Полынь-вода

Юрий Николаевич, нагнув голову, исподлобья обвел долгим взглядом своих подчиненных. Потом тихо, но внятно сказал:

– Наша задача – писать о том, что происходит в нашем родном производственном объединении «Горизонт», частью которого мы с вами являемся. Прошу это не забывать. А об Афганистане пусть пишут республиканская и центральная пресса. Им там, наверху, виднее…

Все понимающе переглянулись: слова редактора означали одно – писать о вводе наших войск в соседнюю страну нельзя. Во всяком случае, в ближайшее время…

– По-онятно, – буркнул Кожемякин.

– Все вроде сдаем, а тем не менее, задерживаем выпуск газеты, – вернулся к редакционным делам Думенюк. – Это непозволительно. Номер должен выйти в срок. – Он обвел строгим взглядом всех присутствующих и озабоченно произнес: – Пора серьезно приниматься за работу. Решительно пора.

– А я слышал, что мы в Звездный Городок едем, – вставил Игорь.

– Едем, – подтвердил редактор. – В составе делегации нашего производственного объединения «Горизонт» в середине месяца побываем в центре подготовки космонавтов, встретимся с нашим земляком – космонавтом Петром Ильичем Климуком. Хочу поздравить всех вас с этим событием и еще раз напомнить, что работа – прежде всего. Новый 1980-ый год наступил, расслабляться он нам не даст: много важных событий. Ну, как говорится, вперед…

II

– Может, в город съездим, – предложил после окончания планерки Игорь.

– Что там делать?

Алексею не хотелось никуда ехать, да и надо было вычитать свой материал, сдать его ответственному секретарю, который, возможно, внесет еще правки, а то и попросит дописать к написанному тексту еще несколько абзацев.

– Поедем, – настаивал Игорь. – Погуляем, потом зайдем ко мне. Я один: моя суженная уехала к родителям на Украину.

– Ладно, – согласился Алексей, – только ненадолго.

В городе во всю свою прыть гуляла холодная метель. Снег хлестал в лицо, перекатывался по асфальту, оставлял на нем белые заледенелые следы, потом вздымался опять вверх, к небу, но тут же, обессиленный, зло бросался под ноги прохожим, норовя залезть им под одежду.

– Ну и погодка, – буркнул Игорь. – Пожалуй, погуляем в другой раз, а пока лучше сразу поедем ко мне.

Он направился на остановку троллейбуса. Алексей поднял воротник кожуха и пошел за Игорем. Через час они были у него в квартире.

– Ну что, по сто грамм, – предложил Игорь. – Есть водка, вино.

– Лучше чай, – не согласился Алексей.

– Тогда кофе с ликером. Всего по несколько капель…

Игорь ушел на кухню. Алексей с любопытством оглядел зал. Это была просторная, со вкусом обставленная добротной мебелью комната: большая, с платяным шкафом стенка, мягкий велюровый уголок, цветной телевизор на низкой тумбочке со встроенными часами, резной журнальный столик и роскошный, на весь пол, красный цветастый ковер. На стенах – несколько картин с морскими пейзажами.

«Красиво», – невольно подумал Алексей.

Игорь вышел из кухни с подносом. На нем дымились две большие чашки кофе, стояла начатая бутылка ликера и пузатая сахарница.

– И вечный бой… Покой нам только снится, – запел Игорь и поставил поднос на столик. – Ну, начнем трапезу. – Он добавил в чашки с кофе ликер, попробовал его на вкус. – Вроде ничего…

– Горький. – Отпив ароматный напиток, Алексей скривился. – Без ликера, наверное, лучше.

– Сахара добавь, – посоветовал Игорь. – Я всегда кофе пью только сладкий.

– А мне как-то все равно, – сказал Алексей. – Кофе я пью очень редко, под настроение.

– Я вообще тоже не увлекаюсь, а вот моя жена настоящая кофеманка. – Игорь добавил себе еще немного ликера. – Пьет кофе только натуральный, без сахара. Горечь, а ей нравиться.

– О вкусах не спорят, – заметил Алексей.

– Спорят, – не согласился Игорь. – Особенно жена с мужем.

– Так уж.

Алексей недоверчиво покрутил головой.

– Увы, мой юный друг. – Брови Игоря выгнулись. – Вот женишься, тогда поймешь.

Он еще подлил себе ликера.

– Рабочий день сегодня, – напомнил Алексей. – Нам еще материалы сдавать.

– Не боись, – успокоил его Игорь. – Сколько тут этого ликера, на один глаз. Выпьем, жизнь станет веселее.

– Шутишь, а сам, вижу, не очень веселый.

– Ты прав. Вроде все у меня есть, а задумаешься – чуть больше нуля.

– А квартира? – не согласился Алексей.

– Квартира – дело наживное. Женишься, получишь и ты. Государственное жилье сегодня – не проблема.

– Да, но на него очередь большая, несколько лет в ней стоять надо.

– Не хочешь ждать, строй кооператив.

– Тут тоже проблема – большие деньги нужны, а где их взять?

– Извечный вопрос. Пусть родители помогают.

– Мои родители не такие богатые.

– А вот мои вроде богатые, но развелись, – с горечью проронил Игорь. – Теперь каждый из них устраивает свою жизнь сам. До меня им дела нет. А вообще я давно понял, что заботиться о себе надо самому.

Алексей не ожидал таких откровений от Игоря.

– Как же ты о себе заботишься? – поинтересовался он.

– Игорь ухмыльнулся.

– Ну, женился на дочке заместителя министра торговли Украины. Он в Киеве живет и работает.

– И как же ты его дочку нашел?

Алексею стало интересно узнать подробности жизни Игоря, который на работе слыл весельчаком и балагуром, а здесь, дома, был, на удивление, серьезным, откровенным и каким-то грустным.

– Я с ней еще когда-то в «Артеке» познакомился – пионерском лагере. Начали переписываться, потом опять встретились. Что-то завязалось, вроде бы срослось, вот и поженились.

– Родители не против были?

– Чьи?

– Твои, естественно, и ее.

– Вначале все были против, но когда встретились, поговорили, то, как водится, благословили нас. Мои ведь предки тоже не простые люди. Отец – ответственный секретарь республиканского журнала «Кино», а мать известная в городе зубной техник. Так что в этом смысле у меня все в порядке.

– Это хорошо. – Алексей одобрительно кивнул. – Любишь свою жену?

– Если честно, то этого не могу сказать, – откровенно проронил Игорь. – Раньше вроде любил, а теперь и сам не знаю. Может, люблю, а может, уже и нет. Я же говорю: женишься, поймешь.

– Так нельзя.

– Можно, – уверенно произнес Игорь. – Ты думаешь, что все, которые поженились, любят друг друга? Как бы не так. Многие просто притворяются.

– Это понятно.

– Так вообще проще жить. Возьми, к примеру, незамужних девок. Они спят и видят, как выйти замуж. Вышли и что, разводится?.. Даже, если муж пьет, гуляет, надо еще сто раз подумать.

– Это так, но по мне лучше развестись.

– Легко сказать. А добро, что вместе наживали, квартира, о которой ты только мечтаешь, дети, наконец. Нет, все это непросто. У меня вот дочка. В детсад ходит. Допустим, я разведусь. Как тогда дочку делить, на кого ее оставлять?

– Ладно, хватит об этом, – оборвал разговор Алексей. – Каждый поступает по-своему.

– И то правда, – Игорь допил кофе, в котором треть была ликера. – Включу я лучше музыку. Высоцкого любишь?

– Давай.

Игорь включил магнитофон, и комната в ту же секунду взорвалась хрипящим, непривычным для слуха голосом:

Протопи, протопи, протопи ты мне баньку по белому,

Я от белого свету отвык,

Угорю я, и мне угорелому

Пар горячий развяжет язык…

Песня брала за живое. Она заставляла чувствовать эту самую баню, горячила кровь и ускоряла ритм сердца.

Разомлею я до неприличности,

Ковш холодный – и все позади.

И наколка времен культа личности

Засинеет на левой груди…

Когда песня закончилась, Игорь заметил:

– Хороший певец. Официально вроде как непризнанный, а вот неофициально – все знают, слушают. Что-то в нем есть такое, чего нет у других.

– Голос?

– Это само собой. Есть нечто большее, о чем я даже не могу сказать. Врожденное чувства трагизма, что ли?.. Причем не личного, а нашего общего… Именно нашего общего.

– Честно говоря, я с его песнями мало знаком, – признался Алексей. – Высоцкого я больше знаю, как актера.

– Это понятно.

Алексей вопросительно глянул на Игоря. Он усмехнулся и мягко объяснил:

– Ты в селе жил. Поэтому записи Высоцкого вряд ли мог свободно достать. Пластинки – да, но их всего ничего, а записи – даже в городе не так просто купить. Я тебе сейчас «Охоту на волков» поставлю… Послушаем?

– Ставь.

Из магнитофона хрипло грянуло:

Рвусь из сил и из всех сухожилий,

Но сегодня опять, как вчера,

Обложили меня, обложили,

Гонят весело на номера…

Алексей почувствовал, как внутри у него что-то холодеет, а на всей коже появляются пупырышки, точно он из горячей бани вышел на мороз голый…

Идет охота на волков, идет охота!

На серых хищников, матерых и щенков,

Кричат загонщики и лают псы до рвоты.

Кровь на снегу и пятна красные флажков…

Алексею почему-то вспомнилась служба в армии, зимние боевые учения «Березина», холодная брезентовая палатка, в которой приходилось ночевать, а вокруг палатки – глубокий снег и отливающая металлом техника: танки, боевые машины пехоты, бронетранспортеры, грузовые «Уралы». Желание у всех солдат тогда было одно: побыстрее бы в часть, в казармы. Это, конечно, не дом родной, но намного лучше, чем на полигоне. И вот оно, долгожданное возвращение ожидается завтра…

Поздним вечером, после заключительного дня учений, старослужащие решили отметить это событие. За выпивкой, дав денег, в ближайший магазин, который находился за двадцать километров от базирования части, послали ефрейтора Геннадия Карпенко – рослого, мордастого украинца, который служил уже второй год. За мясом отправили рядового Акрама Халигулина – молодого глазастого туркмена, призванного на службу перед самой зимой. Из мяса собирались сделать шашлык и зажарить его прямо в буржуйке. Денег Халигулину не дали, решив, что мясо можно взять в ближайшей деревне бесплатно – выпросить.

– Куда прикажете идти? – задал вполне законный вопрос Халигулин.

– А куда хочешь, туда и иди, – сразу же надувшись, грубо ответил старший сержант Сергей Кульчинов, москвич. – Время пошло!..

Высокий, худой, Кульчинов всегда старался быть на виду: участвовал в художественной самодеятельности, готовил политинформации, писал критические заметки, которые печатал в дивизионной газете «Патриот Родины». За это его недолюбливали, за глаза называли: «Певун», но чаще более откровенно и вульгарно – «Пачкун».

Карпенко вернулся через часа три и гордо выставил четыре бутылки водки и пять вина – «чернила».

– Хвалю, – потрепал за плечо ефрейтора старший сержант. – Выпьешь с нами. Разрешаем.

Он сказал это от имени всех, что Алексею не понравилось.

Стали ждать Халигулина. Но его все не было. Наконец, пришел. Старослужащие зло уставились на молодого бойца и мясо, которое он достал из вещмешка. Это был небольшой кусок весом c килограмм, не больше.

– Это все? – недобрым тоном поинтересовался Кульчинов.

– Так точно, – виновато доложил солдат. – Обошел в деревне несколько хат, но больше никто не дал.

– Черномазая сука, – тихо, но внятно выдавил старший сержант.

Халигулин переменился в лице: вначале покраснел так, что хоть прикуривай от щек, потом побледнел. При этом левый глаз его нервно задергался.

– Больше никто не дал, – дрожащим голосом повторил он, после чего вдруг бросил мясо на пол и медленно вышел из палатки.

– Да пошел ты! – выкрикнул ему вслед Кульчинов. – Я с тобой потом поговорю, абрек недорезанный.

На Алексея точно нашло что-то. Он вскочил и резко, с силой, нанес удар старшему сержанту под дых. Кульчинов ойкнул, откинул голову назад и подкошено упал на колени.

В палатке застыла ледяная тишина. Алексей и старший сержант пришли в себя одновременно. Не глядя друг на друга, разошлись по своим лежакам.

– С тобой я тоже разберусь, – пообещал Кульчинов.

– Разбирайся, – возбужденно выдавил Алексей.

Он тоже был уже старослужащим, носил погоны старшего сержанта и собирался вместе со всеми отметить окончание учений. Увы, праздника не получилось. Из-за него, Жилевского.

Бутылки водки и вина всю ночь жались одна к одной в холодном углу палатки, а возле ее дверей лежал оттаивающий кусок сырого мяса, из которого медленно и устрашающе стекала красно-кровавая жидкость…

Рвусь из сил и всех сухожилий,

Но сегодня не так, как вчера!

Обложили меня, обложили,

Но остались ни с чем егеря!

Идет охота на волков, идет охота!

На серых хищников, матерых и щенков,

Кричат загонщики и лают псы до рвоты.

Кровь на снегу и пятна красные флажков.

Алексей, слушая эти пронзительные и обнаженные слова, захотел немедленно купить записи Высоцкого. Правда, магнитофона у него не было, но проигрыватель имелся, и хороший.

– Пластинки Высоцкого поможешь мне достать? – спросил Алексей.

– Помогу, – обронил Игорь. – Помолчав, задал неожиданный вопрос: – Тебе наша редакционная жизнь не надоела?

– Я же только пришел на работу в редакцию, – несколько удивленно ответил Алексей. – Поработаю, буду знать.

– Извини, забыл.

Гредин вздохнул.

– А что?

Алексей понял, что Игорь хочет сказать что-то важное для него.

– Да так, – отмахнулся Гредин. – Просто спросил.

– Говори.

– Лето вспомнил, – неуверенно начал Игорь. Помолчав, продолжил: – Летом я поисками занимался. Копал, так сказать.

– Под кого? – пошутил Алексей.

– Не шути, – оборвал его Гредин. – Я могилы раскапываю.

Алексей почувствовал, что волосы на его голове зашевелились. Перемену в лице нового редакционного друга Игорь заметил.

– Не на кладбище, – успокоил он Алексея. – Копаю я на месте бывших боев, которые проходили и в Первую мировую войну, и в Великую Отечественную. Копаю тайно, чтобы никто не видел. Ищу награды, предметы обмундирования воинов, ну и, конечно, оружие. В основном ножи. Их у меня уже целая коллекция.

– Кости, значит, перебираешь, – неодобрительно заметил Алексей.

– Дурак, – обозвал его Гредин. – Ты что ж думаешь, что я ненормальный какой?

– А что я должен думать? – Алексей набычился, хрустнул зубами. – Я тоже, знаешь, служил. Если бы война и в эту войну меня застрелили где-нибудь на безымянном поле, то когда-нибудь благодарные потомки вырыли бы мои кости, забрали бы нож и преспокойно ушли, а потом его кому-нибудь продали?

– Тоже может быть, – серьезно ответил Игорь. – Только я не ухожу просто так, а на каждом безымянном поле, как ты сказал, на каждой безымянной могиле ставлю крест. Чтобы люди знали: в этой земле лежат бывшие воины.

– Ладно, – стал отходить Алексей. – А сам сообщить не можешь, что здесь-то и здесь неизвестная могила?

– Кому?

– В райисполком или райком партии. Местной власти.

– Сообщал, – ухмыльнулся Гредин. – Однажды я с другом, с которым раньше мы вели раскопки вместе, сообщили в один местный райком партии, что нашли неизвестное захоронение наших солдат времен Великой Отечественной войны. Нас поблагодарили за это сообщение, записали наши фамилии и адреса и пообещали, что во всем разберутся, а потом захоронят останки воинов с почестями. Даже памятник поставят. И что ты думаешь?

– Что?

– Не успели мы приехать в Минск, выйти из поезда, как нас взяли под белы руки и повезли прямиком в республиканский КГБ. Это на проспекте Ленина – желтое здание с колоннами. Знаешь?

– Как не знать, – хмыкнул Алексей. – По-моему это здание всем известно.

– Так вот, – продолжил Игорь. – Привезли нас, значит, в это КГБ и первым делом стали допытываться, где мы еще копали и что находили. Мы, как добрые дурни, выложили почти все. Сотрудники КГБ, а их было аж трое, что нас пытали, в один голос объявили, что мы занимаемся незаконным промыслом и приказали нам немедленно прекратить заниматься всякими раскопками. В противном случае – тюрьма. При этом самый серьезный аргумент у них был не тот, что мы действительно занимаемся в некотором роде незаконным промыслом, хотя и ставим потом на безымянных могилах кресты, а тот, что у нас в Советском Союзе нет этих самых безымянных могил. Нет, и не может быть!.. Все захоронения и могилы известны, на них установлены памятники. Как тебе это?

Алексей пожал плечами.

– Вот именно, – бросил Гредин. – После этого разговора мой друг наотрез отказался продолжать наши совместные поиски. Теперь я копаю один. Предлагаю тебе быть в этом деле моим компаньоном.

– Нет, – сразу отказался Алексей.

– Окончательно?

– Да.

– Хорошо. – Игорь не обиделся. – Тогда у меня к тебе другое предложение.

– Какое?

– Искать клады.

– Клады – это уже лучше. – Алексею стало весело. – Я подумаю.

– Подумай, – посоветовал Гредин. – Лично я об этом думал уже не раз. Риска почти никакого, а выгода может быть большая. Если повезет, конечно.

– А какая тебе была выгода в раскопках могил неизвестных воинов? – прямо спросил Алексей.

– Выгода была и есть, – откровенно признался Игорь. – Как же без выгоды… Знаки отличия солдат и офицеров, как наших так, кстати сказать, и немецких, которые находил, я продавал коллекционерам и иностранным туристам. И сейчас продаю. Но об этом я тебе рассказывать не хочу и не буду.

– А я и не хочу об этом слушать, – буркнул Алексей.

– И хорошо. – Гредин развел руками. – Честный ты парень. Поэтому я предлагаю тебе заниматься поисками вместе.

– Подумаю, – еще раз пообещал Алексей, хотя думать об этом он не собирался.

III

Никогда бы преподаватель Белорусского государственного университета Иван Федорович Романович не подумал, что своего старого знакомого, бывшего сослуживца по работе в ЦК ЛКСМБ Белоруссии Михаила Валерьевича Гриценко увидит в метро дважды за неделю. Правда, в первый раз они только поздоровались, кивнув головами, – сближению помешал людской поток, разнесший их в разные стороны, – а вот во второй раз столкнулись лицом к лицу.

– Михаил Валерьевич, ты? – удивился Романович.

– Я. – Гриценко блеснул железным зубом. – Здравствуй, Иван Федорович.

– Приветствую. – Романович крепко сжал пухлую, как и вся фигура Михаила Валерьевича, руку бывшего сослуживца. – Отойдем в сторонку, поговорим.

– Давай лучше выйдем из метро.

– Давай…

Они вышли на станции «Академия наук» и, не сговариваясь, как когда-то в молодости, направились в сторону кафе возле кинотеатра «Октябрьский».

– Посидим по старой дружбе, – предложил Гриценко. – Выпьем по чашке кофе.

– Если по старой дружбе, то можно и по рюмке коньяка. – Иван Федорович хитро улыбнулся. – Или ты уже не употребляешь?

– Ну почему же… – Михаил Валерьевич выпрямил грудь и подтянул мешковатый живот. – Я еще ничего, не старый.

Он мало изменился. Разве что еще больше поправился, немного поседел и вокруг потухших за последние годы глаз нажил вместе с морщинами нехорошую синеву – признак болезни почек.

«Стареем, – отметил про себя Иван Федорович. – А все молодимся». Вслух же сказал:

– Мы еще вдвоем ничего.

В зале кафе было малолюдно.

– Давай в уголок, – показал глазами на столик в конце зала Гриценко.

– Темновато там.

– Зато никто мешать не будет.

Они заказали двести граммов коньяка, два бутерброда с ветчиной и бутылку минеральной воды. Выпив, подобрели лицами, расслабились.

– Ты, я слышал, в ЦК партии работаешь, – начал разговор Романович.

– Там, – обронил Михаил Валерьевич. – У Павлова.

– Идеологический отдел?

– Да.

– Значит, мы коллеги: я преподаю в БГУ, а ты людей уму-разуму учишь. Какой, если не секрет, у тебя сектор?

– Какой тут секрет. Тоже скажешь. Сектор – зарубежные связи.

– Неплохо.

– Как сказать… – Гриценко скривился. – Звучит солидно, а на самом деле – обыкновенная чиновничья работа. Не очень, скажу я тебе, перспективная.

– Разве? – усомнился Иван Федорович. – Поработаешь немного и поедешь на дипломатическую службу.

– Поедешь, – хмыкнул Михаил Валерьевич. – Я же не профессиональный дипломат. Инженер-технолог по образованию, языков не знаю. Польский, правда, понимаю, но что толку. Туда теперь вряд ли пошлют: в прошлом году поляки военное положение у себя ввели, а что в этом придумают – никому не известно. Сам знаешь. Кстати, что об этом твои студенты говорят. Молодежь сегодня, я знаю, перемен хочет. Не такая она, как мы с тобой были. Не такая.

– А какая? – внимательно глядя в глаза бывшего сослуживца, спросил Романович. И не дожидаясь ответа, хмуро проговорил: – На молодежь всегда бочки валили. И на нас с тобой когда-то тоже. А что касается перемен, то они действительно нужны. И не мне тебе об этом говорить.

– Может, ты и прав, – согласился Гриценко. – Нет теперь в комсомоле, где мы с тобой работали, той веры, что была. Да и в партии все не так, как должно быть. А тут еще война эта – в Афганистане, что болячка на теле. В Минск каждый месяц гробы привозят. Я видел, страшно.

– Ты видел, а я хоронил родственника, который служил в Кабуле, – заметил Иван Федорович. – Действительно страшно.

– Я же говорю, что надо что-то менять. – Михаил Валерьевич застучал по столу ладонью. – Ты как думаешь?

– Думаю, давно пора.

– Ты говоришь, как диссидент.

– Во-во, у нас так – хочешь мир посмотреть, значит, враг. Помнишь частушки нашей молодости?

– Напомни.

– Сегодня ты играешь джаз, а завтра Родину продашь…

Гриценко оглянулся:

– Ты потише, а то мало ли кто услышит.

– Да кому мы надо?

– Сам знаешь кому.

Романовский крутанул головой, запальчиво выговорил:

– Волков бояться, в лес не ходить.

– Наверное, – перешел на шепот Гриценко и разлил оставшийся коньяк. – Давай выпьем за обновление, что ли.

Чокнувшись, выпили, прикусили.

– Ничего, все перемелется, – уверенно произнес Иван Федорович. – Мука будет.

– Смотри, чтобы из нас муку не сделали, – предупредил Михаил Валерьевич, с опаской оглядывая зал. – Мы с тобой не в Польше, где все меняется. У нас партия власть крепко держит, не спихнешь. Во всяком случае, легко спихнуть не получится.

– Кто знает, – тихо проговорил Романович.

Они одновременно подняли рюмки, но уже не чокались.

– Ну, будем.

– Будем…

Выпив, Иван Федорович и Михаил Валерьевич уставились в глаза друг другу. Они как будто убеждались в надежности и незыблемости своих давних отношений, которые у многих их друзей и приятелей в последние годы начали меняться. И не в лучшую сторону.

IV

Отработав первую смену, Марина, одетая в длинное драповое пальто и зимние сапоги на толстых каблуках, неторопливо шла по узкой улочке, которая спускалась от головного корпуса объединения «Горизонт» к площади Победы, и думала о своем будущем. Оно было близким и одновременно далеким. Близким, потому что хотелось всего и сразу, а далеким от того, что желания часто не совпадали с возможностями. И пока они совпадут, пройдет немало времени. Если, конечно, вообще такое произойдет…

Получив в редакции задание, шел на завод радио- и телевизионных футляров, только по другой стороне улицы, Алексей. Он пытался, как в детстве, скользить по замерзшему асфальту. Ему хотелось разогнаться и проехаться по льду метров десять. Но впереди Алексея отрезка льда такой длины не было. Светились только небольшие замерзшие лужицы, присыпанные свежим снегом. Да и тяжеловатый кожух, полы которого оттопыривались под морозным ветром, мешал легкому и свободному движению.

Алексею вспомнились строки из школьного, уже полузабытого стихотворения:

Вот моя деревня,

Вот мой дом родной,

Вот качусь я в санках

По горе крутой.

Увы, родная деревня, а вернее, село Рубеж было далеко. Санки были еще дальше – в прошедшем детстве…

Получилось так, что Марина и Алексей одновременно посмотрели на улицу и увидели друг друга.

Марина остановилась. К ней через проезжую часть направился Алексей. Он еще не знал, что скажет девушке: поздоровается, поговорит о погоде, расскажет о редакционной работе…

– Привет, – поздоровался парень. – Ты чего здесь?

– Здравствуй, – приветливо улыбнулась Марина. – Приезжала в отдел снабжения, заявку на металл от нашего начальника цеха передала.

– Демьяновича?

– Да.

– Как он там?

Алексей невольно усмехнулся, вспомнив широкую, тяжелую фигуру Михаила Антоновича, который ходил по цеху осторожно, широко расставляя ноги, точно по льду.

– Вроде не худеет.

– Значит, нормально.

– План, во всяком случае, выполняем.

– Это хорошо.

– Хорошо. А ты чего к нам редко заходишь?

Голос у Марины погрустнел.

– А что, кто-то скучает по мне? – спросил Алексей, ковырнув сапогом примерзшую к асфальту льдинку.

– Есть такие.

– Кто?

– А хотя бы я.

Марина смущенно поежилась, отвела взгляд.