Прогулки с Вольфом. Жизнь в заповедных местах Коста-Рики

Когда перевозишь свиней, то лучше всего выезжать ночью – из-за жары в низинах. Несмотря на то, что свиньи выживали в жаре, они всегда теряли несколько килограммов за время между загрузкой в грузовик и продажей их на рынке. Я не мог позволить себе такую потерю прибыли. Конечно, и продажа свиней была та еще работа. Я неважный специалист по переговорам с перекупщиками. Здесь все совсем не похоже на торги в США, где покупатели соревнуются друг с другом. Тут была такая традиция, что если кто-то предлагал низкую цену, то другие перекупщики изображали дело так, как будто это и в самом деле была хорошая цена, и не повышали ставку. Может быть, можно было бы заставить человека поднять цену, но только если бы вы действительно уперлись. Случались у меня и удачные деньки, когда я продавал свиней по цене более высокой, чем средне-рыночные расценки. Такое если и случалось, то главным образом, потому что мои свиньи были лучшего качества.

Все это казалось привлекательным, но было делом хлопотным. Приходилось ездить верхом, находить и покупать свиней или иногда брать еще и других свиней на комиссию, забирать их в город, продавать свиней, а потом еще загружать покупки и возвращаться домой. У меня было много причин, чтобы бросить это занятие. По мере того как дети становились старше, они могли больше помогать, а еще и молокозавод производил больше продукции, поэтому не было такой уж потребности в дополнительном доходе. В этих новых обстоятельствах я был доволен тем, что теперь я могу уделять больше времени походам в лес за приключениями. Не буду врать, самая приятная для меня работа – в полях и в лесу.

В те годы много было работы для лесорубов: расчистка земли шла вовсю. Мой отец был лесорубом в Вермонте. У нас дома всегда был топор, и именно тогда я научился пользоваться этим инструментом. Я привез с собой в Южную Америку свой типичный североамериканский топор с коротким топорищем. Вскоре выяснилось, что в этих краях люди использую инструмент с более длинной ручкой и гораздо более легким металлическим топором. Для здешних деревьев такие топоры гораздо лучше – порой надо рубануть по стволу выше ребер, столь характерных для тропических деревьев.

Многие виды деревьев в тропиках имеют продольные ребра, напоминающие стабилизаторы у ракет, и рубить эти деревья топором очень сложно. Лесорубы подпирали дерево деревянными столбами так, чтобы сделать своего рода платформу. Стоять приходилось на ней, а не на земле, достаточно высоко, над этими самыми ребрами-стабилизаторами. Вот когда совершенно необходим топор с более длинной рукояткой. Как только дерево падает, лесорубы забираются на бревно и подрубают ствол так, чтобы с одной стороны получилась плоская поверхность, что упрощает погрузку на телегу. И в этой операции не обойтись без длинного топорища.

Тропические деревья, даже гигантские, часто имеют отходящие от дерева корни длиной около одного метра. Во время своих походов по лесу я видел много повалившихся деревьев, у которых корневая система не уходила глубоко в землю, а распространялась по поверхности. Удивительно, как они вообще стоят с такими поверхностными корнями. У некоторых видов деревьев корни, естественно, длиннее, но я никогда еще не видел корней, схожих с теми, какие мы видим в Соединенных Штатах. Я узнал, как опасно оставлять деревья, стоящие в одиночку, открытым ветрам. Я оставлял какие-то деревья по причине их красоты. В результате они падали, да так, что у меня, например, погибли три коровы. Они стали жертвами падающих стволов. Некоторые из этих деревьев не были срублены, потому что я их оставил про запас, чтобы потом срубить на распиловку или на дрова. Это был еще один урок, полученный в первые годы, и цена его была ощутимой.

Сначала я сам занимался вырубкой, расчищая пространства от лесов. Но в первые два года у меня было очень мало времени на это. В конце концов, большая часть этой работы была сделана молодым человеком по имени Умберто Солано, который был более искусным, чем я. У меня было недостаточно денег, чтобы оплатить всю проделанную им работу, но его очень заинтересовало мое ружье. Поэтому я обменял его на три участка – чуть более двух гектаров вырубленного леса. Но мне все равно надо было платить ему наличные деньги, потому что он и его семья должны были что-то есть, пока он отрабатывал ружье. Пока он вырубал деревья, я сначала занимался тем, что разбрасывал травы на пастбище и начинал доить коров. Затем я подключался к Умберто и начинал работать бензопилой.

Понятно, что в наше время мы заботимся об удобстве в работе. Меня с бензопилой познакомил мой тесть в Айове. У него была своя лесопилка. Тесть был обладателем одной из первых бензопил Homelite с поплавковым карбюратором. Это был потрясающий новый вид пилы. Когда мы переехали сюда, стало ясно, что вырубка топором будет очень долгой историей.

Конечно, наличие бензопилы было необходимо, и это был не просто гаджет. Наши соседи костариканцы, помнится, в первый раз услышали шум пиления и пришли посмотреть, что происходит. Они тоже захотели себе такую же пилу. После покупки пилы для себя я продолжал поддерживать контакт с фирмой Homelite в Нью-Йорке, поэтому стал первым дилером бензопил в Коста-Рике. Здесь считалось, что если у тебя есть бензопила, то ты человек. Я стал широко известен, поскольку торговал пилами и учил людей пользоваться ими и тому, как ухаживать за этими инструментами.

Я и сам многому научился, пока занимался бензопилами. Когда я продавал пилу, кроме товара, я давал покупателю два или три дня учебных курсов. Я думал, что буду учить костариканцев, как валить деревья. Мне было понятно, что большинство из них всю свою жизнь деревья рубили. В конце концов, получилось так, что это я был тем, кто учился больше всех. Я узнал много нового о разных древесных породах, о том, как их лучше использовать: для топки, в качестве столбов или пиломатериалов. Очень много еще я узнал о работе в разных погодных условиях: в ветреный день, сухой или дождливый.

Я работал с бензопилой в нашей коммуне и работал с ней для соседей-костариканцев. Я начал ездить в отдаленные поселения в развивающихся районах и познакомился с новыми регионами и новыми людьми. Работа с костариканцами была полезным опытом, будь то расчистка участков, или обучение людей использованию бензопил, или когда я сам работал по найму на кого-то. Параллельно с работой я изучал культуру костариканцев, их веру и убеждения, знакомился с проблемами простого люда. Я подружился со многими, и эти дружеские отношения продолжались на протяжении долгих лет. Много было выпито чашек кофе. Хотя, наверно, не так и много, если сравнивать с более поздним периодом, когда я начал работать в заповеднике, путешествуя по еще большему участку в качестве лесника и выкупая землю под заповедник, для консервации.

Когда я занимался вырубкой и расчисткой земли, то оставил нетронутыми несколько деревьев, в том числе одно историческое, которое мы назвали четвероногим фикусом-душителем. Я не думал, что это дерево простоит больше года или двух, не говоря уже о более длительном сроке. Но вот прошло пятьдесят лет, а дерево все стоит. Что-то необычное в его лапах-побегах, которые удержали его, несмотря на ветры. У этого дерева теперь потрясающая роскошная верхушка, но я уверен, что и она когда-то падет под воздействием ветра. Остальные деревья из тех, что я когда-то оставил, теперь уж все упали.

Рубка деревьев для расчистки земли под сельскохозяйственные угодья была одной из самых опасных работ, которые я когда-либо делал. Всякий, кто рубил деревья, знает, что это довольно сложное занятие. Когда работаешь топором, у вас больше времени для того, чтобы судить о последствиях того или иного действия – подрубания, насечек, зарубок, сделанных для направленного заваливания дерева. Когда работаешь бензопилой, все может произойти очень быстро. Вы просто не в состоянии слышать все и наблюдать за всем, и опасность как раз таится в том, что вы не полностью в курсе всего, что происходит. Пару раз я смотрел смерти прямо в лицо и едва успевал отскочить на несколько футов в сторону, чтобы избежать падения дерева на меня. Огромный ствол, падающий вниз, может убить. Падающие деревья рвали мои резиновые сапоги и однажды угробили мою пилу. Разветвляющиеся деревья всегда реально опасны. В первый раз, когда я испытал это на себе, я не осознавал, что происходит, пока ствол не треснул мне прямо по голове.

Я как-то раз пилил деревья, и со мной был приятель, приехавший из Штатов. Он смотрел, как я работаю, и фотографировал. Там стояло одно дерево, и я думал, что срежу его очень быстро. Я видел, что дерево клонится, но даже и не задумался, что это был за вид растений. Когда я приложил пилу к дереву, оно треснуло, и ствол взлетел метра на четыре в воздух. Я видел, что он падает точно на меня. Я едва успел отскочить и, пока делал этот кульбит, краем глаза заметил, что моя бензопила тоже взлетела и делает воздушное сальто. Приятель мой подбежал, полагая, что я, наверно, убит или ранен. А я встаю и говорю: «Ну, не в этот раз. Хотя, сказать по правде, у меня мелькнула мысль, что, похоже, этим утром я доил свою корову в последний раз».

Такие случаи заставляют нас держать ухо востро. Разумеется, я извлек урок из случившегося. Больше мне никогда не приходилось сталкиваться с каким-нибудь расщеплением ствола дерева без того, чтобы я не предугадывал последствий. И я всегда держал ситуацию под контролем. Тот первый случай был для меня большим сюрпризом. Как говорил мой отец, промахнуться на дюйм так же плохо, как промахнуться на милю. У меня было много возможностей проверить отцовскую мудрость.

Я всегда полагал, что при рубке леса самое первое дерево и последнее до наступления темноты были самыми опасными. Первое – потому что вы еще легкомысленны с утра; а последнее – потому что к тому времени вы уже можете быть невнимательным, и тогда несчастный случай весьма вероятен. Еще одна байка о бензопилах – история о фермере-квакере, который продавал мула. Покупатель спросил, не лягал ли мул когда-либо своего хозяина. Квакер, который всегда говорит только правду, на это ответил: «Нет, меня лично этот мул никогда не лягал, но он часто лягал то место, где я стоял мгновением раньше». Это похоже на то, что случалось иногда со мной во время вырубки деревьев. Порой дерево падало там, где я находился только что. И я был благодарен за то, что остался живой и оставался честным».

Мужчины работали на земле, а женщины рожали детей, поэтому все большее значение для нашей коммуны приобретало хорошее здравоохранение. Сначала мы обходились познаниями Марвина Роквелла, который прошел курс обучения в Корпусе медицинской службы в армии США во время Второй мировой войны. Он был у нас человеком, которого можно было позвать в случае травм или когда были нужны фармацевтические препараты. Он смог пополнять запасы и покупал необходимые лекарства через свои контакты в Сан-Хосе. Но с течением времени появлялись люди, способные взять на себя ответственность за оказание медицинской помощи. Среди таких энтузиастов была Ирма Роквелл, которая делилась своими знаниями и гомеопатическими препаратами.

Костариканцы также щедро делились своими знаниями, хотя не все их народные средства были с готовностью приняты нами. Ежедневное использование мачете для всего – от расчистки земли до нарезки овощей – часто приводило к случайным порезам. Для того чтобы остановить кровотечение, местные жители намазывают на рану смесь паутины с кофейной гущей или мукой. Эта смесь затвердевала, создавая цементное покрытие для раны, делая ее недоступной для обработки.

Милдред Менденхолл, Эльва Роквелл и другие женщины в квакерской общине приняли большую часть родившихся в Монтеверде младенцев. Гораздо безопаснее иметь акушерок поблизости, нежели пытаться добраться до роддома по ухабистой дороге. В начале 1970-х годов в Монтеверде переехала на постоянное проживание медсестра Сильвия Смит. Она ухаживала не только за людьми в нашем регионе, но заботилась и о многих больных животных. Именно с приходом Сильвии в коммуне родилась идея создать настоящую клинику.

«К 1960-м годам мы договорились с Департаментом здравоохранения о медицинских услугах, но врачи посещали наши края только раз в месяц. Местные жители, которые могли себе это позволить, ездили в Пунтаренас или Сан-Хосе для получения медицинской и стоматологической помощи. Клиники имелись даже в Лас-Хунтас и Тиларане, еще задолго до того, как мы создали свою амбулаторию. Наша официально зарегистрированная медсестра Сильвия Смит, бывало, верхом отправлялась в путь, чтобы помочь женщинам при родах и чтобы оказать помощь при несчастных случаях. Мы понимали, что Сильвия могла работать более эффективно в здании с соответствующим оснащением. Медицинскую клинику построили в Санта-Елене на участке, который пожертвовал для этих целей Мигель Вальверде.

Я присоединился к комитету, когда строительство шло полным ходом. Клиника была открыта в 1975 году. Основная финансовая помощь шла от Министерства здравоохранения, но деньги также поступали от канадских квакеров. Программа помощи CARE из США предоставила большую часть оборудования для здания. Я перевез много предметов оборудования из Сан-Хосе на своем транспорте.

Сильвия работала в клинике, пока не поняла, что она слишком квалифицирована, а ее зарплата не соответствует ее квалификации. Клиника продолжала работать с небольшим числом сотрудников, главным там был человек, который поддерживал контакты с людьми из района, регистрировал членов коммуны и делал прививки.

Этот человек, Боб Лоу, бывало, ехал в Чомус, чтобы забрать врачей, готовых приехать на один день к нам. Он использовал единственный автомобиль, который был в клинике. Такая схема работала достаточно хорошо, пока мы не получили скорую помощь. Я оставался в комитете до тех пор, пока не оказался так сильно занят заповедником, что мне пришлось выйти из правления.

Лаки и я окидываем взором прошлое и понимаем: так или иначе мы вырастили семью и прошли через несчастные случаи и болезни. Борьба с чрезвычайными ситуациями была в значительной степени общественным делом, в результате чего проблемы никогда не казались нам непреодолимыми».

Постоянной заботой для всех в процессе развития Монтеверде была ситуация с окружающей дикой природой. Поселенцы считали важным защиту водосбора, поэтому в самый первый год они оставили нетронутыми 554 гектара земель. Однако более широкие концепции экологической осведомленности и защиты исчезающих видов были применены лишь тогда, когда к изучению региона приступили биологи.

В 1963 году на побережье Тихого океана был создан первый природный заповедник в Коста-Рике – Кабо-Бланко. В том же году была проведена первая биологическая работа в Монтеверде. Для изучения муравьев-кочевников приехал Карл Реттенмайер с помощниками. Тогда же двоюродный брат Вольфа Джерри Джеймс рассказал, что он увидел замечательных оранжевых жаб в тропическом лесу над Монтеверде. Организация по тропическим исследованиям до 1968 года привозила в этот регион студентов для прохождения курсов. Это была лучшая классная комната, какую только можно придумать для целеустремленных биологов.

То было началом нового периода в Монтеверде. В апреле 1970 года в общину приехали Джордж и Харриетт Пауэллы для проведения исследований в рамках их аспирантской работы. Они были сильно встревожены темпами исчезновения леса в этом районе и в 1971 году начали покупать землю для защиты лесов. Решимость Пауэлла стала движущей силой, создавшей заповедник туманного леса «Монтеверде». В самой общине этим делом занялся Вольф Гиндон – торговец бензопилами, молочный фермер и землеустроитель. Союз молодых, энергичных аспирантов и предприимчивого, энергичного квакера оказался той силой, которая сотрясла горы, словно подземный толчок. Начиная с 1971 года, Вольф реже бывает в Монтеверде, предпочитая этому фермерство и заботу о своей семье.

«К этому времени мы произвели на свет и воспитали восьмерых детей. Лаки проводила полный рабочий день в хлопотах о детях и по дому. Я был членом правления в школе и помогал с различными проектами. Это были годы, которыми я наслаждался больше всего. Я был активен в общественной работе и думать не думал, как все переменится. Молочная ферма, вырубка под расчистку земель, кредитный союз и другие проекты в нашей общине – основные занятия, которые заполняли все мое время. Так что идея о создании заповедника способствовала большим переменам в моей деятельности.

Вольф и его восемь детей, 1969 г.

В ранние годы в Монтеверде я смело развивал отношения с костариканцами. Я получил знания и опыт, которые пригодились мне после 1972 года, когда я стал работать в заповеднике туманного леса «Монтеверде» и Тропическом научном центре, который управлял заповедником.

Думаю, я что-то мог бы сделать лучше, наверное, над чем-то поработать еще больше. Я говорю о внесении своего собственного вклада в коммуну и в семью. Я шел на компромисс. Когда я занялся этим делом и ввязался в кампанию Джорджа Пауэлла, то и подумать не мог, что беру на себя долгосрочное обязательство. Я думал, что это года на три или около того. Эти три года превратились в тридцать, но они текли размеренно, год за годом».

6. Как происходит вымирание

«Еще один поход – una más – посвящается доктору Алану Паундсу и его прыгающим лесным субъектам. День деньской мы с Аланом искали этих золотых жаб. Мы перевернули вверх дном буквально каждый водоем. Этот поход будет последним официальным походом в текущем году. Посмотрим, удастся ли нам разыскать его жаб. В верховьях было достаточно сухо. Хотя были такие места, где в водоемах еще оставалось много воды. Все это очень хорошо, но нигде не было никаких признаков икры или головастиков».

Вольф в Бриллианте, июнь 1990

В мае 1986 года, в том же самом месяце, когда во влажном тропическом лесу над Монтеверде велись наблюдения за популяцией золотых жаб, я стояла под великолепным деревом в древнем сосновом лесу Темагами в северо-восточном Онтарио. Крона именно этой белой сосны сияла как сигнальная башня над остальными кронами деревьев, словно маяк-дерево, указующий дорогу в порт. Я работала там с друзьями. Мы пересчитывали и переписывали древние сосны в этом районе. А это дерево было самым грандиозным из всех. Высотой оно было не менее двадцати четырех метров, с пятиметровым диаметром у основания. Мы подсчитали, что эта колоссальная сосна пережила ветры, болезни, пожары и избегала пилы лесников в последние как минимум лет триста.

Мы собирали доказательства, необходимые, чтобы убедить мир – в лесу Темагами сохранились сокровища, которые нуждаются в защите. Это дерево было нашим талисманом. Мы были поражены его размерами. А тот факт, что сосна пережила столетия, нас сильно воодушевлял. Три года спустя сосна исчезла с горизонта. Мы обнаружили это и поняли, что природа приняла ее обратно. Рухнувший, должно быть, от порыва сильного ветра, теперь уже труп дерева разлагался, став компостом для будущих поколений растительного мира. Представляю, как, наверно, содрогнулась земля, когда эта сосна рухнула! Надеюсь, эта местность будет по-прежнему защищена от вырубки под посевы, но, независимо от политического ландшафта, последнее слово всегда останется за тобой, Мать-природа.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

poco sol – мало солнца (исп.)

2

mucho sol – много солнца (исп.)

3

quaker – трепещущий (англ.)