Возвращение в Пустов

Шумер улыбнулся и, кланяясь каждой мелкой гадости, пошел по дорожке обратно. Глаза замечали, пальцы работали как клешни.

Пакет все принимал безропотно. Обрывки билетов и талонов, презервативы, какую-то пластиковую чешую, снова пивные крышки, целлофан, мокрую, расползающуюся газету, кстати, местную, «За чистый Пустов!», кукольную голову и резиновое колесо от игрушечной машинки – все исчезало в нем, словно в бездне.

Добравшись до ларька с выпечкой, Шумер повернул снова и под изумленным взглядом сидящей внутри продавщицы принялся собирать мусор по другую сторону дорожки. С каждым шагом ему все больше хотелось жить и бороться. Возможно, это было следствие внезапной трудотерапии.

– Эй! Эй! – высунувшись в окошко, окликнула его продавщица. – Ты новый уборщик что ли?

– Нет, – сказал Шумер, разгибаясь. Он поднял руку почесать нос, но увидел черные, в ранках порезов пальцы и передумал. – Это я для себя.

– Как для себя? – опешила продавщица.

Она была женщина пожившая, всякие дела «для себя» у нее прочно ассоциировались с домашней обстановкой, телевизором и отдыхом в Турции.

– Хочется пройти по чистой дорожке, – объяснил ей Шумер.

– Ха! Все равно загадят.

– Уберу снова, – улыбнулся он.

– Делать нечего, – проворчала продавщица. – Спину продует – увидишь. Или вон на шприц напорешься. Здесь этого добра много.

– А я уже.

Шумер показал ей каплю, выступившую на кончике пальца.

– Тьфу на вас!

Продавщица скрылась в глубине ларька. Шумер пожал плечами.

Он работал где-то с час, складывая в пакет все то, что люди беспечно побросали на землю, проходя дорожкой к вокзалу или от него. Ему думалось, что некоторые мусорили оттого, что в их семьях это считалось нормальным, а другие – от самой возможности намусорить.

Шумер остановился. А я не верю в людей, вдруг осознал он. Не верю. Потому и без апостолов. Да, над этим надо работать. Поле непаханое. Только это должно быть обоюдное стремление. Взять хотя бы Диму из вагона…

Он поволок пакет, нисколько не увеличившийся в размерах, к стоящему на углу в кирпичной выгородке контейнеру и перекинул через заляпанный железный край. Уже внутри контейнера пакет треснул, будто перезревший арбуз. Бумм! Окурки, бумажки, прочая дрянь ударили из него по стенкам, вспухли небольшой грязной горкой.

Шумер оглянулся. Чистота!

Да, тот же Дима – не совсем пропащий парень, способный, оказывается, на поступок, пусть и мальчишеский, детский, от обиды. А не спаси он его от рыжего Коли и «Жана Габена», сделал бы тот широкий денежный жест? И чего в жесте было больше – позерства или все-таки излома, проявления души?

Вопрос. Надо работать.

Шумер пересек улицу. Район в виду близости железнодорожных путей и кладбища дальше, к северу, не пользовался популярностью ни у застройщиков, ни у агентов недвижимости. Деревянные дома еще советских времен теснились здесь друг к другу, словно до последнего решили держаться вместе. Выступали единым фронтом против времени и неуклонных перемен. Возможно, полагал Шумер, однажды их всех утянет за собой грозный очищающий и быстрый пожар. Общие дворы с бельевыми веревками, натянутыми на столбах, лавки, щелястые заборчики, выводок низких, крытых рубероидом гаражей.

Заводской переулок.

Шумер углубился в толчею домов, в мир шелушащейся коричневой краски, дощатых мостков, ржавых ящиков для песка, выцветших, тридцати-сорокалетней давности картинок на торцах, предупреждающих об опасности пожаров и спичек у детей.

Звонить 01!

Здесь жили, в основном, старики и старухи. Они глядели из окон, как с фотографий, как из прошлого, некоторые, несмотря на незадавшуюся весну, сидели на скамейках у подъездов, кутаясь в старые пальто, обмотанные платками.

– Здравствуйте.

Шумер прошел к дальнему подъезду.

– Здрасьте, здрасьте, – закивали старухи. – А вы к кому это, молодой человек?

– К никому. В пятнадцатую, – обернувшись назад, показал ключ на шнурке Шумер.

Одна из старух встала.

– Вы смотрите, – затрясла она пальцем, – это квартира не ваша! Жильцы ее померли, а сын у них был – исчез.

– Я – сын, – сказал Шумер.

Старуха подслеповато вгляделась. Пальцы ее сложились троеперстием.

– Свят, свят! – перекрестилась она.

– Не похож? – спросил Шумер.

– А Бог знает!

– Вы лучше скажите, как родителей звали, – предложила простой тест другая старуха. – А то мы милицию вызовем.

Шумер улыбнулся.

– Андрей Всеволодович. Зинаида Карповна.

Старухи переглянулись.

– А Зина-то разве Карповна была?

– Так откуда ж я знаю? Зина да Зина.

– Ну уж никак не Карповна.

– Скажи еще – Егоровна.

Шумер, впрочем, их спора уже не слышал – открыв скрипучую подъездную дверь, он шагнул на лестницу, пробежал по крашенным ступеням, хватаясь за толстые перила и ловя ноздрями знакомый с детства кисловатый запах.

Так, справа – шестнадцатая.

Дверь слева была такой, какой он всегда помнил. Высокая. Крепкая. Коричневая. С продольными трещинами в филенке, появившимися, когда отцов брат, дядя Олег, попытался по пьяни взять квартиру штурмом. Плечо, кажется, отбил. И еще милицию вроде бы вызывали. Там было форменное буйство.

Шумер вставил ключ в замочную скважину, провернул два раза, слушая замедленную реакцию механизма. Кракк-так.

Появилась небольшая щель, дальше пришлось толкнуть.

На мгновение Шумеру привиделась тень деда, проплывшая через коридор из комнаты в кухню, он услышал приглушенный звон чашки о блюдце, почувствовал запах выпечки, уловил даже мягкий бабушкин говорок, но стоило ему шагнуть с площадки внутрь, в квартиру, как и звуки, и запахи оборвались, сумрак сгустился, и только у простенка острым углом обозначился врезавшийся в половицы серый дневной свет.

– Здравствуйте, – сказал Шумер пустоте.

Он прикрыл дверь и застыл, вбирая в себя темноту и покинутость квартиры. Провел рукой по обоям и от тумбочки, от вешалки и антресолей над головой повернул к зеркалу. В его памяти где-то здесь был выключатель. Пальцы нащупали пластиковый пупырышек.

Щелк!

Темнота так и осталась темнотой – лампочка из патрона в коридоре была выкручена. Шумер, впрочем, не помнил, чтобы делал что-либо подобное. Кто-то заходил? Кто-то производил ревизию? Или это тени деда и бабушки заботливо предохранили дом от замыкания и пожара?

Он вернулся к тумбочке, выдвинул ящичек и среди расчесок, бутылочек лака и тюбиков помады нащупал продолговатый округлый предмет.

Ага.

Потолки были высокие, по большому счету, необходима была стремянка, на стуле или табурете едва ль дотянешься, поэтому Шумер посчитал возможным просто взмыть вверх и с минуту повисеть у короткого провода, вкручивая лампочку в патрон.

Как архангел я висю…

Следующая попытка включить электричество оказалась успешной. Лампочка вспыхнула желтым светом, отбросив тьму в углы, за комод, в комнаты. Шумер обежал взглядом пустую вешалку, старые газеты на полу, покосившуюся стопку из нескольких перевязанных веревкой журналов «Новый мир» и принялся разуваться. Отражение в зеркале копировало его движения.

– Что ж.

Оставшись в носках, Шумер первым делом прошел на кухню. Половицы поскрипывали под ногами, словно примеряясь к весу нового жильца. А, может, вспоминали, кто он, что он, передавая по цепочке кодированную информацию.

Белела печь. Стол под желтой скатертью у окна украшали трупики мух. Они лежали в чашке и в блюдце, и так, живописными изюминами, там и тут. Штук двадцать. Шумер подставил помойное ведро и вытряхнул их со скатерти. Выдвинул крепкий стул со спинкой, сел, представляя, что так же, лет десять назад, на нем, сутулясь, сидел отец, а до него дед, и это было исключительно мужское место, ни бабушка, ни мама никогда его не занимали, довольствуясь противоположным краем.

За двойными стеклами темнел двор, полный мокрой земли, и виднелась огораживающая этот двор часть забора.

Шумер поежился, стукнул по столу подушечками пальцев и решил топить печь.

Несколько сухих поленьев с прошлого года ютились здесь же, на жестяном, набитом на половицы языке. В банке из-под кильки лежали спички.

Шумеру до сих пор было удивительно, как это на втором этаже поместилась печь. В детстве ему все хотелось сходить вниз и посмотреть, является их печь продолжением соседской, с первого этажа, или все же представляет собой самостоятельный агрегат. Но он так что-то и не собрался. По сей день – тайна великая.

Печь была узкая, ступенчатая, лежать на ней было нельзя, но Шумер помнил, как на ней сушились мокрая от снега одежда, варежки, валенки, шапки. В узком пространстве между печью и стеной хранились в полотняных мешках сухари и сухофрукты, а на подвешенных к потолку жердях бабушка часто развешивала полотенца и короткие простынки.

Сложив в печной зев три полена, он вернулся в коридор, собрал газеты, затолкал к поленьям растопкой, открыл дымоход. Огонь разгорелся быстро. Печь защелкала, задышала, где-то в глубине ее что-то звонко сместилось. Не кирпич ли вывалился? Шумер подождал, не обрушится ли вся печь вниз, затем закрыл заслонку, вздохнул и, прихватив эмалированное ведро, пошел за водой.

Воду надо было набирать на колонке.

Спускаясь по лестнице, он думал, неужели живущие здесь старики и старухи так же ходят с ведрами? Тяжело ведь. А если помыться надо? Постирать? Таскают по пять-шесть ведер? Или не стирают и не моются? Нет, он помнил, как они с отцом каждую пятницу шагали по черной, угольной улице в баню и – спустя помывочный час – обратно, помнил, что горячая, особенно летом, была не всегда, а еще – что дни чередовались – мужские и женские.

Но ведь не всегда можно дождаться до пятницы. Пришел грязный и ждешь, о штаны ладошку вытираешь? Ау, пятница.

Старухи сидели на лавочке, будто прибитые.

– Бабушки, – обратился к ним Шумер, – а как вы воду здесь набираете?

– А к колонке ходим, – отозвалась та, что еще перекрестилась, не узнав его. – Ты иди, милок, через улицу, там красный сарай…

– Бордовый, – перебила ее другая, подозрительная старуха.

– Красный, – не согласилась первая. – Ориентиром там еще ларек заколоченный, к нему иди, а с обратной стороны сарая колонка как раз и будет.

– Я знаю, – улыбнулся Шумер.

– Так и чаво тогда спрашиваешь? – ворчливо отозвалась третья старуха.

Они были похожи на трех древних сестер, у которых когда-то, за глаз, выведал дорогу к Медузе Персей. Грайи, вспомнил Шумер, их звали грайи.

– Я хотел спросить, – сказал он, – как вы-то воду берете? Ее тут не развозят?

– Милок, – сказала первая старуха, – кому оно надо? Мы вот с Ириной Трофимовной и Анной Викторовной по очереди с бидончиком трехлитровым на колонку ходим. Петр Петрович из третьей с баночкой ходит, а Светлана Павловна из восьмой с бутылкой из-под лимонада. Андрей Федорович из шестой, он помладше, правда, бывает, и с ведром. Только лежит потом дня два в лежку.

– Ясно, – сказал Шумер. – Я могу принести, если кому надо.

Старухи уставились на него.

– Это как?

– Мне не трудно, – улыбнулся Шумер. – Если в каждую квартиру по ведру, то всего шестнадцать ходок. За час управлюсь.

– У нас три… две квартиры-то пустуют, жильцов давно не было.

– Значит, четырнадцать ходок, – сказал Шумер. – А если найдется еще одно ведро, то и по два можно каждому.

– Ох, – сказала одна старуха. – Постой-ка, милок.

Поднявшись с лавочки, она зашаркала к подъезду. Вторая старуха, сбив пуховый платок с седых волос, отправилась за ней следом.

– Никитичну предупрежу.

– А я здесь останусь, – сказала третья. – Послежу.

Она скрестила руки на животе и уставилась на Шумера, ни коим образом не собираясь, видимо, спускать с него глаз.

– И откудова ты такой добрый?

– С поезда.

– С поезда, – покивала старуха. – Неприкаянный что ль?

– Наверное, – сказал Шумер.

– У нас здесь воровать нечего!

– Да разве я по этому делу?

– По этому, по этому! На себя посмотри, мил человек! – с укором сказала старуха. – Натуральный этот, любитель прикарманить что ни попадя. Еще небось ограбил кого по пути и к нам подался, на старые адреса.

– Я же воду…

– Ага-ага. Знаем. По квартирам пройдешь, посмотришь где что, приценишься. А ночью в окна полезешь.

Шумер улыбнулся.

– Вы вот прям насквозь меня видите.

– Глаз такой, – кивнула старуха. – Я ж раньше контролером приемки на заводе работала. И в людях гнильцу примечать тоже научилась.

– Значит, я с гнильцой?

Старуха прищурилась.

– Ну-ка, отступи на шаг.

Шумер отступил.

– Нет, – помедлив, качнула головой она, – все же не скажу. Не с гнильцой, с трещиной. Тоже, как ни крути, брак.

– Есть такое, – признал Шумер. – Но в окна-то не полезу?

– А бог тебя знает, – ответила старуха. – Ну-ка, отступи снова.

На всякий случай Шумер даже повернулся перед ней, отставляя ведро в сторону.

– Нормально?

– Странный ты, – сказала старуха. – Улыбаешься.

– А что делать?

– Нет, вроде не злой человек, не злой. Переломанный. Сам себя изломал. Сам и маешься, собрать себя не можешь.

– Обстоятельства, – тихо сказал Шумер.

Старуха вздохнула.

– У кого их нет?

Они помолчали. Шумер стукнул ведром по бедру.

– Так вам воды-то надо?

– А как же! Ты только начинай с первых квартир. Я сама с девятой, – старуха с кряхтением встала, – пойду хоть, куда перелить, приготовлю. Но мне бы, конечно, не два, а четыре ведра было в самый раз.

– Хорошо, – сказал Шумер.

– Ну и ладно.

Старуха, шаркая, скрылась в подъезде, уступив место той, что уходила за ведром. В этом виделась некая преемственность.

– На-ко, милок.

Ведро было грязное, с мазком краски на боку.

– Из-под картошки, – пояснила старуха. – Ополоснешь под колонкой, ничего с водой не станется.

– Хорошо, – сказал Шумер. – Я пойду по порядку.

– Красный сарай, – напомнила старуха.

Деревянные мостки вывели его за ограду.

По обочинам насыпной дороги валялись кора и щепки, здесь, видимо, все еще ходили лесовозы. Год назад на его памяти лесозавод был на грани закрытия, но, возможно, банкротство отсрочилось. Шумер пересек насыпь, прошел между темно-серых бесхозных дровяников. Над рубероидными крышами проплыл гудок, намекая на близость железнодорожной колеи. В пустоте между домами даже мелькнул тепловоз.

Красный сарай, поджатый сбоку ларьком – низким, дощатым сооружением, выкрашенным в бледно-голубой цвет, открылся ему, едва он взял от дровяников левее. Обойдя сарай, Шумер обнаружил с тыльной стороны помост и торчащую из стены трубу под шиферным козырьком. Над трубой имелся пульт с двумя кнопками – красной и черной.

Шумер поставил ведра.

Помост был мокрый. С него, похоже, кто-то только что набирал воду и сделал это не слишком аккуратно. Качнув головой, Шумер нажал черную кнопку, и через секунду из содрогнувшейся трубы с шипением рванула вниз тугая струя. Мимо! Холодные брызги полетели в стороны, дробясь о жестяную кромку, и Шумеру пришлось срочно исправлять аварийную ситуацию, центруя ведро ботинком. Тут же насквозь промокла штанина, а затем и рукав.

Помост сделался еще мокрее.

Торопливо вдавленная красная кнопка прекратила гул и течение воды. Шумер ошалело вытер мокрый лоб. Блин, ничем не лучше предыдущего водоноса.

Он фыркнул. В ботинке противно жамкался залитый носок.

Из своего ведра Шумер зачерпнул воду ладонью, сполоснул переданное старухой ведро, вылил грязь в песок. Под помостом уже лужица образовалась, вытянула тонкие веточки ручейков под уклон.

Вторая очередь! Шумер снова включил воду. Ему сделалось весело.

В этот раз получилось куда как лучше. Ведро было поставлено в нужную точку, и красная кнопка, останавливающая струю, нажата вовремя.

Ух, хорошо!

Шумер с ведрами сбежал по короткой лесенке. Навстречу ему из домов по эту сторону насыпи катил тачку с флягой бодрый усатый дедок.

– Здрасьте, – сказал ему Шумер.

– Ох ти ж, вежливый, – удивился, останавливаясь, дедок. – И тебе не хворать, – крикнул он вдогонку.

– Постараемся!

Шумер перемахнул через дорогу и зашагал по мосткам. Какая-то гнусная щепка с обочины попала в ботинок и принялась обживаться на новом месте, тесня пятку. Шумер поболтал ногой на ходу. Вот, зараза.

Мимо, обдув спину теплом и запахом натруженного двигателя, проехал автобус и скрылся из виду в оглушительном скрежете коробки передач.

– Сюдо-ть.

Одна из старух, зазывая, стояла у подъезда.

– Сейчас.

Шумер остановился и вытряс щепку.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.