неестественно и требует своего разрешения, когда в области бытия в возможности в области мысли есть представление, не содержащее в себе никаких противоречий, а область действительного в предмете образа представлена исключительно противоречиями. Но именно такова социальная природа государственного сегодня. Применительно к государству это трансформируется в понятия законности и преступления. Но, по сути, и положение вещей, называемое законным и положение вещей называемое преступлением – это сферы реализации двух форм бытия в возможности относительно действительности, которые не совпадают. Государство возникает, как бытие реальности, признаваемой и поддерживаемой организацией принуждения, аппаратом насилия. Это, своего рода, форма, обеспечивающая цикличность, беспрерывность реализации определенного (в праве) бытия в возможности в область действительного. Это то, что противостоит любому личному хаосу потенциального бытия. Правовым государство является только в том случае, если оно не оценивает любое личное бытие в возможности как хаос противостояния, предполагающий ликвидацию и определенным образом структуризацию (свобода мысли). Природа возникновения государства в этом отношении – это вопрос того, каким образом стабилизировался хаос индивидуального перед необходимостью однозначности действительного.

В каких формах обретало себя государство становится понятно при исследовании архаичных культур. Государство появляется именно в тот период времени, когда ритуал перестает справляться со своими функциями. Именно когда власть знания, ритуала перестает персонифицировать сознание субъекта настолько, что он не видит за его границами ничего, кроме враждебности «табу», тогда его собственное бытие в возможности начинает трансформироваться в формы реализации, которые чужды ритуалу и не охватываются им. Появляется область действительного, которая чужда сложившимся нормам и практике регулирования, принятия решения в ситуации выбора. Если ситуация выбора – это снятие противоречия в области бытия в возможности (мысли), при известности реальности, пусть даже эта известность делится на абсолютно известное (остаться дома) и совершенно неизвестное (отправиться в неведомый поход); но она определена и не вызывает сомнений в области суждения, то с разрушением ритуальности, как полноценного метода регулирования, появляются представители действительности, которые имеют собственную хаотичность мышления, упорядоченную определенным образом и она не противостоит реальности сформированной ритуалом, но является его альтернативой с собственными решениями и собственными лабиринтами принятия данных решений, не совпадающих с ранее существовавшими. Это конкурирующая форма реальности, которая, даже не будучи агрессивной по отношению к ритуалу, уже разрушает его своим неверием и неадекватностью ему. Она не сопереживает вместе с ним реальность и не погружается в него, прирастая реальностью. Общество борется с такой изменчивостью либо изгнанием, либо усилением ритуала. Но в какой – то момент это требует именно постоянного участия – из события такие аномалии человеческого превращаются в повседневность. Именно тогда появляется разделение функций, именно тогда рождается государство как форма искусственно поддерживаемого социального порядка, за гранью которого полоса отчуждения. Таким государство остается до тех пор, пока не появляется новый вид изменчивости, который активно борется и преодолевает заграждения государства по упорядочиванию хаоса социальной изменчивости. Так, в XVIII веке, государство признает некий порядок по ту сторону самое себя. Это вызвано возможностью передачи информации, развитием книгопечатания и относительной экономической устойчивостью городов. Появление книги как массового продукта преодолевает время и пространство. Если ранее для того, чтобы приобщиться к бытию в возможности, размещенному в книге необходимо было преодолеть пространство (попасть в монастырь, библиотеку), преодолеть время, выраженное в прогрессе социального статуса (иметь право на знание или хотя бы научиться читать в том числе на латыни), то с появлением книгопечатания сама книга устраняла и время (доступность любому, владеющему грамотой), и пространство (распространенный тираж). Именно это позволило представителям по ту сторону государственного объединиться (не забудем и о развитии почтовой системы, которая легла в основу банковской системы) для свержения действующей политической власти. Надо отметить, что практически тот же способ, но уже в управляемом виде использовало ЦРУ США против СССР в ХХ веке.

Поселить хаос в душе человека, в особенности современного человека, произрастающего из дня сегодняшнего легко. Сегодня для того, чтобы называться мужчиной нет необходимости быть воином. Страх, в особенности страх смерти, продается сегодня под такой упаковкой, что совершенно безболезненно употребляется всеми и каждым. Все имеют равное отношение к пространству, равенство формально- юридического плана. Это порождает иллюзии, но в целом это позволяет большинству людей пребывать в спокойствии, стабильности большую часть своей жизни, как в области приобщенности бытия в возможности, так и в области кооптирования в предлагаемое бытие в действительности. Современному кажется, что оно сбежало от законов объективного, современный человек средний руки в этом почти уверен. Столкновение со смертью дезорганизует его, заставляет метаться и пребывать в хаосе. Революция 1917 в России, например, была бы невозможна без того ужаса терроризма, который был достигнут системным столкновением с случайно- внезапной смертью подданных империи.