
Полная версия
Лабиринты судьбы. За поворотом – точка невозврата
«Куда это забрать?» – встрепенулся я, еще не догадываясь, что задумала эта сучара в джинсах.
«Не волнуйся, в санаторий почти что! Да ладно, расслабься, это я „партийное“ задание выполняю, нашла твой почти что труп по просьбе Траволты. И что за дебил ему такое прозвище приклеил? Вернее, меня —то попросила Машка, моя старинная подруга, я подозреваю, что у нее там что- то склеилось с этой псевдо-голливудской звездой!» – затараторила девка.
Выяснилось, что зовут ее Александра, что еще пять минут, и я бы мирно почивал на задворках какого-нибудь задрипанного московского кладбища. А она, аки ангел, подоспела в тот самый момент, когда я уже почти откинулся, вызвала скорую, которая и притаранила меня в эту отстойную больничку.
«Завтра наша первая задача будет уговорить врача не ставить тебя на психиатрический учет!» – поправляя упавшее одеяло, деловито сказала она.
«Да иди ты в…! Мне фиолетово! Все равно жизни нет, и уже не будет!» – огрызнулся я. Она опять просканировала меня взглядом до костей и сказала:
«Есть у меня одна идейка… должно сработать!»
«Да кто ты такая! Засунь себе все свои идейки в одно место! Давай, шуруй себе дальше, нашла и нашла, похвастайся подвигом перед подружками в „Одноклассниках“, или напиши об этом в своих мемуарах, да в рамочку обвести не забудь! И доложись свой Машке, что все, долг исполнила, а дальше, мол, с этой наглой обдолбанной скотиной, посылающей меня на все четыре стороны, никаких дел иметь не желаю! Все, чао, досвидос!» – с этими словами я отвернулся к стене, честное слово, эта девица мне стала действовать на нервы, раскомандовалась тут, да и голова снова начала раскалываться на части.
«А насчет рамочки – это идея. Пожалуй, стоит попробовать!» – опять почему —то радостно засмеялась она. «Ты поспи, поспи, завтра поговорим!»
И я действительно уснул и спал на удивление спокойно, как младенец, без снов до самого утра.
На следующий день она, раздвигая шторы и впуская в палату лучи блеклого зимнего солнца, начала разговор первой:
«Леонид, ты не психуй, ой, прости, здесь это слово обретает несколько саркастический оттенок (видал, образованная!). Моя миссия почти выполнена. Да и укачало уже меня тут с тобой нянчиться. Давай поступим так, одного тебя не выпишут, я врачам представилась твоей сестрой, мол, заберу тебя на домашнее долечивание, привезу к себе на денек, поваляешься еще для полной уверенности. Мы доложимся нашим друзьям, что с тобой все чики-пуки, и отправляйся, куда хочешь!»
Траволта, дружище, если хочешь дожить до глубокой старости и умереть в своей постели в окружении любящих потомков, заклинаю тебя, никогда не верь женщинам! Особенно, похожим на странных испуганных ежиков! Дурила, я —то поверил! За что расплачиваюсь сейчас по полной, был прикован к кровати без доступа к свежему воздуху. Не знаю, сколько ей еще взбрендит надо мной издеваться, вся моя душа перевернута и буквально вывернута наизнанку. Хорошо хоть кормит, надо сказать, достаточно вкусно, силы мои восстанавливаются не по дням, а по часам… ф-у-у, отползал отлить, извиняюсь за физиологические подробности… Ну так вот, продолжаю свое грустное повествование….
С врачами удалось договориться без проблем, выпустили меня на волю благодаря стараниям Александры. На такси мы добрались до ее хаты, надо сказать, бедненько так у нее, по-простому. Она, поймав мой разочарованный взгляд, оправдалась, что, мол, приверженка минимализма, да и пыли так меньше. Да мне —то какая фигня ото всего этого? Я здесь проездом, так сказать, случайный попутчик.
Ну да, знать бы, где упасть… Деваха тем временем пожарила яишню с салом, запах стоял аж до десятого этажа, после моего вынужденного голодания, это показалось мне даром небес. Запили все это дело сухим красным винцом, разговорились. Я расслабленный, изрек, что таких лузеров, как я, надо оставлять в психушках на пожизненный срок, раз не умеют приспосабливаться к жизни на воле. Или отстреливать…
«Леонид, ты же сильный креативный молодой мужик» – глядя мне в глаза, начала Александра. – «В твоей жизни были и будут подобные ситуации, надо быть к ним готовым. Соберись, как тогда, давно, когда ты смог собраться и помочь в трудную минуту своему другу, как там его, Траволте?»
Тут меня из меня реально поперло. Ты знаешь, Ванька, никому, даже тебе, я никогда не рассказывал подробностей того, каким образом мне удалось раздобыть те деньги. Это не для посторонних, и даже не для дружеских ушей. Мне стыдно, гадко, но по-другому поступить я не мог, зная, что над твоей глупой «горе-бизнесменской» башкой повис клинок мести. И только от меня зависил исход дела. Никогда, слышишь, никогда не проси меня рассказать, каким образом я добыл те проклятые деньги!
«Да что ты знаешь про все это, девочка! Красивые слова, дружба, взаимовыручка, один за всех, а всем на тебя… наср..ать! Кругом грязь, грубость, хамство и ложь!» – все это я буквально кричал ей в лицо, тряся, как грушу, за плечи.
Она не сопротивлялась, она смотрела, Вань, просто смотрела мне прямо в душу, взрезая своими кошачьими зрачками все кожные покровы, мышцы, перерезая сухожилия, нервы или что еще там у нас есть на подходах к душе. Потом ласково так провела рукой по моим спутанным, сбившимся в клочья грязным волосам и сказала тихо:
«Лень, ты все правильно сделал, другого пути, кроме как обратиться к Зеленому попугаю у тебя тогда не было, так что не терзай себя!»
Я замер… Откуда?.. Каким образом она узнала?.. Ведь я же ни одной живой душе, даже тебе, ни гу-гу! Не может быть, мне показалось, просто общие слова, всем так говорят, когда хотят пожалеть, успокоить. Да нафиг мне сдались все эти слюни! А Зеленый попугай? Как она могла узнать про него? Же-е-есть, ну все, еще не хватало этого позора, и так уже жизни без моей музыки не мила, не сейчас, так месяцем позже, все равно придется сводить дебит с кредитом.
Александра вдруг как-то напряглась:
«А я, было, уже подумала, обойдется!». И толкнув меня на кровать, сделала какое-то движение руками, после чего я почувствовал металлическое прикосновение к запястьям.
«Бля, ты, шизанутая, что за шутки!» – заорал я не своим голосом, увидев наручники. Но голова вдруг как-то закружилась, все поплыло, и перед тем, как я опять куда —то провалился, успел подумать:
«Сволочь, это она что-то в вино подсыпала!»
Утром первое, что я увидел, было ее лицо, пристально разглядывающее мои волосы.
«Так, дружок, начнем, пожалуй! Скажу тебе сразу, это эксперимент, в ходе которого тебе будет круче, чем всем Белкам и Стрелкам в космосе вместе взятым! Так что расслабься и попробуй в процессе получения удовольствия хоть что-нибудь полезное извлечь! Я уйду на полдня, смотаться на старую работу надо, документы кой-какие забрать, а ты тут без меня не скучай!» – эта сучара ехидно улыбнулась и добавила:
«А про рамочку это ты вовремя посоветовал!»
Я услышал, как хлопнула входная дверь. Страшно хотелось сс..ть, тут я заметил некий вазон прям рядом с кроватью и решил, что тот вполне сойдет для оправления малой нужды. Облегчившись, я осмотрелся, наручник теперь был только на одной руке, так что другой я смог взять пакет с молоком и булку. Все это я быстро схомячил. Но даже такие простые действия потребовали от меня чрезмерных для ослабленного психушкой организма усилий.
Я откинулся на подушку, чтобы немного отдышаться, и осмотрелся.
Прямо напротив меня в темной деревянной рамке висела какая-то намалеванная фигня. Сумбурное нагромождение линий, пятен, петель, в общем, лабуда полнейшая, но яркая, красочная, привлекающая к себе внимание. Чем? Ну, во —первых сочетанием цветов, потом еще невероятные выкрутасы художника создавали иллюзию какого-то замысловатого движения нон-стоп. Так я приглядывался к мазне минут десять и вдруг осознал, что не я ее рассматриваю, а она досконально сканирует меня, все мои мысли тайные и явные и беспрерывно воссоздает, уж как, не могу понять, образы в моем сознании.
Сначала, я увидел речку, ту, что текла прямо у нашего крыльца в маленькой алтайской деревушке, почувствовал запах маминых пирогов с яблоками, которые так любил. Потом сфокусировал взгляд перед собой и увидел в своих странно скрюченных, покрытых старческой пигментацией, морщинистых руках твое, Траволта, письмо, в котором ты сообщаешь моей старенькой маменьке, которая и по сей день живет там, в Алтайском крае, известие о моей скоропостижной кончине.
Вань, ты скажешь, бредятина, но это было так явно, я, словно был внутри ее тела, смотрел на буквы, написанные твоей рукой, и чувствовал своей дубовой шкурой, понимаешь, чувствовал все, что происходило с ней. Как ее усталые подслеповатые глаза вчитывались в строки, принесшие печальное известие, и отказывались верить прочитанному, чувствовал, как бешено, словно загнанная скаковая лошадь, забилось ее сердце, чувствовал, как в жутком спазме скрутились мышцы горла и как где-то внутри застрял дикий животный крик.
Это было ужасно, я испытывал одновременно муки совести за то, что причинил боль матери и ее душевную боль, которая разрывала в клочья все внутренности. Хотелось выть, грызть землю, рыть туннель насквозь земного шара, только бы успокоить ее, погладить по седым волосам, сказать, что все обошлось, мам, я живой. Фу-у-у, даже сейчас мороз по коже прошел, дай отдышусь….
Потом, словно прокрутилась кинопленка, и я увидел смеющихся щербатых мальчишек, вихрастых таких и веснушчатых, бегущих мне навстречу. Вот мы с ними идем ранним утром на рыбалку, и их просто распирает от счастья. Вот они стоят первого сентября на линейке в школе и волнуются до дрожи в коленках, и нутром понимаю, что эти мальчишки мои будущие дети. И опять, Вань, та же фигня, я мог чувствовать их радость, их гордость, что вот он, то есть я, их папашка, сильный и большой, стоит рядом и в случае чего, может дать хорошего пендаля этому чмо, Димону, который задолбал уже своими подзатыльниками.
Дальше раздалась мелодия… Траволта, милый мой друг, мелодия! Сначала тихо так, словно издалека, потом все громче, все раскатистей, в разных аранжировках, тональностях. Я насторожился, вслушался, а потом встрепенулся, записать бы, чтоб не забыть, и опять осознал, что эта мелодия моя, что я ее автор и создатель, что, если захочу, создам еще, еще и еще. Дальше вижу полный зал зрителей, слышу их овации и в то же время ощущаю все их чувства, ликование, надежду на светлое будущее, любовь к девчонке, что сидит рядом, все… дальше я не помню, провал…
Очнулся от прикосновения ко лбу прохладной ладони.
«Ну как?» – вид у Александры был озабоченным.
«Ништяк, прорвемся! Бля, ты что, решила меня окончательно на наркоту подсадить?» – прорычал в ответ я.
«Дурак, ты ничего не понял!» – фыркнула она. «Спи, давай, набирайся сил, дальше завтра продолжим!»
Я усиленно пытался воспроизвести в уме мотив, услышанный в своеобразном гипнотическом состоянии. Стена напротив была пуста…
На следующий день все повторилось сначала. Картина начала свое действие. На этот раз я побывал в шкуре своих недругов, испытал целую шквал чувств и эмоций, начиная от злорадства моей квартирной хозяйки, заканчивая презрением бармена в клубе от известия о моей безвременной кончине. Да, браток, вот уж не думал, что мне можно завидовать, что я могу раздражать других своей независимостью, остротой языка, да просто легким, ни к чему не обязывающим трепом.
Дальше я увидел Аркадия, который силился сочинить что-то новое, мои мелодии уже устарели, и пришло время снова обновить репертуар, а рядом валялись пустые бутылки из – под виски. Боже, как он клял себя в душе, что связался со мной и Борюсиком, теперь все считали его молодым гением, а он пустышка, ничего больше написать не может, ни стихов, ни мелодий. Вот когда пришла расплата за то, что они пробросались мною.
Ведь я… вот… вот… опять пошел звук… божественно, гармонично, нежно и в то же время настойчиво мелодия проливалась сквозь переплетения картины, заполняя собой все пространство комнаты. Громко, очень громко звучит, можно оглохнуть от силы звука, кажется, что здесь не семь, а, по крайней мере, все двадцать нот. От их сочетаний можно сойти с ума. Мне рукоплещут лучшие залы мира! Все… провал…
И вот сегодня я проснулся один, наручники валяются рядом, от слабости кружится голова. Но краем глаза заметил знакомые контуры на столе, и аж пот прошиб. Скорей, успеть сообщить хотя бы тебе обо всех моих злоключениях. Едва дополз до планшета, то и дело тянуло блевать. Интересно, она случайно его забыла или… здесь опять какой – то тайный смысл? Все, Траволта, ша! Слышу скрип открывающегося замка, пришла, сука! Ну, сейчас я ей покажу!..»
…Александра залюбовалась внутренним убранством маленького уютного зала. Несколько столиков, накрытых красивыми голубыми скатертями с орнаментом по краю, были сервированы по полной программе, словно для званого ужина. И на ее столе находился еще один прибор, кто же будет ее собеседником сегодня вечером? Это что, свидание вслепую? Или …нет, она слишком взрослая, чтобы играть в такие игры.
Алька тщетно пытается вспомнить, как она попала в этот зал и, главное, с кем намерена встретиться. От нечего делать она разглядывает приборы и тарелки на столе, их края украшены витиеватыми вензелями. Взгляд ее опускается ниже и вдруг, в орнаменте скатерти и в вензелях она различает неуловимое движение. Какой странный узор, он словно ручей бежит, бежит, он живой! Невероятно!
Александра в нетерпении оглядывается по сторонам, кажется, сейчас произойдет что-то очень важное. Из-за спины кто —то кладет на стол два счета в красивых кожаных папочках. Со словами официанта:
«Пора платить по счетам!» – она просыпается…
Кому: Марии Тарасовой
Тема: тайное становится явным
Отправитель: Александра Морозова
1 марта 2016 года 17:42
«Привет, Маруся!
Надеюсь, съемки новой передачи уже идут полным ходом, и тебе некогда будет отвлекаться на раздачу тумаков пропащим друзьям в далекой Московии.
Твой гнев по поводу моего молчания вполне справедлив, но, учитывая особые обстоятельства, о которых ниже я тебе изложу во всех подробностях, надеюсь на «Ваше монаршее» прощение!
Маш, Маш, представь себе, в моей жизни произошли два важных события. Во- первых, я проявила героизм в мирное время и спасла человека от неминуемой гибели (так и вижу на первой полосе газеты заголовок крупным шрифтом: «Она не пощадила живота своего ради спасения занюханного наркомана!»). Во-вторых, я, кажется, напала на след, вернее обнаружила причину своих кошмаров. Но обо всем по порядку.
Потратив битых две недели на безуспешные розыски вашего дорогого Ленчика, однажды, особенно темным зимним вечерком, я слегка загрустила, пустила девичью слезу по причине отсутствия рядом надежного плеча (твоего, твоего, чьего ж еще!), а потом решила поностальгировать. Раскрыла твою подарочную папочку и оттуда посыпались пожелтевшие листки с изображением каких —то карлиц в пышных кринолинах, с прическами типа «бабетты» и одинаково глупым выражением лиц. И похолодела…
Но не от сногосшибательной красоты «прынцесс», нет, внимание мое привлек орнамент, корявенький такой, нарисованный неуверенной детской рукой, но удивительно знакомый и настойчиво повторяющийся из листка в листок. От предчувствия близкого открытия, пошел зуд по всему телу, и до чертиков захотелось выпить. Но в доме ничего не было, и я полезла на антресоли, где у меня была заныкана на «пожарный случай» бутылка водки.
Случайно сбросила с антресолей свои авангардистские «шедевры», которые разлетелись по комнате и улеглись на полу красивым веером. Вот она, заветная бутылочка! Лихо свинтив пробку, я заглотила в себя треть бутыли огненной воды, икнула и утерлась рукавом. Взгляд мой с трудом сфокусировался на «веере» чудесных абстракций. Показалось, что воздух в комнате сгустился, наполнился какими —то непонятными энергиями, которые проникли прямо в мозг и принялись что-то с ним вытворять. Я прям почувствовала, что еще чуть —чуть и меня осенит…
Но не тут-то было, внезапно ужасная резь в животе скорчила меня в три погибели и пока мое тело каталась по ковру в надежде унять боль, ко мне пришло ощущение, что я – опять не я, а долбанный идиот Ленчик, который наглотался какой —то дряни и сейчас, прямо в эту минуту, загибает ласты у себя на съемной квартире.
В бессильной злобе от того, что разгадка чего —то важного опять от меня ускользает, я пулей оделась, поймала такси и уже через пятнадцать минут занималась приятнейшей процедурой промывания желудка лежащей без сознания, обоссанной и воняющей бомжатиной в радиусе пяти километров вокруг себя, особи, именующейся Леонидом.
Скорую я вызвала еще по пути, так что через пять минут благое дело спасения этого говнюка продолжили врачи неотложки. Пришлось ехать вместе с ними в больницу и сидеть там, в пропахшей потом и ссаными матрасами палате, так как врачи боялись, что он не выживет. Но вопреки всем пессимистичным прогнозам чудила выжил… И, вместо того, чтобы радоваться темно-синим стенам «психушного» рая, едва придя в сознание, тут же стал мечтать о второй попытке сведения счетов с жизнью.
Ох и разозлилась я, не на шутку! Значит я, находясь на пороге величайшего открытия тайны своих снов, бросила все на свете, чтобы вытащить с того света этого кретина, а он, скотина неблагодарная, не нашел ничего лучшего, чем мечтать о «продолжении банкета».
В общем пока ваш дружочек спал после очередного бурного проявления эмоций по поводу своего возвращения с того света, наколотый успокоительным и утолканый санитаром в кровать, я стала думать о том, как реально привести парня в чувство, а заодно и прокрутила заново события последнего вечера.
Что мы имеем в сухом остатке? Так, ну во —первых, схожесть почерка дизайнера «прынцессовых» платьев со странными вензелями тарелок, орнаментом скатертей и фигурами облаков и т. п. в моих снах. Во – вторых, чувство «не себя», которое появляется при изучении картинок, написанных мною в состоянии эмоциональной эйфории и которое, в свою очередь, явилось побуждающим мотивом для их изображения. В-третьих, картина странного «лабиринта» каким —то образом дает ответы на мучающие тебя в данный отрезок времени вопросы.
Ага! Вот оно! Тут меня осенило: а не испытать ли мне ее воздействие на Ленчике, так сказать, для чистоты эксперимента? Пусть получит эстетическое удовольствие, а заодно зачистит контакты в своих протухших от дурных помыслов мозгах. Просидев всю ночь у его кровати в больнице, я мысленно довела мой план до окончательного созревания и конкретизации. Я уговорила врача выписать моего «брата» на домашнее долечивание без постановки его на психиатрический учет, куда они автоматически ставят всех суицидников.
И вот мы у меня. Ленчик, хоть и встревоженный, но вполне ручной, согласился побыть у меня пару деньков. Чтобы исполнить задуманное, надо было его усыпить, и я незаметно подсыпала снотворное в вино. Мы сели ужинать и тут у меня в голове пронеслась вся его жизнь, знаешь, Машка, так интересно, словно пленка фильма перематывается с фантастической скоростью. Не успела я очухаться и подумать: «Вау!», как кино закончилось, но осталось яркое воспоминание о мучающем Леонида некрасивом поступке, который он совершил, чтобы спасти твоего нового знакомого Траволту от расправы бандитов.
Я, по простоте душевной, решила его приободрить, сказать, что в той ситуации, его поступок был единственно верным, но после моих слов он, Маш, словно окаменел. Побледнел как мел, видно было, что его бьет крупная дрожь, еще немного и он бы меня убил в самом прямом смысле. Хорошо, что в этот момент подействовал препарат, и Леонид рухнул на подушку, заботливо подставленную мною под его голову.
Под утро я пристегнула его наручниками (даже не спрашивай, где мне удалось их достать!) к металлическому краю кровати и повесила перед его глазами картину, предварительно обрамленную рамкой для удобства восприятия (он сам мне, кстати, эту идею подсказал, сам того не подозревая).
А сама решила проведать маман, полагая, что пришла пора немного пролить свет на «прынцессовый» период моей жизни. Перед этим от нас ушел отец (я ведь его совсем не помню), а корни всех моих кошмаров остались, по всей видимости, именно там. Да заодно прозондировать почву на предмет родословной по отцовской линии, не завалялось ли там каких колдунов или ясновидящих. А иначе, с какого я тут бока припека?
Маменька была не в самом добром расположении духа, так как намылилась в этот вечер отправиться на корпоратив. А поскольку «этот злыдень», в переводе на нормальный язык, отчим, ушел от нее окончательно и бесповоротно, Кольку оставить было не с кем. Тут нарисовалась я, готовая переночевать со сводным братцем. Да за это она была готова поделиться родословной всех своих многочисленных тамбовских земляков, не то, что рассказать мою собственную.
Николаша блаженно улыбался и размазывал по щекам «Нутеллу», загребая ее столовой ложкой из банки и отправляя прямиком в рот. А маман, окрыленная открывшейся перспективой оттянуться на всю катушку, щебетала соловьем:
«Ну, каких подробностей ты от меня хочешь? Еще раз услышать, что отец твой, подлец из подлецов? А кто ж еще? Бросил меня, молодую, красивую жену с маленькой дочкой на руках ради какой —то там экспедиции мирового значения. Куда, зачем, тайна, покрытая мраком! Ну и как результат, сгинул там, экспедиторщик хренов.
Мне уж потом рассказали, что он просто не вернулся из очередного пешего похода. Ну вот скажи, нормальный мужик, врач от бога, которому светила блестящая карьера и бешеные гонорары, вот при таком раскладе, поперся бы в какие —то экспедиции? Что качаешь головой, вся в него, упрямая, не поймешь, что у тебя на уме!
А как все начиналось! Просто сказка! Познакомились мы в больнице, я там проходила практику после окончания медучилища, а он только —только получил диплом врача и был назначен ординатором в хирургическое отделение. Но, Альк, ты бы видела, как он ассистировал опытному Викентию Ивановичу на операции, как он двигался, как уверенно действовал, ты б тоже не устояла перед таким женихом! Да еще москвич, с пропиской, а я ж была приезжей, в тамбовщину свою не хотелось возвращаться, жуть.
Ну, в общем, как —то у нас завертелось, я ж тогда молоденькая совсем была, говорили, на Брижжит Бардо похожа, да и он тоже парень видный, а уж как врач, вообще, к нему на прием люди со всей страны приезжали, стоило только ему на них посмотреть, как сразу мог определить, кто чем болен. Во как! И че ему с таким —то божьим даром в столице не сиделось? Никогда его не понимала! К тебе, правда, относился хорошо, пеленки менял, качал ночью, когда плакала, тебе —то, поди, год с небольшим было, когда сгинул твой папаша? Да и невелика потеря, все равно б я с ним жить не смогла, такой занудный оказался, то не делай, то не одевай, вино не пей, курить не смей, тоска, в общем. Я по первости даже обрадовалась, когда он уехал, ругала, правда его, что денег мало оставил, но зато я могла опять гулять, сколько захочу!»
Вот знаешь, Маш, слушала я мамашку, и даже где-то как-то мне еще жаль стало, молодая ведь была, глупая, да еще я у нее довеском была. Возьми ей и брякни:
«Мам, я же, помню, как тебе приходилось без выходных вкалывать, без конца меня с нянькой оставляла, когда ночью в больнице дежурила!»
«С какой еще нянькой?» – недоуменно спросила маман, примеряя пятое по счету платье, не решаясь выбрать, в чем ей идти.
«Ну, я уж не помню, как ее звали, ту, что меня рисовать и читать научила, я ж тебе говорила, помнишь?»
«Ты чё, Сашк, сбрендила, что —ли, после того, как Олежек твой отчалил? Никакой няньки я тебе не нанимала! Надо ж до такого додуматься, няньку ей я нанимала! Да где бы я денег взяла? И так день и ночь приходилось работать, чтоб лишняя копеечка в доме была!» – мать, побагровев от возмущения, забыла даже про наряды.
Да уж, можно подумать! Лишняя копеечка тут же тратилась ею на гулянки и мужиков. Да что я тебе пишу, ты в курсе. Но, Машунь, насчет няньки, она меня просто ввела в ступор. Я ж хорошо помню, как она со мной играла, помню запах ее духов, такой приятный, немного терпковатый.
«Странно все это!» – пронеслось у меня в голове. Но я решила подумать об этом позже, а сейчас надо было выжать из маменьки максимум информации.
«Ну, хорошо, отец у нас оказался непутевым, а родители его, бабушки, дедушки, там всякие, имелись?» – продолжила я «допрос с пристрастием».
«Про бабку Валю с дедом Лукой, что ж тебе рассказывать, ты, считай, у них выросла, все каникулы там, в деревне проводила!»
«Да я тебя не про них спрашиваю, про отцову родню знаешь что —нибудь?» – я уже теряла терпение и бесилась от материной тупости.
«Ой, Шурка (знает ведь, что терпеть не могу, когда меня называют Шуркой!), бабка твоя, Тина, была шалава еще та! Говорили, что Макс, отец твой, родился при весьма загадочных обстоятельствах. Это мне на нашей свадьбе их соседка на ушко нашептала, в общем история какая —то темная. Якобы жили они с мужем долго и счастливо, почти десять лет, но детей у них не было и вот однажды, поехали они отдыхать на море, видно неплохо жили, раз могли себе такое позволить, там что —то меж ними произошло, то ли поругались, то ли муж ей сказал, что не хочет больше ждать, мол, нашел себе другую, которая родит ему детей, в общем неизвестно.