Девчачьи нежности

– Знаешь, что я думаю, – сказала вдруг мама тихо и серьезно. – Несчастные любови, они тоже зря не бывает. Кто-нибудь там, в небесной канцелярии, сидит и смотрит на нас, девчонок, и думает: вот этой и так в жизни не везет, я ей сразу взаимную любовь выпишу. А вот у этой пять любовей было несчастных, хватит ей уже, пора бы и ей взаимную встретить. То есть рано или поздно все несчастные влюбленности как бы обмениваются на одну счастливую любовь.

Надеюсь, это она про папу. А то как-то странно слышать, что твоя мама десять раз влюблялась в каких-то старшекурсников, пока не встретила папу. И я стала перебирать в уме пацанов из нашего класса, в которых можно было бы быстренько десять раз повлюбляться. Все равно будет безответно. Они у нас такие бегемоты, что и не поймут даже, что кто-то в них влюбился. Так, глядишь, и время до выпускного быстрее пролетит. А потом приду я такая на первый курс в университет, а мне – сразу раз! – взаимная любовь навстречу. В желтых штанах, в синей худи и с рюкзаком. Хотя нет, разве можно влюбляться просто так? Неправильно как-то.

Но я уже почти размечталась о том, какой будет моя взаимная любовь.

– Слушай, – всполошилась вдруг мама. – А может быть, ты грустная такая потому, что двоек нахватала?

Ну, мама! Не начинай!

Она. Книги

В нашем доме были три с половиной книги – две папины, про ремонт и устройство холодильников, а третья – книга писателя Гущина, изданная Алтайским книжным издательством. Остальное – наши с сестрой детские книжки, на сто раз читанные и потому уже неинтересные.

Вот у Инки дома были интересные книжки. Она выходила во двор и рассказывала:

– Было у короля три дочери, а потом он с ума сошел…

Или:

– Он видит – она лежит, вроде мертвая, но не мертвая, и сам себя – того…

Или:

– Она разделась догола, намазалась кремом и стала ведьмой, а мужик один любопытный – свиньей…

Позже я поняла, что Инка пересказывала нам «Короля Лира», «Ромео и Джульетту» и «Мастера и Маргариту».

У Наташки были интересные книжки, я у нее брала их почитать и всего Беляева прочитала.

У другой Наташки тоже были интересные книжки, одну она мне даже подарила. Он был защитник негров и мулатов, хотя и знатного происхождения. А она – мулатка, он ее полюбил и женился на ней. И возглавил движение за права негров, а за это за ними охотился ку-клус-клан.

У Инки был старший брат, который книги Шекспира и Булгакова брал в библиотеке. У первой Наташи были родители с высшим образованием и собирали домашнюю библиотеку. У второй Наташи мама работала в торговле. А мои родители работали на заводе и библиотеку не собирали. И старшей сестрой была как раз я.

Но книги я любила читать. Наверное, как только научилась читать, так сразу и полюбила. А пока не научилась, запоминала их наизусть. По крайней мере, есть в семье такое предание обо мне. Называется «Лена и Муха-цокотуха».

Когда мои двоюродные братья Олег и Игорь пошли в первый класс, мне исполнилось четыре года. Вот они тогда передо мной важничали – и форма у них новая, и портфели, и ручки. И читать они уже умеют, не то, что некоторые…

Однажды пришли к нам в гости Олег и Игорь и давай рассказывать о своих успехах в учебе – по математике «звездочки», по чтению – «звездочки», а по физкультуре – вообще одни сплошные «звездочки». Тут моя мама не выдержала такого хвастовства и решила над ними подшутить:

– А у нас Лена, – говорит она, – тоже уже читать умеет, хоть и маленькая.

Братцы не поверили. Докажите, тетя Галя, говорят.

Мама усадила меня на диван, дала в руки книжку и говорит:

– Наша Лена умеет читать «Муху-цокотуху». Читай, Леночка!

И я пошла шпарить цокотуху наизусть, как по писаному. У братцев даже рты от удивления приоткрылись – они уже полгода в школе учатся, а читать еще только по слогам умеют! А я вещаю им – и про паука, и про комара, и про «букашки по три чашки»…

Но когда у братцев первый шок прошел, Игорек первым заметил:

– Теть Галь, а чего это она у вас книжку вверх ногами держит?

Читать, конечно, в четыре года я не могла. Да и не было тогда такой моды – детей с раннего возраста обучать чтению. Когда пришла пора и мне идти в первый класс, выяснилось, что читать и писать я не умею. Вязать крючком умею, омлет себе пожарить могу, а вот читать – нет.

Книжки мне иногда читала вслух моя подружка Ленка с четвертого этажа. Как так, удивлялась я, слушая Ленку – у нее, значит, сказка выходит, а я только каких-то черненьких жучков и паучков в книге вижу.

Когда до первого сентября оставалось две недели, меня силком усадили за стол и дали в руки букварь:

– Сиди, учи. Это буква такая, а это такая… Как же ты в школу собралась идти, если читать не умеешь? Что значит «не читается»? Ты буквы друг с другом складывай, они и прочитаются! Из-за стола не выйдешь, пока не научишься!

Я пыхтела, дулась, горбилась, плакала, но противные жучки-паучки не складывались и не читались, оставаясь тайной и загадкой.

А потом как-то дело пошло. Раз! – и в один прекрасный день, паучки превратились в «а» и «б» и другие буквы.

К пятому классу на меня надели очки, так как от книг меня было уже не оторвать. Я брала книги у одноклассниц и была записана в три библиотеки – школьную, краевую детскую и у мамы на работе. Библиотекарь с маминого завода тетя Ира передавала мне приветы и книги по списку внеклассного чтения.

– А это тебе тетя Ира передала, – и мама выкладывала передо мной книжку, какую я не заказывала. Очень интересную книжку, как правило. И мне было интересно посмотреть, что там за тетя Ира такая, которая вот так, на расстоянии может угадать, что мне понравится, а что нет.

Книги вообще лучше людей, думала я тогда. Намного лучше. Книга не треснет тебя портфелем по голове, так что птички запоют и звездочки замелькают. Книге все равно, носишь ли ты скобки на зубах, есть ли у тебя близорукость и что на тебе надето. Книга делает тебе царский подарок – дает возможность пожить другой жизнью: искателя сокровищ, маркизы ангелов, сиротки Козетты и цыганки Эсмеральды. Больше таких подарков не делает никто в жизни, точно говорю. Разве что театр – актерам.

С тетей Ирой я познакомилась в заводском пионерском лагере. В ту смену все мне было скучно, кроме библиотеки, танцев, ну, и еще, пожалуй, купания. Я отпрашивалась на тихий час, укладывалась с книгой на пустую полку стеллажа и читала все подряд – подшивку журнала «Огонек», сказки народов мира, «Приключения желтого чемоданчика», учебник по болгарскому языку…

Тетя Ира доверяла заполнять мне читательские формуляры, принимать и выдавать книги. Наверняка тогда я считала это вполне стоящей работой, которой можно заниматься всю жизнь и испытывать что-то вроде счастья. Ведь, когда нет посетителей, можно читать, сколько хочешь, не прерываясь на уроки, школу, домашние обязанности. «А у меня работа такая – книжки читать!», – говорила бы с гордостью я. Конечно, именно такая! А какая же еще? Вот придет посетитель, попросит посоветовать ему интересную книжку. Хорош же будет тот библиотекарь, который сам книг не читает и другим посоветовать не может!

Но смена закончилась, и тетя Ира вернулась со своими книгами на завод. Я потом еще много кем хотела быть – водителем трамвая, карусельщиком, учителем английского языка, инспектором по делам несовершеннолетних, швеей-мотористкой, экскурсоводом с громкоговорителем в автобусе. Я хотела эмигрировать в другую страну, жить в одиноком таежном доме, увидеть море. Я мечтала вырасти и покрасиветь, чтобы избавиться от косых взглядов. Я мечтала стать журналистом и брать интервью у звезд кино и музыки. Вы думаете, я забросила книжки и зубрила английский, готовилась к одинокой жизни в тайге или копила деньги на эмиграцию? Ничего подобного. То есть английский я зубрила, Стогоф фэмили и все такое, и даже складывала десятикопеечные монеты в пустую бутылку из-под бренди «Слынчев бряг».

Но книги я любила по-прежнему, потому что больше никого, кроме мамы, папы и младшей сестры я любить не могла. Никому не нравилось, если некрасивая девочка вдруг начинала говорить о своей любви. Вот красавицам, тем можно всё. Чушь, конечно. «И крестьянки любить умеют», это Карамзин сказал.

Открыто и честно некрасивые девочки в то время могли любить только книги, и поэтому во всех девочковых анкетах на вопрос «Что вы любите больше всего?» я писала «Читать». А на вопрос «Кого вы любите больше всего?» отвечала «Маму», хотя хотела написать «Андрея М.»

Верхом моей смелости была попытка подарить Андрею М. книгу на 23-е февраля в шестом классе. Я долго выбирала и остановилась на книге о Таманской Краснознаменной дивизии. Подписывая книжку, сделала ошибку. От волнения, конечно. Плохой знак, подумала я, исправляя букву «т» на «д» в слове «будь». Подписала еще и открытку. Завернула в целлофан – не в тот, из которого с помощью утюга делали обложки для учебников, а в тот, праздничный, особенный, в какой цветочницы заворачивали гвоздики. На перемене дождалась, когда он выйдет из класса, и положила сверток ему на парту. Целых два урока мечтала, как он подойдет ко мне дня через два (книжка же интересная, про войну, быстро прочитает) и скажет: «Спасибо, Ленка, такая зыконская (или «четкая» скажет) книжка – про войну, просто отпад!» Даже дружбу пусть не предлагает. Пусть просто прочитает и скажет. Но он молча подошел ко мне через два урока и ткнул сверток в руки. Даже не развернул, ему и так сказали, кто подложил. И все это видели, такой позор. Что же я за человек такой, если даже подарок от меня принять нельзя?

Книги, я же говорю, лучше людей. Они не отталкивают. Не выставляют на посмешище.

Я стала читать еще больше: гулять-то не с кем, говорить не о чем. О мальчиках? Мне нечего сказать о мальчиках. Я поехала в библиотеку имени Крупской и взяла хозяйственную сумку, которая, если расстегнуть «молнию», становилась в два раза вместительней. Я набрала книг, диафильмов и грампластинок. Да, «Робин Гуда», я давно хотела послушать спектакль про Робина Гуда. Буду слушать Робин Гуда, пока не окосею. Вот начнутся каникулы, и я не выйду из дома ни за что! Но я нарушила слово, я вышла на улицу в последний день весенних каникул. Меня выставила из дома взашей мама, когда узнала, что я за всю неделю не была на прогулке ни разу.

Окончив девятый класс, я забрала аттестат о неполном среднем образовании. В городе открывалась первая гимназия, и в газете напечатали объявление о наборе учеников. Чтобы попасть в нее, нужно было сдать экзамены и пройти по конкурсу. Из двух предметов я сдавала только историю. От экзамена по литературе меня избавило второе место в краевой олимпиаде.

В гимназии все поначалу было страшно. А история религий – это что? Второй иностранный язык – ух ты! Латынь еще – ой, мамочки. Преподаватели по русскому из университета – елки-палки, куда мы попали! И другие нравы, другие отношения. Все, абсолютно все в моем классе были новенькими. Как потом признавались одноклассники, каждый считал себя самым глупым, самым скучным, неталантливым. Те, кто сомневались в себе больше всех, вернулись в свои прежние школы. Те, кто остались, зажили веселой гимназической жизнью. И я тоже начала постепенно чувствовать себя человеком. Здесь ведь никто и не догадывался о том, что в прежней школе я была чучелом, а я сама показалась им вполне нормальным человеком.

Летом 1992 года нам предстояло сдавать выпускные экзамены. Ясно, что это такое – июнь, душа уже просится на волю, а тебе из одних экзаменов надо быстро перепрыгнуть в другие. Из выпускных – во вступительные. Я зубрила историю, перемежая ее английским. В дверь позвонили. Мне, конечно, хотелось, чтобы в гости забрел кто-нибудь из одноклассников, но все были заняты примерно тем же, что и я. Я пошла открывать.

– Ленка! А-а-а! Зубришь? – орала на моей лестничной площадке почти половина класса. – Да она заучка, у нее в доме книгами пахнет! Не будет завтра экзамена! И вообще не будет экзаменов!!!

В то лето на нас свалился весьма щедрый подарок. Аттестаты мы действительно получили, не сдав ни одного экзамена. Нашим славным учителям несколько месяцев подряд не выплачивали зарплату, и они решили выразить своей протест забастовкой перед районо и отменой экзаменов. Оценки в аттестаты нам выставили по текущим нашим достижениям. А мы бастовали вместе с ними.

Чтобы сообщить радостную новость об отмене экзаменов, ребята приехали ко мне с разных концов города. Телефона тогда в нашей квартире не было. И я поняла, что у меня есть друзья. Некоторые из них остались ими на всю жизнь.

В новой школе было принято отмечать День гимназии. Знаете, что было самым замечательным? На специальной ярмарке мы покупали индульгенции – почтовые открытки с подписью учителя-предметника, который обещал отпустить предъявителю этого документа один грех – простить долг в виде пропущенного урока или ненаписанной контрольной. Это раз. В День гимназии в школу приезжала книжная лавка, это два. С праздника я возвращалась с огромным пакетом. Так в нашем доме завелись мои, собственные, пускай немного опрометчиво выбранные книги. Они встали на полку рядом с писателем Гущиным и ремонтом холодильных установок.

Мне кажется, наступают такие времена, когда книга снова становится лучшим подарком. Не знаю, как у вас, детей, а у нас, взрослых, это так. Три года подряд моя лучшая подруга по моей просьбе в день моего рождения дарит мне книги про Японию, а я ей – альбомы импрессионистов и романы финалистов «Русского Букера».

Андрей М., кстати, оказался неплохим парнем. «Прости меня», – написал он мне в «Одноклассниках».

Я. Чемпионат по настольным играм

А недавно моя мама полюбила вдруг настольные игры. Нет, я не против, пусть делает, что хочет, если она не пытается притащить это в мой класс.

Мама вообще человек увлекающийся. Как что увидит интересное в интернете, так сразу начинает пробовать.

– Давай варить мыло, Котька! – в один прекрасный день заявляет она.

Ну, давай.

И мы строгаем это мыло, ищем по всему городу красители и ароматизаторы, а потом не знаем, куда его сбыть. Приходится дарить друзьям и знакомым на все праздники. Моим друзьям.

– Котька, давай купим маленькую печку и будем делать украшения из полимерной глины.

Ищем печку. Нет печки, пронесло, фух.

– Котька, давай делать букеты из конфет – смотри, как прикольно!

Прикольно? Мне доверяют самую «интересную» часть – резать жатую бумагу на полоски.

Еще мы плели из бисера. Шили кукол. Вязали зайцев. Валяли кукольные валенки.

Но мне больше понравилось вышивать гладью – нас к школе на технологии учили.

– Нет, вышивание – это не мое, – заявила мама. – Прошлый век. Хочешь я куплю тебе алмазную мозаику?

Валяй. Но лучше картины по номерам. А еще лучше: можно, я просто «ВКонтактике» посижу?

Однажды маме приспичило купить лыжи.

– Видать, старею, – сказала мама. – Я их раньше терпеть не могла.

Кто ж тебя заставляет, мам?

– Скоро у нашей семьи – юбилей, – как-то объявила она. – В сентябре будет пятнадцать лет, как мы с папой поженились. День рождения нашей семьи. Как будем отмечать?

Мы с папой переглянулись и пожали плечами. Хоть как. Мама что-нибудь нафантазирует сейчас.

– Мы можем покутить в ресторане, но это как-то глупо, – сказала мама.

Ну да, в KFC я бы еще пошла. Однажды я была в ресторане, мы с мамой ходили на свадьбу к ее брату, а папа остался с Котькой, потому что Котька, вот кремень-человек, в свои два года наотрез отказалась наряжаться и выходить из дома, потому что не покакала. Еда в ресторане была вкусная, музыка – шумная. Посидеть за столиком я и дома смогу.

– Мы можем с папой вдвоем куда-нибудь сходить, – продолжила мама, – но тогда получится, что праздник только у нас двоих.

Да, было бы неплохо, если бы мама предложила что-нибудь оригинальное. Например, поход на скалодром. Но я представила, как Котька висит в полуметре от земли на страховке и верещит своим самым противным голосом. Или поход в аквапарк, и Котька стоит на бортике и орет: «Вода холодная, там акулы, я боюсь», потому что Котьку и в ванну-то не засунуть.

– И я придумала сделать всей семье подарок! – объявила наконец-то мама. – Давайте купим всем лыжи и будем зимой каждые выходные ездить в лес.

– Ты уверена? – спросил папа. – Точно лыжи? Не шубу, не кольцо и не что там обычно просят женщины в подарок на хрустальную свадьбу?

– Точно-точно, – сказала мама.

– Ты же лыжи терпеть не можешь еще со школы, – сказал папа. – Ты же коньки любишь.

– Ну, коньки у меня уже есть, и они Котьке-старшей уже по наследству перешли. Да и накаталась я что-то, коленки скрипят. А вот лыжи… Вот представь, скоро мы станем старенькими, выйдем на пенсию, дети разъедутся. Что мы будем делать длинными зимними вечерами?

– Я бы в «Танчики» играл, – сказал папа, – сейчас-то некогда.

– Лыжи, дорогой, – сказала мама, – это наш с тобой будущий фитнес. Мы будем старенькими, но крепенькими.

– Тогда давай еще купим всем по велосипеду, – предложил папа.

И теперь в нашей семье шесть комплектов лыж: старые котькины, мои, из которых я уже выросла, а Котька еще не доросла, и еще четыре пары новеньких – подарок нашей семье на хрустальную свадьбу. Ну, а что еще покупать? Действительно. Хрустальную посуду, сказала мама, раньше дарили на всякие праздники, но теперь хрусталь давно уже не в тренде. Но звенит прикольно – есть у нас пара вазочек.

Угадайте, сколько раз мы съездили в лес за эту зиму?

Один! И еще один раз в марте, но это была уже не зима.

И вот мама увлеклась настольными играми. У них в институте стали внедрять игротерапию, и они там теперь сами играют в крутые настолки и других учат. Как-то раз мама принесла их домой, и мы все выходные резались в «злую собаку» и «скоростные колпачки».

Потом наступило лето, и мы втроем – я, мама и Котька – поехали на недельку на озеро. Погода летом у нас бывает непредсказуемая, потому что климат в наших краях резко континентальный: как-то мы выбрались в середине июля на другое озеро и целую неделю просидели на берегу под навесом в куртках и полотенцах – ждали, когда закончится дождь и выглянет солнце.

И мама сказала, что нам нужно продумать альтернативный вариант досуга – на тот случай, если загорать и купаться не получится. Мы поехали в магазин и привезли оттуда целый рюкзак игр. Погода в этот раз была отличная, а в игры мы играли по вечерам и в середине дня, когда было самое пекло, и мама держала нас в тени какого-то большого дерева. Нам с Котькой понравилось, и всем детям в радиусе много метров тоже. Мы валялись на спальнике с «крокодилом», и все дети подходили и спрашивали:

– А что это вы тут делаете? А можно с вами? – и мы всех брали в свою компанию.

И после этого маме как вожжа под хвост попала. Папа сказал, что это уже похоже на игроманию средней степени, так как мама стала спускать все свободные деньги на настолки. И еще дарить их нам (только нам ли?) на все праздники.

На первое сентября – «дженгу». На Новый год – «шлеп-усы». На день святого Валентина – «свинтуса», ага.

Мама радовалась:

– Теперь я знаю, чем занять гостей! Вы теперь совсем не смотрите телевизор!

Но однажды – та-да-да-дам! – она сказала:

– Котька, надо в твоем классе провести игротеку!

Нет. Ни за что. Вы можете представить себе маму, которая приходит к семиклассникам с огромными сумками, полными настольных игр, и говорит: «Давайте сдвинем столы и сядем кружком, хочу показать, как еще можно проводить свободное время – весело и с пользой». А то мы сами не знаем.

Правда, она так и сказала. Я слышала, как она разговаривала с классной по телефону:

– Нет, пусть придут только те, кому это будет интересно. Пусть это всего лишь пять человек. Да хотя бы и три, – сказала мама, когда классная уже положила трубку, – и одной из них будешь ты.

Почему опять я? Все время я! Я не хочу в этом участвовать! Ты опозоришься, а страдать потом мне всю жизнь, пока школу не окончу!

В общем, так удачно совпало, что в тот день меня оставили на дополнительное занятие по физике, и я не видела всего этого кошмара – как моя мама режется с одноклассниками в «барабашку». Я сидела на физике и представляла, как никто ее не слушает, все орут, потом без всяких «до свидания» подскакивают и уходят. Маму было жалко, мне – как-то не по себе.

Но мама вернулась домой довольная.

– Представляешь, пришли двенадцать человек! Ира порвала всех в «скоростные колпачки»! Егор сказал, что в следующий раз будет ведущим на «злой собаке». Жалко, что тебя не было.

Мама написала в нашей группе ВК: «Если хотите сыграть еще раз, пишите в комментариях». Но никто не написал.

– Ладно, не буду навязываться больше, – сказала мама.

И то правда. Давно тебе об этом толкую. Играй дома с Котькой, если тебе так хочется.

Но через месяц мама где-то повстречала нашу классную руководительницу.

– А вы к нам еще придете? – спросила та маму. – Дети очень интересуются.

Мама тут же собрала свои чемоданы с играми и в ближайшую субботу полетела в школу. Пропустить такое второй раз я уже не могла, поэтому пришла после уроков в наш кабинет. Там, конечно, дым стоял коромыслом: Макс орал на «доббле», как сумасшедший, Жека на «собаке» каждый раз подскакивал, ронял стул и хватался за сердце, когда она начинала лаять – рисовался, конечно. Бакин и Фомин с шумом рушили «дженгу». Девочки отсели от мальчиков и играли в «свинтуса». Мальчики кидались карточками. Мама резалась вместе с ними и выглядела жутко довольной.

– Иди к девочкам, – крикнула она, – они еще не начали.

Вот так прошел в нашем классе чемпионат по настольным играм. В следующем году, пообещала мама, она сколотит команду и выставит ее на городской чемпионат – есть, оказывается, и такой. И всех победит. Но только нужно будет еще потренироваться.

И нам совершенно не хватает, сказала она папе, «падающей звезды», «бамболео» и «мышек в сыре».

Папа только вздохнул и пошел в коридор-тамбур понадежнее приладить шесть пар лыж под потолком – зима-то уже совсем закончилась, даже та, которая в марте.

Она. Открытки

В детстве у меня была большая коллекция открыток. Самых разных – с ноябрьскими гвоздиками, восьмимартовскими мимозками, артистами кино, зайчиками, белочками, снеговиками, едущими на грузовиках с новогодними подарками… Штук двести, наверное, было.

В средних классах я стала переписываться с иностранными школьниками. Был в этом элемент престижа и, стало быть, корысти. У моей одноклассницы Риммы было два друга по переписке из ГДР – Магда и Мирко, брат и сестра, которые заваливали ее марками, наклейками, постерами из журналов, открытками и даже мелкими пфеннигами. Всякой ерундой, которую можно запихать в почтовый конверт или небольшую бандероль. А в середине 80-х, сами понимаете, владеть коллекцией фантов от импортной жвачки за неимением самой жвачки – это было круто, как сказали бы нынешние школьники. Но слова «круто» тогдашние школьники не знали, в ходу было «клёво».

А у меня друзьями по переписке были Эрик и Илиана Павлова. Их адреса я выискала в журнале «Пионер» и предложила подружиться. Эрик тоже жил в ГДР, а Или – в Болгарии, в Софии, ее мама работала в магазине грампластинок. Эрик почти в каждом письме упражнялся на одну и ту же тему: мне столько-то лет, я увлекаюсь тем-то, учусь хорошо, читаю книги, занимаюсь спортом. С ним быстро стало скучно, даже несмотря на открытки и наклейки, и переписка увяла. А вот с Или, которая знала русский лучше, мы перекидывались письмами года три. Я до сих пор помню, как она поздравляла меня по-болгарски с Новым Годом. «Честита Нова Година», написала Или. Ее любимый фильм был «Умирать трудно». Его я смогла увидеть только лет через пять или семь, когда в нашем городе наконец-то стали показывать по телевизору всякое иностранное кино. Это оказался по-нашему «Крепкий орешек» с Брюсом Уиллисом, часть первая.

Помню чувство, с каким засовывала руку в железную пасть зеленого почтового ящика. Родители тогда выписывали много газет и журналов, и почту приносили два раза в день. Одной из моих домашних обязанностей было ходить за почтой. Запуская руку за какой-нибудь из «правд», всегда хотела нащупать среди сложенных страниц что-нибудь более интересное – литературный журнал (жалко, что родители не выписывали «Иностранку») или советский подростковый глянец. Или толстый конверт с пламенным приветом из страны соцлагеря. Честное слово, в день, когда письмо приходило, было предчувствие. И рука, открывая дверку почтового ящика, уже знала, что оно, скорее всего, там. Сейчас я уже ни от кого не жду бумажных писем, но по-прежнему рука, ныряющая в ящик, чтобы освободить его от рекламного мусора, все равно надеется найти там конверт с добрым словом внутри. Или открытку.

Письма перестали приходить в 1991 году. Во всеобщей неразберихе и почта стала работать как попало. Письмо от Илианы из Софии раньше шло, по моим подсчетам, недели две. Почтовый ящик, который взламывали все чаще, отгибая дверцу, совсем перестал дарить пальцам волшебное ощущение от прикосновения к толстому конверту. Прощай, Илиана Павлова.