Цицерон – мастер публичных выступлений, или Роман об истинном римлянине

Обвинителем выступил народный трибун Гай Норбан7.

Суть обвинения

Отказ подчиниться консулу Гнею Маллию Максиму8. Последствия: отряд Сципиона и отряд Максима расположились в разных лагерях на разных берегах Роны, этим воспользовался вождь Кимвров Бойориг и разбил римлян.

Вывод обвинителя: Сципион сыграл решающую роль в поражении римской армии в битве при Араузионе 6 октября 105 года до н. э.

Наказание, которого требовал трибун Гай Норбан

Лишить Сципиона гражданства, наложить «лишение огня и воды» (то есть никто из граждан не имеет права давать ему кров над головой и еду) и оштрафовать на 15 тысяч талантов золота, что по тем временам составляло огромное состояние.

Защитником выступил Луций Красс.

Юный Цицерон привстал на цыпочки и стал жадно слушать и смотреть, как выступает защитник Сципиона.

Красс поднял руку и начал свою речь.

– Приветствую Вас, консулы, сенаторы. Благодарю Вас за возможность выступить защитником выдающегося человека, потомка рода Сервилиев. Того рода, который на протяжении трех столетий верой и правдой служил Римскому народу. Уверен, что нет более достойных и справедливых отцов Рима, чем Вы. Только Вы способны принять правильное решение.

– Мы с Вами собрались здесь в этот прекрасный солнечный день, спустя десять лет после произошедших событий. Сенаторы, что же случилось??? – защитник картинно вознес руки к небу. В этот момент один из голубей, проникших в здание сената, метко попал своим «тайным оружием» Луцию прямо в лицо. Все засмеялись, кроме самого оратора, который невозмутимо достал дорогой платок из тончайшей белой шерсти, вытер лицо и после этого произнес:

– Вот видите, даже боги с Олимпа посылают нам свой знак непонимания. Сейчас, по прошествии стольких лет, мы обвиняем Квинта Сервилия Сципиона в гибели войска.

– Я скорблю вместе со всеми родственниками погибших. – Красс сделал горестное лицо, голос его был тих и кроток. – Из-за Сципиона было потеряно войско, и мы проиграли! О, боги!!! Это было ужасно!!! – Красс картинно и трагично поднял руки вверх.

– Но почему мы решили наказать человека спустя десять лет? Почему не сразу после поражения или не через пять лет? Мужчины! Мы что, до этого не могли вылезть из объятий наших женщин? Они нас так сладко обнимали, что мы все эти десять лет были глухи и слепы?

По залу пронесся легкий смех. Луций вышел в центр.

– Почему же, почему не подчинился Сервилий?!! – Речь Красса из тихой и кроткой преобразилась в энергичную и страстную.

– Смотрите! – Луций начал чертить на воображаемой доске на полу дислокацию римских войск. – Отряд Сервилия находился на правом берегу, более высоком и удобном, чем левый, где стоял отряд консула. Эта высота позволила бы, и наступать, и защищаться более эффективно. Если бы консул Гней Максим перешел со своим отрядом туда, где находился Сервилий, то римская армия разгромила бы Кимвров и сейчас мы с вами сидели бы не здесь, в душном зале сената, а в римской бане и наслаждались бы прекрасным сицилийским или Тускульским вином.

По залу пробежал гул одобрения.

– Вот карта той местности, которая была у полководцев. – И Луций передал карту по рядам сенаторов, чтобы те удостоверились в документе.

– Я вызываю свидетеля – легионера, который был в подчинении у консула Гнея, – произнес Луций.

По рядам сената пробежал возглас удивления. Вошел крепко сложенный средних лет легионер со шрамом через все лицо. Поклонившись, он сказал:

– Я готов дать показания о тех событиях.

К нему подошел трибун обвинитель Гай Норбан и спросил:

– Ты понимаешь, что за дачу ложных показаний будешь казнен?

– Да, – ответил легионер.

– Из какого ты легиона?

– Двенадцатый легион, – ответил воин.

– Как тебя зовут?

– Тит Пулон.

– Ваша позиция на левом берегу была лучше? – продолжил допрос с пристрастием трибун.

– Нет, мы все понимали, что если останемся на этом берегу, то неминуемо погибнем. Надо было переходить на правый берег, где находился Сервилий. Там был более высокий берег, что идеально подходило как для атаки, так и для обороны. Но наш консул по какой-то причине недолюбливал Сервилия и поэтому не хотел идти на уступку, так как был главнокомандующим. Но как солдат хочу сказать: здесь было важно принять стратегически правильное решение и забыть об амбициях и обидах.

– Как ты выжил? – спросил трибун.

– Меня тяжело ранили мечом, и я потерял сознание, а Кимвры решили, что я умер. Я пришел в себя через сутки, и меня выходила местная знахарка, только вот шрам остался на всю жизнь, – показал на рубец легионер.

Трибун с досадой отошел от воина и сел на свое место. Легионер поклонился членам сената и покинул здание.

Тогда снова взял слово Луций Красс.

– Вам достаточно доказательств, сенаторы? Сервилий потомственный полководец и понимал преимущество своей позиции, поэтому он и не выполнил приказ. Он не подчинился лишь потому, что Рим для него родной дом, и он понимал, что они проиграют, если подчинятся. Он не хотел, чтобы дикие варвары пришли в дом каждого из Вас! Он не хотел, чтобы они сожгли Рим. Изнасиловали и угнали в рабство наших матерей, жен и дочерей.

– Вот ты, Метелл, – обратился Луций к представителю древнейшего римского патрицианского рода, – скажи, ты бы хотел, чтобы в твой дом пришли варвары?

– Конечно, нет. Что за странный вопрос!

– Вот и Сервилий Сципион этого не хотел. Мы судим не того!!! Сенаторы, Вы все справедливые и достойные граждане, отцы нашего славного города, так почему мы до сих пор все еще здесь, а не в амфитеатре, где готовится отличное выступление финикийских гладиаторов?!

– Ради моих заслуг и моих лет! Примите правильное решение в отношении моего квестора! Ведь, как вы помните, я никогда не просил за себя и своих друзей! Я прошу снять все обвинения против Сципиона. Такое решение будет достойно Вас – ведь Вы совесть Рима! – закончил свою речь страстно и горячо Красс.

Раздались бурные аплодисменты, все сенаторы встали и устроили Луцию Крассу овацию. После выступления оратора семья Цицеронов села в повозку, предварительно выбравшись из центра города и отправилась домой. А в голове у подростка все звучали и звучали аплодисменты, которых был удостоен Луций Красс. «Пройдут годы, и настанет день, когда мне также будет рукоплескать весь Сенат и римский народ», – с этой мыслью одиннадцатилетний Цицерон сладко потянулся и заснул, положив голову на плечо своего отца.

Примечания.

1Луций Красс (140 до н. э. – 91 до н. э.) – древнеримский оратор, политик, консул с 95 до н. э., цензор с 92 до н. э.

2Авенти́н Сильвий – согласно римской мифологии, потомок Энея и второй царь города Альба-Лонга. Правил в течение 37 лет. Был похоронен на римском холме, позже названном в его честь.

3Квирин – один из древнейших италийских и римских богов. Квирин был первоначально божеством сабинян. Был привнесен в Рим сабинскими переселенцами, заселившими Квиринальский холм. Первоначально был богом войны, подобным Марсу. В более позднее время идентифицировался с Ромулом, первым римским царем. В начальный период истории Римского государства Квирин, вместе с Юпитером и Марсом, входил в триаду главных римских богов, каждый из которых имел своего Верховного жреца. Праздник бога Квирина – Квириналии – устраивался 17 февраля.

4Царь Этрусков Целес Вибенн – согласно легенде, завоевал Рим.

5Храм Юпитера Капитолийского – по легенде был заложен Тарквинием Древним, а завершил строительство Тарквиний Гордый в конце 6 века до н. э в 509 г. Этот храм был самым большим в Риме. Он был посвящен этрусской триаде богов: Юпитеру Всесильному, Юноне и Минерве. Когда победители возвращались в Рим с войны, они пересекали римский Форум и поднимались на Капитолий, чтобы поблагодарить Юпитера и оставить ему часть трофеев.

6Клиенты – обедневшие члены рода либо чужаки, переселившиеся на римские земли, иногда рабы, превратившиеся в вольноотпущенников. Бедные и политически бесправные члены римского общества. Им требовалась защита и они были вынуждены вступать в род какого-либо патриция, становясь по сути его слугой. Они поддерживали его и сопровождали на Римский форум, в Сенат, если требовалось, то и в поход на войну. Патриций в свою очередь содержал их, защищал и представлял их интересы в суде. После смерти клиента его имущество переходило к патрону, то есть патрицию.

7Гай Норбан – народный трибун, древнеримский политик и военачальник, консул 83 до н. э. Норбан был одним из представителей homo novus, чьи предки никогда не занимали высоких государственных должностей. В должности народного трибуна привлек к ответственности Квинта Сервилия Сципиона за поражение в битве при Араузионе. Умер в 82 или 81 году до н. э., покончив жизнь самоубийством.

8Гней Маллий Максим – древнеримский политик и полководец, консул 105 года до н. э., участник битвы при Араузионе 6 октября 105 года до н. э. Происходил из homo novus. В 105 году до н. э. был избран консулом и вскоре получил армию для борьбы против кимвров и тевтонов в южной Галлии. Находившийся неподалеку от Араузиона Квинт Сервилий Сципион, который должен был подчиняться Максиму как действующему консулу, отказался выполнять его приказы из-за невысокого происхождения последнего.

Глава VIII. Невыносимая боль и жертва Цицерона

Если боль мучительна, она непродолжительна,

а если продолжительна, то не мучительна.

Марк Туллий Цицерон.

Мы сами создаем то, что хотим, мы есть то, что думаем и желаем. Не верите? Цицерон тому доказательство. Мальчик не из самой богатой и родовитой семьи, но с огромным честолюбием, трудолюбием и невероятной целеустремленностью, уже в возрасте 12 лет стал знаменитостью у себя дома в Арпинуме. Когда он шел на какое-нибудь мероприятие или праздник, его сопровождала самая настоящая свита почитателей – его ровесников. Все это выглядело так же, как у взрослых: словно консул идет в сопровождении своих легатов по улицам Рима. Дети уступали Марку самое лучшее, центральное место на представлениях, признавая в нем своего лидера. Его уважали и любили – и не только за познания в учебе, умение писать выдающиеся поэмы (такие как «Главк Понтийский», «О Марии»), но и за доброту и честность. Никогда! Никогда он не отказывал своим друзьям в помощи. И всегда был с ними честен. Видимо, эти черты он унаследовал от отца и от покойной матери, Гельвии.

Цицерон обожал учиться. Школьного образования ему не хватало, и вплоть до совершеннолетия Марк вместе с отцом и братом Квинтом неоднократно ездил в Рим, где слушал в Курии речи ораторов. Он уже давно перерос свой маленький Арпин, и отец это видел и понимал. Необходимо было перебираться в Рим, где у отца имелся скромный двухэтажный дом на гребне холма Эсквилин. Это позволило бы дать сыновьям хорошее образование и в будущем сделать карьеру.

И вот в конце июля 91 года до н. э. за несколько дней до августовских календ между отцом и старшим сыном состоялся разговор. Сын к тому времени уже закончил так называемую среднюю школу, ему было пятнадцать. Больше при всем своем желании маленький провинциальный городок Арпин не мог ему дать.

– Ну, Марк, – произнес отец. – Что будем делать? Надо ехать в Рим, чтобы вы с Квинтом могли продолжить образование у видных судебных ораторов, философов. Как ты думаешь?

– Да, я согласен с тобой, – печально произнес юноша.

– Ты не рад, что мы поедем в Великий город? – удивленно спросил отец.

– Отец, он просто не знает, как сможет оставить свою Корнелию, с которой встречается вот уже четыре года, – ехидно произнес Квинт.

Марк от этого возгласа стал еще печальнее и ничего не ответил.

– Сынок, ты молод, у тебя впереди еще будет много Корнелий, – сказал отец.

– Таких, как Корнелия, у меня больше не будет, ведь она – моя первая любовь. Я не представляю, как смогу ее бросить, ведь мы так близки…

– Ты лишил ее девственности? – грозно спросил отец.

– Нет, конечно. Я не в этом смысле… Мы полюбили друг друга.

– Но, Марк, ты ведь не можешь сейчас жениться, ты еще так молод. Тебе нужно получить образование, да и, в конце концов, погуляй, пока молодой.

– Отец, единственное, ради чего я могу так поступить, – это клятва, которую я дал над смертным ложем моей матери, пообещав прославить наш род, – печально ответил сын и вышел из комнаты.

С того времени, как Марк и Корнелия стали встречаться, прошло несколько лет. Он искренне любил, и его любили – пусть детской и наивной любовью. Но если мы с Вами, друзья, вспомним свои чувства в те далекие пятнадцать, шестнадцать лет, – нам ведь тогда казалось, что это навсегда? И что больше никогда мы так не сможем полюбить, верно? А потом, когда проходили годы и мы становились зрелыми, то с легкой улыбкой вспоминали о тех своих мыслях и чувствах, удивляясь своей наивности и одновременно восхищаясь остротой и чистотой первых впечатлений от такого сладкого чувства, как любовь.

Юный Цицерон шел к дому Корнелии, и сердце его сжималось от боли. Какая дикая и беспощадная боль! При мысли о том, что ему придется расстаться с любимой и родной ему Корнелией! С каждым шагом к ее дому идти становилось все труднее и труднее. Он начал вспоминать, как она его поцеловала после победы над забиякой Гаем. Их прекрасные и нежные вечера, совместные прогулки на речку Фибрен, где они так любили купаться и радоваться встречам друг с другом. О, боги! А первые полувзрослые поцелуи, от которых у обоих так сладко кружилась голова! И он должен ее оставить?! Но, как, как?! Он не сможет без своей Корнелии, без ее нежности и ласки! Все эти мысли невольно вызвали слезы, и юноша не заметил, как они маленькими жемчужными капельками начали падать на землю.

Когда, подойдя к дому, он поднял глаза, то увидел стоявшую на пороге Корнелию, – она, словно почувствовав неладное, уже поджидала его.

За те четыре года, что они встречались, Корнелия сильно повзрослела и превратилась в восхитительную юную девушку. Она была высока и стройна. Белокурые шелковистые волосы струящимся водопадом спускались на белоснежные плечи, достойные самой Юноны. Большие миндалевидные глаза горели нежным бирюзовым огнем и неодолимо влекли к себе. Чуть припухлые алые губки, изящный носик и маленькая ямочка на подбородке придавали лицу невообразимое очарование. Высокая грудь, тонкая талия, – казалось, ее можно обхватить двумя пальцами… да что там говорить, Корнелия была настоящей красавицей.

Под изящным паллием девушка была одета в короткую белоснежную тунику, которая подчеркивала ее точеную фигурку и открывала стройные ножки, которым могла бы позавидовать сама Венера.

Она ждала его.

– Дорогая моя, – произнес Марк дрожащим голосом. – Мне нужно с тобой поговорить. Пойдем на наше любимое место, на Фибрен.

– Что-то случилось? – с волнением спросила девушка.

– Пойдем, пожалуйста, – повторил он.

Они пошли, взявшись за руки. Корнелия все заглядывала в глаза другу, пытаясь понять, почему он так расстроен. Но Марк молчал.

Они пришли на берег реки, на знакомое место, где они так любили гулять, беседовать и беззаботно купаться. И здесь, при виде их родного места, Марку стало еще больнее.

Стоял август. Заканчивалось лето. И с ним заканчивалась первая детская любовь Цицерона.

– Корнелия, я очень, очень тебя люблю и никогда не забуду, но я с отцом уезжаю в Рим, – печально произнес юноша.

– Что? Что? Я не верю!! Ты бросаешь меня?! Ты предаешь нашу любовь? Ведь мы же собирались пожениться? Как же я буду без тебя? – голос девушки задрожал, по щекам потекли слезы. Цицерон попытался ее обнять, но она оттолкнула его.

– А как же наше с тобой будущее?! Ведь я же тебя люблю, я не могу жить без тебя! Я дышать не могу без тебя, Туллий!!! – И девушка зарыдала, упав на колени. Марк сел рядом на землю, обнял Корнелию и начал дрожащим голосом:

– Корнелия, прости, что я причиняю тебе боль. Я тоже очень тебя люблю, мне тоже безумно больно. Но я хочу быть с тобой честен. Я ведь редко буду приезжать в Арпин, только на праздники – и как мы сможем сохранить наши чувства и любовь на расстоянии? Я очень, очень тебя люблю, но я должен ехать в Рим, прости меня ради всех богов, – дрожащим голосом произнес он. Девушка, рыдая, прижалась к нему и стала осыпать поцелуями такое родное лицо.

– Туллий, ты моя первая любовь, никогда я больше никого так не полюблю, – всхлипывая, повторяла Корнелия.

– И ты – моя первая любовь, – произнес Марк, отвечая на ее поцелуи.

Они обнялись, и долгое время сидели обнявшись. Когда стемнело, они медленно побрели к дому Корнелии.

У самых дверей дома, прощаясь, Корнелия сказала ему:

– Мой любимый, я счастлива и благодарна тебе за все наши годы. Я горда тем, что ты меня любил. Я уверена, что тебя ждет великое будущее: ты достоин его. Иногда в Риме вспоминай нашу любовь, пусть она поддерживает тебя в самые трудные минуты жизни. Но помни: в Арпине есть девушка, которая тебя очень любит.

– Любимая, – произнес растроганный юноша. – Через всю жизнь я пронесу нашу любовь, спасибо тебе за нежность, ласку, тепло… Ты научила меня любить. Я никогда этого не забуду. Никогда. Прими от меня на память маленький сборник стихов, посвященный тебе и нашей любви.

Корнелия взяла рукопись, а слезы текли и текли по ее прекрасному лицу.

Они в последний раз обнялись и расстались.… И Цицерон пошел навстречу новой жизни. Жизни, в которой уже не было места для его любимой Корнелии, но где его ждали великие события и потрясающий успех.

Почему так бывает в жизни? Почему, чтобы достичь чего-то, надо жертвовать чем-то очень дорогим для себя? Неужели такова плата за успех?

Часть II. Рим

Глава I. Приветствую тебя, Вечный город!

Где хорошо, там и отечество.

Марк Туллий Цицерон.

Поздним вечером 24 августа, за девять дней до сентябрьских календ, несколько повозок семьи Цицеронов с имуществом, рабами и прислугой подъехали к скромному двухэтажному дому на вершине Эсквилинского холма. Справа возвышался храм Изиды1, а слева внизу раскинулись жилые кварталы. Юпитер на своей огненной колеснице уже почти скрылся за горизонтом, но в наступающих сумерках еще можно было увидеть и оценить огромные размеры Вечного города.

Пока слуги и рабы вносили вещи в дом, Цицерон и Квинт побежали наверх и залезли прямиком на крышу. Все-таки родом они были из небольшого провинциального городка, и сейчас им хотелось увидеть Великий город во всей его красе.

С крыши дома их взору открылся потрясающий вид на зеленую долину, которая нежно как будто чуть-чуть была окутана легкой и нежной полупрозрачной дымкой – туманом с белокурого Тибра. Эта прекрасная река была главной водной артерией, по ней в Рим доставлялись многие жизненно необходимые товары.

Братья с восхищением смотрели на величественные храмы Юпитера и Юноны на соседнем Капитолийском холме, на Circus Maximus – Большой Цирк, дворцы Патрициев из золотисто-желтого Нумидийского мрамора. Красивейшие парки зеленым сочным узором вплетались во все улицы и кварталы. Красные крыши домов, белые колонны дворцов и зданий, позолоченные купола храмов – эти сочетания цветов придавали неповторимое очарование городу. Огромному мегаполису не было видно ни конца, ни края.

От этой масштабности, красоты и величия – просто захватывало дух.

Да… Рим по праву называли «Великим и Вечным городом».

Марк серьезно посмотрел на Квинта и важно сказал:

– Знаешь, младший брат, настанет день, когда этот город будет у моих ног.

Квинт засмеялся и захлебываясь от смеха проговорил:

– Туллий, ты с детства меня удивлял своим тщеславием и высокопарными фразами. Но сейчас ты меня просто до смерти рассмешил. Я, конечно, понимаю: ты мой старший брат, и я должен тебе верить. Но, ради всех богов, объясни, за счет чего ты хочешь прославиться?

– Квинт, я с детства знал, что добьюсь очень многого. Да, у нас не так много денег и пока еще нет связей. Но поверь, брат: если есть желание – все это придет. А желание у меня огромное, я хочу прославить наш род, чтобы никто больше не коверкал нашу фамилию и не называл нас горошинами или сукновалами2. К тому же, ты ведь помнишь, как я поклялся над смертным ложем нашей покойной матери.

Брат стал серьезным.

– Ну конечно, Марк, я все это помню. Если честно, меня восхищает твоя целеустремленность. И если ты в это веришь, то поверю и я. Ты же мой брат.

И я обещаю тебе, мой родной Марк: я буду с тобой на этом трудном пути.

– Спасибо Квинт, – растроганно ответил Цицерон.

Братья обнялись и зачарованно продолжили смотреть вглубь этого города, как будто пытаясь понять и отгадать то далекое будущее, которое им уготовили боги.

На другой день, когда ближе к обеду братья проснулись, Диодот, которого они привезли с собой из Арпинума, позвал их в триклиний для позднего завтрака. Отец уже ждал за столом и жестом пригласил детей присоединиться к трапезе.

Завтрак был самым легким приемом пищи у древних римлян. На столе были лепешки из спельты (дикий вид пшеницы), похожие на современный хлеб, на выбор – с солью, сыром и медом. На отдельных тарелках лежали аппетитные оливки и финики. На столе находилась и большая ваза с виноградом, персиками и айвой, и, конечно, любимая братьями сырная смесь с чесноком, маслом, сельдереем и кориандром под названием «моретум» (от названия чашки), которая намазывалась на хлеб.

Только братья собрались намазать эту вкуснейшую смесь на хлеб, отец строго сказал:

– Сначала поешьте пульса. Тебе, Марк, с твоим слабым желудком это особенно необходимо.

Пульсом называлась каша. Вы не поверите, друзья, но она была основным блюдом у всех сословий в древнем Риме – и бедных, и богатых. Пульс готовили чаще всего из спельты с добавлением растительного или сливочного масла. Кашу варили на молоке или на воде, в зависимости от предпочтений семьи. Варвары даже называли римлян «кашеедами» за пристрастие к этому виду пищи.

Рабы принесли каждому из членов семьи по тарелке горячей каши. Марк добавил меда и с наслаждением стал уплетать кашу, зная, что она ко всему прочему очень полезна.

Отец тем временем начал разговор.

– Дорогие мои, мы переехали в Рим, чтобы вы могли получить хорошее образование, которое позволит вам достичь успеха. У меня есть хороший друг, дальний родственник нашей семьи. Он очень известный, грамотный и влиятельный в Риме человек, который и возьмет наставничество над Вами, но об этом более подробно мы поговорим в конце сентября.

– А сейчас я хочу вас обрадовать. Мы с вами идем на празднование Римских игр3, которые будут проходить с 5 по 19 сентября.

– Да здравствует Юпитер! – радостно воскликнул младший брат Цицерона Квинт. Он любил зрелища, в которых нужно было побеждать.

– Отец, а что мы будем смотреть? – спросил Марк, всегда любивший докопаться до сути.

– Мы обязательно пойдем в Цирк и посмотрим ристания4. А еще мы сходим на спектакль, где в главной роли играет известный комик Квинт Росций5.

– Спасибо, отец, – произнес Марк. Он очень любил сценические представления, где участники декламировали и играли роли. Он понимал, что это пригодится в будущей профессии юриста для достижения успеха.

– А на гладиаторские бои мы разве не пойдем? – расстроился Квинт, предпочитавший более динамичные зрелища, где бойцы могли показать свою ловкость и силу.

– Я не хочу, чтобы вы в таком юном возрасте видели кровь, страдания, смерть – пусть даже рабов, – ответил отец, не любивший насилия. Ну, дети, хорошего вам дня, а я с вашего позволения пойду, напишу очередную главу своей повести.

Завтрак был закончен.

– Пойдем, Марк, поборемся или поиграем в мяч6, – предложил Квинт. Младший брат любил спортивные состязания и физкультуру. Он был хотя и моложе, но крепче и коренастее брата, мускулы от постоянных тренировок были как у Геркулеса. – Смотри, какой ты худой – кожа да кости. Так ты совсем не будешь нравиться девушкам, – с улыбкой заметил Квинт.

– Девушки мне не нужны, а мышцы сами нарастут. Лучше пойду и почитаю трактат Геродота7, – молвил Марк и пошел к себе.

Почему люди разные, и то, что нравится одному, совсем не интересно другому?

Так устроен мир.… Так устроены люди…

И спасибо богам за эту закономерность. Как вы думаете, почему?