Крыса в платье

– Я читал где-то, не вспомню, правда, где, несколько похожую историю. Было не у нас, где-то за границей. В каких-то северных странах, типа Норвегии или Швеции, не помню точно, врать не буду. Суть в следующем: парень сидел дома один. Что-то там делал, это особо не уточнялось, но факт, что один. И в какой-то момент, значит, появляется у него в квартире странной наружности хмырь. Причем обладающий какими-то абсолютно невозможными способностями. Парень в шоке – кто это, откуда он взялся – непонятно же, вообще, ничего! Но как-то контакт надо налаживать. И вот в процессе налаживания контакта они к чертям разносят всю квартиру. В ноль практически. До того, чтобы стены ломать, конечно, не дошло, но внутри – как Мамай прошел. А парень достаточно молодой был и жил с предками еще. Те возвращаются, видят этот апокалипсис, сразу, понятно, к нему с вопросами, мол, что случилось. Он давай объяснять, про пришельца этого. А родители, кстати, лютые материалисты и во всю эту потустороннюю пургу верят очень с трудом. В общем, по итогу парню никто не верит, а этот чужак потом еще неоднократно приходил. Такая вот история…

– Скайльд, котик, – раздался голос Хана с пола, – А давай, мы в свободное от сна время почитаем историю про Карлсона самостоятельно? А то под твой бубнеж не уснуть!

Нэйра тут же ощутимо ткнула меня в бок.

– Тебе все шуточки! Ты, вообще, серьезным бываешь?

– Не, если серьезно, то я такого вот не встречал раньше. Даже в сказках или рассказах. Самое близкое, наверное…, – я задумался, – Дивный народ, которые фэйри. Ну, и возможно, некоторые наши, сибирские, сказы. Там рассказывалось, что человек попадал в какую-то зачарованную страну. Это в случае, если забирали фэйри. Там гулял, пил, ел, веселился. А потом вдруг что-то делал не так и оказывался дома. Не прямо в доме у себя, а в знакомых лесах. Или в том месте, откуда его забирали.

– Это хотя бы понятно, забрали и забрали. Ясно, что другая страна, ясно, что это магические штуки какие-то. А тут? Сидели дома, сидели – бах! Не войти, не выйти. В окнах не отражаемся. Как вампиры, честное слово. Мне вот интересно, а если кто-то захочет в квартиру извне войти, что случиться? Он войдет? Или дверь будет навсегда заперта? А если выломать? То там мы сидим и водку пьем? Или что? Или нас, вообще, тут нет? Ничего не понятно!

– Не знаю, меня вот напрягает момент с отражением. Там же не просто нас нет, там совсем другая картинка транслируется. Как будто нас и не было. Столовые приборы по-другому расставлены, мебель. Зато кот отражается. Чем, скажите, кот лучше нас. Причем вот он дрыхнет, – я протянул руку и потрепал Румпельштильцхена, который уже успел принестись с кухни и упасть рядом со мной, по ушам. Кот поднял голову и, недовольно посмотрев на меня, устроился поудобней, – Почему я его могу трогать, гладить, и при всем этом он в отражении присутствует? А вот Вечный, который ровно также дрыхнет, нет?

– Мне больше интересно, что сейчас вокруг нас. Может мы в каком-то другом измерении? Тогда почему все осталось, как было? Мы ведь, если бы не окна, вообще бы разницы не почувствовали бы. Странно.

– Да уж куда как странно, – Нэйра приподнялась на локте, – Дальше-то, что будем делать? Никаких предложений не будет?

– То есть наш митинг стихийно продолжается, – я сел на диване, – Кстати, если посмотреть на родные сибирские истории, то есть несколько отдаленно похожих случаев, когда человек, один или в компании с кем-нибудь, заходил в некую местность. Обычно это овраг, но я наталкивался, что просто в лес или в особую рощу, или шел какой-то заповедной дорогой. Так вот, шел этот человек по оврагу, все спокойно, ничего страшного, шел, думал, чего его все так бояться, почему слава об овраге, об этом такая ходит. И абсолютно без происшествий из него выходил. Иногда, правда, упоминалось, что видел мужик некую субстанцию зеленого цвета, вроде как туман. Но ничего страшного этот туман не делал, даже, если в него войти, просто был и все. И списывалось все, как правило, на испарения и прочую геологию. Так… Выходил, значит, мужик оттуда спокойно, с чистыми руками и холодной головой, как чекист. Доходил до первого же населенного пункта, и внезапно оказывалось, что с того момента, как он с той стороны в овраг этот вошел, прошло лет пятьдесят. А он не постарел ни на день. И все, что у него было – тоже новое, словно этих полста лет и не было. Вот такая вот загогулина…

Я посмотрел на Нэйру и Хана, не проронивших за мой рассказ ни слова. Они сидели, осмысливая услышанное и, видимо, примеряя описанную ситуацию на сегодняшние события. Румпель лениво приподнялся и, выгнув спину, сделал несколько шагов к выходу из комнаты. После чего вдруг громко мяукнул и одним прыжком взлетел на подоконник. В ту же секунду в кухне зажегся свет.

Нэйра тоненько взвизгнула и вцепилась мне в плечо.

Я почувствовал, что только-только успокоившееся сердце стремительно летит куда-то вниз, картинка перед глазами поехала в сторону, и я без сознания повалился на спину.

Очнулся я оттого, что кто-то немилосердно хлестал меня по щекам. Наугад отмахнувшись, я попробовал сесть. Судя по тому, как горело лицо, новоявленный медбрат старался на славу. Тут же раздался голос Вечного:

– Все, вроде живой. Больше крика было.

Разлепив, наконец-то, глаза, я увидел суетящегося рядом Хана, который весьма испуганно смотрел то на меня, то в коридор. Рядом соляным столбом стояла Нэйра, по ее щекам текли слезы, но она словно их и не замечала. Я вскочил и притянул ее к себе.

– Нэйр, да ты чего! Ну-ну, успокойся. Страшного ведь ничего не случилось. Ну, срубило меня, тяжелый был день, что и говорить.

– Успокойся, Скайльд, – хохотнул Хан. – Это не из-за тебя. Просто свет этот…

Свет! Я совсем забыл про него. Нэйра нехотя отстранилась и провела рукой по моим волосам. Что-то прошептала. Я не разобрал, что именно, но решил не переспрашивать. Нэйра вытерла глаза и сказала:

– Так! У меня эта херня уже вот где сидит, – она провела ладонью по горлу, – Пошлите разберемся раз и навсегда!

Такой Нэйру я видел в первый раз. Судя по всему, остальные тоже. Вечный шагнул вперед, я, стараясь не отставать от него, аккуратно передвинул Нэйру себе за спину. Последним шел Хан, периодически поглядывая назад. «Классический отряд, – пронеслось у меня в голове, – Двое впереди, затем женщины и дети, затем замыкающий. Военный, мать их, действия в отдельной квартире. Мне вот интересно, каковы шансы того, что мы сейчас лежим в соседних палатах под капельницами, пускаем слюни на подбородки, а вокруг настоят врачи и родственники и вздыхают, мол, как жаль, ведь такие молодые. А, собственно, почему молодые? Вдруг нам уже по семьдесят, у нас дети и внуки, и мы на старости лет просто впали в старческий маразм. Вообще, шикарная ситуация!»

Мои размышления были прерваны тем прозаичным фактом, что коридор в квартире был отнюдь недлинным и кончился очень быстро. Вечный заглянул в кухню. Я поспешил обойти его и самому посмотреть, что там происходит. Нэйра не захотела стоять в стороне и, чуть ли не расталкивая нас, стала продвигаться вперед. Один Хан, как самый ответственный, остался на месте и все так же отслеживал все, что происходит за нашими спинами. И это было очень правильно, потому что, увидев, что происходит на кухне, мы, вообще, перестали замечать, что происходит вокруг.

Свет на кухне был выключен. Мы абсолютно точно выключали его, когда уходили спать, и все именно так и осталось. Зато светилось окно. За окном была «немного другая» наша кухня, только сейчас в ней горел свет, который мы и заметили из комнаты. Но даже это было не самое главное. В отраженной кухне ходили люди. Незнакомые люди, в полицейской форме. «Не разулись, уроды!» – зачем-то отметил я про себя.

– Это что? – дрожащим голосом спросила Нэйра, и я понял, что нервы у нее на взводе. Я потянулся и включил свет. На полицейских это не произвело никакого впечатления. Один прошагал в коридор, второй пододвинул себе табуретку, сел. Положил фуражку на стол, потер виски пальцами, затем повернулся и что-то сказал, видимо, только что вышедшему коллеге. Мы стояли, заворожено глядя на разворачивающуюся перед нами картину. В заоконной кухне явно что-то происходило, только было абсолютно непонятно что именно и что с этим делать.

– Кхм, – Вечный прокашлялся, – И что бы это значило? То есть у нас теперь, вообще, кардинально разные картинки будут? Мне больше вот что интересно, то, что мы видим за окном, это на самом деле происходит, или мы просто смотрим на то, что нам показывают?

Мы переглянулись.

– Хрен его знает, на самом деле. Тут что-то утверждать точно, по-моему, в принципе гиблая затея. Мы и так ничего не понимали, а сейчас все как раньше, только еще непонятнее. Если смотреть шире – в целом, мало, что поменялось. Просто картинка за окном стала более разнообразная. Но ведь она и раньше отличалась, только не так кардинально. Но суть не изменилась – мы до сих пор не знаем, где мы и что с нами…

– Тихо, – Нэйра пробралась между нами, подошла к стеклу и, загородив, нам практически весь обзор, начала пристально что-то рассматривать. Мы притихли, лишь иногда пытаясь разглядеть, что она там изучает. Однако из-за ее спины видно было очень плохо, а потеснить мы не решались. Спустя какое-то время, Нэйра сама повернулась к нам.

– Есть зеркало?

– Да, – засуетился я. Бросился в ванную, вытащил небольшое зеркальце и, вернувшись, протянул его Нэйре. Та, ничего не поясняя, взяла его и повернулась обратно к окну. Заинтригованные окончательно мы, по-моему, даже дышали через раз. Не поворачиваясь, Нэйра отложила зеркало, протянула руку, нащупала лежащие на столе листок и ручку, сгребла это все и что-то застрочила. Мы терпеливо ждали.

Спустя какое-то время, Нэйра повернулась к нам и многозначительно взмахнула листом.

– В целом, я с трудом понимаю, что тут происходит, но вырисовывается совсем нестандартная ситуация. Какое у нас сегодня число?

– Двадцать первое вроде, – Вечный заглянул в телефон, – Ну, факт – двадцать первое число, все правильно помню.

– И хрен ты здесь угадал! Вот смотрите! Мент за окном вполне внятно только что написал на протоколе своем…

– Каком протоколе?, – влез я в разговор, – Чего еще вдруг за протокол? Кто-нибудь, вообще, понимает, что происходит.

– Дальше – больше, – пожал плечами Хан, беря у Нэйры листок и вглядываясь в написанное, – протокол составлен при осмотре квартиры пропавших без вести. То есть, потерянцы, это вы без вести пропавшие. И, судя по всему, вас и ищут.

– Ну, охренеть теперь!, – только и смог выдохнуть я. Как мы могли потеряться, если мы вот они сидим и из квартиры никуда не выходили. Да и выйти особо не можем, – Слушай, а что там с числом было? Ты начинал что-то говорить, вроде.

– Протокол составлен двадцать девятого числа, – металлическим голосом отчеканил Хан.

Мы ошарашено глядели друг на друга, абсолютно не представляя, что сейчас делать.

– Это что получается, – Нэйра схватилась рукой за стол и, словно подрубленная, упала на табуретку, – Мы здесь несколько дней? А там, в нормальном мире, нас нет? Мама…

У нее перехватило дыхание. Мы стояли вокруг молча. Нэйра обвела нас глазами и вдруг как-то совсем неожиданно разрыдалась. Нет ничего более чудовищного, чем ощущение полной беспомощности, когда твоя девушка плачет. Когда у нее прям совсем беда, а ты стоишь, и пользы от тебя… А никакой от тебя пользы! Абсолютно ты бесполезное животное.

Не придумав ничего лучшего, я потянулся было погладить ее по голове, чтобы Нэйра хоть немного успокоилась, но она отмахнулась. Я присел рядом, приобнял ее, стараясь не обращать внимания на попытки вывернуться. Нэйра несколько раз дернулась, стараясь сбросить мои руки, потом повернулась ко мне, уткнулась в плечо и зарыдала в голос. Параллельно она пыталась что-то сказать, но разобрать хоть что-нибудь было нереально. Некоторое время мы так и сидели: мы с Нэйрой в обнимку около стола, Хан на подоконнике, Вечный стоял в дверях кухни. Он сделал небольшой шаг внутрь кухни и даже попытался что-то сказать в утешение, но Хан замахал на него руками, и Вечный благоразумно решил дождаться естественного окончания истерики. Но Нэйра, казалось, и не собиралась останавливаться – со слезами выплескивалось все напряжение последних суток, все непонятные и пугающие события, переживания за родных, да и за себя, если уж быть предельно откровенными. Поэтому мы просто сидели на кухне под всхлипывания и прерывистое бормотание.

– Они сидели, пили чай и говорили о пустяках, а в это время рушились их судьбы, – проговорил я, глядя перед собой.

– Ну, раз уж разговор зашел про пили, – Вечный подхватил бутылку, – Предлагаю это и сделать!

Нэйра медленно повернулась, готовясь высказать все, что она думает по поводу выпить, судьбах и нас-идиотов. Буря была готова уже вот-вот грянуть над нашими головами, как вдруг из коридора раздался спокойный голос:

– Отчего бы и не выпить, в самом деле. Только позвольте предложить вам альтернативу вашей, вне всякого сомнения, замечательной водке.

Раздайся в кухне выстрел – реакция не была бы столь стремительной. Нэйра резко развернулась лицом к входу, сжимая кулаки. Хан в одно мгновение слетел с подоконника, еще в прыжке поворачиваясь боком к двери и стараясь принять защитную стойку. Я поднялся с табуретки, закрывая собой Нэйру, а бутылка водки в руке Вечного невзначай перевернулась горлышком в ладонь. Причем Вечный тут же убрал руку чуть за спину, стараясь не показывать, что в руке что-то есть.

Мы все посмотрели на говорящего.

Им оказался довольно высокий молодой человек. На вид лет тридцать пять, может, чуть больше. Очень бледную кожу оттеняли иссиня-черные волосы. Костюм-тройка темно-синего цвета, из кармашка жилета небрежно выползает цепочка белого металла. В руках еще один непрошенный гость держал какой-то сверток.

– Вы позволите? – фраза прозвучало не как банальная вежливость, незнакомец, на самом деле, ждал разрешения войти на кухню.

– У меня складывается впечатление, – начал я, решив, что удивляться очередному «внезапному визиту» просто глупо, – Что мы живем на кухне. Есть вот кухня – это наша территория, туда никто не заходит, никто не вламывается с предложениями побыть хирургом или спарринг-партнером. Да что там – туда даже, хо-хо, спрашивают разрешения войти. А остальная квартира – это улица. По которой можно расхаживать, как заблагорассудится. Вы спрашиваете, позволим ли мы войти? Валяйте! Что изменится? Вы уйдете? Не поздновато ли?, – я почти кричал, не обращая внимания на одергивания со стороны Нэйры, – У меня внезапно прозрение! Я думаю, что вы как-то связаны со всей этой херней, которая происходит с нами за последние сутки. Объяснить логическую цепочку? Вы знаете, я прожил тридцать лет! Тридцать, мать их, лет! И за все это время не видел ни одного человека, который умел бы появляться из ниоткуда. Как-то не довелось вот! А тут раз, два, три! Вы натурально, как на свет ползете! Что на этот раз? Старый волшебник нацарапал магический знак на двери? Наши собираются? С вами выводок гномов? Предлагаю сразу на орлах рвануть – сэкономим время и нервы! Дурдом какой-то! Причем не со мной во главе! Я себе больше похож на случайного прохожего, которого по ошибке спеленали санитары. Я ни хрена не понимаю, вокруг меня постоянно случается непонятная ерунда, и знаете, что самое главное? Не знаете вы ни хера! Самое главное – что мне это вообще не нравится! Абсолютно! Презираю я это все всей душонкой своей мелочной! Я понятно говорю? А то вдруг там надо, не знаю, перепоказать? Так вы обращайтесь! Можно даже без очереди…

На этом моменте дыхание у меня кончилась и я, тяжело дыша, замолчал, с ненавистью глядя на незнакомца. Нэйра, Хан и Вечный удивленно смотрели на меня – я обычно был не склонен к таким агрессивным выходкам.

Незваный гость же совсем не смутился:

– О, я вас прекрасно понимаю. И, поверьте, полностью разделяю ваше негодование. Но позвольте мне все же высказаться, и, возможно, какая-то часть изложенного мной покажется вам достойной вашего внимания.

Все мое «негодование» разбилось об эту вычурно-вежливую речь, как стакан, брошенный в стену.

– Проходите, – промямлил я, отодвигаясь в сторону, но все равно стараясь оказаться между входящим и Нэйрой.

– Покорнейше благодарю, – разулыбался незнакомец, – Позвольте, как этого требуют приличия, представиться. Зовут меня Дмитрий Иванович…

В воздухе повисла пауза, приглашающая нас последовать примеру Дмитрия Ивановича.

– Дмитрий, – протянул руку Вечный.

– О! Тезки! Просто великолепно! – гость, казалось, был просто счастлив, что среди нас нашелся человек с таким же именем, как и у него. Он пожал протянутую руку и, кажется, даже подмигнул Вечному. Тот, однако, сильно не расслабился и бутылки из руки не выпустил. Дмитрий Иванович повернулся к Хану.

– Геннадий, – негромко сказал Хан, руки, тем не менее, не протягивая. Пришельца это не смутило нисколько. Он сам шагнул вперед, подхватил двумя ладонями руку Хана и долго тряс ее, параллельно вещая о том, что он безумно рад знакомству. Кое-как вырвавшись, Хан отступил в угол, стараясь привлекать как можно меньше внимания.

– Юрий, – буркнул я, все еще стараясь прийти в свое обычное состояние, – Но предпочитаю, когда меня называют Скайльд. И именно через «и» краткое и мягкий знак. А девушку зовут Елена.

Нэйра приподнялась, чуть склонив голову. Дмитрий Иванович подхватил ее руку и припал к ней губами. Я почувствовал, что возвращение спокойного и адекватного состояния откладывается на неопределенный срок. Вечный мгновенно оценил ситуацию и не преминул вмешаться:

– Вы, кажется, хотели что-то обсудить? И выпить? Добро, так сказать, пожаловать, – он пригласительно махнул рукой в сторону стола, – Чем богаты…

После этих слов Вечный поставил бутылку водки на стол и пододвинул Дмитрию Ивановичу табурет. Хан отодвинул стол от окна и уселся на свое место. Нэйра пунцовая то ли от недавних рыданий, то ли от поступка странного господина ушла в ванну, как она выразилась «привести внешний вид в человеческий». Я присел на подоконник. Я всегда там сидел, если на кухне собиралось больше четырех человек. И пока Хан с Вечным доставали стаканы и стопки, принялся более внимательно рассматривать визитера. На вид ему было, как я уже отметил, около тридцати пяти лет. Прическа несколько странная, но, учитывая, как сейчас ходит народ – вполне приличная, даже консервативная. Больше всего, конечно, смущал его наряд. В костюмах-тройках сейчас ходят разве что университетские профессора. Да и то, наверное, только те из них, кто поддерживал Колчака, причем знал последнего лично. Этот же чувствовал себя в костюме так, будто с рождения другой одежды и не знал. Тонкие длинные пальцы Дмитрия Ивановича словно жили собственной жизнью, то подхватывая цепочку и перебирая ее звенья, то стряхивая с пиджака невидимую пылинку, то просто отстукивая неизвестный ритм на ближайшей к ним поверхности. На левой руке, на тыльной стороне ладони, красовалась черная татуировка, изображающая голову змеи. Больше ничего особенного я, как ни старался, заметить не смог.

Дмитрий Иванович, принимая предложение Вечного, шагнул к столу.

– Вы знаете, я совершенно случайно захватил с собой бутылочку коньяка (при словах «совершенно случайно» Хан иронично повел бровью, как бы отмечая, насколько смешно звучит эта фраза в свете последних событий). Прошу вас, Дмитрий, не могли бы вы наполнить наши бокалы?

С этими словами гость развернул сверток и извлек из него бутылку. Вечный аккуратно взял ее и повернул к себе этикеткой. На его лице отразилось удивление, изрядно сдобренное восторгом.

– Коньяк Леро Гранд Шампань, – вполголоса проговорил он, – Тысяча девятисотого года выпуска.

– И что мы должны по этому поводу предпринять? – буркнул я. – Найти шоколадку тех же годов?

Дмитрий Иванович рассмеялся. Вечный посмотрел на меня, как на большевика, грабящего его родовое поместье.

– Знаешь, Скайльд, я прекрасно помню, как ты коньяки ценишь и знаешь, поэтому сразу тебе говорю, если ты его опрокинешь как водку – мы с тобой враги!

Пока он трясущимися руками откупоривал бутылку, я наклонился к Нэйре, которая уже успела вернуться, умытая и вроде как успокоившаяся.

– Чего он занервничал так? Пафосная марка?

– Наверное, – Нэйра пожала плечами, – Ты же знаешь, я коньяк не особо, поэтому и не разбираюсь в тонкостях.

Последнюю фразу Вечный услышал, и Нэйра получила такой же взгляд, как и я. Я тут же дал себе зарок опрокинуть стакан залпом и запить этот коньяк колой.

Наконец-то, стаканы были наполнены и выпиты. Дмитрий Иванович достал портсигар, извлек из него папироску и, поинтересовавшись, не против ли мы, закурил. Кухня наполнилась странным, абсолютно незнакомым ароматом, терпким, но на удивление, не вызывающим раздражения.

– Итак… – не выдержал я.

– Итак, – подхватил Дмитрий Иванович. Он сделал паузу, снова потрогал цепочку, затянулся и продолжил, – Итак, я хотел бы поговорить с вами о ситуации, в которой вы оказались. Сразу хотел бы сказать – ситуация весьма щекотливая. Случайно, я особенно бы хотел это подчеркнуть, абсолютно случайно один из членов нашей… хм…, – он замялся, подыскивая слово, – нашей организации оказался вчера у вас в доме. Это не должно было стать особой проблемой, но, тем не менее, стало. Причем проблемой стало не само посещение, хотя и это уже вопиющая недоработка с нашей стороны, а его последствия. А последствия его весьма запутаны и непредсказуемы…

– Минутку, – перебил его я, – Меня вот сильно интересует вопрос, а какой из вчерашних товарищей был от вашей организации? У нас тут, вы не поверите, вчера некоторый час пик был.

– Интересно! – Дмитрий Иванович даже привстал. – Вы не могли бы рассказать подробнее обо всех вчерашних визитах?

Я вкратце пересказал все, что со мной произошло. Дмитрий Иванович слушал очень внимательно, пару раз даже задал уточняющие вопросы. Когда я дошел до того момента, как… хм… чересчур усердно допрашивал связанного, мне стало несколько неловко – ну, в самом деле, вдруг я любимого родственника отметелил. Но собеседник не показал и тени гнева, напротив, улыбнулся и успокаивающим жестом пригласил продолжать, не упуская деталей. Я пересказал, стараясь ничего не упустить. Но, тем не менее, когда дошел до той самой игральной карты – джокера – почему-то не стал говорить, что она у меня. Не знаю, почему, просто не стал и все. Как говорится «не стал выкладывать все карты на стол».

Когда я закончил, Дмитрий Иванович надолго задумался. Взгляд его стал отвлеченным, сразу стало понятно, что человек крепко задумался о своем. Он несколько раз порывался встать, но, судя по всему, одумывался и опускался обратно на табурет. Мы сидели молча, попивая коньяк, поглядывая на друга и наблюдая за гостем. Наконец, тот посмотрел на нас.

– Очень интересно, Ю… Простите, Скайльд. Очень. Я даже не думал, что дело обстоит именно так. Все, что вы рассказали, представляет собой немалую ценность. Ситуация несколько… хм… изменилась. И посему у меня к вам вопрос. Не только к вам, Скайльд, но ко всем здесь присутствующим. Геннадий, Дмитрий, Елена (Дмитрий Иванович почтительно поклонился Нэйре). Возможно, моя просьба покажется вам несколько неуместной или попросту опасной и авантюрной. Но не спешите так сразу ее отвергать. Я прошу вас выполнить для меня одно, ну, скажем, поручение. Несмотря на кажущуюся внешнюю опасность, на самом деле, в моем предложении нет практически ничего, чего бы стоило опасаться. Взамен я готов помочь вам выпутаться из той ситуации, в которой вы оказались. Тысяча извинений, но у меня сложилось впечатление, что сами вы вряд ли сможете найти выход.

– А все эти пропущенные дни, они вернутся обратно? – Нэйра вопросительно смотрела на Дмитрия Ивановича.

Тот опустил взгляд.

– Увы. Вернуть прошедшее время мне не под силам. Даже когда оно непредсказуемо, как здесь, и извивается садовым плющом. Как бы оно не перекручивалось, оно все равно линейно, и я попросту не могу им командовать по своему разумению и пожеланию. Но тем не менее, я могу вывести вас отсюда и привести ваш дом в изначальное состояние. Вполне пригодное для существования.

Нэйра сникла. Она очень переживала за родителей, прекрасно понимая, что сейчас с ними творится – дочь пропала непонятно куда. Я подумал, что она даже не так сильно волнуется из-за того, что с нами происходит, как за их состояние. И, наверное, это был правильный подход – мы, по крайней мере, знаем, что мы все живые.

Я покрутил головой, щелкнув шейными позвонками.

– Простите, Дмитрий Иванович, вы сказали «вывести вас отсюда». Отсюда, это откуда? И как мы, вообще, здесь оказались? И, если можно, то хотелось бы поподробнее, а то у нас тут последнее время «все смешалось в доме Облонских».

– О! Толстой! – гость посмотрел на меня с явно выросшим уважением, – мне очень нравится это его произведение! Не сочтите за грубость, но я почему-то не думал, что вы ценитель творчества Льва Николаевича!