Райский цветок. Проза

В тот день Атига, словно статуя, вновь застыла посреди комнаты.

На этот раз мужчина не выдержал, встал с кресла и медленными шагами подошел к жене. Подняв женщину на руки, он осторожно положил ее на кровать, затем страстно стал целовать в холодные губы. Перед его глазами постепенно стала оживать та, прежняя Атига, такая страстная, чувственная и желанная. Слегка сжимая ей грудь, он продолжал целовать ее. Теперь в его объятиях была не увядающая, словно осенние листья, супруга, а пламенная, пылающая страстью женщина…

С каждым днем Джавад Амирханлы все больше любил жизнь, не видя в этом ничего необычного. Видимо, в этом и заключается загадка природы. Как правило, в нашем бренном мире большинство мужчин пожилого возраста вновь стремятся полюбить и даже не прочь жениться, и окружающими это почему-то приветствуется. Но если того же хочет уже немолодая женщина, она тут же становится предметом для насмешек и издевательств со стороны окружающих, часто вызывая даже гнев и возмущение. И такое отношение к женщине было во все времена. Порою, чтобы избежать множества вопросов, возникающих из-за новой «влюблённости», мужчины связывают их с бытовыми проблемами. На самом деле быт здесь не играет столь важной роли. Скорее всего, это связано исключительно с физиологией мужчины и, по-видимому, в этом кроется какая-то тайна. И Джавад Амирханлы, как ученый, частично был посвящен в эту тайну. Правда, жена его была еще жива, и он всей душой желал ей исцеления. Ему даже в голову не приходило жениться снова, если, не дай Бог, с ней что-то случится.

Невольно закрыв глаза, он долго молчал. Молчала и Атига. Боже, может, это была вовсе и не его жена, а неизвестная женщина, вернее, ночная гостья, однажды оказавшаяся на балконе его квартиры в холодную зимнюю ночь. Может, это не Атига, а именно та девушка сейчас так страстно целовала и ласкала его. Джавад Амирханлы, словно испугавшись своих внезапных мыслей, вздрогнул. Вновь обняв жену, он сжал ее грудь. Слабыми, обессиленными руками женщина обвила шею мужа.

– Джавад, не дай мне умереть, – тихо простонала она. – Я не хочу, чтобы болезнь вновь овладела моим телом. Где твое лекарство «вечная жизнь», Джавад? Я хочу жить, не хочу умирать…

Пожалуй, впервые за долгие годы брака он видел, как горько плакала его жена. Женщина никак не хотела мириться со своим возрастом, точнее, с годами, которые так быстро убывали. Время неумолимо шло вперед, и она была не в силах остановить его. Быть может, ей казалось, что «золотые годы» ее жизни были украдены мужчиной, с которым она жила под одной крышей вот уже много лет. Видя отчаяние жены, мужчина растерялся. Но что он мог сделать? Не мог же он по желанию подчинить себе время, летящее с молниеносной скоростью.

Опечаленный ее словами, Джавад Амирханлы чуть было не расплакался, но, тут же взяв себя в руки, стал нежно гладить рукой ее пышные, блестящие, рассыпанные по плечам и груди волосы.

Он сразу же понял, что имела в виду жена, когда спросила: «Где твое лекарство „вечная жизнь“, Джавад?» В научном учреждении, где он работал, лишь немногие знали о его идеях, а дома он вообще никогда не упоминал об этом. Говорить о своей научной работе в кругах, не связанных с наукой, он считал делом некорректным. Тех же, кто из кожи вон лез, чтобы получить очередное звание, представляя свои заурядные научные статьи и исследования чуть ли не большими научными открытиями, он называл не учеными, а «маклерами» от науки.

Боже, значит, и жена знает о его «секретных» идеях, над которыми он ломает голову вот уже многие годы. Выходит, что число людей, которые верят, как и Атига, что когда-нибудь его идеи станут реальностью, может быть значительно больше.

Хотя Атига была слаба, ее полузакрытые глаза выражали благодарность и признательность. Женщина словно воскресла. Немного погодя она встала и стала смотреть в окно. Сидя на краю кровати, Джавад Амирханлы исподлобья наблюдал за ней. Застегнув халат, она прошла еще немного вперед и, сощурив глаза, внимательно стала рассматривать «серебряное дерево». Затем, видимо, устав стоять на ногах, тихо опустилась в кресло, в котором еще недавно сидел муж, и, глубоко вздохнув, продолжала глядеть в окно.

Обхватив голову руками, Джавад Амирханлы сглотнул слюну. Ему хотелось успокоить жену, сказать ей несколько ласковых слов, но на ум ничего не приходило, и он предпочел ничего не говорить. Женщина обернулась и посмотрела на мужа загадочным, испытующим взглядом; ее бледные губы дрожали. Мужчина не мог понять, какое у нее настроение, плачет она или смеется. В это мгновение он натянутыми, словно струна, нервами ощутил неясную тревогу.

«А вдруг… вдруг „ночная гостья“ вновь пожаловала сюда, и что теперь мне делать? – подумал он. – Если она уже здесь, то наверняка Атига заметила ее. Но нет, этого не может быть, если бы она появилась, я бы знал об этом. Дурак, откуда ты можешь знать, ведь она заранее не предупреждает о своем приходе? Может, до сих пор она приходила к тебе по приглашению?.. Дурак ты, Джавад, полный дурак…»

Он уже выбрал для нее имя – Беяз. Мужчина надеялся, что девушка вновь появится здесь, и с нетерпением ждал ее появления.

Однако в сердце его затаился страх: вдруг она, словно голубка, вновь залетит на балкон и в присутствии Атиги станет звать его. Что тогда он скажет жене, как заставит ее поверить в то, что с этой женщиной его ничего не связывает? А может, она вовсе и не женщина, а джинн или колдунья?

Если его жена увидит «ночную гостью», то наверняка от гнева и боли у нее может разорваться сердце. Хотя с виду Атига и казалась женщиной сдержанной и немногословной, Джавад Амирханлы знал, какие страсти бушевали в ее душе. Он хорошо помнил, как еще несколько лет назад, увидев его идущим под ручку со знакомой женщиной, она с шипением, словно ядовитая змея, будто случайно разбила вдребезги первую попавшуюся в руки тарелку. Тогда Атига не сказала ему ни слова, но ясно дала понять, что хотела этим выразить. В то время он пытался все объяснить жене, но так ничего и не добился. Между ними произошел диалог, который в конце концов ни к чему не привел.

«Атига, женщина, которую ты видела сегодня, замужем. Это моя старая сотрудница. Я совершенно случайно встретил ее на улице. У нее болела нога, и поэтому я предложил ей взять меня под руку…»

«Что ты так беспокоишься, разве я тебя в чем-то упрекаю, или расспрашиваю, кто эта женщина?»

И вправду, впоследствии она ни разу не упомянула об этом. Однако еще долгое время своими действиями и поступками давала понять мужу, что обида, причиненная им, не забылась. История эта послужила ему хорошим уроком, и Джавад Амирханлы был полностью уверен, что если в будущем он вновь столкнется с подобной проблемой, жена будет мстить ему и даже не побрезгует подставить под удар.

И вот наверняка на балконе его квартиры вновь появилась Беяз. А может, там никого и нет, просто все это время его терзали сомнения.

Но почему Атига, устремив свой взгляд на балкон, не произносит ни звука? Почему молчит? Ведь она была не из тех, кто мог бы равнодушно отнестись ко всему увиденному. Даже в минуты, когда она была возбуждена, ее молчание могло бы вместить события чуть ли не в целый роман.

За все то время, что они прожили вместе, Джавад Амирханлы хорошо изучил нрав жены. Он знал, что даже если в самый трудный момент она напрямую не скажет ему о том, что ей не нравится, то рано или поздно проявит недовольство каким-нибудь иным способом. И порою это недовольство выражалось тяжелым молчанием.

Если бы она заметила что-то необычное на балконе, то наверняка сказала бы ему об этом. И как бы он объяснил появление неожиданной гостьи? Впрочем, Джавад Амирханлы был тут ни при чем, ведь он не приглашал это «нечто» на свой балкон. Ему стало страшно, страшно оттого, что он не сможет ответить на вопросы, не поддающиеся абсолютно никакой логике.

Если он расскажет жене историю своего странного знакомства с неизвестной женщиной, то не только она, но и все вокруг не поверят ему. Особенно в то, что неизвестная женщина появилась ночью на его балконе, да еще и в обнаженном виде.

Теперь клянись и божись, что это не имеет к нему никакого отношения, и даже если имеет, то он точно об этом ничего не знает. Иногда ему казалось, что против него организовали тайный заговор с целью шантажа. Но если это шантаж, то кто же спланировал его и с какой целью? Обычно такими играми занимаются политики, и он даже слышал, что многие высокопоставленные чиновники не брезгуют снимать на видеокамеру своих конкурентов в постели с другими женщинами либо с мужчинами с целью их разоблачения. Но, слава Богу, Джавад Амирханлы не имел ни высокой должности, ни политических противников и, тем более, ни с кем не враждовал.

Но почему же эта бестия, «ледяная женщина», выбрала именно его, почему задалась целью опорочить его доброе имя?

Нет, все это противоречит здравой логике. А может, всего этого попросту и не было. «Но как же – не было? Я же еще в своем уме».

Атига словно оцепенела. Сидя в кресле, она все еще неотрывно смотрела в сторону балкона. Джавад Амирханлы боялся даже пошевельнуться. Неожиданно глаза жены, до того сощуренные, расширились, она хотела было что-то сказать, но ее голос охрип. Словно невидимая рука, схватив женщину за горло, стала душить ее. Со звуком, словно от удара кулаком, она рухнула на пол.

Джавад стремительно рванулся вперед. Став на колени, он обеими руками обхватил жену за талию, затем поднял на руки и положил на кровать. Атига пыталась что-то сказать, но язык заплетался, в груди хрипело. Растерявшись, мужчина раздвинул рукой ее сомкнутые губы и приставил свой рот к ее холодным губам. Сделал вдох. Женщина забилась, словно попавшая в силки птица. Открыв глаза, она каким-то отчужденным взглядом смотрела на мужа.

Он вытер холодный пот, проступивший на лбу. Едва открыв глаза, жена, лежа на кровати, вновь устремила взгляд на окно, выходящее на балкон. Джавад Амирханлы все еще не осмеливался взглянуть туда. Потом, спохватившись, взял трубку телефона и позвонил в «скорую помощь». Наклонившись над кроватью, мужчина смотрел на жену, которая, лежа на кровати с открытыми глазами, еле дышала.

– Атига… Что с тобой? Отвечай, Атига…

Но она не отвечала. Ему показалось, что у нее отнялся язык, и она потеряла сознание. Мужчина какое-то время в растерянности стоял у изголовья жены, затем, нагнувшись, осторожно поцеловал ее в лоб. Женщина едва дышала. Джавад Амирханлы посмотрел в сторону балкона. На улице было пасмурно и дождливо.

Через некоторое время послышался сигнал «скорой помощи».

…Джавад Амирханлы ежедневно навещал жену в больнице и делал все возможное для того, чтобы она выздоровела. Сильно похудевшая, с землистым цветом лица, женщина выглядела истощенной и слабой, и когда пыталась сказать что-то, язык ее заплетался. Он понял, что болезнь жены неизлечима.

Супруги прожили вместе долгую жизнь и знали друг о друге почти все. Будучи по натуре инертным, замкнутым и нелюдимым, Джавад Амирханлы на самом деле был сильным, стойким и мужественным человеком. Глубоко сострадая и сочувствуя больной жене, он в то же время обдумывал свои планы на будущее.

Хотя он немного и устал от событий, которые происходили с ним в последнее время, но по-прежнему занимался своими обычными делами: каждый день ходил на работу, проводил свои исследования в лаборатории и с нетерпением ждал перемен, которые могли бы произойти в его жизни в ближайшее время. Но он не мог знать заранее, что уготовила ему судьба: хорошее или плохое.

Атига, лежа в больнице, стойко боролась с болезнью, но, с присущей большинству женщин хитростью, украдкой следила за поведением и поступками супруга. Женщина чувствовала, что в последнее время муж стал вести себя как-то странно.

Когда он, работая в течение долгого времени над очередной книгой, замыкался в себе и ни на что не обращал внимания, Атига знала, что его посетило «вдохновение». Но сейчас она чувствовала, что мужа беспокоят не муки творчества, а что-то другое, неведомое ей. Она злилась на него, знала, что на все ее расспросы он ответит молчанием, и поэтому ни о чем не расспрашивала его. Что толку портить себе нервы? Лежа на больничной койке, женщина запавшими от болезни глазами долго глядела на мужа. В эти моменты Джавад Амирханлы чувствовал себя неловко.

Вот уже несколько дней ему не давал покоя один и тот же вопрос: «Интересно, когда в тот злополучный день Атига неотрывно глядела на балкон, была ли там Беяз?» Только жена могла точно ответить на все его вопросы, но она была тяжело больна. Кроме того вряд ли она смогла бы дать вразумительный ответ. Ведь порою правда может поставить человека в безвыходное положение. К тому же, о какой правде может идти сейчас речь? Многие люди, даже самые близкие, которым он доверял, услышав об этом, поднимут такой шум, мало не покажется; так что пока не следует доказывать кому-то, что все, что произошло с ним, правда – сразу же отправят в сумасшедший дом.

«Интересно, она все-таки была там или нет?» – по-прежнему не давал ему покоя этот вопрос, постоянно прокручиваясь в голове, словно магнитофонная лента.

Через несколько дней из Турции приехала сестра Атиги, Шахла, которая преподавала в одном из университетов Стамбула. Она провела у них несколько дней. С каждым днем здоровье Атиги ухудшалось, и по настоянию Шахлы они решили перевезти ее на лечение в Стамбул. Перед их отъездом в Турцию у Джавада Амирханлы поднялось давление, и врачи запретили ему лететь самолетом. Шахла-ханым вынуждена была одна отвезти свою сестру в Турцию.

Отправив жену в Стамбул, Джавад Амирханлы какое-то время не выходил из дома. Теперь он столкнулся с одиночеством лицом к лицу, и оно, это одиночество, стало ему ближайшим другом. От ночной гостьи не было пока никаких новостей. Временами звонила из стамбульской больницы Шахла и сообщала ему о состоянии здоровья жены; по ее словам, в настоящее время ей проводили полное обследование.

Проходили дни, и Джавада Амирханлы стало тяготить одиночество. Внезапно его охватило сильное желание поехать туда, где он родился. Ему казалось, что кто-то зовет его в прошлое. Уехав из деревни много лет назад, он больше туда не возвращался. Он знал, что там его уже никто не ждет, но ему вдруг захотелось побывать в родных местах.

…Наступила весна. Как правило, в это время года обновляется не только природа, но и душа человека. И в эти прекрасные весенние дни душа его жаждала обновления.

В одну из теплых весенних ночей на балконе его квартиры вновь появилась «ночная гостья». Беседа их продолжалась до тех пор, пока на небе не погасли звезды. Затем, попрощавшись с девушкой, он вернулся в комнату. С фотографии на стене на него смотрела молодая Атига и улыбалась.

Через несколько дней Беяз вновь постучала в дверь, выходящую на балкон…

…И вот однажды, в один из весенних солнечных дней, взяв очередной отпуск, он отправился в деревню Чапарлыг, где родился и вырос.

Изложив свою просьбу председателю муниципалитета Рахману, Джавад Амирханлы налил из большого графина воды в медную кружку и залпом ее выпил.

Во дворе кто-то громко смеялся, хлопая себя обеими руками по коленям.

Рахман, нервно открыв настежь окно, высунулся наружу и гневным, полным ярости голосом закричал:

– Ну, что случилось? Что это за шум? Ты не в лесу, не можешь тише?

Один из тех, на кого накричал Рахман, вероятно, тот, кто смеялся, сдавленным, хриплым голосом ответил:

– Прости, ради Бога…

Принесенные извинения успокоили Рахмана, и он с довольным видом сел напротив гостя, но не на свое обычное место – большое кожаное кресло, символизирующее власть, а на новый стул, стоящий у стола.

– Джавад-муаллим, здесь ваша родина. Вы можете приобрести здесь любой участок земли, который только захотите, и даже построить дом. Наш долг – помогать интеллигенции, холить и лелеять ее. Но…

Гостю явно не понравились последние слова, и он нервно ответил:

– Мне всего этого не нужно. Я вам что, женщина? Выделите участок земли, который мне нужен, и этого будет достаточно.

Рахман было смутился, но, взяв себя в руки, терпеливо ответил:

– Джавад-муаллим, вы образованный человек, почему не хотите понять, что участок, который вам нужен, не имеет никакого отношения к муниципалитету. Мы не сможем выделить участок возле пещеры, ведь земля эта принадлежит государству…

Джавад Амирханлы не на шутку рассердился.

– Послушай, Рахман! Я не прошу у тебя целый лес, мне нужен там лишь небольшой участок земли, примерно пять-десять метров, вот и все…

Виновато опустив голову, Рахман замолчал. Ему больше нечего было сказать столь уважаемому и почтенному человеку. Через некоторое время, словно о чем-то вспомнив, он поднес руку к виску, затем встал и нехотя, почти шепотом произнес:

– Пожалуйста, не нервничайте, Джавад-муаллим. Я вас очень уважаю. Вы гордость не только нашего района, но и всей страны. Вас знают почти во всем мире… Но пока что вы здесь наш дорогой гость. Уже полдень, пойдемте обедать. Затем подумаем и вместе придем к какому-нибудь решению. Поверьте, решение этого вопроса не зависит полностью от меня.

Джавад Амирханлы вновь сердито спросил:

– А от кого это зависит?

– От вас… Это зависит от вас, – нехотя ответил Рахман.

Джавад Амирханлы, хлопнув в ладони, вдруг рассмеялся, как ребенок:

– Зависит от меня? Тогда я вам даю разрешение, идемте, уточним место. Ха-ха-ха… Вы, кажется, шутите, не так ли?

– Я не шучу. Это правда. Одно слово наверх, и все. Остальное вас не касается, я все сделаю сам. И если будет указание сверху отдать вам весь Бузлаг, мы это сделаем. А сейчас, прошу вас, пойдемте, выпьем по стакану чая у Мовлуда.

Столовая находилась неподалеку, на берегу реки. Вода в реке была такая прозрачная, что на дне отчетливо виднелись рыбки и мелкие, сверкающие камешки.

Они вошли в чистую и аккуратную столовую. Рахман сделал заказ. Удивленный странным поведением и поступками ученого, председатель муниципалитета был растерян и не решался заговорить с ним первым. Еще при знакомстве с Джавадом Амирханлы он почувствовал, насколько тот был нетерпеливым, быстро выходившим из себя человеком. И теперь он боялся сказать какое-нибудь неосторожное слово, чтобы не испортить все дело.

Рахман, конечно же, много слышал о своем знаменитом земляке. Он также слышал, что тот был честным, принципиальным человеком, всегда стоящим на стороне правды, он также слышал, что его работы были опубликованы во многих странах мира и что он даже является обладателем ряда престижных премий. Но почему он ведет себя, как малый ребенок, почему так легко выходит из себя? Симпатия, прежде зародившаяся в душе Рахмана к Джаваду Амирханлы, стала постепенно таять, словно снег под лучами весеннего солнца.

Народу в столовой было немного: несколько человек за столом играли в домино. Увидев председателя муниципалитета с известным ученым, они поздоровались, затем встали и ушли в сторону реки, на берегу которой рос ивняк. Вскоре оттуда вновь стали раздаваться монотонные звуки от ударов костяшками домино.

В углу столовой стоял большой цветной телевизор, но цвета на экране были размыты. Видимо, плохое изображение было связано с неисправной антенной. Голос человека, выступавшего по телевидению, показался Рахману знакомым. Когда изображение стало немного отчетливей и звук более ясным, Рахман понял, что не ошибся. Мужчина, лицо которого было покрыто мелкими и крупными веснушками, был их земляк, Хамза Чапарлы, известный всем ученый и уважаемый человек. Сиплым голосом он призывал народ сплотиться вокруг нового руководства и сохранять в дальнейшем стабильность, достигнутую за последние годы. Рахман знал, что Хамза Чапарлы был далеко не простым человеком. Старейшины деревни еще хорошо помнили и его отца, Хурряма Чапарлы, который в свое время был известен своими «добрыми» делами. Занимая ответственный пост в районе, Хуррям Чапарлы, как правило, имел привычку расхваливать среди «простого люда» всех тех, кого назначали на высокую должность, ну, а тех, кого снимали с должности, осыпать отборной бранью. Привычка эта перешла от отца к сыну, а затем – от сына к внуку и сын Хамзы Чапарлы, Джамшид, с честью продолжал путь своих отца и деда. Лозунг семьи был таков: будь другом тех, кого назначают на высокие посты, и врагом всех, кого с них снимают. Вот и все. Теперь отца, то есть Хурряма Чапарлы, некогда занимавшего высокий пост в руководстве района, представлял его сын Хамза – уже чуть ли не в масштабе всей страны. В последнее время часть этой миссии осуществлял и сын Хамзы Чапарлы, весельчак и кутила Джамшид. Унаследованный от отца опыт Хамза Чапарлы с большим энтузиазмом и мастерством теперь передавал своему сыну, а также подрастающему поколению внуков и правнуков. Пресмыкаясь и лебезя перед чиновниками, занимающими высокие посты в центре, Хамза Чапарлы в последние годы превратился в одного из самых авторитетных людей в регионе; его боялись не только те, кто занимал должности в деревне, но и руководители района. На всех мероприятиях и заседаниях отец с сыном сидели на почетных местах, и каждое их выступление перед народом, особенно перед земляками, сопровождалось громкими аплодисментами. Хотя председатель муниципалитета в душе и не любил всех Чапарлы, но старался сохранять с ними хорошие отношения. Что делать, нужно идти, как говорится, в ногу со временем, ведь у семьи Чапарлы были «длинные руки».

Глядя в телевизор, Рахман думал: «Интересно, как относятся друг к другу эти два образованных человека, выходцы из одной деревни?» Конечно же, ему было бы интересно узнать об этом. Однако сейчас он не решался спросить об этом Джавада Амирханлы, боялся, что этот невоздержанный на язык человек не сможет сдержать себя и скажет что-нибудь лишнее о Хамзе Чапарлы, который для всех здесь был непререкаемым авторитетом. И Рахман, как и многие в деревне, боялся его.

В деревне у Хамзы Чапарлы было немало родственников и друзей, и большую часть времени он проводил именно здесь. Вокруг него всегда толпилось много народу. Как человек, творивший «добро», он за деньги устраивал людей на хорошую работу, давал ценные советы беднякам, исполнял роль тамады на свадьбах, рассказывал на поминках о религиозных обрядах и традициях. От рассказов этих люди чуть ли не готовы были расплакаться. Как говорится, он был человеком, что гнал лошадь во весь опор, и никто не смел встать у него на пути. Вот и сейчас Рахман со своим городским гостем сидел в столовой, построенной по инициативе Хамзы Чапарлы, точнее сказать, столовая принадлежала ему самому, и он сдавал ее в аренду местному дельцу и проныре Мовлуду. Его «доброта» на этом не закончилась, он также устроил сына Мовлуда на работу в один из районных банков, а его невестку пристроил возле себя, в специально построенном в деревне офисе для приема односельчан.

Неожиданно перед ними появился сам директор столовой Мовлуд. Сначала он обеими руками пожал руку гостю, а затем поздоровался с Рахманом.

– Добро пожаловать. Будьте моими гостями. Очень рад видеть у себя таких прекрасных людей… Мовлуд всегда к вашим услугам! – радостно воскликнул он.

Это был долговязый, с чуть наклоненным вперед торсом мужчина, с острым носом и большими торчащими ушами, чем-то напоминавший индюка. Представившись, Мовлуд, не дожидаясь приглашения, взял стул и уселся возле них.

– Эй, Зумруд, сначала принеси чай, – крикнул он полной женщине в белом халате, затем, обратившись к гостям, спросил: – Что вы будете есть?

Рахман его опередил:

– Мовлуд, не беспокойся. Мы уже сделали заказ. Джавад-муаллим ест только жидкую пищу.

– А может, шашлык….

– Нет… – решительно отказался Джавад Амирханлы и добавил: – Вот из-за этого шашлыка наш народ довел себя до такого состояния.

Хозяин столовой удивленно пожал плечами:

– До какого состояния?..

– Конечно, Джавад-муаллим шутит, – попытался отшутиться Рахман.

– Нет, это не шутка, я говорю истину. У народа, который много жрет и пьет, котелок не очень-то хорошо варит, – сказал серьезным тоном Джавад Амирханлы.

Немного помолчав, Мовлуд сказал:

– Нет, муаллим, простите меня, но это не так. Вы думаете так, как европейцы. Многие из них не едят мяса, потому что работают мало. Мы же работаем днем и ночью. – Последние слова Мовлуд произнес громко, указывая рукой на экран телевизора. – Вот видите этого человека, он говорит: ешь мясо, скачи верхом на лошади и еще женщину… – Мовлуд снова хотел было что-то сказать, скорее всего, какую-нибудь «мудрость» о женщинах, но, увидев злое выражение на лице Джавада Амирханлы, стал заикаться, а затем замолчал.

Джавад Амирханлы заерзал на месте и, словно на что-то намекая, сказал:

– Почему не говоришь о третьем? Ну, продолжайте, третьим пунктом что он предлагает с женщинами…

Переглянувшись между собой, Мовлуд с Рахманом невольно рассмеялись, не понимая настроения этого странного, непонятного им человека.

Сердито покачав головой, гость резко встал. «Какая муха его укусила? – подумали они, глядя на него. – Что явилось причиной столь внезапного гнева?»