Прогулки с Вольфом. Жизнь в заповедных местах Коста-Рики

Наиболее интересным аспектом исследований была работа с крупным рогатым скотом. У них для изучения был взят его особый тип – гибрид с исходной породой, поступившей из Испании. Возле никарагуанской границы была такая небольшая территория, где содержали чистую породу. Коровы этой породы представляли интерес для института, потому что они давали больше молока. Опыты показали, что в жарких, сухих низинах Коста-Рики эти коровы давали лучшие удои по сравнению с джерсейской породой, которая импортировалась из США и была скрещена с крупным рогатым скотом породы Брахман. Я ведь уже работал на молочной ферме, и мне действительно нравилось этим заниматься.

У нас там было специальное оборудование для поддержания определенных климатических условий для скота. В помещении находились холодильные и отопительные приборы, которые могли бы усиливать вдвое влажность, температуру и модулировать какой-нибудь определенный климат. Там-то я и узнал из экспериментов, что крупный рогатый скот породы Брахман меняет свое поведение, когда его помещают в холод. Животные становятся более нервными и буйными. В этой лаборатории было четко видно, как резко менялся их характер. Много лет спустя нанятый нами работник работал на ферме, расположенной на возвышенности с прохладной погодой. Там были пятнадцать голов Брахманов – мясная порода. Он с ними не мог справиться. Некоторые из животных были готовы затоптать его копытами, если б им представился такой случай. Они были нервными, плохо паслись и похудели. Мне было интересно убедиться на практике, что крупный рогатый скот реагирует в полях точно так же, как это прогнозировали исследования в контрольной лаборатории.

Мне разрешили пользоваться библиотекой. И еще там я познакомился со многими профессорами, например, с доктором Лесли Холдриджем, который уже до этого приезжал к нам в Сан-Хосе. Он прочитал в газете о группе квакеров, поселившихся в стране, и захотел встретиться с нами. Холдридж занимался лесами в Соединенных Штатах, а в Коста-Рике он переключился на тропическую биологию. Его бабушка была квакером, и это тоже повлияло на его интерес к нашей группе Друзей.

В 1954 году доктор Холдридж создал исследовательскую станцию «Ла Сельва» на территории своей фермы какао в восточной части Коста-Рики. В 1962 году, спустя десять лет после нашей первой встречи, он стал одним из основателей Тропического научного центра, который мы называем TSC, организации, созданной для поддержки и развития биологических исследований в тропиках. Спустя десять лет этот центр вел всю работу в заповеднике туманного леса «Монтеверде». Доктор Холдридж также разработал систему классификаций природных сообществ, основанную на корреляции между климатом и растительностью. Эта схема Холдриджа по-прежнему широко используется во всем мире. С самого начала он оказывал большую помощь нашей группе, описывая типы лесов в разных частях страны, а также рассказывал нам, где климат наиболее подходящий для сельского хозяйства.

Настали очень тяжелые времена для Лаки. Ей поставили диагноз амебная дизентерия. Лекарства не спасали ее от болей. Вероятно, это был ранний признак проблемы с яичниками. В подростковом возрасте она ощущала схожую боль в течение одной зимы и подумала тогда, что это, наверно, связано с холодным временем года. Как бы то ни было, в конечном итоге у нее развилась киста, которую обнаружили только во время пятой беременности. А в тот год она была беременна нашим первым ребенком. Я работал в Турриальбе, поэтому заботиться о ней должны были друзья в нашей общине. Жить вдали друг от друга было очень трудно. Я чувствовал себя нерадивым мужем, и ревновал!»

Их брак начинался непросто. В свои восемнадцать лет Лаки понятия не имела, с чем она связывала свою жизнь. Ее рассказ о тех годах показывает ход событий с точки зрения молодой женщины.

«На последнем курсе обучения в Олни Вольф написал мне письмо, в котором спросил, не хочу ли я поехать в Коста-Рику. Ну, я ничего не знала о Коста-Рике. Как и многие другие, путала ее с Пуэрто-Рико. Я не была особенно склонна к приключениям, но решила, что если туда отправляется Вольф, то тогда и я туда поеду. Все это было затеяно не мной, но я решила ехать. И я никогда, никогда не пожалела об этом. Я не знала других – Менденхоллов и Роквеллов, кроме Эстона и Мэри, которую я называла Лу. Они тоже решили ехать, поэтому мы все вместе и отправились в путь. Все, конечно, выглядело очень забавно, но для начала совместной жизни в браке это было нелегко.

Сейчас я бы не захотела повторить тот первый год семейной жизни. Сначала мы отправились в новую страну, с непривычным питанием, а еще потом я сразу забеременела, что вообще-то не входило в мои планы. Я, помнится, все никак не могла понять, почему меня постоянно тошнит. Думала, что это из-за непривычной пищи. Мы собирались предохраняться от беременности по календарю моих месячных, но от переезда месячные сдвинулись по срокам.

Когда мы приехали в Коста-Рику, то жили все вместе в одном доме: Лу, Эстон, Вольф и я. Готовили мы раздельно. Каждый считал своим долгом сказать мне, что я должна делать и что не должна, будучи в положении. Так что давление было со всех сторон. Кроме этого, были и иные эмоциональные моменты. Только что начавшийся брак был довольно-таки богатым на эмоции. Нет, я бы никогда не захотела повторить тот первый год».

К концу первого полугодия, когда стало ясно, что ни одна из тех областей, которые Друзья посетили, не удовлетворяла их потребностям в полной мере, в коллективе назрел кризис. Они всерьез обсуждали разделение на две группы, которые бы действовали и жили по-разному. В конечном итоге, это решение было отклонено, поскольку более обеспеченные финансами члены группы оставались приверженными идее оказания помощи молодым. Не менее важна была уверенность группы в том, что для будущего общины было важно оставаться вместе – для богослужений и для обучения.

Группа пыталась прийти к трудному решению с выбором места, причем варианты были далеки от совершенства. И вот именно тогда к ним пришел человек, который показал им землю, ставшую впоследствии их домом. Инго Калиновский и его партнер выложили перед ними вариант выкупа земли у сквоттеров, живущих в отдаленной местности на тихоокеанском склоне горы Тиларан. Земля принадлежала компании Guacimal Land. Трое квакеров поехали с Калиновским на лошадях в крошечную горную общину Серро-Плано. Девственные тропические леса покрывали высокие склоны, а кайма леса была достаточно ровной. На частично очищенном рельефе там и сям виднелись дома. Приехавшие на разведку квакеры поняли, что это лучшее из всего, увиденного ими до сих пор.

По возвращении назад эти трое пылали таким энтузиазмом, что вся группа согласилась купить землю, основываясь только лишь на рекомендации съездивших туда. Затем последовали переговоры, и 1400 гектаров были куплены за 50 000 американских долларов. Квакерам пришлось купить титул у Guacimal Land Company и оплатить отъезд сквоттеров, которые расчистили в тех краях небольшие земельные участки от леса. Многие из сквоттеров остались в этих же местах, просто перевезя свой скарб на близлежащие земли, где они расчистили клочки земли от растительности. Местные тикос всегда играли важную роль в развитии сообщества. Помимо продажи земли квакерам, тикос приветливо встретили вновь приехавших и делились с ними своими знаниями и опытом.

Буйная растительность на пастбищах и в лесах, представшая перед очами квакеров, объяснялась обильными осадками и частыми туманами. Было ясно, что выращивание сельскохозяйственных культур вполне реально при обилии солнечного света и наличии умеренных температур. Эти обстоятельства навели группу Друзей на мысль назвать их новое сообщество Монтеверде, в переводе с испанского – зеленая гора. На тот момент к вершине горы вела лишь колея, проторенная повозками. Понятно, что первой задачей новых поселенцев стало строительство нормальной дороги для перевозки скарба и провизии в свой новый дом.

«В первый раз я поднялся на гору с Сесил Роквелл и Хьюбертом Менденхоллом. Мы хотели получить представление о том, как мы будем управляться с имуществом и как сможем доставить сюда наши семьи. В пути нам пришлось убирать с дороги большие камни и протискиваться через ворота, предназначенные для воловьих повозок, а не для джипа. Зачастую приходилось срезать лопатами центральный горб колеи, потому что местами он был столь высок, что оси колес нашего джипа скребли по нему. Когда мы добрались до угодий, то пересели на лошадей. Обскакав наше новое землевладение верхом, мы увидели поля, уже расчищенные жившими тут ранее костариканцами.

Потом я приехал сюда еще раз и тогда уже смог осмотреть большее пространство. Мне помогал Эстон, который на тот момент уже прожил тут пару недель. Все это было как большое приключение. Мы ходили, общались с людьми, у которых мы выкупили земли и которые теперь были нашими новыми соседями. Мы прикидывали, какими постройками мы хотели бы владеть, и еще я купил корову у одной костариканской семьи, уезжавшей из этих мест. Все для нас было внове. Мы думали и говорили только о будущем. Хорошее было время».

Первые семьи переехали на гору уже по новой, расширенной дороге 29 мая 1951 года. Набитые скарбом до самого верха джипы и прицепы, белокурые и светлокожие иностранцы – это интересное зрелище порадовало местных жителей, которые точно никогда до этого не видели такого парада. После двух ходок перегруженного транспорта Вольфа дорогу надо было снова приводить в порядок, а джип требовал ремонта. Первое знакомство квакеров с горами случилось еще в конце сухого сезона, но теперь наступал сезон дождей. Сильные дожди сначала превращают дорогу в грязное месиво, а потом просто смывают ее напрочь. Местами из земли начинают бить ключи. Там возникают бездонные ямы, подобные болотным трясинам. Такие перемены в окружающей среде вынудили переселенцев натянуть цепи на каждое из четырех колес машин. Иначе джипу было невозможно даже сдвинуться с места.

В июле перебравшиеся на место квакеры расчистили землю, построили палаточные площадки для временного проживания, перенаправили воду из ручьев и помогли друг другу перевезти по грязной дороге все пожитки. Именно в июле Вольф и Лаки отправились в Огайо. Они ждали появления на свет первенца. Сестра Лаки и ее муж – Хелен и Лоуренс Стригал – предоставили свой дом для будущих родителей. Вольф работал на молочной ферме зятя, зарабатывая на обратный путь в Коста-Рику. Альберто Гиндон родился 17 августа, в день рождения его папы. В декабре 1951 года молодая семья, полная надежд и мечтаний, вернулась в Монтеверде, чтобы начать там свою новую жизнь.

4. По камушкам

«Я слышал такое выражение: если вы ищете мосты, и их не найти, то ищите камушки. Давеча я переходил через ручей и подумал, что это тот самый принцип, который нам помогал, когда мы выстраивали наши взаимоотношения с костариканцами. У нас не очень-то много было возможностей сотворить большие изменения или стать первыми в какой-либо области, будь то образование, или дороги, или что-то еще. Но мы старались устанавливать высокие стандарты в наших школах и содействовать лучшему образованию людей в этом регионе. То же самое можно сказать и о тех случаях, когда мы были готовы поделиться нашими медицинскими знаниями или пытались улучшить дорогу, начиная с самых трудных участков. Небольшие такие шаги, направленные на улучшение чего-то большего».

Вольф при пересечении Кебрада Куэча

Монтеверде часто служил чем-то вроде хосписа для меня. В первый раз я туда приехала с разбитым сердцем, вся – в переживаниях после развода. Я думала, что двух месяцев в Коста-Рике мне будет достаточно для исцеления. Однако жизнь там была настолько хорошей, что я задержалась еще на полгода. Я поработала с биологом Налини Надкарни, которая занималась анализом состава лесного покрова. Я провела несколько недель, ползая по лесу, вместе с ее помощником Родриго Солано. Мы подготавливали участки для проведения исследований и собирали данные. Я работала неполный рабочий день и как-то раз в свое свободное время забралась на одно из гигантских деревьев в Заповеднике тропического леса. Помню – вынырнула я над поверхностью океана зеленой листвы, увидела белые мордочки обезьян, кричавших на меня с соседних ветвей, и у меня возникло ощущение, что я попала в мечту.

Я пошла работать волонтером в офис Монтевердской лиги сохранения природы и помогала разрабатывать программу для волонтеров Института Монтеверде. Жила с университетской группой в деревенском доме в заповеднике и была связующим звеном между институтом и сотрудниками заповедника, а также опекала приезжавших на практику студентов.

Пока я жила в заповеднике, помогала координировать утренние прогулки на природе, познакомилась с гидами и стала ориентироваться в тропах. Моя дружба с Вольфом крепла по мере того, как мы ходили по долине Пеньяс-Бланкас и я расшифровывала его аудиозаписи. Я жила на горе, где было прохладно, но при всякой возможности спускалась в низину, в жару. Я познала не только красоты тропических лесов Коста-Рики, прелести ее пляжей, но и смирение, искренность и юмор людей, живущих там. До сих пор поддерживаю дружеские отношения с многими из них и тем дорожу. Я воспряла духом, а душа моя обрела почву, ускользавшую доселе по причине несчастного замужества.

И в то же время я теряла вес, мне было трудно дышать, и моя физическая энергия шла на спад. Сначала я игнорировала эти метаморфозы своего организма, но в сентябре, после того как я упала в обморок прямо в заросли гибискуса около местного ресторанчика, я купила билет домой. Сердце мое было теперь на месте, но вот тело приходило в негодность. Больше всего по возвращении в Канаду я скучала по костариканцам, и именно они, люди, населявшие эту страну, влекли меня назад.

После трех месяцев хождения по врачам и сдачи анализов, в самый канун Рождества 1990 года мне поставили диагноз болезнь Ходжкина, лимфатический рак. И тогда я шаг за шагом начала свой долгий путь обратно к здоровью и целостности.

Шаг за шагом цивилизация пришла в горы Тиларан. Квакеры из Фэрхоупа были здесь не первыми поселенцами, назвавшими эти края своим домом. Артефакты показывают, что когда-то тут жили коренные жители, местные аборигены, хотя о них мало что известно. Современная история этой области ведет отсчет с начала 1900-х годов, с открытия золотого рудника в Гуасимале в низинах к юго-западу от Монтеверде. В свободное от основной работы время местные шахтеры охотились на лесистых холмах. Постепенно этот край был заселен. Люди расчищали поляны для выращивания сельскохозяйственных культур и для выпаса скота. К моменту переселения сюда квакеров в регионе уже жили и трудились около 175 фермеров.

Соседнее с Монтеверде поселение к западу – Серро-Плано. На момент основания квакерской общины там уже было несколько домов, была и школа на два класса, и церковь. Пастбища в этих краях были расчищены и застолблены через систему прав сквоттеров. С другой стороны от Серро-Плано располагалась Санта-Елена, небольшое поселение, где находились местные власти. Центр деревни первоначально был ближе к дороге, ведущей из Лас-Хунтас, шахтерского городка. Туда раньше ездили за провизией. На каком-то этапе там построили католическую церковь, ближе к Серро-Плано. И тогда центр Санта-Елены сместился уже к церкви.

Жители Серро-Плано и Санта-Елены приветствовали вновь прибывших квакеров с типичной для костариканцев теплотой. Конечно, для местных тикос эти иностранцы казались любопытными персонажами, но соседствовали все мирно. Вольф и Лаки с младенцем были рады вернуться в столь гостеприимную среду. Тогда-то они и очертили границы участка, который и теперь, пятьдесят пять лет спустя, называется семейной фермой Гиндон.

«С самого первого дня, с тех первых походов в Монтеверде, меня привлекал лес и заповедные тропы, и я отправлялся в поход, чтобы только посмотреть, что же там – в конце тропы. Частично моя задача была в том, чтобы в лесу создать ферму и выращивать на ней разнообразные культуры – на земле, где раньше ничего не выращивалось для потребления человеком. Здесь были дикие леса, пригодные для жизни обезьян. Я должен был объяснить обезьянам, чтобы они слегка подвинулись и освободили место для меня и моей семьи. Хотя, конечно, нас вполне устраивала земля. На деревья мы не претендовали.

К нашему возвращению из США с малышом Берто земля, которую приобрела группа, была поделена. Большинство семей уже переехали на свои участки, поэтому мы могли выбирать, кто будет нашими соседями. Оставались еще три участка, которые были достаточно большими для нашего семейства, для того чтобы там обосноваться и разрабатывать их дальше. Оказалось, что одним из этих участков был как раз такой, какой мы и искали: прекрасная делянка, почти полностью покрытая девственным лесом. Это было хорошее начало. Тропа, которую я прорубил к нашему участку, была достаточно широкой для нашего джипа с прицепом. На нем мы перевезли все свое имущество. Эта вручную прорубленная просека была нашим началом начал.

Участок имел две небольшие поляны. Нам важно было определиться с местом, где можно было бы разбить сад и что-то посадить. Айоте, мускатная тыква, уже росла на одной из полян, и мы ели ее в изобилии. А еще нам нужно было решить, где же мы разместим наш дом, поскольку на нашем участке не было никакого жилья.

Мы расчистили место для первого временного дома-палатки. Мы заранее договорились съездить и купить такие огромные и тяжелые полотняные тенты. Каждая семья еще прикупила дровяные печи в магазине «Сирс энд Робак». Мы распилили бревна и построили платформы с разделительными стенами, чтобы натянуть тенты, и чтобы в наших временных жилищах было достаточно пространства.

Нам надо было выкопать колодец. Непростая была задача, но и с ней мы, в конце концов, справились. Я считаю, что у каждого есть ангелы-хранители. Выкопав яму, мы увидели, что на дне ее выступило немного воды. Вроде как тут естественный источник. Я выкопал колодец глубиной девять метров, и в сезон дождей в нем было достаточно воды, но в сухой сезон она высыхала. Поэтому я стал копать дальше – теперь до пятнадцати метров – и наткнулся на подземный источник воды, которая уже никуда не девалась. Мне повезло, что я копал в том месте, которое тут называют  – выход пластов песчаника. Только копай и отбрасывай, никакой опалубки не требуется. Как только колодец был вырыт, мы взяли то же самое ведро, которым вычерпывали грязь при рытье, и с этого момента уже использовали его как ведро для воды. Рытье колодца было огромной работой, но зато он снабжал нас водой в течение нескольких первых лет нашей здешней жизни. каскахо

Мы установили свою палатку в лесу. Прямо над нами, по деревьям скакали обезьяны. А еще тут водились коати (млекопитающее из рода носух семейства енотовых), на местном наречии – . Они питались кукурузой с нашей делянки. Мы сразу завели свиней и кормили их тыквами. Тыква также была кормом для коати и кинкажу (хищное млекопитающее из семейства енотовых). Лесная живность была активна в основном по ночам. Жили мы на сравнительно небольшом участке земли. Было приятно наблюдать за дикой природой: будь то лесная белка или кошка, притащившая ласку. Неплохой такой мини-зоопарк на дому. пизотэ

Вот так мы и жили, – в самом конце дороги, чуть ли не нависшей над краем скалы. Я тогда начал расчищать земли для наших пастбищ. Лаки в те годы, наверно, чувствовала себя одинокой. Жизнь посреди леса – и в гости не к кому сходить. Большая перемена в ее жизни. Теперь ей надо было привыкать к самостоятельности.

В 1952 году несколько человек из нашей общины, включая Лаки и меня, подхватили гепатит, хотя и не в тяжелой форме. Лаки тогда была беременна нашим вторым ребенком. К сожалению, из-за желтухи мы потеряли нашу дочку. Она умерла 25 мая 1952 года. Мы назвали ее Ребекка Джейн, по именам наших матерей. Похоронили мы ее на следующий после смерти день. Наша девочка была первой, кого похоронили на кладбище Монтеверде. Я помню, что Марвин, Клара и Артур Роквелл дали нам каллу, чтобы мы посадили ее на могиле. К сожалению, этот участок потом сильно зарос, и теперь могилку не найти.

В мае 1953 года, после того как мы прожили в палатке уже более года, крыша дала течь. Мы сообразили, что, если нам хочется выжить в мокрый и ветреный сезон, то нужно попробовать как-то обработать холст. Чтобы сделать палатку водонепроницаемой, ее надо было обработать смесью скипидара и парафина, продававшегося большими кусками. Как-то утром, когда наш Берто играл на улице, мы решили отремонтировать полотняную кровлю.

Смесь должна была быть достаточно горячей, чтобы ее можно было аккуратно наносить. Парафин не желал таять, и мы стали нервничать. Вдобавок ко всему еще и начинался дождь. Мы решили ускорить процесс расплавления, сняли заслонку с дровяной печи и поставили бак прямо на огонь. Закипевшая часть смеси убежала из бака и загорелась. Мы кинулись заливать все это водой, но, вместо того чтобы погаснуть, огонь перекинулся на пол и стены, и наша палатка загорелась.

Наши шмотки были разложены на полках, сделанных из деревянных ящиков, в которых мы перевозили свой скарб. Понятно, что одежда и прочие тряпки местами свисали с полок. Огонь накинулся на все это, сжег нашу одежду, скатерти и много еще чего. В палатке были только я и Лаки. Мы пытались загасить пламя. Моя жена была на седьмом месяце беременности нашим сыном Томасом. Лаки оказалась в ловушке в углу кухни, и ей ничего не оставалось, кроме как рвануть на выход сквозь пламя. Она очень сильно тогда обожгла руку.

Мы выбрасывали изнутри все, что могли. В результате потеряли много вещей, даже из тех, которые выбросили. Мы думали, что они перестали тлеть. Но, уже чуть подпаленные, уже снаружи наши пожитки занялись и сгорели, пока мы сражались с огнем внутри. Некоторые из вещей только слегка обуглились местами, поэтому их можно было использовать. Лаки потом сшивала кусочки полотенец так, чтобы получились пригодные для употребления полотенца нормального размера.

В общем, мы просто не продумали процесс ремонта крыши заранее, иначе бы действовали по-другому. Слава богу, что Берто в это время играл на улице. Единственное преимущество от пожара было в том, что на обед у нас получился вкусный хорошо запеченный бекон, который висел над плитой. Соседи пустили нас к себе и делили с нами кров до тех пор, пока мы ни купили новый брезент и ни натянули его на обугленные рамки. Тогда мы снова смогли вернуться в свой дом. Позже мы вообще сделали металлическую крышу для всей конструкции.

Потом мы поняли, что нам нужно переместить наш дом в другое место, чтобы поблизости был источник воды лучше того, что был у нас. Мы переехали на площадку, которая была ближе к источнику воды нашего соседа Джона Кэмпбелла. На протяжении многих лет мы таскали воду молочными бидонами, взвалив их себе на плечи. Позже провели водопровод, используя пластиковые трубы. Наш водопровод брал воду из источника Джона, что было хорошо до тех пор, пока там хватало воды на всех.

В 1962 году мы построили себе постоянный дом на куске земли, расположенном в центре нашего собственного участка, и вскоре подключились к общей системе водоснабжения. По мере того как в этом районе увеличивалось число домов, потребление воды увеличивалось тоже. Появилась потребность в лучшем источнике, который нашелся в горах. В течение многих лет этой воды хватало, и к нему подключились еще несколько семей. Но доступ к воде всегда был серьезной проблемой. Мы всегда ждали и надеялись, что у нас будет собственный источник на нашей собственной земле.

У нас в общине был небольшой гидрогенератор, дававший ограниченное количество электричества. В конце концов, Хьюберт привез больший генератор, который обеспечивал электроэнергией его дом, дом для молитвенных собраний, дома соседей и еще наш цех по производству сыра. Генератор вырабатывал электричество для нас только ночью, а днем вся его мощность шла исключительно на лесопильный завод. К остальным обитателям нашей общины электричество пришло в 1957 году, когда Рубен Роквелл построил гидроэлектростанцию в Линдоре, в нескольких милях от Монтеверде, и провел линии электропередач в нашу коммуну. Были времена, когда электричество вдруг отключалось из-за оползня или других проблем, но по большей части источник тока был надежный. А это значило, что мы теперь могли купить холодильник, что для нас имело большое значение. Мы, в самом деле, это высоко ценили. Гидроэлектростанция в Линдоре обслуживала население, проживающее вплоть до Санта-Елены, и работала на всех до тех пор, пока потребности не стали слишком уж большими. У людей появлялись холодильники и титаны. Наша община переключилась на общественное снабжение электроэнергией в 1990 году».

Квакеры всегда считали важным наличие надежного источника воды. Хотя в этих краях выпадает большое количество осадков, на практике это мало помогает. В сезон дождей, с мая по ноябрь, льет практически каждый день. Иногда это просто брызги с неба, но бывает и проливной дождь. По мере приближения тропической зимы погода по утрам становится тихой, с безоблачными небесами. После обеда может пойти дождь различной интенсивности. По мере приближения зимы бывает, что от обильных дождей вода буквально повсюду: дороги превращаются в грязное месиво, в котором ноги утопают в жижу сантиметров на тридцать. В такие дни зонтик практически бесполезен. Прочные резиновые сапоги – вот что нужно.