И ВСЕ ДЕЛА. рассказы, повести

Виктор предложил обратиться за помощью к заведующей отделом радиотоваров центрального универмага, находящегося рядом с гостиницей. Его замысел был бы логичным, если бы мы приехали к ним в командировку. Я сам тоже так поступил бы. Но мы были здесь проездом. Я усомнился, что заведующая поможет нам. Его предложение мне показалось авантюрным.

Наша просьба не показалась заведующей странной. Ознакомившись с нашими документами, она предложила нам отремонтировать телевизоры. У них было несколько неисправных телевизоров нашего завода. Если мы отремонтируем их, она поможет нам поселиться в гостиницу. Мы, естественно, согласились.

Виктор продал грузчику восемь умножителей по пятнадцать рублей за штуку. Он убрал деньги в карман, и на его лице появилось блаженство, удовлетворение. Любой на его месте тоже обрадовался бы: он заработал больше половины месячной зарплаты – сто двадцать рублей! Наш оклад был сто сорок рублей, плюс премия. Грузчик сам обратился к нам с просьбой продать умножители. Эта радиодеталь была дефицитной, востребованной, часто выходящей из строя.

Для отчёта он достанет неисправные умножители через телемастерскую. За один исправный умножитель можно было получить, как минимум, пять неисправных. А потом сдаст их на склад, указав в акте, что заменил их при ремонте.

Заведующая сообщила нам, что мы будем жить в гостинице «Новосибирск». Администратором была та же женщина, недавно сказавшая нам, что у них мест нет. Она поселила нас в двухместный номер на пятнадцатом этаже.

Цены на местной барахолке были такими же, как у нас в Горьком. А некоторые товары стоили ещё дороже. Например, немецкие кроссовки стоили здесь двести рублей. Меня поразила эта цена, показавшаяся мне сумасшедшей. На цену влияет количество товара. Возможно, мы пришли в «неурожайный» день.

Крупные поставщики товара на барахолку, – это, как говорят, тайна покрытая мраком: спекуляция была уголовным преступлением. Исчерпывающую правду знали сами поставщики и правоохранительные органы.

Моряки, иностранные туристы – не были крупными поставщиками. Как я предполагал, – директоры магазинов и торговых баз. Привезут, например, на торговую базу тысячу пар немецких кроссовок по цене пятьдесят рублей. А такое количество на весь город – это капля в море. Часть сразу «рассосётся» по своим да нашим. Другую часть продадут знакомым спекулянтам. А те прямым ходом на барахолку. Даже десятирублёвая наценка делала директора «миллионером».

Барахолка представляла собой большую асфальтированную площадь, огороженную забором. Народу было много, как на ноябрьской демонстрации. Продавцы стояли длинными рядами, образуя живые коридоры. По этим-то коридорам ходили покупатели. Некоторые из продавцов тоже ходили с неизменной сумкой на плече, выставив напоказ свой товар.

Виктор купил английские джинсы и американские «варёные» штаны. Я не знал, что подразумевается под словом «варёные». Виктор тоже не знал. Называются так и всё. За джинсы он отдал сто шестьдесят рублей, за «варёнку» – сто восемьдесят. В обоих случаях к своему удовольствию сторговался по червонцу.

В гостинице он обнаружил, что «варёные» штаны уже кто-то носил. Он замочил их в ванной. И вдруг громко, как мне показалось, испуганно позвал меня. Я, встревоженный, прибежал. Вода в ванной была неестественно тёмно-синего цвета, как будто штаны перед продажей густо обработали синькой.

– Жена меня убьёт, – расстроено сказал он. – Скажу, купил не за сто восемьдесят, а за сто пятьдесят или даже за сто сорок рублей

Знаменитый Новосибирский Академгородок меня немного разочаровал. Мы включили его в нашу культурную программу. Несколько неприметных научно-исследовательских институтов с обычной архитектурой в хвойном лесу – и это всё. В моём воображении, обманутом громкими названиями учреждений, Академгородок представлялся футуристическим городом. Институт ядерной физики, Институт неорганической химии, Институт теплофизики. Мы с интересом посмотрели, как некий мужчина угостил белку долькой яблока. Белка, нервно озираясь по сторонам, осторожно слезла с дерева, взяла из его рук яблоко, и со всей мочи, наверное, удивляясь своему безрассудству, ломанулась обратно на дерево. Мы выпили по бутылке пива и вернулись в гостиницу.

Новосибирск был крупным транспортным узлом. Его аэровокзал был больше нашего. Рейсов в Якутск было несколько в день.

Мы полетели ночным рейсом. Самолёт был полупустой. Я люблю полупустые самолёты. Мы сидели на разных рядах, комфортно занимая сразу три кресла. Время полёта до Якутска было три с половиной часа.

Случайно посмотрев в окно, я вдруг обнаружил, что Луна находится внизу – под крылом самолёта. Меня это поразило. Луна не могла находиться там! Она могла находиться под крылом самолёта, если бы мы летели кверху ногами. По всей видимости, я видел отражение Луны. Отражение было качественным, как от зеркала. От чего она отражалась, – не знаю. От земли – не могла. Значит, наверное, от облаков. Я не видел ни облаков, ни звёзд, ни земли. Мы находились в неком чёрном пространстве, равномерно подсвеченном Луной. Я посмотрел вверх, прижавшись к окну. Но Луны не увидел. Я перешёл к противоположному борту. Луны отсюда тоже не было видно. Тогда я позвал Виктора и указал на Луну:

– Почему она внизу?

Он, как мне показалось, долго удивлённо смотрел вниз. Затем посмотрел вверх, отыскивая настоящую Луну. Потом плотно прижался к окну, продолжая смотреть вверх, как будто хотел высунуть голову наружу. Перешёл к окну другого борта и опять посмотрел вверх. Наконец сел рядом со мной и, не найдя объяснения, весело сказал, показав рукой крутое пике:

– Сейчас, как «Челленджер»! – Он имел в виду американский космический корабль многоразового использования, взорвавшийся сразу после старта.

Город Якутск был столицей большой автономной республики, на территории которой могли бы уместиться пять государств равных Франции. Он находился в среднем течении дикой реки Лены, несущей свои воды по стыку Среднесибирского плоскогорья и Горной страны, могучие хребты которой протянулись от Северного Ледовитого океана до Тихого. Плотность населения республики была маленькой. Общее количество – примерно миллион человек, из которых двести тысяч жило в Якутске. Безлюдность объяснялась суровым климатом. Обычная рядовая зимняя температура в Якутске была минус сорок градусов. А в селе Оймякон, находящегося в приполярных широтах Якутии, известного, как один из «Полюсов холода», однажды зимой было минус семьдесят восемь градусов.

Мы работали на торговой базе. Неисправных телевизоров было около пятидесяти штук. Жили в гостинице «Спорт» в четырёхместном номере.

К нам подселили спортсмена, молодого парня, занимавшегося стрельбой из лука. Первое утро этот «лучник» замучил нас подготовкой стрел к соревнованию. Поставив две стрелы под небольшим углом и соединив их в вершине, он спускал по ним третью стрелу, – бесконечное количество раз. Стрелы были металлические. Металлический звук катящейся стрелы мешал спать. Он начал катать стрелы в шесть утра. Катит и катит, как одержимый. Мне хотелось сделать ему замечание, но никак не решался: мне это казалось нетактичным. Иди на улицу и катай их хоть до упада! Он понимал, что мешал нам спать, но настырно, недовольно нахмурив брови, продолжал заниматься своим нехорошим чёрным делом.

Этот парень был местный, из какого-то соседнего посёлка. Виктор спросил его, сколько здесь стоят джинсы? Тот ответил, что двести пятьдесят рублей. Дешевле мы не найдём. Ещё он рассказал, как однажды в Москве, в которой был на соревнованиях, ему продали две кроссовки на правую ногу. Обманули его.

Виктор, заинтересованный заоблачной ценой, решил продать свои джинсы и штаны. Он уже в них разочаровался. Джинсы он продаст за двести пятьдесят рублей, не новые «варёные» штаны – за двести. «Итого, четыреста пятьдесят», – подытожил он и радостно улыбнулся. Причина для радости была: если его план осуществится, он заработает девяносто рублей – половину месячной зарплаты.

Территория местной барахолки была заметно меньше новосибирской. Покупатели ходили между длинных рядов столов, заваленных товаром. На деревянном заборе, которым была огорожена барахолка, тоже висели различные платья, юбки и куртки. Какой-то мужик продавал подзорную трубу. Желающих посмотреть в трубу было много: образовалась даже целая очередь. Но никто не покупал. Посмотрят и отойдут. Мне, кстати, тоже хотелось глянуть.

Сначала Виктор решил избавиться от «варёных» штанов. Двести рублей – такая цена отпугнула первых двух покупателей. Виктор снизил цену на десять рублей. Третьему покупателю эта сумма тоже показалась большой.

Похоже, вдохновивший Виктора «лучник», ошибся, выдав свой, очевидно, небогатый личный опыт за закон природы. Говорит, не найдёте дешевле двухсот пятидесяти рублей. А у Виктора за двести никто не хотел брать. Цены изменчивы, как погода. На рынке два дурака – один продаёт, другой покупает. Если, например, в прошлом году этот «лучник» не нашёл джинсы дешевле, чем за двести пятьдесят рублей, это не означает, что в этом году найти дешевле невозможно.

К нам подошёл, не задерживаясь, парень и, сообщив, что ожидается облава, быстро затерялся в толпе. Облава, конечно, могла быть. Но насколько парень был искренним? Возможно, он запугивал конкурента.

Барахолка предназначалась для продажи личных вещей. Продажа товара, как промысел, была строго запрещена. В худшем случае можно было угодить в тюрьму на два года с конфискацией имущества, в лучшем – отделаться трёхсотрублёвым штрафом. Милиционеры регулярно устраивали рейды, изымали товар. Спекулянты страховались: у них была с собой незначительная часть товара.

Виктор сразу убрал штаны в сумку. Больше он их не вытаскивал.

– А вдруг, действительно, ОБХСС-ники? – сказал он. – Я лучше сам «варёнку» изношу. А жене скажу, что купил за сто рублей.

В БОГАТОМ КРАЮ

Месторождение алмазов на западе Якутии – причина основания города Мирный. Карьер находился межу городом и аэропортом. Вблизи он казался устрашающей пропастью, а с высоты приземляющегося самолёта – громадной дырой: его глубина была полкилометра, диаметр – больше километра.

К аэровокзалу подступали высокие насыпи породы. Её привезли из карьера или с горно-обогатительного комбината. Эти высокие отвалы я принял сначала за сопки, которые сливались с отвалами без чётких граней, катились волнами за горизонт. Растительность вблизи была скудная: у привокзальной площади зеленел островок берёзок, да вдоль дороги в город было немного лиственниц и сосен.

– Эти отвалы, какой высоты? – спросил я Виктора Зуева, сидевшего на лавке рядом со мной.

– А я знаю?

– А на глазок?

– Однажды Чебурашка попросил крокодила Гену насыпать десять килограммов соли, – Виктор радостно улыбнулся, предвкушая удовольствие от того оглушительного, ошеломляющего эффекта, который, как он надеялся, произведёт его рассказ. «А у меня такой гири нет», – ответил крокодил. «А ты насыпь приблизительно – на глазок». – «Насыпь себе в глаз, придурок!»

Он любил отвечать подобным образом. Я бы не сказал, что это мне нравилось. Помню, он жевал конфету. «Конфету жуёшь?» – спросил я. Сам не знаю, почему спросил: любому было бы понятно, что он жуёт конфету. «Нет, Алексей, – он засмеялся, – носки стираю!»

Уже месяц, как мы были в командировке. Работали в Якутске, Нерюнгри, Алдане, Хандыге и Мирном.

Наша командировка напоминала своеобразную экскурсию по месторождениям. Города Нерюнгри и Алдан тоже основали из-за полезных ископаемых. В Нерюнгри добывают уголь, в Алдане – золото.

В Нерюнгри я специально сходил на угольный карьер, находящийся рядом с городом. Высокие отвесные угольные стены карьера, экскаватор-монстр с невероятно большим ковшом, громадные самосвалы – всё это меня, конечно, впечатлило. В Алдане я впервые увидел драгу, большую серьёзную машину, извлекающую из реки золото.

На площади у аэровокзала города Мирный мы ждали автобус в посёлок Чернышевский, названный в честь известного писателя и революционера Н. Г. Чернышевского, сосланного в эти места сто лет тому назад по распоряжению царя. Революционеры считали царя плохим, а себя они считали хорошими.

Наконец подъехал автобус – комфортный «Львовский», с мягкими откидными креслами, со шторами на окнах.

Народу на остановке собралось порядочно. Билеты продавал шофёр. Увлекаемые толпой, мы понеслись на штурм двери.

– Каждый день одно и тоже! – с трудом открыв дверь, заорал шофёр. – Сломаете! По одному!

По обе стороны дороги, по которой мы ехали, меняли друг друга сопки с хвойным лесом, обнажёнными скальными выступами, разнокалиберными камнями – от маленьких, напоминающих щебень, до впечатляющих валунов. Мелькали телеграфные столбы. Основания некоторых столбов были помещены в колодезные срубы, наполненные камнями.

Дорога была превосходная: мы не ехали, а мчались. Хорошее состояние дороги меня приятно удивило. Я думал, дорога будет отвратительной, такой же, как из Нерюнгри до Алдана.

Казалось, ничто не предвещало нервотрёпки: дорога была федеральная, прорисованная на карте жирным красным цветом, – то есть такой же хорошей, как, например, от Горького до Москвы. Мало того, что она оказалась грунтовой, так её ещё словно разбомбили. Нас постоянно резко и сильно кидало в самые неожиданные стороны. А в салоне стояла густая серая пыль. Временами, дышать было невозможно! Я жалел, что у меня не было противогаза. Это испытание продолжалось не час и не два, – мы дышали пылью, кидаемые из стороны в сторону, шесть часов. Когда мы приехали в Алдан, я обратил внимание, что незанятые сидения покрыты толстым слоем пыли. Что это означает? Значит, столько же пыли было и на мне! Я встряхнул свой пиджак, – мне показалось, что я встряхнул мешок из-под картошки. А когда я мылся в душе, с моей головы вдруг потекла пугающе бурая вода, как с грязной половой тряпки.

На мой взгляд, самая интересная поездка у нас была из Хандыги в Якутск. Мы прилетели в Хандыгу из Якутска на самолёте, а обратно поехали на скоростном теплоходе. Посёлок Хандыга находится на реке Алдан, Якутск – на Лене.

В моём воображении дикие берега необузданных рек представлялись невостребованным складом несметных богатств, интригующих тайн, ждущими своих исследователей. На самом деле всё оказалось гораздо прозаичней. Какие бы живописные берега ни были, какие бы тайны ни скрывали, они скоро надоедают, становятся обычными – особенно, если хочется есть. Мы ехали двенадцать часов: между Хандыгой и Якутском по рекам шестьсот километров. Буфета на теплоходе не было. Мы не запаслись продуктами.

В устье Алдана я вышел на палубу. Я сам определил, что мы в устье: во-первых, берега раздвинулись далеко; во-вторых, теплоход стал устойчиво поворачивать налево, к Якутску. Возможно, мы были уже на реке Лена. Опиравшийся на подводные крылья теплоход вдруг замедлил ход, – плавно лёг на воду и остановился. Хаотичные волны начали беспорядочно плескаться в борта. А потом я увидел моторную лодку, стартанувшую маленькой точкой с какого-то острова, густо заросшего лесом, и стремительно приближающуюся к нам. Наша остановка и моторная лодка – эти события, как оказалось, были связаны между собой. Матросы приняли с моторной лодки несколько больших холщёвых мешков, наполненных неизвестно чем. Я предположил, что в мешках была копчёная рыба.

Очертания местности вдоль дороги до посёлка Чернышевский незаметно изменились. Сопки отступили: открылась долина с одиночными лиственницами, кустарником, густой травой. Бежал прозрачный ручей, пенящийся на гладких валунах, заросший по берегам тальником, осокой.

В этом ручье могут быть алмазы. Особенность данной местности была заключена в том, что никто не скажет наверняка, что в ручье алмазов нет, – в быстрой, чистой воде на мелководье среди песка и гальки!

Виктор опорожнил бутылку пива и осторожно опустил её на пол. Бутылка вдруг покатилась по всему салону, громко звякая.

– Кто там бутылку кинул? – строго спросил шофёр и недовольно посмотрел в зеркало, в котором отражался салон. – Кто кинул, ещё раз говорю? Там взади ящик. Положите бутылку туда!

Посёлок Чернышевский основали строители Вилюйской ГЭС: городу Мирный и горно-обогатительному комбинату нужно было электричество. Дома были и деревянные, и каменные. Очевидно, сначала посёлок был деревянным. Затем построили каменные многоэтажные дома. Некоторые многоэтажки высоко торчали над землёй на сваях. Воздушная прослойка сохраняла замёрший грунт, находившийся на глубине метра-двух, и фундамент дома не деформировался.

Мы управились с работой до обеда. Пришли в кабинет к заведующей магазином отметить командировочные удостоверения и акты.

– А днём нельзя уехать в Мирный? – спросил Виктор. Автобусы ходили два раза в сутки, – утром и вечером. Если мы уедем днём, мы успеем на вечерний самолёт в Москву. Город Мирный был связан с Москвой воздушным сообщением. Посёлок Чернышевский был последний в нашей командировке.

– У нас ещё десять «Фотонов». Возьмётесь? – предложила заведующая.

«Фотоны» выпускали в Симферополе. Мы отремонтируем их, если нас заинтересуют материально.

– И по какой цене? – спросил я.

– Пятнадцать рублей за телевизор.

– По прейскуранту – двадцать пять, – возразил Виктор.

– По прейскуранту нам в бытовке отремонтируют.

Нам не приходилось выбирать. Нас устраивала оплата по пятнадцать рублей. Всё равно всех денег не заработаешь. Сто пятьдесят рублей придутся нам очень кстати!

Первый телевизор не включался – сгорел предохранитель: выбило диод в блоке питания. «Пятнадцать рублей», – начал считать я. В другом – не было красного цвета: оборвалось сопротивление на плате кинескопа. В третьем телевизоре не было звука: выпала лампа 6П14П из панельки. В четвёртом не было растра – пробило конденсатор в задающем генераторе строк. Итого – шестьдесят рублей!

К вечеру мы записали на свой счёт десять отремонтированных телевизоров. Деньги нам выдадут завтра утром в конторе.

Заведующая пообещала помочь с гостиницей.

– Отвезёшь их к музыкантам, – сказала она шофёру, молодому парню, который приехал за нами. – Так Рудаков распорядился.

По всей видимости, в гостинице мест не было.

– А музыканты – это кто? – спросил Виктор шофёра, усаживаясь в машину, УАЗ-ик с брезентовым верхом. – В каком смысле?

– В прямом, – вдруг засмеялся тот. – Играют в ресторане!

Указав на низкий лес, подступающий к поселку, – у нас сосны, ели выше, наверное, в два раза – я высказал предположение, что в таком лесу нет крупных зверей. Шофёр не согласился и рассказал, как охотился на медведя и про рыбалку. «А какие места на речке, какие места! – на его лице появилось восхищение. – Вам надо обязательно посмотреть!» Чем дольше он рассказывал о реке, охоте, тем больше я проникался мыслью о том, что наша встреча на этом не закончится, что мы съездим с ним на рыбалку, посидим у костра.

У крыльца деревянного дома, разделённого на две квартиры, курил светловолосый парень.

– Привет! – шофёр поздоровался с ним за руку, как со старым знакомым. – Эти ребята будут жить у вас. Так Рудаков распорядился.

– Рудаков? – тот окинул нас недоумённым взглядом.

– Рудаков, – подтвердил шофёр.

– Но у нас две койки и обе заняты.

– Ты пойми, Рудаков распорядился!

– Мне всё равно. Если согласны спать на полу, то пожалуйста.

Шофёр пошёл к машине с сознанием выполненного долга. Его задача состояла в том, чтобы привезти нас на место. Я посмотрел ему вслед. Заинтригованный его рассказом о рыбалке, мне хотелось ещё раз встретиться с ним, съездить на рыбалку. У него была моторная лодка. Но мы больше не встретились.

Квартира была однокомнатная. Обстановка – спартанская: две железные кровати, стол, два стула, шифоньер.

– У нас даже постелить на пол нечего, – сказал парень.

Спать на голом полу, откровенно признаться, мне не хотелось. По кислой физиономии Виктора я понял, что ему тоже не хочется.

Вошёл ещё один парень, чем-то озабоченный, – увидел нас и вопросительно посмотрел на своего товарища.

– Поздравь нас, Сергей, с квартирантами! – улыбнулся тот. – Представляешь, сейчас приехал какой-то мужик и сказал, что какой-то Рудаков распорядился поселить этих парней у нас!

Походило на то, что Сергей тоже не знал, кто такой Рудаков.

– Ладно, мы опаздываем, – сказал он после минуты общего молчания. – Вот ключ, – он положил ключ на стол. – Кинете в почтовый ящик, если пойдёте куда.

– Будем спать на полу? – сказал Виктор, когда они ушли.

– Я предлагаю сходить в гостиницу.

Гостиница находилась за посёлком в лесу. Я ожидал увидеть дом барачного типа – вроде гостиницы «Чайка» в Хандыге, где мы жили в номере на втором этаже с выбитым оконным блоком. Перед нами предстал странный интересный дом – треугольное сооружение из стекла от земли до конька с деревянным пристроем. Я впервые увидел такую необычную гостиницу! Стеклянное сооружение было холлом, а в пристрое находились номера. За гостиницей был крутой спуск к реке Вилюй, которую перегораживала плотина гидроэлектростанции. Виднелось обширное водохранилище. Холмистые берега реки и водохранилища были покрыты лесом.

Администратор, женщина в возрасте, незаметно сидела в глубине холла за обыкновенным столиком.

– Знаете что, места у нас есть, – задумчиво сказала она. – Подождите немного. Гостиница ведомственная. А нас, знаете, как ругают, если мы селим без разрешения? – на её лице появилось озабоченное выражение. – Так что, не поселю. Звоните вашему начальству, чтобы договорилось с нашим.

Я взял справочник.

– Заведующей позвонишь? – спросил Виктор.

– Директору ОРС-а.

Не успел я набрать номер телефона, как женщина сказала:

– Так и быть – поселю. Только напишите благодарность, что я такой-то и такой-то выражаю благодарность, – она назвала себя. – Потому что она добрый, отзывчивый человек. Или как-нибудь по-другому. Что она, мол, заслуживает уважения. Понимаете? – она подала нам книгу отзывов.

Ужинали в ресторане, находившемся в центре посёлка. Зал был с низким потолком, затуманенный дымом сигарет. Разговоры слились в монотонный гул, звенела посуда. На сцене играл ансамбль – знакомые нам ребята и ещё двое.

Мы заказали селёдку, бифштекс, триста грамм коньяка: кроме коньяка и шампанского ничего другого из спиртного не было.

Если бы не музыканты и обслуживание, могло показаться, что мы были в столовой: посетители были в повседневной одежде. Сосед по столику напротив меня был в застиранном джемпере, из выреза которого выступала неопрятная рубашка с протёртым на изгибе воротником. Сосед слева был в глухом свитере.

На музыкантов не обращали внимания. Они видели это – играли без энтузиазма, по обязанности, с большими перерывами.

Нам принесли селёдку, порезанную на ломтики и присыпанную кругляшами лука, бифштекс с жареной картошкой и яйцом, консервированным горошком, коньяк в графинчике.

– Здесь ровно триста? – спросил Виктор, наливая мне.

– Будем надеяться.

– За удачные дни, – он поднял рюмку.

Вкусовые качества селёдки соответствовали её аппетитному виду. Она была нежной – ломтики таяли во рту.

– Предупредим музыкантов? – предложил я.

– Насчёт чего?

– Что мы поселились в гостиницу.

– Сами догадаются.

Вкусовые качества бифштекса, яйца и картошки тоже соответствовали их аппетитному виду.

– Послушайте, – сказал сосед по столику слева от меня, седой мужчина в свитере. – Вы, я вижу, приезжие?

– Да, – кивнул Виктор.

– Работу ищете?

– Мы в командировке.

– А в какую организацию?

– В магазин.

– Понятно, – кинул он и задумался.

– Не скажете, – я обратился к нему, – карьер в Мирном – единственное место, где добывают алмазы?

– Зачем тебе?

– Интересно.

– Разбогатеть хочешь? – он снисходительно посмотрел на меня.

– Не хочу я ничего!

– Проблема не найти, а продать. Кому ты продашь?

– Здесь они не найдут, – вдруг сказал другой сосед.

– А ты откуда знаешь? – седой с интересом посмотрел на него.

– Знаю.

– Знает он!

– Я, между прочим, пятый год буровиком!

– Ну и много в Мирном добывают? – спросил я.

– Тебе никто не скажет, – седой задумчиво отрицательно покачал головой. – Сколько породы перевезено, это можно узнать – в том же гараже. А так никто тебе не скажет.

– Не знаю я. А ты сам-то знаешь?!

Далее их разговор принял специальный характер, – я перестал понимать их. Седой сказал буровику: «Ты там работал. А я это предприятие построил». Это была одна из немногих фраз, которую я понял. Они задавали друг другу вопросы, уточняли, соглашались. Наконец выяснив всё, удовлетворённо замолчали.

– Не пойму никак, – седой опять обратился к нам, – зачем вы в магазин приехали?!

– По предторговому ремонту, – разъяснил Виктор. – На телевизионном заводе работаем.

– Телемастера? – удивился он. – Знаете что, – его лицо приняло деловое выражение, – я знаю посёлок, где у многих сломаны телевизоры. Вот куда вам нужно. Заработаете.