Полная версия
Предвосхищение. Том 2. Словарь с комментариями
Еще более сложной и менее употребляемой является способность смотреть на жизнь проспективно, то есть, смотреть вперед – и издали на данную ситуацию или проблему. В таком случае точка зрения смещается в будущее, и взгляд направлен как бы со стороны будущего обратно в настоящее.
Опыт проспективного мышления обогащает Я-настоящее элементами свершенного будущего, тем самым предвосхищая его.
Благодаря автокоммуникации в рамках отдельного сознания происходят взаимодействия между такими измерениями времени как настоящее, прошедшее и будущее, но термин автокоммуникации не может охватить вечность и безвременье, так как в вечности исчезает внутренний диалог, сливаясь с миром идей, а в безвременьи исчезает структура личности «Я – Я», в рамках которой автокоммуникационный процесс происходит.
Акаузальность
Пн, 01/11/2010 – 18:43 – С.А.Кравченко
Акаузальность. Если бы закон естествознания представлял собой абсолютную истину, то тогда, конечно, был бы невозможен ни один отклоняющийся от него процесс. Но, поскольку принцип причинности есть истина статистическая, она верна только в среднем, и благодаря этому остается место для исключений, которые должны быть так или иначе доступны для опыта, иначе говоря, должны быть реальны. Я склонен смотреть на случаи синхронизации событий как на акаузальные исключения. Эти случаи относительно независимы от пространства и времени; они релятивизируют пространство и время постольку, поскольку пространство в принципе не содержит никаких препятствий для их возникновения, а последовательность событий во времени обращается и дело выглядит так, как если бы событие, которое еще не произошло, явилось причиной некоторого восприятия в настоящем.
Источник – W. Pauli and С G. Jung, Eds., The Interpretation of Nature and the Psyche (Bollingen Ser. LI). Princeton, NJ: Princeton Univ. Press, 1955.
Аксиология и Аксиологика
Пн, 10/08/2009 – 17:37 – С.А.Кравченко
Аксиология – теория ценностей, раздел философии.
Аксиология изучает вопросы, связанные с природой ценностей, их местом в реальности и структурой ценностного мира, то есть о связи различных ценностей между собой, с социальными и культурными факторами и структурой личности.
Впервые вопрос о ценностях был поставлен Сократом, сделавшим его центральным пунктом своей философии и сформулировавшим его в виде вопроса о том, что есть благо. Благо есть реализованная ценность – полезность. То есть, ценность и польза – две стороны одной и той же медали.
В античной и средневековой философии вопрос о ценностях был непосредственно включён в структуру вопроса о бытии: полнота бытия понималась как абсолютная ценность для человека, выражавшая одновременно этические и эстетические идеалы. В концепции Платона Единое или Благо было тождественно Бытию, Добру и Красоте.
Соответственно, аксиология как особый раздел философского знания возникает тогда, когда понятие бытия расщепляется на два элемента: реальность и ценность как возможность практической реализации. Задача аксиологии в таком случае – показать возможности практического разума в общей структуре бытия.
Использованы материалы из https://ru.wikipedia.org
КОММЕНТАРИИ
Пн, 19/04/2010 – 17:47 – В.Ю.Емельянов
Аксиологика
Проблема логики этических поступков известна давно. Обычно она определяется, как невозможность перехода от «есть» к «должен». Д. Юм об этом писал так: «В каждой этической теории, с которой мне до сих пор приходилось встречаться, автор в течение некоторого времени рассуждает обычным образом, устанавливает существование бога или излагает свои наблюдения относительно дел человеческих; и вдруг я, к своему удивлению, нахожу, что вместо обычной связки, употребляемой в предложениях, а именно: «есть» или «не есть», не встречаю ни одного предложения, в котором не было бы в качестве связки «должно» или «не должно». Подмена эта происходит незаметно, но, тем не менее, она в высшей степени важна. Раз это «должно» или «не должно» выражает некоторое новое отношение или утверждение, последнее необходимо следует принять во внимание и объяснить, и в то же время должно быть указано основание того, что кажется совсем непонятным, а именно того, каким образом это новое отношение может быть дедукцией из других, совершенно отличных от него…». [4. c.618] (Юм Д. Соч. В 2 т. Т.1. М., 1966. с.618). Это положение получило название принцип Юма.
Исследование этого принципа привело к пониманию невыводимости оценочных утверждений из фактов. Конечно, «должен» выводится не из единичного «есть», а из последовательности «есть» и нашей уверенности или надежды, что это «есть» будет продолжаться и там, куда мы еще не добрались.
В философии есть две традиции понимания истины: как соответствия действительности и как соответствия должному.
Самостоятельное, независимое существование «должен» и «есть» наталкивает на мысль, что в этических рассуждениях необходимо использовать не традиционную бинарную логику, а тройственную. Трехзначные логики разрабатывались Лукасевичем [3] (Лукасевич Я. Аристотелевская силлогистика с точки зрения современной формальной логики. М., 1959) и Тарским, и на сегодняшний день считаются хорошо изученными. Но, надо отметить, что их исходным посылом послужила работа Аристотеля «Об истолковании» [1, т.2, c.99—102]. В ней Аристотель рассуждает о «возможных» будущих событиях, о которых невозможно точное знание. Эта работа стала источником многих дискуссий о детерминизме и свободе воли, они послужили развитию логики [2] (Карпенко А. С. Фатализм и случайность будущего: Логический анализ. – М.: Наука, 1990), но пока никак не связывались с этикой. По тому же принципу, как в многозначных логиках рассматривался аргумент «может быть» можно рассмотреть аргумент «должен быть».
Человек в жизни сталкивается с множеством ситуаций, в которых он не всегда может сразу разобраться. И тут ему на помощь приходит «категорический императив» или «максима», говорящие о том, что должно быть. Например, человеку надо совершить работу с неизвестным. Ему надо решить, достоин неизвестный доверия или нет. Но зачастую для решения этого вопроса нет достаточной информации. Тогда решением может стать максима: «каждый человек достоин доверия».
Поведение этического человека можно представить через трехзначную логику, в которой наряду с положениями: есть А и не есть А, имеется еще должно быть А. Для этического человека вопрос о том, есть бог или нет, является не бинарным, а тройственным: бог есть, бога нет, бог должен быть. (У атеистов ситуация немного другая: бог есть, бога нет, бога не должно быть).
Принцип бивалентности, который эквивалентен принципу исключения третьего приводит к фанатичности мышления (каждое высказывание или истинно, или ложно), например: кто не с нами, тот против нас – «или-или».
Трехзначная логика позволяет человеку делать выбор в отсутствии информации. Критерий долженствования выводится на основании предыдущего опыта человека или человечества, или на основании представлений о разумности. Человек не может продумать все последствия своих поступков, поэтому существует известный совет для этических людей: «делай что должно, и будь что будет». Иногда этическая логика помогает экономить время, а иногда может приводить к ошибкам. Например, в проблеме нейтрализации врага надо решить вопрос «враг или нет», и если тут категорическим императивом будет «не сопротивляйся злу», то возможна трагическая ошибка.
Этическая логика может иметь энергию созидания тогда, когда «долженствование» зависит от творческих усилий человека. Этическая логика – это логика действия, логика диалектики. Так как выбор часто делается в ситуации недостатка информации, то это может приводить к противоречиям. Например, надо сделать выбор: Лидер уважаем, Лидер неуважаем, Лидер должен быть уважаем. После того, как выбор сделан, может открыться информация, порочащая лидера: ведь «должен» не значит «есть».
Если в силу отсутствия информации была допущена ошибка, то этическая логика приобретает энергию заблуждения. Обычная логика была логикой правильных рассуждений. Аксиологика – логика поступков, не всегда верных с точки зрения обычной логики. В результате поступка (выбора) происходит актуализация выбранного и происходит приписывание ему свойств, которых у него раньше не было. Возможен и отказ от выбора в ситуации отсутствия нужного: есть А, не есть А, должно быть С. Поэтому духовность часто связывали с «недеянием».
Если люди выбирали по критерию истины, то ему обычно приписывали и критерии красоты, справедливости, долженствования, но они не всегда совпадают. Если в философии постоянно рядом с понятием истина встречаются другие ценности: справедливость, красота, доброта, то почему бы этим ценностям не играть в логике человеческого поведения роль, равнозначную истине. Получается многозначная логика ценностей – аксиологика. Но у человека обычно превалирует одна поведенческая доминанта, поэтому достаточно будет ограничиться трехзначной логикой.
Аксиологика может не удовлетворять общепринятому и считающемуся обязательным принципу непротиворечивости, но эта логика присутствует в поведении людей и обществ, а значит должна изучаться наукой.
Понимание поведения религиозных и этических людей невозможно в рамках бинарной логики. Отсюда кажущаяся нелогичность их поступков. Сегодня, когда в российском обществе происходит религиозный ренессанс необходимо углубленное исследование этической логики.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Аристотель. Сочинения: В 4 т. М., 1976—1984.
2. Карпенко А. С. Фатализм и случайность будущего: Логический анализ. – М.: Наука, 1990.
3. Лукасевич Я. Аристотелевская силлогистика с точки зрения современной формальной логики. М., 1959
4. Юм Д. Соч. В 2 т. Т.1. М., 1966. с.618
Вадим Емельянов – http://zhurnal.lib.ru/e/emeljanow_w_j
Альтруизм
Пн, 10/08/2009 – 17:41 – С.А.Кравченко
Альтруизм – (фр. altruisme, лат. alter – другой) – моральный принцип, основанный на признании естественной связанности людей через врожденное чувство симпатии. При этом в другом, наделяемом статусом этической доминанты всего моего существования, видится воплощение общечеловеческого. Альтруизм отказывается от внутренней самооценки субъекта в попытке выйти за пределы эгоизма, безусловным этическим абсолютом которого являлся «единственно я сам». Нравственность обеспечивается оценкой извне, а потому альтруизм вынуждает человека смотреть на собственные действия с точки зрения беспристрастного очевидца, что приравнивается к суду совести. С позиции альтруизма понятие долга естественно следует из чувств врожденной симпатии между людьми.
Понятие" Альтруизм» введено Контом как обобщение принципа «жить ради других», существенного для морали буддизма и христианства, позднее развитого английской этикой 18 в. и идеями французского Просвещения. Идея особой самоценности, направленности на другого через сопереживание полнее всего была развита А. Шопенгауэром. С точки зрения самого Конта, следует различать инстинктивный альтруизм, объединяющий животных в род, и человеческий альтруизм, зарождающийся в условиях цивилизации и переходящий в спонтанное врожденное чувство. Ницше ставил вопрос о преодолении альтруизма как уравнивающего чувства стада. З. Фрейд трактовал альтруизм как невротическую компенсацию вытесненного первоначального эгоизма. Позднее возникают попытки устранить этическую оппозицию «альтруизм – эгоизм» через рассмотрение Другого как уникального Я, подобного моему.
Альтруизм – самоотверженность, сознательное и добровольное служение людям, желание помогать другим, способствовать их счастью на основе мотива любви, преданности, верности, взаимопонимания, соучастия, сострадания. В некоторых случаях альтруист проявляет полное самопожертвование, самоограничение, отказывается от счастья, своих интересов и желаний. Противоположен эгоизму, индивидуализму, предпочтению личных интересов.
В эмпирических исследованиях человеческое поведение исследуется на способность к альтруизму, который выступает как:
1) критерий нравственного поведения (Дж. Райт);
2) высший эталон развития личности (Л. Кольберг, Т. Лайкона);
3) особенность личности пророка (И.А.Величко).
Альтруизм предрасполагает к предвидению, так как отстраняет от личных интересов, которые – есть шумы в проявлении способности человека предвидеть. Альтруисту ничего особенного лично в жизни не надо. Ему легко войти в состояние сознания, в котором ему «ничего не надо в этой жизни». Вероятно, он легко перевоплощается в других людей, как в настоящем, так и за его пределами, а их интересы выходят на первый план его личности. По мнению Льва Толстого, стоит только вчувствоваться во фразу «мне ничего не надо в этом мире» и проникнуться ею, как сразу душу заполняет чувство покоя, что естественно способствует вхождению в особое состояние сознания, выводящее за пределы настоящих интересов, другими словами, за пределы настоящего времени.
Амплификация
Вт, 11/08/2009 – 15:59 – С.А.Кравченко
Амплификация (от лат. amplificatio – распространение, расширение). Аналитическая техника, разработанная К. Юнгом, которая представляет собой работу со сновидениями в бодрствующем состоянии. Прообразом этого процесса служит стилистическая фигура, состоящая из нанизанных друг на друга синонимических определений, сравнений, образных выражений, с целью усиления выразительности высказывания. Содержание снов осмысливается за счет свободных ассоциаций и через их мифологическое толкование. Происходит сравнение отдельных мотивов сна индивида с аналогичными по смыслу произведениями литературы (саги, мифы), живописи, традиционными символами. Предполагается, что при применении этой техники происходит развитие личности благодаря осознанию той части души, которая была до сих пор скрыта. Расширение сознания индивида и его упорядочивание происходит именно в контексте смыслов сна. Данная техника противоположна методу З. Фрейда «редукции к первичным фигурам»
Метод амплификации
Вместо того, чтобы работать со «свободными ассоциациями», как это принято в психоанализе З. Фрейда, К.-Г. Юнг использовал метод амплификации (усиления, расширения). По его мнению, хотя свободные ассоциации, в конечном счете «всегда приводят к комплексу, мы не можем быть уверены, что именно данный комплекс и составляет настоящий смысл сна…
Конечно, мы всегда можем так или иначе добраться до наших комплексов, поскольку они являются полюсами притяжения для всего остального психического материала. Но бывает и так, что сон указывает на нечто прямо противоположное содержанию комплекса: с одной стороны, на естественную функцию, которая могла бы избавить индивида от его комплекса, с другой же стороны – на путь, который мог бы избрать этот индивид. В противоположность фрейдовскому методу «редукции к исходному», амплификация является не просто непрерывной, ведущей в прошлое цепочкой ассоциаций, а процессом, благодаря которому содержание сна расширяется и обогащается через привлечение аналогий.
Метод амплификации отличается от метода свободных ассоциаций также и в том отношении, что источником ассоциаций здесь, наряду с пациентом или лицом, рассказывающим собственный сон, является сам аналитик. Аналогии, предлагаемые аналитиком, часто определяют направленность ассоциаций, возникающих у пациента. При всем своем богатстве и разнообразии такие аналогии и образы всегда родственны содержанию сна.
Итак, амплификация – это ограниченный, контролируемый и направляемый ассоциативный процесс, который, так или иначе, вращается вокруг смыслового ядра сновидения и тем самым помогает аналитику нащупать это ядро. «Амплификация приносит пользу в тех случаях, когда приходится иметь дело со смутными, неясными переживаниями, которые можно понять только поместив их в определенный психологический контекст (что в свою очередь, требует их расширения, увеличения их объема). Именно поэтому, толкуя сны в духе аналитической психологии, мы прибегаем к амплификации: ведь сон – это очень тонкий намек, который чрезвычайно сложно понять, не обогатив его определенным набором ассоциаций и аналогий.
Пользуясь методом амплификации, мы выбираем те или иные аналогии не на основе временного совпадения или какого-либо научного, исторически обусловленного критерия, а потому, что их смысловое ядро идентично содержанию исследуемого сна или в каком-то отношении походит на него. Принимая в качестве данности, что все, когда-либо выраженное человеком в словесной или образной форме, обладает абсолютной психической реальностью, мы можем утверждать, что любая аналогия помогает уточнить, объяснить и подтвердить наше толкование мотивов сновидения постольку, поскольку она указывает на те же архетипические представления. Такая амплификация представляет собой новый и плодотворный научный метод исследования психологем, мифологем и самых разнообразных психических структур.
Амплификацию следует применять к любым элементам сновидения – если только мы хотим сформировать для себя некую общую картину, на основании которой можно было бы расшифровать скрытый «смысл». В рамках юнговского метода амплификации различные мотивы сна «обрастают» родственными образами, символами, легендами, мифами и т. п., в результате чего постепенно выявляются их самые различные аспекты и возможные смыслы; в конечном счете, это приводит к полному прояснению их значения. Полученные смысловые элементы связываются друг с другом, и в итоге формируется непрерывная цепь мотивов сна, а сам сон, как некое единство, становится доступен окончательной верификации.
Редуцирующая интерпретация
Если, например, в качестве элемента сна выступает фигура реального отца, амплификация может обогатить и расширить ее до масштабов идеи «отцовства» как такового.
Фрейд со своей редукцией задается вопросами «почему?» и «откуда?», тогда как Юнг, со своим методом толкования снов, в первую очередь интересуется вопросом «зачем?», «с какой целью?»: каковы были намерения бессознательного, что оно хотело сообщить индивиду, посылая ему этот сон? Например, интеллектуалу снится, будто он проходит под большим мостом-радугой. Его удивляет, что он идет под мостом, а не по нему. Сон стремится показать, что избранный этим человеком способ разрешения личных проблем нереален, и указывает ему верный путь – не по мосту, а под мостом. Для интеллектуалов, предполагающих, будто они вполне могут игнорировать собственную инстинктивную природу и строить свою жизнь на чисто рассудочных, рациональных основаниях, подобные намеки часто оказываются весьма уместны. Как видим, этот сон служит предостережением, призванным открыть человеку глаза на его реальную психическую ситуацию.
Динамический аспект сна
Сон имеет определенную «цель», состоящую в раскрытии неких обстоятельств, существования которых сновидец либо не сознает, либо не хочет сознавать. Объяснить такие сны нетрудно, ибо это своего рода притчи, в которых сразу же обнаруживаются предостерегающие знаки. Последние выражают динамические тенденции бессознательного, то есть силы, стоящие за сновидением и его зримыми элементами. Благодаря этим силам в сознание вливаются новые содержательные элементы; сознание определенным образом реагирует на них и, соответственно, модифицирует силовое поле бессознательного. Динамический процесс, не выявляемый в рамках одного сна, но легко прослеживаемый в серии снов, нейтрализует прерывность аналитических сеансов и обеспечивает возможность осуществлять анализ с большими перерывами между сеансами. Как уже говорилось, динамика процесса имеет цель и смысл; если какой-то отдельный сон был истолкован ложно, за ним непременно последуют другие сны, которые исправят ошибку и вновь выведут аналитика на верный путь.
Согласно упомянутому выше принципу сохранения энергии, в психической субстанции ничто не теряется бесследно. Между всеми ее элементами происходит энергетический взаимообмен; все они интегрированы в осмысленное, но при этом пребывающее в постоянном развитии целое. «Деятельность бессознательного никогда не прерывается; комбинируя свой материал, бессознательное действует в интересах будущего. Ни в чем не уступая сознательному разуму, оно продуцирует подпороговые сочетания, способные предвосхищать ход событий – причем продукты бессознательного куда более утонченны и разнообразны, чем сочетания, порожденные сознанием. Именно поэтому бессознательное может служить человеку единственным в своем роде проводником – при условии, что он сумеет удержаться от соблазнов и не позволит завести себя на ложный путь».
В сновидениях мы распознаем признаки, характеризующие не только ситуацию рассказчика на данный момент времени, но и прогресс (или отсутствие такового) в аналитическом процессе. Зафиксированные вне контекста и без учета сведений о рассказчике, сны вполне могут показаться бессмысленными. Но будучи поняты и должным образом разработаны, они могут оказать исключительно сильное, даже освобождающее воздействие на индивида, чьи проблемы они выражают и разъясняют. «На бумаге толкование снов может казаться произвольным, туманным или просто ложным; но в действительной жизни то же самое часто выглядит как драма, характеризующаяся непревзойдённым реализмом».
Индивидуальный и коллективный смысл
Субъективный, индивидуальный смысл сна восполняется субъективными амплификациями: аналитик спрашивает рассказчика, что значат для него лично отдельные элементы сна. Затем, с помощью объективной амплификации, выявляется коллективный смысл сна: элементы сна обогащаются универсальным, символическим материалом сказок, мифов и т. п., тем самым проясняя универсальный аспект проблемки касающийся любого человеческого существа.
Сны, богатые живописными подробностями, отражают прежде всего проблемы самой личности; они принадлежа» сфере личностного бессознательного, и их резко очерченные образы, будучи воплощением вытесненной или подавленной «инакости», дополняют бодрствующее сознание. С другой стороны, сны, характеризующиеся скупыми деталями и простыми образами, несут в себе сообщения о неких весьма значительных, универсальных контекстах; они представляют космос, вечные законы природы, истину. Как правило, они позволяют заключить, что сознание вышло на уровень сверхдифференциации или даже автономности, что оно далеко ушло от бессознательного; выражая стремление к компенсации, они обычно пользуются образами коллективного бессознательного.
Сон – это утверждение, свободное от влияний со стороны сознания, отражающее внутреннюю правду индивида, его внутреннюю действительность – такую, «какова она на самом деле: не мои гипотетические предположения относительно этой действительности, не то, какой сам индивид хотел бы ее видеть, а именно ее самое». Итак, с точки зрения Юнга явное содержание сна – это не внешняя оболочка, а непреложная данность, которая всегда раскрывает и выражает то, что имеет в виду и хочет сообщить бессознательное. Когда, например, во сне появляется змея, существенно то, что это именно змея, а не бык или какое-то иное животное. Змея избирается бессознательным в силу ее характерного облика; связанное с ней богатое смысловое поле сообщает индивиду в точности то, что входит в «намерения» бессознательного. Мы устанавливаем смысл змеи для сновидца не через цепочку ассоциаций, а через амплификацию, благодаря которой символ змеи дополняется самыми разнообразными аллюзиями и связями (например, мифами), имеющими отношение к змее как определенному устойчивому образу и согласующимися с субъективной психической констелляцией сновидца. В отличие от Фрейда, мы не рассматриваем змею как «прикрытие», а считаем, что она, именно как змея, призвана сообщить сновидцу нечто в высшей степени специфическое; поэтому в процессе интерпретации сна мы не пытаемся во что бы то ни стало определить, что же может скрываться за данным символом. Напротив, в анализ вовлекается весь контекст символа.
Функция и смысл символа сновидения могут быть распознаны только исходя из соответствующего контекста – подобно тому, как из контекста вытекает изобразительное значение цвета (только формой и цветовой гаммой картины как целостной структуры определяется то, что именно обозначает серое пятно на ней – тень, световой рефлекс, пятно грязи или прядь волос). Если мы вдобавок будем учитывать психическую конституцию рассказчика, его жизненную ситуацию и осознанную психическую ориентацию, смысл увиденного во сне образа сам собой проявится во всем комплексе его субъективных ответвлений.
Абстрагируясь от ассоциаций и соображений, связанных с личностью сновидца и контекстом сна, мы можем рассчитывать только на истолкование коллективного, общечеловеческого аспекта сна, то есть содержащихся в сновидении архетипических мотивов. Именно поэтому интерпретация сна как такового не может восприниматься сновидцем как нечто жизненно важное. Интерпретируя сон как таковой, мы выявляем только его архетипический смысл и, значит, должны воздерживаться от соображений, относящихся к обстоятельствам жизни и свойствам личности рассказчика. Сами архетипы не содержат в себе никакого толкования: ведь это отражения наших инстинктов или, как их называл Юнг, «органы нашей души», образы самой природы. Чтобы прийти к верному толкованию или отвергнуть ложное, мы должны иметь в виду личность сновидца. Совершенно очевидно, что один и тот же мотив будет существенно различаться по смыслу в зависимости от того, снится ли он ребенку или пятидесятилетнему человеку.