New «Мёртвые души». И другие повести и рассказы

Вся эта больничная эпопея Кукушкина продлилась полтора месяца. В общей суматохе про воспалившийся палец, из-за которого вся эта карусель и закрутилась, доктора, и сам больной, как-то позабыли – всем было не до того. А когда вспомнили, нагноение пальца уже прорвалось само по себе.

В этой невесёлой истории был один позитив: Степан, после всего того страшного, что он перенёс, совсем перестал бояться уколов – подкожных, внутримышечных и даже, вы не поверите, внутривенных.

Сорокалетний Кукушкин прожил ещё восемь лет, и жил бы ещё долго, но утонул в море, отдыхая с молодой любовницей в Таиланде. Чёрт его понёс на этот дайвинг, лучше сходил бы на шоу трансвеститов.

Звонок от Чичикова

Кладбищенские рабочие обычно не упускают случая подобрать с могилки початую бутылку водки, которую зачастую оставляют малопьющие родственники и друзья покойного. Подбирают и конфеты, завёрнутые в фантики. Худо-бедно, на кладбище всегда найдётся что выпить и чем закусить. Новички поначалу брезгуют этим угощением от покойников, но скоро привыкают. Куда ты денешься, если с утра горят трубы, а денег на опохмелку нет.

Миша Воробьёв, томимый неутолимой жаждой и страдавший от постоянного безденежья, в первый день работы на кладбище брезговал ровно одну секунду. Столько времени ему понадобилось, чтобы решиться выпить полстакана водки, которую он обнаружил на одном из надгробий. Не упускал он таких случаев и потом. Но как-то раз – то ли насвай Воробьёву по мозгам шарахнул, то ли макушку солнцем перегрело – случилось с ним нечто не поддающееся никакому логическому объяснению.

На одной из могил Михаил увидел закупоренную бутылку коньяка «Хеннесси» и плитку шоколада «Гунтхарт» с не порванной обёрткой. Странным было то, что могилка была явно заброшенной – заросшей травой по пояс и с просевшим холмиком, безо всяких опознавательных знаков. Тем не менее, шикарная выпивка и отличная закуска присутствовали на ней.

«Что за чертовщина? – подумал Воробьёв. – Вдруг, отрава? Да и хрен с ним – помирать, так с кайфом!»

Он подобрал находку, нашёл ближайший столик со скамейкой и вкусил кладбищенских даров. Отхлебнув из бутылки несколько раз, он почувствовал необычайную эйфорию!

Старенький мобильный телефон Sony Миша носил в кармане как часы – сим-карта в нём давно была отключена за неуплату, да оно и к лучшему – не надоедали своими звонками многочисленные кредиторы. И вдруг этот мобильник запиликал мелодией вызова!

Воробьёв надавил кнопочку приёма и поднёс аппарат к щеке.

– Алё! Слушаю вас. Это кто?

– Чичиков, – ответил бодрый голос.

– Чего изволите, Павел Иванович? – неожиданно для себя перешёл на обходительный тон Воробьёв.

– Ты там мёртвые души переписываешь, мне доложили.

– Точно так.

– А знаешь ли, что на меня работаешь?

– Никак нет. Но теперь буду знать!

– Смотри мне, от работы там не отлынивай, пьянствуй поменьше. Скоро приеду за списками.

– Не подведу вашего доверия! – пообещал Миша.

Когда он к вечеру проснулся на кладбищенской скамейке, то не нашёл ни бутылки из-под коньяка, ни фольги от шоколадки.

«Надо с насваем завязывать, – подумалось ему, – а то совсем крыша съедет».

Про лохотроны

Под богатым каменным надгробием лежал Фёдор Семёнов. При жизни он был сначала подающим большие надежды учёным-математиком, а потом известным в Благозвонске бизнесменом.

Первым его шагом к богатству было мошенничество. Этот способ заработка лёгких денег Семёнов подсмотрел в 1991 году в Ленинграде, где был на защите своей кандидатской диссертации. Какой-то человек, по виду бурят, стоял на Невском проспекте и держал самодельный транспарант с надписью, выполненной на листе ватмана плакатным пером: «В фонд спасения Байкала». У его ног была картонная коробка из-под ботинок, в которой лежала приличная кучка банкнот разного достоинства.

И Фёдор решил перенять опыт этого афериста. Поскольку сам он был гураном (потомки от смешанных браков русских первопоселенцев Забайкалья с местными народностями монголоидной и маньчжурской групп), его можно было принять за бурята. Решив, что для Ленинграда двух сборщиков денег в этот фонд будет многовато, он встал на экологическую вахту в Москве. Он простоял на Красной площади – возле собора Василия Блаженного – полдня и собрал сумму, равную своей месячной зарплате ассистента кафедры. На следующий день к нему подошли крепкие ребята в куртках-кожанках и штанах-трениках и предложили свою крышу, потребовав за это четверть от выручки. Федя согласился. Потом подошёл постовой милиционер и предложил свою и своих сменщиков охрану по такой же таксе. Федя опять согласился.

Так он и стоял три года под двойной охраной, пока не попал под статью о незаконных валютных операциях. На Красной площади, известно, всегда много зарубежных гостей, и многие из них, услышав перевод надписи на Федином транспаранте, делали пожертвования в валютах своих стран. Его повязали возле Лобного места, где он обычно менял доллары, фунты, марки и иены у знакомого валютчика.

Демократия уже шагала по стране, но статью УК РСФСР за незаконные валютные операции ещё не отменили.

Отмотав три года на зоне, а потом ещё два года на химии, Семёнов приобрёл кучу полезных знакомств в уголовном мире. Откинувшись, – извиняюсь, выйдя на свободу, – он осмотрелся в новой уже жизни и убедился, что изменились лишь её формы, а содержание осталось старым. Как и встарь, все начальные капиталы сколачивались преступным путём. Больше всего, из-за малой стартовой затраты, ему понравились уличные лохотроны.

Не владея ловкостью рук, необходимой для игры в напёрстки и три карты, и будучи в прошлом научным работником с учёной степенью, Фёдор организовал беспроигрышную лотерею, в основе которой была теория вероятности, игравшая на руку ведущему. В непрозрачный вращающийся барабан закладывалось 36 целлулоидных мячиков от пинг-понга, шесть раз пронумерованных от 1 до 6. Игроку, заплатившему 100 рублей, предлагалось достать из барабана шесть шариков. Если хотя бы одна цифра повторялась дважды, игроку вручалась газовая зажигалка, трижды – электронная игрушка «Тетрис», четырежды – пылесос, пятижды – цветной телевизор… Счастливчику, доставшему из барабана шесть одинаковых цифр, тут же вручались ключи и технический паспорт от автомобиля «Жигули». По теории вероятности, за день машина могла выпасть приблизительно лишь одному из 10 000 000 игроков.

И хотя шансы выиграть «Жигули» были исчезающе малыми, Фёдор подстраховался и здесь – ключи с вазовским брелоком были настоящие, а техпаспорт – поддельным.

В отличие от остальных лохотронщиков, Семёнов официально зарегистрировал свою беспроигрышную лотерею в городской администрации, ежемесячно отчисляя 10% от прибыли в бюджет Благозвонска на нужды культуры и спорта. Таким образом, он не только обезопасил себя от милиционеров, но даже получил их защиту. Впрочем, помня поговорку про суму и тюрьму, от которых не надо зарекаться, ещё половину от оставшейся прибыли он отдавал в воровской общак.

Скоро государственные мужи, в поисках дополнительных доходов в казну, удумали разрешить в России игорный бизнес. Не без деятельного участия Фёдора Семёнова Благозвонск превратился в русский Лас Вегас – весь центр города светился неоновыми огнями вывесок казино.

Это было воистину золотое время. Калейдоскоп рулетки, как магнит канцелярские скрепки, притягивал игроков, блэкджек-патрошитель выворачивал карманы клиентов – проигрывались заводы, пароходы и самолёты, квартиры, обручальные кольца и золотые коронки. Неудачники стрелялись и вешались. Семёнов уже не знал, куда деть деньги…

Фёдор Семёнов умер нелепой и мучительной смертью, откушав в Гонконге японских суши, заражённых неизлечимыми микроглистами, съевшими его организм изнутри за неполный месяц. За этот короткий срок он успел потратить на дорогостоящие, но совершенно бесполезные импортные лекарства все свои немалые сбережения на чёрный день.

Made in Blagozvonsk

Деревянная тумбочка, на которой был прибит мебельными гвоздиками кожаный лейбл Levi’s, была памятником лучшему из благозвонских портных с основания города.

Портняжному делу Виктор Яблоков выучился ещё в школьные годы, переняв секреты ремесла у соседа по коммунальной квартире – бездетного бобыля Марка Захаровича Гольдштейна. Старый еврей зарабатывал на курочку тем, что обшивал артистов местного драмтеатра, а заодно и стиляг Благозвонска. Когда в универмаге продавались двубортные пиджаки унылого покроя и давно вышедшие из моды брюки с широкими штанинами, Гольдштейн воспроизводил по фотографиям из журналов Time и Life ультрамодные блейзеры на двух пуговицах короля рок-н-рола Элвиса Пресли и его брюки-дудочки по щиколотку.

К выпускному вечеру Витя сшил себе битловский костюм, с пиджаком без воротника и зауженными брючками, в надежде произвести фурор среди одноклассниц и выпускниц параллельного класса. Но на входе в школу его перехватил патруль из членов родительского комитета и завернул домой, переодеваться в нормальную советскую одежду. Витя устыдился своего старого школьного костюма, вытертого на локтях и с пузырями на коленях, и не пошёл на выпускной бал, до утра проплакав от обиды.

В текстильный институт он не поступил, не пройдя по конкурсу, и его призвали в армию. Три года рядовой Яблоков по ночам подгонял по фигуре военную форму дембелям. Искусство заключалось в том, чтобы китель и брюки не топорщились, но и не выходили за рамки уставных требований. Оплата за работу была натуральными продуктами – пайковым сливочным маслом и папиросами, которые некурящий Витя менял на конфеты-подушечки «дунькина радость». Но главное, что получил за это время Яблоков, был большой практический опыт. К концу службы он соответствовал шестому разряду швейника-моториста, хотя и работал на старинной машинке «Зингер» с ручным приводом.

Уволившись в запас, Виктор приехал домой и устроился в ателье индпошива Военторга. Три года он обшивал генералов и высших офицеров. Форменная и цивильная одежда благозвонского кутюрье шла нарасхват – чинам ниже полковничьего надо было ждать в долгой очереди.

По ночам Виктор шил поддельные джинсы Levi’s. Диагональную хлопчатобумажную ткань цвета хаки он отбеливал в хлорке и красил синим анилиновым красителем. Швейная машинка для шинельной ткани хорошо пробивала четырёхслойные джинсовые швы. Яблоковские джинсы внешне почти не отличались от оригинальных, но лишь до первой стирки, после которой они превращались в неопрятную тряпку. Краситель индиго подделать было невозможно.

После того как на благозвонской барахолке одно из таких изделий было куплено за 70 рублей женой милицейского генерала, на поимку подпольного портного бросили все силы местного ОБХСС. И скоро Виктор Яблоков загремел под фанфары, получив пять лет усиленного режима.

На зоне Яблоков днём был бригадиром цеха пошива спецодежды, а по ночам – такая уж была его планида! – выполнял заказы жён и дочерей администрации лагеря.

Выйдя на свободу, Виктор был очень удивлен произошедшим в обществе переменам – вчерашние преступники-цеховики в одночасье стали уважаемыми и поощряемыми властями кооператорами.

Виктор Яблоков тоже создал свой швейный кооператив. Если вы увидите в Благозвонске в мусорном контейнере выброшенные кем-то старые джинсы-варёнки образца 1990 года, так знайте, что эта модель (последний писк моды в то время) была разработана и пущена в производство Яблоковым. Поддельные американские джинсы Levi’s он тоже продолжал шить и достиг такого совершенства, что однажды партия коттоновых штанов цвета индиго Made in Blagozvonsk была легально продана за океан, на свою историческую родину.

Дела у Виктора шли как никогда хорошо, но с открытием прибрежной торговли из-за Амура пошёл валом китайский текстиль, разом похеривший всю отечественную швейную промышленность.

Яблоков запил по-чёрному и в конце концов умер где-то под забором, отравившись стеклоочистителем.

Аномальные места

Как-то раз, солнечным июльским днём, аккурат после выдачи зарплаты в МП «Ритуальный сервис», на кладбище нагрянула съёмочная группа одной из местных телекомпаний. Журналистка, представившаяся Леной, судя по всему, была многоопытной дамочкой. Щетина с Мишиного одутловатого лица была тут же сбрита одноразовым станком, так кстати, оказавшимся в её сумочке. Видя похмельные страдания Воробьёва, она утолила его жажду банкой «Балтики-9». И лишь после того, как интервьюируемый приобрёл товарный вид, началась съёмка.

– Илья, сначала меня возьми крупным планом, а потом нас двоих – общим, – отдала оператору указание теледива и продолжила уже на камеру: – Расскажите, как идёт инвентаризация кладбища?

– За полтора месяца мною описано порядка восьми тысяч могил, что соответствует графику плана, – обстоятельно ответил Миша. Вспомнив при этом голосовые интонации и устойчивые словосочетания многочисленных комбайнеров и доярок, шахтёров и ткачих, звеньевых и бригадиров, директоров заводов и председателей колхозов, которых он сам расспрашивал – в бытность свою корреспондентом сначала районной, а потом и областной газеты.

Воробьёв аппендиксом чувствовал, что журналисточке и самой до чёртиков надоело проводить такие вот нудные интервью, и он решил ей подыграть. Ещё через пару-тройку проходных вопросов-ответов они подошли к кульминации сюжета.

– Скажите, а что-нибудь необычное вы здесь встречали? – как бы мимоходом спросила Лена.

– Конечно, чуть не каждый день встречаю, – не обманул её ожиданий Миша.

– А что именно?!

Воробьёв заметил, что оператор делает наезд на его лицо, и крупным планом ответил:

– Вот, к примеру, с неделю назад я оказался на месте, где пальцы мёрзли, как зимой в мороз. Представляете – жара под сорок градусов в тени, а пальцы замерзают так, что не сгибаются.

– Что же это было, как вы думаете?! – аж взвизгнула от радости экзальтированная журналистка.

– А чёрт его знает, – ответил Миша, наложив на себя крёстное знамение. – Как будто ледник под землёй.

– И вы можете показать это загадочное место?

– Конечно, могу. А вчера какой-то игрунок со мной шутки шутил.

– Какой ещё игрунок?

– Это такое безобидное существо – мне шнурки развязывал на кроссовках.

– Может, вы за что-нибудь зацепились шнурком?

– Ну как же. Туго затягиваю, крепко завязываю – пара минут, и сами развязались. И так несколько раз подряд. Я «Отче наш, иже еси…» прочитал, он и отстал сразу.

– А почему вы называете это существо игрунком?

– Мне про них ещё бабушка рассказывала. В старину они девкам косы расплетали.

– Так давайте же пройдём по этим аномальным местам! – попросила Лена.

Поплутав с четверть часа между могилок, Воробьёв наконец остановился наугад возле одной из них – с деревянной тумбочкой без номерка и таблички, с едва заметным холмиком, заросшим бурьяном.

– Вот здесь у меня замёрзли пальцы.

– А почему у меня сейчас не мёрзнут? – усомнилась Лена. – Илья, у тебя мёрзнут? И у него не мёрзнут.

– Так я тогда это место святой водичкой окропил, – нашёлся Миша, похлопав ладонью по армейской фляжке, висевшей у него на поясном ремне.

– Илья, сними могилку крупным планом, – сказала теледива.

– Это… аккумулятор сел, – растерянно ответил оператор.

– Так поставь запасной!

Илья заменил аккумулятор и растерянно сказал:

– И этот… сел.

– Может, ты его не зарядил?

– Всю ночь на подзарядке стоял.

На этом съёмка закончилась. Воробьёв опытным взглядом оценил помятое лицо Ильи и подумал, что в телекомпании, должно быть, вчера тоже был день выдачи зарплаты, и видеооператору уже было не до подзарядки аккумулятора.

Когда они вышли на дорогу, Лена спохватилась:

– Ой, я кулон из нефрита потеряла – цепочка сама по себе разомкнулась!

А вечером в программе «Новости дня» три раза повторили сюжет с кладбища. Мишина шутка удалась на славу, на завтра сенсационный сюжет о потусторонних силах на кладбище Благозвонска показали по центральным российским телеканалам и даже в эфире Би-Би-Си.

Про нечистую силу

Но шутки шутками, а в действительности – есть ли на земле нечистая сила? Есть! Не из пальца же высосал Николай Васильевич сюжеты для «Вия», «Вечеров на хуторе близ Диканьки» и «Сорочинской ярмарки». В стародавние времена на Руси в каждой деревне было по своей ведьме, колдуну и оборотню. Случится неурожай пшеницы, ржи или овса – это ведьма наворожила, а не хозяин поля сроки сева прозевал. Нападёт на коров сибирская язва – колдун порчу напустил, а не заражённое сено кто-то в деревню привёз. Напугает позднего прохожего волк-оборотень – это не из-за того, что припозднившийся в гостях самогона перепил, а потому, что по матери ругался, когда перекрещивался.

Потом началась социалистическая индустриализация, и деревенский народ – кого пряником поманили, а кого кнутом погнали – подался на стройки пятилеток. Нечисти куда деваться? И она вместе с честным народом в город потянулась. Упал на стройке кран – то не гравийное полотно под рельсами просело, а колдун вредительский акт устроил. Пошёл на мануфактурном комбинате брак – то не станки разрегулированы, а злая ведьма нашептала. В рабочей столовой нет мяса в щах – то сырую свиную тушу упырь ночью сожрал, а не повара украли.

Нечистая сила бывает разного калибра. У одной нечисти силёнок достаточно, лишь чтобы в отдельно взятом колхозе падёж курей или свиней устроить. А бывает такая сильная нечисть, что голодомор по всей Украине, с её-то плодородными чернозёмами, организует.

И только на очередном съезде РСДПР – КПСС скверну выявят и вычистят, как она тут же видоизменяется, приобретая новую внешность – то левых перегибов и головокружения от успехов, то культа личности и волюнтаризма, то ускорения и перестройки.

Нечистая сила идёт в ногу с научно-техническим прогрессом. Включите телевизор, и вы услышите, как кот Баюн докладывает о предстоящем снижении уровня инфляции, а сладкоголосая Сирена – о скором укреплении курса рубля. И под эти колыбельные песенки всякого вида вампиры сосут, аж причмокивают, кровушку народную.

Есть нечистая сила – факт!

Без роду и племени

Поражает постоянное стремление всякого толка революционеров и реформаторов вмешиваться в порядок исчисления времени. Так, день Великой французской революции в этой стране был объявлен началом эры. Российские коммунисты хотя и назвали день Великой октябрьской социалистической революции началом новой эпохи, но не стали изменять действующий календарь. Вместо этого большевики ввели неделю из пяти рабочих дней и одного дня отдыха, которые так и назывались: 1-й, 2-й, 3-й, 4-й и 5-й рабочие дни и день отдыха. Таким хитрозадым способом воинствующие безбожники избавились от ненавистного им воскресенья.

Французские коммунары и российские большевики внесли своими новшествами сумятицу в подсчёт времени, но их календарные реформы были недолговечными, в масштабах истории человечества, можно сказать, сиюминутными.

Особый случай – та изумительная путаница, которую внесли в нашу повседневную жизнь православные попы. Из-за нежелания идти в ногу с Римским папой, они отмечают все события Нового завета на 13 дней позже остального христианского мира.

Русскому человеку, известному своим стремлением вести праздный образ жизни, удалось найти оправдание своей лени и здесь (и в этом я не отделяю себя от народных масс). Новый год мы, россияне, празднуем два раза. Как это по-русски звучит: «Старый Новый год»!

А наши пращуры жили без календаря. Не догадываясь, что понедельник день тяжёлый, а пятница 13-го – самый плохой день. Да что там годы, месяцы и недели, первобытные люди просто не смогли бы опоздать на службу, будь у них таковая, поскольку даже не подозревали, что сутки состоят из 24-х часов.

Я не хочу подвергнуть сомнению целесообразность разделения астрономического дня на 24 часа. С другой стороны, зачем кому-то понравилась именно цифра 24. Почему, не 12? Представляете – четырёхчасовой рабочий день! Но, бога ради, не 48 часов в сутках! Тогда, капец, загнёмся на работе!

Часть современного человечества, так называемые бомжи, интуитивно осознав все выгоды вневременного существования, пошла по пути эволюционного регресса. Скажите мне, чем отличается бомж от неандертальца? Так же, как и его доисторический предок, бомж не имеет паспорта, живёт в пещере и добывает пропитание собирательством. Колодец теплотрассы – та же пещера, только техногенная, поиски пищевых отходов в мусорных контейнерах – чем не собирательство. Но, главное их сходство – независимость от времени. Спроси бомжа, который час. Ему это надо?

Бомжей хоронят на участке для безродных. Могилы им копают «экономичные» – на ширину ковша экскаватора, памятник – деревянная тумбочка с порядковым номером. Родственникам не надо покупать венки, заказывать похоронный оркестр и поминки в столовой. И безутешные вдовы не падают в обморок при стуке молотка, когда приколачивается крышка некрашеного гроба.

И Воробьёву бомжи не доставили хлопот. Все бланки инвентаризации на них Миша заполнил, сидя на скамеечке в тени деревьев, как под копирку: ФИО – нет, дат рождения-смерти – нет, памятник – тумбочка деревянная. Осталось лишь обойти участок захоронения безродных и переписать номерки могилок.

Последний герой

В этот день Воробьёва послали в командировку по городу. Оказалось, исторические захоронения на территории Благозвонска также находятся в ведении МП «Ритуальный сервис». Ведь, если отбросить идеологию, это обычные могилы, только за пределами кладбища.

– Вот тебе проездной билет на автобус – поедешь к могиле Тараканова. Запишешь даты рождения-смерти, материалы и размеры памятника. В общем, всё по установленной форме, – напутствовал Мишу главный инженер.

Могила Пантелея Тараканова находилась в центре Благозвонска в окружении сквера. Над могилой был установлен бронзовый бюст мужчины с интеллигентным лицом в круглых очках. На табличке было написано: «Здесь покоится тело первого председателя Благозвонского Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов Пантелея Тараканова, зверски убитого японскими интервентами и белогвардейцами 13 марта 1919 года. Вечная память и слава герою!».

Путь Пантелея в революцию начался с того, что он, студент коммерческого училища, примкнул к ячейке большевиков-подпольщиков в Благозвонске. Городок на Амуре был транзитным пунктом переправки в Китай революционеров, скрывавшихся от царской охранки. Перейдя по льду речную границу, они добирались до Шанхая, откуда морем переправлялись в Америку и Европу. Проводниками были местные контрабандисты, русские и китайские, работавшие не за идею, а за деньги. Денег всегда недоставало. И когда в Благозвонске объявилась банда варшавских фальшивомонетчиков, здешние большевики-подпольщики помогли им обустроиться и наладить печатанье поддельных банкнот. Фотографическая мастерская, в которой изготавливались клише для фальшивых денег, была оформлена на Тараканова. Фальшивомонетчики работали с размахом, и касса подпольщиков переживала свои самые лучшие времена. Но, сколько верёвочке ни виться… Банду взяли с поличным и судили. Пантелей получил десять лет каторги, но не отбыл и трети срока – свободу ему даровала революция.

Товарищи по партии признали уголовное преступление Пантелея несущественным фактом, поскольку он таким способом добывал деньги для дела революции. Вскоре Тараканов был избран председателем Благозвонского Совета рабочих, солдатских и крестьянских депутатов.

Советская власть продержалась недолго – скоро Благозвонск был занят японцами и колчаковцами. Большевики опять ушли в подполье и начали подготовку вооружённого восстания. В ходе одной из облав Пантелея поймали. Он мужественно держался на допросах и никого не выдал, хотя и подвергался пыткам. Узнав, что подпольщики готовят нападение, чтобы освободить своего руководителя, колчаковцы поспешили перевести его из контрразведки в тюрьму. Тараканова застрелили при попытке побега.

В годы советской власти Пантелей Тараканов был канонизирован как герой революции, погибший за счастье народа. К 50-летию Великой Октябрьской социалистической революции городской партактив выступил с инициативой переименования Благозвонска в Таракановск. Неожиданно из Москвы пришёл ничем не мотивированный отказ.

И лишь в годы перестройки, когда были рассекречены архивы ВЧК – НКВД – КГБ, открылась истина.

Оказалось, что сразу после Гражданской войны документы колчаковской контрразведки попали в руки чекистов, и стал известна история предательства Тараканова. Как следовало из протоколов и письменных признаний самого Пантелея Тараканова, он начал давать показания на первом же допросе. Попросил карандаш и бумагу и подробно описал адреса явочных квартир, склады оружия и боеприпасов, назвал поимённо всех известных ему подпольщиков. В городе и в сёлах начались аресты и расстрелы. Самого Тараканова, за ненадобностью, колчаковцы тоже пустили в расход. Вывели из здания контрразведки на улицу, сказали: «Беги!» – и пустили пулю в спину.