И ВСЕ ДЕЛА. рассказы, повести

– А что за посёлок? – спросил я.

Он назвал и объяснил, как проехать.

Зал незаметно пустел. Музыканты уже не играли. Расплатившись, ушёл седой мужчина. Затем ушёл его оппонент, буровик с пятилетним стажем. После него осталась незаконченная бутылка шампанского.

– Может того? – предложил Виктор. – Всё равно пропадёт.

Он налил шампанское в фужеры.

– Поедем в посёлок? – спросил я.

– Слушай ты его больше. Да и как ты себе это представляешь? Пойдёшь по посёлку, будешь спрашивать? Я вон тогда был в Оренбурге. Нет – в Уральске. Или в Оренбурге? – он задумался. – В общем, я где-то был и поверил одному мужику, – говорил то же самое. Я два часа добирался на автобусе! Ну, думаю, сейчас нарасхват пойду. Зашёл в продуктовый магазин и начал предлагать свои услуги. И никто не согласился. Смотрели, как на афериста!

Смакуя шампанское, Виктор вдруг допил его глотком:

– Я сейчас приду, – он поднялся со стула и пошёл в коридор. Я проводил его взглядом. И вдруг увидел, что к столику возвращается наш сосед, буровик с пятилетним стажем, у которого мы выпили шампанское!

«Так он чего, не ушёл, что ли?» – подумал я.

Виктор стоял у двери в коридор, смотрел на меня и улыбался.

Усевшись за стол, мужчина увидел пустую бутылку:

– Не понял. А где моё шампанское?

– Мы его выпили.

– Как выпили?

– Мы тебе заплатим за шампанское!

– Не успел я сходить в туалет, а они – выпили!

Утром мы пошли с заведующей в контору, чтобы получить деньги за ремонт телевизоров. Контора была на окраине поселка. По одну сторону дороги были дома, по другую – поле, лес. Я никак не мог привыкнуть к тому, что лес здесь, наверное, в два раза ниже, чем у нас.

– А мы успеем на автобус в Мирный? – спросил Виктор заведующую: автобус отправлялся через час.

– Успеете, – её заинтересовало что-то на обочине – как оказалось, камень; она подняла его. – Это сердолик. Разновидность халцедона. Считается полудрагоценным камнем. Его надо отшлифовать. И если внутри будут кольца, тогда это будет агат. Возьмите на память, – и подала камень Виктору.

Он взял камень с таким выражением, как будто над ним пошутили.

– А почему вы себе не взяли, если он полудрагоценный?

– У меня есть коллекция.

– Дай-ка посмотреть, – попросил я.

Сердолик был жёлто-красного цвета, с выбоинами. Я попытался рассмотреть кольца, но ничего не увидел. «А может, он ему не нужен?» – я с надеждой посмотрел на Виктора. «Нужен», – говорил его взгляд. Когда я вернул камень, он тоже посмотрел его на свет.

– Что-то не пойму, про какие кольца вы говорили?

– Он должен иметь рисунчатую структуру.

Я с пристальным вниманием посмотрел на обочину. В голову лезла идиотская мысль: если валяются полудрагоценные камни, то почему не могут валяться драгоценные – алмазы, например! Везде лежал пыльный щебень.

Получив деньги, мы пошли в гостиницу за вещами. До отправления автобуса осталось мало времени. Нам нужно было торопиться.

ВАЛЕРА И ЕГО ЖЕНА

Валера Садков приехал в аэропорт пьяный, с сильным запахом перегара, немытыми, засаленными взлохмаченными волосами, растопыренными усами, похожими на малярную кисть, отёкшим лицом. Его внешний вид неприятно поразил меня. Его, откровенно пьяного, могли не пустить в самолёт.

– Дак, ведь, сам понимашь, – он развёл руки, оправдываясь. – Дрова пилили.

Он купил «дрова» – несколько кубов берёзовых брёвен. Сосед помог распилить брёвна. У него была автоматическая пила. А затем они это дело обмыли.

Валера жил в деревне, рядом с городом. На работу добирался на электричке. Его дом был ветхий, покосившийся, из растрескавшихся сосновых брёвен, с замшелой крышей. В акте, составленном депутатом, было указано, что дом непригоден для жилья, построен семьдесят лет назад, один раз горел. Валера надеялся, что завод даст ему новую квартиру. Уже пять лет, как он стоял в очереди на жилье, по списку семнадцатый. Я спросил его, каким он был по счёту пять лет назад? «Дак, по-моему, и был семнадцатый», – сказал он.

В буфете Валера купил чаю с лимоном и обнаружил, что у него в кошельке «не хватат» сорока рублей, третей части аванса, который он получил для командировочных расходов.

– Жена вытащила! – он возмутился. – Смотри-ка, что делат баба!

Она забрала деньги, на которые ему надо жить в командировке, – платить за дорогу, гостиницу! Я, конечно, дам ему денег. А если бы он поехал один?

Его жена тоже работала в городе. Он позвонил ей. Она отпиралась, говорили, что не брала. Тогда он повесил трубку. А затем снова позвонил, стыдил её.

Командировка у нас была в Латвию, маленькую прибалтийскую республику. Города здесь были чистые, ухоженные, еда в столовых вкусная.

Половина жителей здесь были русские. Но я всегда попадал на латышей. Нас интересовало, как найти гостиницу, столовую, магазин? Мне отвечали по-латышски, указывали в другую сторону, либо вообще не отвечали. Приходилось спрашивать много раз. Всегда спрашивал я, – Валера держал себя так, как будто это была моя обязанность. Мне это надоело. «А ты, что молчишь?! – я возмутился. – Ты тоже спрашивай!» – «Я боюсь». – «Тебе, сколько лет? Представь, что ты один. Может, на русского попадешь. Может, ты счастливый!» И вот мы поехали на автобусе из Гулбене в Ригу. Валера подал шофёру десять рублей и попросил два билета до Риги. Тот ответил по-латышски. Валера испуганно посмотрел на меня. Потом опять сказал шофёру, что ему нужно два билета до Риги. «Гыр-гыр-гыр», – ответил шофер. Похоже, Валера дал мало денег. «Дай ещё десять рублей», – сказал я. Шофёр дал ему два билета, сдачу. Мы сели на свободные места, рядом с водителем. Спинка моего кресла была откинута. Женщина сзади сказала мне по-латышски, чтобы я поднял спинку. Я не понял, и она показала жестом. Обычно, спинка сидения поднималась с помощью кнопки в подлокотнике. Я пощупал, посмотрел, – кнопки не было. «Не знаю, как поднимается», – я сказал шоферу, который смотрел на меня. «А что здесь непонятного?» – он вдруг сказал чисто по-русски и показал, как поднять спинку – с помощью рычага у сидения.

Мы вернулись домой через Москву, – приехали на поезде в три часа ночи. Я предложил Валере переночевать у меня. Он отказался. Сказал, что дождётся «перву» электричку, которая будет через час.

Валера приехал на работу без отчётных документов – командировочного удостоверения, отмеченного печатями магазинов, проездных билетов и гостиничных квитанций. Он сказал начальнику нашего подразделения, что забыл документы дома. А мне сказал, что жена спрятала.

– Зачем? – удивился я. – Какой в этом смысл?!

– А чтобы мне было хуже. Что делат баба!

Он приехал домой в пять утра и лёг спать. Она разбудила его и сказала растопить печку. А он отказался.

– В прошлый раз вытащила деньги. Звоню. Она давай отпиратца. По морде дать? Дак посадит. Боюсь я. Поднимат меня, а я не встаю. Только лёг – в пять утра. Психанула. Опять не по её! Ну, думаю, сейчас что-нибудь спрячет. И точно – нет командировки! Я, бывало, в доме у матери документы спрячу. Дак она к матери придёт, сыщет. Дура!

Мы опять поехали в командировку, – на этот раз в Краснодарский край, по следам Андрея Якубова, который забраковал восемь телевизоров с неисправными кинескопами в городах Славянск-на-Кубани, Усть-Лабинск, в станицах – Тбилисская, Хопёрская, Чекон. Кинескопы выходили из строя настолько часто, что, например, за прошлый год я заменил их больше, чем предохранителей.

Валера приехал в аэропорт за десять минут до окончания регистрации на рейс. Я ждал его около часа и думал, что он опоздает. Сам, без него забрал кинескопы из камеры хранения, зарегистрировался, заплатил за лишний вес багажа, дал грузчикам на бутылку, чтобы они осторожно погрузили кинескопы.

– А позже ты приехать не мог? – раздражённо спросил я.

– Электричка опоздала на полчаса!

– Деньги все на месте? Жена не взяла? – Меня не смягчило его оправдание: я один корячился с кинескопами!

– Деньги-то все. Сегодня не так. Кошелёк не нашла. Дак спрятала ботинки, пиджак и куртку!

Только после этих слов я обратил внимание на его одежду, – у него была старая болоньевая куртка с заплатками, дырами от сигарет, мятые джинсы, с бурыми потёками грязи, расстёгнутой ширинкой, зимние ботинки с оторванными язычками.

– У тебя расстегнулась ширинка, – примирительно сказал я, сдерживая смех. – Ты просил жену, чтобы отдала одежду?

– Я не хочу унижаца. Собрался и ушёл.

Я опять посмотрел на Валеру – на его заплатанную куртку, мятые джинсы, зимние ботинки с оторванными язычками!

– Ты их на помойке нашёл, эти ботинки?

– Я в них дрова рублю.

Забраковать кинескоп и заменить его – работа разная. Андрей Якубов ездил налегке – с «дипломатом» и сумкой. Мы ездили с кинескопами.

Камера хранения в аэропорту Краснодара стала нашей базой. Наши города и станицы были в разных концах края. Мы отвозили кинескоп, меняли, возвращались в аэропорт за следующим кинескопом.

Наконец дошла очередь до станицы Чекон. Автобус ехал до этого населённого пункта дольше, чем мы предполагали. Было уже полседьмого вечера. Магазин скоро закроется. Обычно, они работали до семи. А мы ещё ехали. И неизвестно, сколько времени ещё будем ехать. Я не был уверен в том, что в Чеконе есть гостиница. Если гостиницы не будет, где будем ночевать, – на улице? Ни наши соседи, ни шофёр тоже ничего не знали про гостиницу в Чеконе.

Время неумолимо приближалось к семи. Уже было без пятнадцати семь! А мы по-прежнему ехали.

– Будете выходить? – спросил шофёр и кивнул на дорожный указатель, на котором было написано, что до Чекона три километра. Я растерялся. Чекон находился в стороне от главной дороги. До него было три километра! Автобус не заезжал в Чекон. А у нас было два кинескопа. Упакованные в коробки, они мало чем отличались от двух телевизоров. Тащить их на себе три километра было удовольствием ниже среднего. Не успели мы с Валерой переглянуться, а поворот на Чекон остались сзади, и с каждой секундой мы отъезжали всё дальше и дальше!

– А следующая, какая станица? – спросил я.

– Юровка.

– А там гостиница есть?

– Понятия не имею.

Шоссе делило Юровку на две половины. Автобус здесь не останавливался. Мы решили, что в Юровке гостиницы тоже нет.

Мы доехали до конечного пункта маршрута автобуса, – до станицы Старотиторовская, которая находилась в тридцати километрах от Чекона. Гостиница оказалась закрытой на ремонт. Неприятно оказаться у закрытой на ремонт гостиницы с багажом в незнакомом населённом пункте. Нам подсказали про общежитие какого-то предприятия. В этом общежитии, с поломанными дверями, шкафами, столами, мы ночевали в одной комнате с шофёром, который завтра утром уезжал в Краснодар. Чекон был по пути, и шофёр сказал, что довезёт нас.

Мы приехали в Чекон в семь утра – за два часа до открытия магазина.

…Товаровед попросил нас отремонтировать его личный телевизор. Перед его домом росли грецкий орех, дикий абрикос «жарделя». Эти чудные деревья были перед каждым домом. Они росли здесь, как у нас берёзы. Двор перекрывали дуги, оплетённые виноградом. У его друга тоже был сломан телевизор. Мы поехали к нему. И этот друг угостил нас ужином. Пришли ещё какие-то люди. Мы ели шашлыки, свежие овощи, зелень. Я пил домашнее вино. Валера – самогонку.

Валера приложился к самогонке, как следует. Обычно, скромный, сдержанный, мало разговорчивый, готовый всегда уступить, он вдруг преобразился. У него закончились сигареты, и он потребовал дать ему закурить! Он отремонтировал телевизор. Ему теперь все обязаны! Он получил сигарету и услышал, что в таких штанах, как у него, ходили на Кубани ещё до революции. Тогда Валера начал расхваливать нашу Волгу, Керженецкие леса. «В вашей Волге можно только ноги полоскать!» – ответили ему. «Зато у вас грибов нету!» – парировал он. «А у вас виноград не растёт и персики!» Я сказал Валере, что ему хватит пить. Он снисходительно посмотрел на меня. На его растопыренных усах висели крошки хлеба. И выпил ещё! Его куртка висела на спинке стула, рубашка вылезла из-под старого, съеденного молью джемпера, ширинка опять расстегнулась. Замок молнии был сломан, и молния постоянно расстёгивалась. Он хотел казаться значительным, но поскольку был пьяным и в такой одежде, его не воспринимали серьёзно. Скажи, кто твой друг, и я скажу, кто ты. На меня тоже смотрели подозрительно. В нашей компании была красивая девушка, подружка хозяина дома. Я сидел рядом с Валерой. Он откровенно подтолкнул меня к ней и заговорчески подмигнул. Мне сразу стало нехорошо. Чужой дом, незнакомые люди.

– Извините, – я поднялся из-за стола. – Нам – пора.

Мы опять вернулись домой через Москву: самолеты из Краснодара в Горький были три раза в неделю, а в Москву – несколько самолётов в день.

Я приехал на работу. Валера курил в коридоре у окна, помятый, с взлохмаченными волосами. Я поздоровался с ним и увидел, что у него сильно распухла щека.

– У тебя зуб болит?

– Давайте начинайте, начинайте! – он вдруг вспылил. – Вам нужон мальчик, над котором можно посмеятца. Вы без этого не можоте. Ну, ударили меня, ударили! Теперь ты доволен? Да? Смейся!

Я с недоумением посмотрел на него и пошёл в общую комнату, сел за стол рядом с Андреем Якубовым, крупным, бородатым регулировщиком:

– Что-то сегодня Валера не в духе.

– Будешь не в духе, – он засмеялся. – Жена ударила его табуреткой!

Специальность телемастера сделала Валеру в своей деревне необходимым человеком. Он ремонтировал качественно, брал недорого. К нему постоянно обращались. Сначала он отдавал деньги жене, затем – часть денег, наконец, совсем перестал отдавать, считая «шабашку» своей законной добычей. Жена уговаривала его и по-хорошему, и по-плохому, – пугала, что расскажет начальству: радиодетали он брал на заводе, а затем списывал на телевизоры, которые ремонтировал в командировках. Наконец, её терпение лопнуло. Она решила пожаловаться начальнику нашего отдела. Я представлял её страшной, похожей на бабу Ягу. Она оказалась розовощёкой, плотной, круглой женщиной, с мягкими, приятными чертами лица.

Я увидел их – Валеру и его жену – на улице, у крыльца отдела. Она сидела на лавочке, выглядела строго, непреклонно. Походило на то, что она приняла какое-то решение, и никто её не сможет переубедить. Валера стоял перед ней с просящим, умоляющим видом.

Наш начальник смутился, растерялся, не знал, как держать себя с этой женщиной, что ответить ей. Наверное, любой растерялся бы на его месте.

– Накажите его! – требовала она. – Он ворует детали на заводе! Ни стыда, ни совести! Шабашит направо и налево. Ремонтироват телевизоры. А деньги мне не отдаёт. Всё пропиват! Вы скажите ему, чтобы он, – она показала пальцем на Валеру, – отдавал деньги мне!

Мне было интересно посмотреть на жену Валеры после всего того, что я узнал о ней.

ЛЮБИМАЯ ТЕРРИТОРИЯ

Я вышел из отдела на улицу. Меня сразу обдало горячим воздухом и ослепило солнцем: наш отдел находился в полуподвале жилого дома, комфортно прохладном, затенённым кустарником и деревьями. Я надел солнцезащитные очки. Вдруг кто-то окликнул меня, – как оказалось, Андрей Якубов: он курил, сидя на лавочке, находившейся напротив нашего отдела, в тени деревьев.

Ему тоже надо на завод. Мне надо получить в бухгалтерии деньги для командировочных расходов. А ему – получить на складе радиодетали. Мы пошли на автобусную остановку. Наш отдел находился не на территории завода.

Андрей решил купить в киоске «Союзпечати» программу передач на следующую неделю. Продавец сказала, что программы будут завтра. Если бы мне понадобилась программа, а её не оказалось, я сразу пошёл бы дальше по своим делам. Андрей начал внимательно осматривать товар. Сначала он смотрел на газеты, потом – на журналы, затем – на сувениры, ручки и карандаши. Наконец он купил аскорбиновой кислоты, – несколько крупных таблеток в красивой упаковке.

– Сыну, – пояснил он. – Аскорбинка лучше, чем жвачка. Когда он пузырь выдувает, у меня сразу перед глазами возникает противная скользкая мокрая лягушка. У неё тоже появляется пузырь, когда она квакает.

Мы ждали автобус в тени деревьев: ещё не было десяти утра, а солнце палило немилосердно.

– Сегодня напевал всё утро: «Секс, секс, как это мило. Секс, секс – без перерыва». Не знает, что это такое, а поёт.

– Кто поёт? – я не понял.

– Сын. Сейчас по ящику чего только не передают. А дети, как магнитофоны – схватывают на лету. Человеческий мозг имеет такую особенность, – хорошее не запомнит, а ерунду, – пожалуйста. Уже анекдоты рассказывает, представляешь? – он удивленно посмотрел на меня. – Буратино пообещал Мальвине рубль, если она залезет на дерево. Она залезла и рассказала черепахе Тортилле. «Какая ты глупая, – сказала черепаха. – Он хотел посмотреть на твои трусики!» На следующий день Буратино опять попросил Мальвину залезть на дерево. Она залезла. А трусы спрятала в карман. Вот какой анекдот рассказал мне сын!

– А сколько ему лет?

– Семь! – засмеялся Андрей.

Мы не без труда втиснулись в переполненный автобус. Изнуряющая духота, яркое, слепящее солнце, разгоряченные пассажиры, набитые в автобусе, как селёдка в бочке, – всё это неожиданно угнетающе подействовало на Андрея.

– Надоел мне этот город, – скучно, разочарованно сказал он, держась за поручень, крупный, сильный, как медведь, в рубашке с коротким рукавом, мясистыми руками, толстыми пальцами. – Надоело всё. Вставать в шесть утра, ехать в переполненном автобусе. Знаешь, бывает такое паршивое настроение, когда всё раздражает – эта сутолока, беготня. Не дай бог, думаешь, сейчас кто-нибудь заденет, – развернусь и ударю. Или смотришь, все бегут куда-то, занимают очередь, ругаются. Что покупают – не понятно.

Пропуск на завод у нас был со свободным входом и выходом.

Узкая дорога, по которой мы шли к заводоуправлению, напоминала ущелье: по обе стороны стояли высокие заводские цеха, опутанные трубами вентиляции. Производственный гул был ровным, постоянным.

– Зайдем к воякам? – предложил Андрей.

Наверное, две трети цехов были заняты военным производством. По этому поводу говорили: «Кто сказал, что телевизионный завод выпускает телевизоры?» Ходить с Андреем по заводу – означало потерять полдня: у него полно знакомых, ему надо всех обойти. А мне надо получить аванс для командировочных расходов, купить билет на поезд. Чем быстрее я освобожусь, тем быстрее окажусь на пляже – на острове Гребнёвские пески, у Канавинского моста. Я решил искупаться и немного позагорать. День был жаркий, солнечный. Провести несколько часов на пляже – эта мысль мне показалась очаровательно прекрасной, требующей немедленной реализации. Мне нравится пляж на этом острове. Прокалённый жёлтый песок, незаметное течение речки с искристой рябью солнечных бликов, мягкое песчаное дно. Я искупаюсь, обсохну на солнышке, открою бутылку пива. Короче говоря, мне не хотелось идти к воякам! Это отразились на моем лице, и Андрей сказал:

– Да мы по быстрому! На минутку.

В большой комнате, в которую мы вошли, было два человека – молодая женщина печатала на машинке, и худощавый мужчина читал за столом газету. Появление Андрея оживило их. Похоже, им было приятно увидеть его.

– Слушай, Петрович, как насчёт моего дела? – спросил Андрей.

– Я не против, – лицо мужчины приняло деловое выражение. – Только напомни, насчёт какого?

– Насчёт станка.

Полгода назад Петрович познакомил его с токарем, который мог сделать деревообрабатывающий станок – вал для циркулярной пилы и ножей, стол с отверстиями для пилы и ножей, раму. Токарь запросил за станок семьдесят рублей. Андрей принял это к сведению и больше не приходил. За эти полгода токарь, наверное, забыл Андрея. И он снова обратился к Петровичу.

Я ни разу не был в этом кабинете. На стене у стола Петровича висели два больших рекламных плаката радиолокационных станций, которые делали на нашем заводе. И плакат с фотографиями ракет, самолётов и крупным заголовком: «СВКН – средства воздушно-космического нападения».

Этот кабинет, как оказалось, был проходной. Я увидел дверь, оббитую чёрной кожей, с табличкой, на которой было написано:

Уполномоченный Главного управления вооружений войск ПВО

Эта дверь открылась, – вошёл высокий мужчина средних лет, с короткой стрижкой, военной выправкой, в гражданском костюме. Он неожиданно тепло поздоровался с Андреем, – как с родственником, которого давно не видел.

– Надо поговорить! – он пригласил его в свой кабинет и обратился к женщине, печатающей на машинке: – Валя, организуй нам чаю!

Я с удивлением посмотрел на Андрея. Как он познакомился с ними? Что у них общего?! У нас – гражданское производство. У них – военное. Я даже не подозревал, что на заводе есть такой кабинет. А Андрея здесь все хорошо знали.

Петрович привёл нас в мастерскую, – затемнённое помещение с низким потолком, замасленным железным полом, металлообрабатывающими станками, стеллажами, нагруженными валами, шестернями, болванками.

– Серёга, мы опять насчёт станка, – сказал он моложавому парню, в замасленной спецовке, кирзовых ботинках, который работал за узким, высоким фрезерным станком.

– Как в прошлый раз? – Сергей недоверчиво посмотрел на Андрея.

– Я тогда не смог, – начал оправдываться тот. – В командировку послали. Закрутился с другими делами. Мы договаривались за семьдесят. Так, кажется?

– Был такой разговор.

– Год назад, – сказал другой токарь, пожилой мужчина с выцветшими глазами, изрезанный морщинами. Он выключил свой станок, погасил индивидуальное освещение, вытер руки о ветошь и подошёл к нам.

– Ладно вам год назад – полгода! Осенью подходил. Я понимаю, что цены выросли, и не возражаю. Договоримся. Сколько?

– Сколько возьмём? – пожилой мужчина внимательно посмотрел на Сергея.

– Вопрос интересный, Вова.

– А ты сам, сколько можешь дать? – к нам подошёл ещё один токарь, толстый мужик с круглым, гладким лицом, деловой, решительный. – Какие у тебя, так сказать, возможности?

– Назначьте цену, а там будет видно. Давайте сядем.

Они сели за стол у большого запылённого окна.

– Целый день на ногах, – продолжал Андрей, угощая всех сигаретами. – Покурить некогда. Сколько?

– А ты сам, сколько можешь дать?

– Вы назначьте цену.

– Сто пятьдесят рублей! – сказал толстый мужик.

Он запросил настолько большую цену, что она стала неожиданной даже для Сергея и Вовы: они удивленно посмотрели друг на друга и опустили головы, скрывая улыбку. Их устраивала эта цена. Они взяли бы и двести рублей, и триста, если бы Андрей согласился! Петрович тоже удивился. Он посмотрел на Андрея с вопросительной улыбкой. А тот курил спокойно, невозмутимо.

– Я тоже хотел работать токарем, – сказал он. – Когда учился в школе. Была такая мечта. У вас, какая основная работа?

– Каждый раз разная, – ответил Вова. – Штучная.

– Творческая у вас работа, – согласился Андрей. – День за днем шлёпать одно и то же неинтересно. Правильно?

– Кому как.

– Сколько хотите за станок?

– Сказали же, сто пятьдесят рублей! – сказал капризно толстый мужик.

– А не дорого?

– Ты зайди в магазин, – посмотри, сколько они стоят!

– За такие деньги я могу и в магазине купить. Я специально обратился к вам, чтобы подешевле. Ко мне тоже люди обращаются насчёт ремонта телевизоров. Я же не деру с них, а по договоренности. Чтобы и людей не обидеть, и чтобы мне было хорошо.

– Ну, хорошо, сто тридцать.

– Дорого, мужики.

– Дорого? Ты знаешь, сколько сейчас материал стоит? Это раньше он везде валялся. А сейчас не достанешь.

– А какой вам нужен материал?

– Плиту для стола – раз, болванку для вала – два, сталь для ножей – три! А также – подшипники и профиль для крепёжных рам!

– Материал я достану.

Материал они сами могли достать: мужик специально сгущал краски. Тогда он сделал упор на другое:

– А раму варить? Нужен сварщик!

– Я налью стакан, – он сварит.

– За стакан? За литр водки, не хочешь?!

– Поставлю литр, – согласился Андрей. – Всё равно дешевле.

– Ещё ножи нарубить.

– Договорюсь.

– Ладно, сто рублей. Дешевле нельзя. Себе в убыток.

– Дорого, мужики!

– Дорого? А если за рубль?!

– Тогда – два станка! – сказал Петрович и засмеялся.

– Тебе, может, и дорого, но мы не можем работать за бесплатно. Ты тоже пойми нас правильно.

– Вы сделайте мне вал и стол, а остальное я сам сделаю. Сколько это будет стоить?

– Шестьдесят рублей, – сказал Вова.

– Ты что болтаешь? – толстый мужик посмотрел на него недоумённо, с раздражением. – Соображаешь, что говоришь?

– Нормальная цена за стол и вал.

– Тогда сам и делай!

– Я выточу вал. А Серёга стол отфрезерует. Да, Серёга?

– Можно, – согласился тот.

Мы вышли на улицу. После затемнённой мастерской солнце показалось особенно ярким, слепящим.