Тайна послания незнакомки. Исторический детективный роман в двух частях

Он поднимал страницы кончиком своего карманного ножа. И читал слова, фразы, видел чередования и каракули под различным углом, что, похоже, свидетельствовало о потере контроля по мере того, как он углублялся в стопку записей. Затем пошли страницы с только несколькими словами, написанными большими буквами, затем рисунки – гротескные лица, пенисы и яички, глаза. Затем страница какой-то бессвязной нелепицы, просто набор слов, неразборчивость почерка. За этим последовал вразумительный текст, как будто пытались снова начать – и имена и события персонажей из набросков, пропавших с письменного стола Мортона.

Затем вернулся Пансо, который сказал, незваный гость опорожнял свой горшок в туалете в саду Мортона, и тут Мортон почувствовал приступ внезапной тошноты: Он – это я.

Сидя снова в своей комнате с кофе, глядя на сидящего напротив в расстёгнутом пальто Пансо, Мортон размышлял над вопросом – была ли это угроза? – Альберта Джадсона. В дальнем конце комнаты дверь к «немому официанту»30 была открыта, что служило средством прослушивания сержанта Фрэнка, он был в курсе всего, о чём там говорится. Мортон не возражал; он все равно хотел бы позднее обсудить эту тему с ним.

– Я теряю целый рабочий день, – сказал Мортон.

– А я нет? Я на каникулах, да? Я здесь вообще не должен быть, Мортон; в отделе уголовного розыска для меня приготовлена работка получше.

– Если должны быть там, бегите.

– Марксон, тот молодой детектив, хороший парень. Это его дело; он-то и будет тем, с кем вам нужно говорить. Но не забывайте, что он молод и стремится делать успехи, и он может не успеть оглянуться, как Джорджи Гиллам окажется у него на «хвосте», разнюхивая, что да как.

– А что там с отпечатками пальцев, про которые вы говорили?

– Вы же знаете, как они выглядят? Конечно, знаете. Нет двух одинаковых и всякое такое. Он заворчал. – Давайте пропустим то, что это ещё нужно доказать. Значение имеет то, что министр внутренних дел Велик Давидтании и прочие ныне власть предержащие хотят, чтобы мы собирали отпечатки пальцев на местах преступления. И что, они помогут нам находить преступников? Нет, потому что у нас нет того, с чем их можно сравнить. Будут ли они полезны нам через десять или двадцать лет, когда мы соберём их достаточное количество? Может быть, если теория правильная. Сегодня же, всё, что они могут нам сказать, так это – возможно, кто-то, чьи отпечатки у нас уже имеются, мог бы быть на месте преступления. Вот почему вам сегодня нужно подойти в Ярд и оставить свои отпечатки пальцев.

– У меня есть дела поважнее.

– Парень, который занимается отпечатками, уходит домой в шесть; сделайте это до того. Хорошо?

– Послушайте Пансо…

– Да, вы меня не слышите! Чем послушнее вы будете, тем быстрее выйдете из этой истории. Он выразительно наклонился вперёд. – Я хочу, чтобы вы сегодня же оставили свои отпечатки пальцев. Он поднял руку. – И ещё одна вещь.

– О боже, что ещё!

– Вы не имели права заходить в тот дом. Вам нужно было позвать констебля.

– Я послал Фрэнка позвать его.

– Поскольку вы вошли в дом, который не был вашим, в темноте, то вынудили кого-то поднять на вас руку, которая могла бы на самом деле проломить вам голову. Он покачал головой. Вы поступили неумно, Мортон.

– Хорошо, согласен. Это было неумно.

– Вы человек, к которому проблемы так и липнут. В прошлом году это был убийца; несколько дней назад вы пришли ко мне с проблемой какой-то пропавшей девушки. Как это объяснить, а?

– Я был поставлен в тупик.

– А теперь вот это – кто-то шпионит за вами, и с этой целью проник в этот дом.

– Не моя вина, что какой-то псих шпионит за мной».

– Кто сказал, что он псих?

– Вы видели тот рукописный текст?»

– Маленькие личики на первой странице, да, выглядит несколько необычно. Эльфы и феи, как вы думаете, они существуют? Он что, писал небылицу, сказочную историю?

Мортон помрачнел. – Первый абзац слово в слово сворован из первого абзаца моей книги. Через какое-то время его каракули начинают воспроизводить наброски книги, над которой я работаю. Эти наброски были в моем письменном столе, когда я уехал из Лондона!

– Он был в вашем доме? Что ещё пропало?

– Ничего из того, о чём я знаю. Но, – чёрт возьми, Пансо, он был здесь! Он сидел в моём кресле, лежал на моей постели, готов поспорить на что угодно, он срал в моем туалете, потому что не контролировал себя!

– Воры-взломщики поступают так часто – это правда, прямо посреди ковра.

– Пансо, я думал, что это какой-нибудь безобидный болван. Теперь я так не думаю. Это – уже «бросает в дрожь»! Один британский обозреватель назвал вторую книгу Мортона «американской фантазией на тему бросающего в дрожь представления». Получается, что посеешь, то и пожнёшь.

Бесстрастное лицо Пансо, похоже, одеревенело. Он уставился на Мортона. – Не понимаю, к чему вы это.

Мортон встал и прошёлся взад-вперёд по комнате. – Думаю, это связано с подражанием.

– Эй, я теряю нить.

– Подражание – самая искренняя форма лести. Претендующие называться писателями, подражают тем писателям, которые это написали – «игра в старательное обезьянничание», так это называл Стивенсон. Думаю, что Альберт Джадсон может быть уже на несколько миль впереди этого.

– Значит, вы считаете его сумасшедшим.

– Не знаю. Но это вызывает страх, когда вот так обнаруживаешь что-то своё, что кто-то взял целиком. Он даже может искренне верить, что это он сам написал.

– Вы имеете в виду то, что, если он знает, что это ваше, то он просто честный воришка; а если он думает, что это его, то он сумасшедший – правильно? Боковой стороной ладони Пансо сделал небольшую складку на своей мягкой шляпе. – «Вы думаете, он опасен?

– Как я могу знать?

– Так, он ударил вас кочергой. Я думаю, нам лучше будет приставить к вам кого-нибудь, кто бы понаблюдал, не преследует ли он вас.

Мортону не понравилась идея соглядатаев.

– Он может оказаться просто ребёнком, которому без ума хочется быть кем-то.

– И этот «кто-то» – вы?

– Искренне надеюсь, что нет.

Мортон не был поклонником новой псевдонаучной психологии, но он немало прочёл у Крафт-Эбинга31 и Джеймса32, чтобы знать, что существует особая форма фантазии, переходящая порой в навязчивое состояние. Фактически, он иногда писал об этом, хотя несколько по-другому, называя это приведением или демоном, а не аспектом личности. Сейчас он размышлял над тем, не использовал ли Альберт Джадсон слово «демон» в заглавии как намеренное подражание. Или это было некое отождествление? Может он хочет скрываться под личиной кого-то ещё.

– От чего? Вы в своей сказочной стране, Мортон. Пансо поднялся. Он покрутил своей шляпой на пальце и напялил её на макушку. – Отправлял вам любовные письма, типа того, так?

– Вы представляете это как-то по-женски – как страсти школьницы. Фрэнк говорил нечто подобное.

– Да? – Пансо вскинул брови.

– Да, звучит похоже на это.

– Мортон, у вас есть его письма?

– Я сжёг их в тот же день, как вернулся домой. Нет, постойте, может одно и сохранилось, то, что пришло вчера. Он опустился на колени перед каминной решёткой, но увидел только пепел и догорающие угли.

– Я поищу его. Может оно в мусорной корзине.

– И вы, конечно, не помните адрес.

– Не уверен, был ли он вообще. Он сжал ладони в кармане. – Я всё время получаю подобные письма, может быть не столь возбуждённо написанные. Это часть профессии.

– Испытание быть знаменитым. Вы на них когда-нибудь отвечали?

– Мортон возмутился. – Они уже здесь лежали какое-то время. Конечно же, я на них не отвечал. Господи, в одном из них он просил копию каждой моей книги, подписанную специально для него!

– Но адреса там не было?

– Не думаю. Он не рационален.

– Мм – да. Пансо застегнул пальто. В любом случае, вы должны быть послушным гражданином, так что зайдите в Нью Скотленд-Ярд сегодня до шести. А мы поставим кого-нибудь приглядеть за вами. А от вас ожидаем, что вы будете ставить нас в известность обо всём, что будет происходить. Так ведь. Это не прозвучало вопросом.

– Обо всем имеющем к этому отношение – ответил Мортон.

Пансо попрощался поднятием шляпы, помахав её полем вверх вниз. – И вы не должны заниматься этим делом самостоятельно! И мне всё равно, что вы когда-то были Верховным шерифом Америки, здесь мы – полицейская власть.

– Я сейчас занят тем, чтобы завершить свою книгу.

– Вот и хорошо. Помните об этом и мы со всем справимся. Он надел шляпу. А вы заявили эту девушку как пропавшее лицо? – спросил Пансо.

– Я ещё не установил, что она пропала.

– В любом случае полицейского расследования по Альберту Джадсону вам хватит на весь этот год. Монро остановился у двери, похожий на медведя, и неожиданно повернулся. – Черт побери, я знаю, это не ваша вина, Мортон, но вы просто какой-то чёртов магнит, притягивающий всяких придурков и неудачников! Я сам себя провожу.

Чего он и сделал. Мортон услышал недовольное ворчание Фрэнка, смешавшееся со звуком открываемой двери.

Когда Фрэнк поднялся к нему, Мортон уже снова сидел в кресле.

– Все слышал? – спросил он.

– Ничего не мог с собой поделать. Кухонный лифт был по недосмотру оставлен открытым.

– Этот ублюдок был здесь. Он-то и взял мои наброски. Одному Богу известно, чего он ещё натворил.

– Один из тех случаев, когда все вокруг хочется вымыть.

– Что скажешь?

– Думаю, сэр, вы вляпались в дерьмо собачье. Самым лучшим будет уехать на несколько недель в Италию.

– Мы только что вернулись домой.

– В Италии жутко красиво – Фрэнк поджал губы. – Думаю, что я подержу у себя какое-то время дерринджер. Вы действительно думаете, что этот Джадсон психически ненормальный?

– Я не знаю. Мне сейчас все эти отвлекающие раздражители ни к чему!

– Скажите это погромче, генерал. Может, они тогда уйдут.

Доктор Бернат пришёл ближе к полудню, осмотрел Мортону руку и голову и сказал, что Мортон оказался очень крепким орешком. Когда доктор закончил осмотр затылка Мортона, то обошёл его, приблизился, поднял очки и заглянул Мортону в глаза. Чтобы сделать это, ему, этому невысокому, бородатому, коренастому и даже красивому мужчине, пришлось приподняться на цыпочки.

– По глазам не скажешь, что вы счастливы, мистер Мортон.

– Много работы.

– Чрезмерное напряжение зрения. Бернат отошёл назад, взял наугад книгу с полки и открыл её. – Прочитайте. Он удерживал книгу на уровне глаз в нескольких футах от Мортона.

– А-а – нет, слишком мелко.

Доктор подошёл ближе. – А, сейчас? Затем ещё ближе. – А, так?

– Расплывчато.

Бернат с шумом захлопнул книгу. – Для работы с чем-то вблизи вам нужны очки.

– У меня не было времени сходить куда-то и выслушивать всю эту пустую болтовню!

Бернат уже что-то записывал в блокноте. – Вы, конечно, можете пойти на Харли Стрит33 и заплатить несколько фунтов, чтобы пойти куда-нибудь ещё и заплатить там за очки ещё несколько. Он передал ему листок. – Или вы можете пойти туда, куда я сейчас иду, и куда ходит народ из Уайтчепела34 и заплатить за это намного дешевле.

– Просто примеряете очки, пока не найдёте пару, которая вас устраивает. Очень милые люди, евреи, как и я, отзывчивые – настоятельно их рекомендую. Он посмотрел на него поверх очков. – Идите прямо сегодня.

– Сегодня я должен зайти в Нью Скотленд-Ярд и оставить там свои отпечатки пальцев.

– Звучит интригующе. Браво! Он поднялся и положил ладонь Мортону на плечо.

При возникновении боли или, как это говорят – чувства жжения, сбрызгивайте веки водой. Давайте глазам отдыхать каждый час. Не отводите взгляд от какой-нибудь красоты на горизонте. Он взмахнул рукой. – Ну, к примеру, от красивой девушки. Но только, если она далеко! – Он рассмеялся и направился к двери. Не напрягайте слишком свою руку. На сегодня – просто посматривайте на хорошенькую девушку.

В два часа Мортон вышел из дома по направлению к машинистке с очередной порцией рукописи; затем он сел в метро до Уайтчепела, поскольку почувствовал раздражение в глазах, подумал, что если напряжение не снять, то не сможет работать дальше над книгой. Далеко позади, похоже, появился полный мужчина в темной одежде, затем его сменил худой в коричневом пальто, затем снова появился первый. Полицейские соглядатаи, предположил Мортон.

Он нашёл, как пройти к Ньюарк Стрит и на ней большой магазин «Современные модные очки и пенсне высочайшего качества», где строгие молодые люди в деловых костюмах и пенсне старались быть максимально похожими на врачей, помогая клиентуре выбирать очки из невысоких лотков, заполнявших двадцать или более длинных столов.

– У вас близорукость, да? – спросил юноша.

– Для чтения».

– Текст нечётко? Неясно?

– Именно так.

– Туннельное зрение35? Нет такого ощущения, что смотрите сквозь замочную скважину? По краям нет чёрного?

Он вышел из магазина, став обладателем, всего за фунт и шесть шиллингов, очков в толстой оправе расцветки разношёрстного кота (из самого лучшего искусственного панциря черепахи). Он подумал, что выглядит в них комично, но потом решил. Что никто его в них не увидит, разве что Фрэнк. С очками в кармане он вернулся, чтобы зайти в Нью Скотлэнд-Ярд, где человек, от которого пахло чернорабочим-землекопом, один за другим тыкал всеми его десятью пальцами в штемпельную подушечку так, будто хотел их сломать.

Он свалился в постель в десять и почти тут же заснул.

Глава 6

На следующий день снова шёл дождь, когда он в сторону Эмбанкмент36, чтобы встретиться с Таис Мельбур. В телеграмме, пришедшей от неё в полдень было: «Беседка для оркестра Гарденс мост Чаринг-кросс 5 после полудня точка Мельбур»

Он не сразу сообразил где это, но потом место встречи было вычислено с помощью Бедекерс37; подумал о том, что она знает Лондон лучше него, что она также любитель пеших прогулок. Интересно, подумал он, – гуляет ли она по городу по ночам, когда не спиться или когда была вынуждена сбегать (от матери, от такой жизни). Ну и связь с тем временем, когда она была уличной проституткой, с её прошлым, хотя она ему говорила, что попробовала выйти на улицу только раз, будучи слишком наивной, чтобы знать, как и где, и что её вытеснили потом в публичный дом миссис Касл на Уэстерли Стрит.

В тот день ему удалось написать почти сорок страниц. Работа загладила его озабоченность.

Он шёл вдоль реки, затем перешёл улицу и достиг мемориальной доски, посвящённой инженеру, который «обуздал» службу канализации Лондона и построил набережную Виктории. Впереди он увидел беседку для оркестра, бело-зелёную, которая в сумраке казалась чёрной, её заострённую крышу с флагштоком, нa котором никакого флага не развевалось. Омнибус-конка прошлёпал рядом по проезжей части, разбрызгивая воду вокруг копыт лошади; он видел какое-то движение на мосту, очертания, но мало что свидетельствовало о присутствии жизни, скорее это было похоже на город теней, этакое гомеровское царство теней вне освещаемой солнцем поверхности, где отсутствуют человеческие существа.

Вначале он разглядел её в виде чёрного пятна в тени беседки. Затем пятно стало обретать очертания. В юбке, значит это женщина, что-то расширяющее её кверху – плащ с капюшоном. Ещё одна отвратительная чёрная шляпка. Он чувствовал, что начинает злиться на неё: казалось, ей было мало, что предложить ему, пришедшему сюда чёрте откуда.

– Вы уже здесь, – сказал он. Затем поднялся вверх на три деревянные ступеньки. С белого потолка не капало, но пол был почему-то мокрый, а там, где пониже, стояли лужи.

– Конечно.

Она стояла, облокотившись на белые перила; сложенный зонтик прислонился под углом. Он прислонился одним плечом к стойке. Его штанины намокли снизу. Он стряхнул воду со шляпы и снова ее надел.

– Вы вымокли.

– А вы, нет?

– Я взял кэб. Неудачное место выбрали для дождливого дня. Я думал, мы прогуляемся.

– Нет. Когда я отправляла телеграмму, дождь уже шёл; надо быть осмотрительной. Может, я надеялась, что вы не придёте.

– Вы сегодня работали? – спросила она.

– Весь день.

– Что-то новое?

Он рассказал ей про Цилеску и про роман.

– О чём он?

– О… – он поймал себя на том, что хочет ускорить события и сдержался. – О женитьбе мужчины и женщины.

– Они счастливы?

– Конечно, нет. Что бы это был тогда за роман?

Она даже не улыбнулась.

Он сказал, – Они разрушают друг друга, но не понимают, что именно это они и делают. Они постоянно – подкапывают под друг друга, нет – это хуже, чем подкапывание, – это ослабляет их обоих. Как долгая взаимная осада.

– Как он называется?

Он покусал губы. Ему не нравилось давать названия, все они казались ему какими-то глупыми. – Раньше я называл его «Машина». Теперь – это «Дитя любви»

– Вы не сказали, что у них ребёнок. И не один?

– Нет, нет, детей нет. Это – это то, что они, м-м-м, растили друг в друге. То, о чём… Книги всегда звучит так глупо, когда я рассказываю о них.

Он посмотрел в сторону на набережную, покусывая нижнюю губу, и продолжил:

– Что я увидел? Если что-то пошло не так, то в этом виноват не кто-то один из них. Они оба виноваты. Неудачный брак – это заговор двух людей с целью разрушить самих себя. Это нечто, что они рождают, а затем поддерживают и вскармливают. Муж начинает видеть, или – он думает, что видит ребёнка, мальчика. Он видит его из окна. Затем мальчик взрослеет; и он снова его видит. Затем в следующий раз, мальчику уже девять или десять, что-то с ним не так, не тот взгляд, не то выражение лица – он выглядит лукавым, хитрым, его глаза слишком широко расставлены. Ну, и в том же духе. Они растят ребёнка-монстра и не знают этого.

– А она это видит?

– Ну… Он пытался улыбкой скрыть своё затруднение. – В конце он полагает, что она тоже это видит. Она поджигает себя и он полагает, что, что-то заставило её сделать это. Проблема разговора о книге, над которой работаешь, состоит в том, что, когда ты начинаешь о ней говорить, тебе не хочется над ней работать. Звучит по-дурацки!

Она промолчала несколько секунд и затем сказала:

– Я всё время думала над тем, что вы сказали. И что я сказала. Как и вы со своей книгой я не люблю говорить об этом. Кончиком зонта она нарисовала какой-то рисунок.

– Я ходила навестить Рут Касл. Рут Касл была той самой дамой, которая владела домом на Уэстерли Стрит, где Таис как-то пришлось работать. – Рут умная женщина, добрая женщина. Сейчас она много пьёт, но у неё толковая голова на плечах. Мы не могли наговориться.

– Ну, так, что?

Она посмотрела на него снизу вверх. Фактически в первый раз, с тех пор как он поднялся по ступенькам. – Вы напугали меня, Мортон. Вы хотели слишком много и всё сразу.

– Наверное, это шесть месяцев…

– Спустя шесть месяцев люди не продолжают с того, где они расстались.

– Виноват, если я торопил вас. Но, знаете, не хотел притворяться. Ухаживать за вами, добиваться вас, всё это – унизительная чепуха.

Она ещё немного поиграла кончиком зонта. – О чем это вы говорите? И перед тем, как что-то на это ответит, она подняла зонт, как бы защищаясь от того, что он собирался сделать. – Не произносите этого слова. Не сентиментальничайте. Я не сентиментальна, да и вы тоже. Ни один из нас не знает, что такое «любовь».

– Я собирался сказать – мы могли бы пожениться.

– Никогда. Слышите, никогда. Я скорее снова вернусь на улицу, чем сделаю это. Вы выбрали не ту женщину, Мортон. Мне нужно пространство вокруг меня. Мне нужна пустота – чтобы никого рядом со мной. Это единственный способ решать что-то, – наверное, для себя самой, много меньше, чем это делаете вы.

– И что тогда?»

– Тогда, что бы у нас из этого не получилось. Время, Мортон, потребуется время; не торопите меня и сами не торопитесь. Всё прояснится или не прояснится вообще. Вы сказали, что хотите быть со мной; да, я тоже хочу быть с вами, я поняла это вчера, я увидела такую возможность. Никогда не думала, что захочу этого, никогда не думала, что для кого-то ещё есть место, кроме меня. Но я вам ничего не обещаю. Не могу вам ничего обещать. Не хочу вас обманывать.

– Я не собираюсь за вами ухаживать, Таис.

– Ну, тогда, и, слава Богу. Она выпрямилась. – Давайте пройдёмся.

– Из того, что вы сказали, следует, что вы меня окончательно не вычеркнули?

– Мортон, я и так допустила вас к себе ближе, чем кого-либо ещё в своей жизни! Неужели вы этого не понимаете?

Он протянул руку и прикоснулся к капюшону плаща. Это было неуверенное движение, которое мужчины делают, чтобы увидеть, можно ли идти дальше; она, должно быть, поняла это движение, но ни отстранилась, ни поощрила его. Их глаза встретились и застыли; он поцеловал её; к его удивлению, она ответила на поцелуй, страстно, но очень кратко, и снова произнесла:

– Давайте пройдёмся.

Когда они спускались по ступенькам, далеко впереди он увидел одинокую фигуру на набережной, которая тут же отвернулась и стала смотреть на реку.

– За мной следует человек, – сказал он. – Это полицейский. Я знаю эти резиновые плащи.

– Что вы натворили?

Он рассмеялся без оттенка юмора. – Долгая история. Он начал рассказывать ей об Альберте Джадсоне.

Они гуляли где-то час и оказались на Оксфорд Стрит, пошли дальше и повернули на Черч Стрит и дальше направились к ресторану Кеттнерс*. Она удивила его ещё раз, не отказавшись поужинать; он думал, что она не захочет появляться с ним на людях, но оказалось, что ничего подобного. Они оба проголодались, съели кучу блюд французской кухни, выпили бутылку вина и много смеялись. Так бывает, сначала почти ультимативный разговор, от которого зависит будущие отношения, затем облегчение, даже некая беспечность, вроде эмоционального истощения, даже если внутри остался груз.

Они поговорили о разных вещах. Она рассказала ему, что уходит из Общества содействия заблудшим женщинам. Она собирается перевести свою мать в место поприличнее; она хочет найти себе новое жилье. Вместе с тем, она оставалась вызывающе независимой: его намёк на то, что она могла бы жить с ним, на какое-то время рассердил её.

Произошло столько событий, что он уже запутался – о чём он уже говорил ей, а о чём – нет. Он только потом понял, когда она смутилась чем-то, когда он сказал, что она ничего не знает о том загадочном письме, найденном на миниатюре Грейгарс.

Он рассказал ей о записке на картине, оставленной молодой женщиной по имени Кэтрин Джонсон; об Давид Корвуде, о торговце произведениями искусства Геддисе.

– Что вы предприняли по поводу той женщины?

– Встретился с Пансо – кажется, что было уже несколько недель назад. Это не его юрисдикция.

– Вы ходили в Слейд?

– Это где, как сказал Геддис, она была студенткой? Нет. Я уверен, они не стали бы даже говорить со мной – выдавать информацию о женщине мужчине, который не является ни её родственником, ни даже другом?

– Мне бы они её сообщили. Я бы сказала им, что она обратилась в Общество за какой-нибудь офисной работой, но мы потеряли её адрес.

– Вы бы это сделали? И когда?

– Завтра. Как насчёт завтра?

– Ну, да завтра, да…

– Поохотимся ещё за одним диким зайцем вместе, Мортон?

– Прошлый раз вроде удачно получилось, так ведь?

Она потрогала шрам на своём лице. – В этот раз опять будет монстр? Она ему как-то сказала, что верит в то, что все мужчины ненавидят всех женщин.

– Надеюсь, нет.

Она улыбнулась. – Ну, это нечто, что мы бы могли сделать вместе, пока мы идём навстречу друг к другу.

Она не разрешила себя провожать домой. Повторения поцелуя также не произошло, что, теперь он был уверен, было знаком препинания, а не утверждением. Он посадил её в двухколёсный экипаж и смотрел, как он удаляется в дождь. Как и он это видел его полицейский соглядатай, на этот раз полный мужчина в мешковатом костюме из твида.

Время, – сказала она. Давать себе время подумать было нелепо для людей их возраста. Всё это было как-то нелепо – мужчины, женщины, поцелуи, эмоциональное истощение, ожидание. Но, видимо, неизбежно.

Глава 7

На следующий день он встретился с Таис Мельбур перед медицинским колледжем лондонского университета на Говер Стрит, на дорожке в лишённом сегодня цветов садике рядом с входом в колледж. Люди, в основном студенты, обходили их. Она уже посетила администрацию колледжа Слейд.

Он сказал: – Я встречался с Пансо по поводу её. Все участки и офис коронера никогда не слышали о Кэтрин Джонсон. Это значит, что она не заявляла, что кто-то пытается причинить ей зло, и что её тело не было найдено.

– Хорошо, поскольку мы сейчас поговорим с ее домовладелицей.

– Вы узнали адрес?

– Люди из Слейда старались мне помочь. Было не просто – фактически, это было несколько месяцев назад, похоже, она произвела мало впечатления, а студенты уходят постоянно. Я узнала, что она была в списке, собиравшихся стать фотомоделью, ей, вероятно, нужны были деньги».