Девчачьи нежности

Это не папа был, что ли? Продолжайте, очень интересно.

– Но потом влюблялась и развлюблялась еще раз десять. А однажды устроилась на работу, прихожу в офис, а там сидит тот старшекурсник. И я подумала: вот тогда за такую возможность сидеть с ним в соседних кабинетах и видеть его каждый день я бы отдала одну ногу и один глаз.

Чума. Я представила свою мамку с костылем, на деревянной пиратской ноге, с черной повязкой с «веселым роджером», и подумала: «Вот дурешенька, кто же тебя такую-то потом бы полюбил?»

– …но это бы тогда, на первом курсе! – продолжила мама. – А в тот раз ничего в моем сердце не шевельнулось. Просто тишина. Ну, то есть прошло все, как ветрянка. Может, только рубчик какой на сердце и остался.

– Знаешь, что я думаю, – сказала вдруг мама тихо и серьезно. – Несчастные любови, они тоже зря не бывает. Кто-нибудь там, в небесной канцелярии, сидит и смотрит на нас, девчонок, и думает: вот этой и так в жизни не везет, я ей сразу взаимную любовь выпишу. А вот у этой пять любовей было несчастных, хватит ей уже, пора бы и ей взаимную встретить. То есть рано или поздно все несчастные влюбленности как бы обмениваются на одну счастливую любовь.

Надеюсь, это она про папу. А то как-то странно слышать, что твоя мама десять раз влюблялась в каких-то старшекурсников, пока не встретила папу. И я стала перебирать в уме пацанов из нашего класса, в которых можно было бы быстренько десять раз повлюбляться. Все равно будет безответно. Они у нас такие бегемоты, что и не поймут даже, что кто-то в них влюбился. Так, глядишь, и время до выпускного быстрее пролетит. А потом приду я такая на первый курс в университет, а мне – сразу раз! – взаимная любовь навстречу. В желтых штанах, в синей худи и с рюкзаком. Хотя нет, разве можно влюбляться просто так? Неправильно как-то.

Но я уже почти размечталась о том, какой будет моя взаимная любовь.

– Слушай, – всполошилась вдруг мама. – А может быть, ты грустная такая потому, что двоек нахватала?

Ну, мама! Не начинай!

Она. Книги

В нашем доме были три с половиной книги – две папины, про ремонт и устройство холодильников, а третья – книга писателя Гущина, изданная Алтайским книжным издательством. Остальное – наши с сестрой детские книжки, на сто раз читанные и потому уже неинтересные.

Вот у Инки дома были интересные книжки. Она выходила во двор и рассказывала:

– Было у короля три дочери, а потом он с ума сошел…

Или:

– Он видит – она лежит, вроде мертвая, но не мертвая, и сам себя – того…

Или:

– Она разделась догола, намазалась кремом и стала ведьмой, а мужик один любопытный – свиньей…

Позже я поняла, что Инка пересказывала нам «Короля Лира», «Ромео и Джульетту» и «Мастера и Маргариту».

У Наташки были интересные книжки, я у нее брала их почитать и всего Беляева прочитала.

У другой Наташки тоже были интересные книжки, одну она мне даже подарила. Он был защитник негров и мулатов, хотя и знатного происхождения. А она – мулатка, он ее полюбил и женился на ней. И возглавил движение за права негров, а за это за ними охотился ку-клус-клан.

У Инки был старший брат, который книги Шекспира и Булгакова брал в библиотеке. У первой Наташи были родители с высшим образованием и собирали домашнюю библиотеку. У второй Наташи мама работала в торговле. А мои родители работали на заводе и библиотеку не собирали. И старшей сестрой была как раз я.

Но книги я любила читать. Наверное, как только научилась читать, так сразу и полюбила. А пока не научилась, запоминала их наизусть. По крайней мере, есть в семье такое предание обо мне. Называется «Лена и Муха-цокотуха».

Когда мои двоюродные братья Олег и Игорь пошли в первый класс, мне исполнилось четыре года. Вот они тогда передо мной важничали – и форма у них новая, и портфели, и ручки. И читать они уже умеют, не то, что некоторые…

Однажды пришли к нам в гости Олег и Игорь и давай рассказывать о своих успехах в учебе – по математике «звездочки», по чтению – «звездочки», а по физкультуре – вообще одни сплошные «звездочки». Тут моя мама не выдержала такого хвастовства и решила над ними подшутить:

– А у нас Лена, – говорит она, – тоже уже читать умеет, хоть и маленькая.

Братцы не поверили. Докажите, тетя Галя, говорят.

Мама усадила меня на диван, дала в руки книжку и говорит:

– Наша Лена умеет читать «Муху-цокотуху». Читай, Леночка!

И я пошла шпарить цокотуху наизусть, как по писаному. У братцев даже рты от удивления приоткрылись – они уже полгода в школе учатся, а читать еще только по слогам умеют! А я вещаю им – и про паука, и про комара, и про «букашки по три чашки»…

Но когда у братцев первый шок прошел, Игорек первым заметил:

– Теть Галь, а чего это она у вас книжку вверх ногами держит?

Читать, конечно, в четыре года я не могла. Да и не было тогда такой моды – детей с раннего возраста обучать чтению. Когда пришла пора и мне идти в первый класс, выяснилось, что читать и писать я не умею. Вязать крючком умею, омлет себе пожарить могу, а вот читать – нет.

Книжки мне иногда читала вслух моя подружка Ленка с четвертого этажа. Как так, удивлялась я, слушая Ленку – у нее, значит, сказка выходит, а я только каких-то черненьких жучков и паучков в книге вижу.

Когда до первого сентября оставалось две недели, меня силком усадили за стол и дали в руки букварь:

– Сиди, учи. Это буква такая, а это такая… Как же ты в школу собралась идти, если читать не умеешь? Что значит «не читается»? Ты буквы друг с другом складывай, они и прочитаются! Из-за стола не выйдешь, пока не научишься!

Я пыхтела, дулась, горбилась, плакала, но противные жучки-паучки не складывались и не читались, оставаясь тайной и загадкой.

А потом как-то дело пошло. Раз! – и в один прекрасный день, паучки превратились в «а» и «б» и другие буквы.

К пятому классу на меня надели очки, так как от книг меня было уже не оторвать. Я брала книги у одноклассниц и была записана в три библиотеки – школьную, краевую детскую и у мамы на работе. Библиотекарь с маминого завода тетя Ира передавала мне приветы и книги по списку внеклассного чтения.

– А это тебе тетя Ира передала, – и мама выкладывала передо мной книжку, какую я не заказывала. Очень интересную книжку, как правило. И мне было интересно посмотреть, что там за тетя Ира такая, которая вот так, на расстоянии может угадать, что мне понравится, а что нет.

Книги вообще лучше людей, думала я тогда. Намного лучше. Книга не треснет тебя портфелем по голове, так что птички запоют и звездочки замелькают. Книге все равно, носишь ли ты скобки на зубах, есть ли у тебя близорукость и что на тебе надето. Книга делает тебе царский подарок – дает возможность пожить другой жизнью: искателя сокровищ, маркизы ангелов, сиротки Козетты и цыганки Эсмеральды. Больше таких подарков не делает никто в жизни, точно говорю. Разве что театр – актерам.

С тетей Ирой я познакомилась в заводском пионерском лагере. В ту смену все мне было скучно, кроме библиотеки, танцев, ну, и еще, пожалуй, купания. Я отпрашивалась на тихий час, укладывалась с книгой на пустую полку стеллажа и читала все подряд – подшивку журнала «Огонек», сказки народов мира, «Приключения желтого чемоданчика», учебник по болгарскому языку…

Тетя Ира доверяла заполнять мне читательские формуляры, принимать и выдавать книги. Наверняка тогда я считала это вполне стоящей работой, которой можно заниматься всю жизнь и испытывать что-то вроде счастья. Ведь, когда нет посетителей, можно читать, сколько хочешь, не прерываясь на уроки, школу, домашние обязанности. «А у меня работа такая – книжки читать!», – говорила бы с гордостью я. Конечно, именно такая! А какая же еще? Вот придет посетитель, попросит посоветовать ему интересную книжку. Хорош же будет тот библиотекарь, который сам книг не читает и другим посоветовать не может!

Но смена закончилась, и тетя Ира вернулась со своими книгами на завод. Я потом еще много кем хотела быть – водителем трамвая, карусельщиком, учителем английского языка, инспектором по делам несовершеннолетних, швеей-мотористкой, экскурсоводом с громкоговорителем в автобусе. Я хотела эмигрировать в другую страну, жить в одиноком таежном доме, увидеть море. Я мечтала вырасти и покрасиветь, чтобы избавиться от косых взглядов. Я мечтала стать журналистом и брать интервью у звезд кино и музыки. Вы думаете, я забросила книжки и зубрила английский, готовилась к одинокой жизни в тайге или копила деньги на эмиграцию? Ничего подобного. То есть английский я зубрила, Стогоф фэмили и все такое, и даже складывала десятикопеечные монеты в пустую бутылку из-под бренди «Слынчев бряг».

Но книги я любила по-прежнему, потому что больше никого, кроме мамы, папы и младшей сестры я любить не могла. Никому не нравилось, если некрасивая девочка вдруг начинала говорить о своей любви. Вот красавицам, тем можно всё. Чушь, конечно. «И крестьянки любить умеют», это Карамзин сказал.

Открыто и честно некрасивые девочки в то время могли любить только книги, и поэтому во всех девочковых анкетах на вопрос «Что вы любите больше всего?» я писала «Читать». А на вопрос «Кого вы любите больше всего?» отвечала «Маму», хотя хотела написать «Андрея М.»

Верхом моей смелости была попытка подарить Андрею М. книгу на 23-е февраля в шестом классе. Я долго выбирала и остановилась на книге о Таманской Краснознаменной дивизии. Подписывая книжку, сделала ошибку. От волнения, конечно. Плохой знак, подумала я, исправляя букву «т» на «д» в слове «будь». Подписала еще и открытку. Завернула в целлофан – не в тот, из которого с помощью утюга делали обложки для учебников, а в тот, праздничный, особенный, в какой цветочницы заворачивали гвоздики. На перемене дождалась, когда он выйдет из класса, и положила сверток ему на парту. Целых два урока мечтала, как он подойдет ко мне дня через два (книжка же интересная, про войну, быстро прочитает) и скажет: «Спасибо, Ленка, такая зыконская (или «четкая» скажет) книжка – про войну, просто отпад!» Даже дружбу пусть не предлагает. Пусть просто прочитает и скажет. Но он молча подошел ко мне через два урока и ткнул сверток в руки. Даже не развернул, ему и так сказали, кто подложил. И все это видели, такой позор. Что же я за человек такой, если даже подарок от меня принять нельзя?

Книги, я же говорю, лучше людей. Они не отталкивают. Не выставляют на посмешище.

Я стала читать еще больше: гулять-то не с кем, говорить не о чем. О мальчиках? Мне нечего сказать о мальчиках. Я поехала в библиотеку имени Крупской и взяла хозяйственную сумку, которая, если расстегнуть «молнию», становилась в два раза вместительней. Я набрала книг, диафильмов и грампластинок. Да, «Робин Гуда», я давно хотела послушать спектакль про Робина Гуда. Буду слушать Робин Гуда, пока не окосею. Вот начнутся каникулы, и я не выйду из дома ни за что! Но я нарушила слово, я вышла на улицу в последний день весенних каникул. Меня выставила из дома взашей мама, когда узнала, что я за всю неделю не была на прогулке ни разу.

Окончив девятый класс, я забрала аттестат о неполном среднем образовании. В городе открывалась первая гимназия, и в газете напечатали объявление о наборе учеников. Чтобы попасть в нее, нужно было сдать экзамены и пройти по конкурсу. Из двух предметов я сдавала только историю. От экзамена по литературе меня избавило второе место в краевой олимпиаде.

В гимназии все поначалу было страшно. А история религий – это что? Второй иностранный язык – ух ты! Латынь еще – ой, мамочки. Преподаватели по русскому из университета – елки-палки, куда мы попали! И другие нравы, другие отношения. Все, абсолютно все в моем классе были новенькими. Как потом признавались одноклассники, каждый считал себя самым глупым, самым скучным, неталантливым. Те, кто сомневались в себе больше всех, вернулись в свои прежние школы. Те, кто остались, зажили веселой гимназической жизнью. И я тоже начала постепенно чувствовать себя человеком. Здесь ведь никто и не догадывался о том, что в прежней школе я была чучелом, а я сама показалась им вполне нормальным человеком.

Летом 1992 года нам предстояло сдавать выпускные экзамены. Ясно, что это такое – июнь, душа уже просится на волю, а тебе из одних экзаменов надо быстро перепрыгнуть в другие. Из выпускных – во вступительные. Я зубрила историю, перемежая ее английским. В дверь позвонили. Мне, конечно, хотелось, чтобы в гости забрел кто-нибудь из одноклассников, но все были заняты примерно тем же, что и я. Я пошла открывать.

– Ленка! А-а-а! Зубришь? – орала на моей лестничной площадке почти половина класса. – Да она заучка, у нее в доме книгами пахнет! Не будет завтра экзамена! И вообще не будет экзаменов!!!

В то лето на нас свалился весьма щедрый подарок. Аттестаты мы действительно получили, не сдав ни одного экзамена. Нашим славным учителям несколько месяцев подряд не выплачивали зарплату, и они решили выразить своей протест забастовкой перед районо и отменой экзаменов. Оценки в аттестаты нам выставили по текущим нашим достижениям. А мы бастовали вместе с ними.

Чтобы сообщить радостную новость об отмене экзаменов, ребята приехали ко мне с разных концов города. Телефона тогда в нашей квартире не было. И я поняла, что у меня есть друзья. Некоторые из них остались ими на всю жизнь.

В новой школе было принято отмечать День гимназии. Знаете, что было самым замечательным? На специальной ярмарке мы покупали индульгенции – почтовые открытки с подписью учителя-предметника, который обещал отпустить предъявителю этого документа один грех – простить долг в виде пропущенного урока или ненаписанной контрольной. Это раз. В День гимназии в школу приезжала книжная лавка, это два. С праздника я возвращалась с огромным пакетом. Так в нашем доме завелись мои, собственные, пускай немного опрометчиво выбранные книги. Они встали на полку рядом с писателем Гущиным и ремонтом холодильных установок.

Мне кажется, наступают такие времена, когда книга снова становится лучшим подарком. Не знаю, как у вас, детей, а у нас, взрослых, это так. Три года подряд моя лучшая подруга по моей просьбе в день моего рождения дарит мне книги про Японию, а я ей – альбомы импрессионистов и романы финалистов «Русского Букера».

Андрей М., кстати, оказался неплохим парнем. «Прости меня», – написал он мне в «Одноклассниках».

Я. Чемпионат по настольным играм

А недавно моя мама полюбила вдруг настольные игры. Нет, я не против, пусть делает, что хочет, если она не пытается притащить это в мой класс.

Мама вообще человек увлекающийся. Как что увидит интересное в интернете, так сразу начинает пробовать.

– Давай варить мыло, Котька! – в один прекрасный день заявляет она.

Ну, давай.

И мы строгаем это мыло, ищем по всему городу красители и ароматизаторы, а потом не знаем, куда его сбыть. Приходится дарить друзьям и знакомым на все праздники. Моим друзьям.

– Котька, давай купим маленькую печку и будем делать украшения из полимерной глины.

Ищем печку. Нет печки, пронесло, фух.

– Котька, давай делать букеты из конфет – смотри, как прикольно!

Прикольно? Мне доверяют самую «интересную» часть – резать жатую бумагу на полоски.

Еще мы плели из бисера. Шили кукол. Вязали зайцев. Валяли кукольные валенки.

Но мне больше понравилось вышивать гладью – нас к школе на технологии учили.

– Нет, вышивание – это не мое, – заявила мама. – Прошлый век. Хочешь я куплю тебе алмазную мозаику?

Валяй. Но лучше картины по номерам. А еще лучше: можно, я просто «ВКонтактике» посижу?

Однажды маме приспичило купить лыжи.

– Видать, старею, – сказала мама. – Я их раньше терпеть не могла.

Кто ж тебя заставляет, мам?

– Скоро у нашей семьи – юбилей, – как-то объявила она. – В сентябре будет пятнадцать лет, как мы с папой поженились. День рождения нашей семьи. Как будем отмечать?

Мы с папой переглянулись и пожали плечами. Хоть как. Мама что-нибудь нафантазирует сейчас.

– Мы можем покутить в ресторане, но это как-то глупо, – сказала мама.

Ну да, в KFC я бы еще пошла. Однажды я была в ресторане, мы с мамой ходили на свадьбу к ее брату, а папа остался с Котькой, потому что Котька, вот кремень-человек, в свои два года наотрез отказалась наряжаться и выходить из дома, потому что не покакала. Еда в ресторане была вкусная, музыка – шумная. Посидеть за столиком я и дома смогу.

– Мы можем с папой вдвоем куда-нибудь сходить, – продолжила мама, – но тогда получится, что праздник только у нас двоих.

Да, было бы неплохо, если бы мама предложила что-нибудь оригинальное. Например, поход на скалодром. Но я представила, как Котька висит в полуметре от земли на страховке и верещит своим самым противным голосом. Или поход в аквапарк, и Котька стоит на бортике и орет: «Вода холодная, там акулы, я боюсь», потому что Котьку и в ванну-то не засунуть.

– И я придумала сделать всей семье подарок! – объявила наконец-то мама. – Давайте купим всем лыжи и будем зимой каждые выходные ездить в лес.

– Ты уверена? – спросил папа. – Точно лыжи? Не шубу, не кольцо и не что там обычно просят женщины в подарок на хрустальную свадьбу?

– Точно-точно, – сказала мама.

– Ты же лыжи терпеть не можешь еще со школы, – сказал папа. – Ты же коньки любишь.

– Ну, коньки у меня уже есть, и они Котьке-старшей уже по наследству перешли. Да и накаталась я что-то, коленки скрипят. А вот лыжи… Вот представь, скоро мы станем старенькими, выйдем на пенсию, дети разъедутся. Что мы будем делать длинными зимними вечерами?

– Я бы в «Танчики» играл, – сказал папа, – сейчас-то некогда.

– Лыжи, дорогой, – сказала мама, – это наш с тобой будущий фитнес. Мы будем старенькими, но крепенькими.

– Тогда давай еще купим всем по велосипеду, – предложил папа.

И теперь в нашей семье шесть комплектов лыж: старые котькины, мои, из которых я уже выросла, а Котька еще не доросла, и еще четыре пары новеньких – подарок нашей семье на хрустальную свадьбу. Ну, а что еще покупать? Действительно. Хрустальную посуду, сказала мама, раньше дарили на всякие праздники, но теперь хрусталь давно уже не в тренде. Но звенит прикольно – есть у нас пара вазочек.

Угадайте, сколько раз мы съездили в лес за эту зиму?

Один! И еще один раз в марте, но это была уже не зима.

И вот мама увлеклась настольными играми. У них в институте стали внедрять игротерапию, и они там теперь сами играют в крутые настолки и других учат. Как-то раз мама принесла их домой, и мы все выходные резались в «злую собаку» и «скоростные колпачки».

Потом наступило лето, и мы втроем – я, мама и Котька – поехали на недельку на озеро. Погода летом у нас бывает непредсказуемая, потому что климат в наших краях резко континентальный: как-то мы выбрались в середине июля на другое озеро и целую неделю просидели на берегу под навесом в куртках и полотенцах – ждали, когда закончится дождь и выглянет солнце.

И мама сказала, что нам нужно продумать альтернативный вариант досуга – на тот случай, если загорать и купаться не получится. Мы поехали в магазин и привезли оттуда целый рюкзак игр. Погода в этот раз была отличная, а в игры мы играли по вечерам и в середине дня, когда было самое пекло, и мама держала нас в тени какого-то большого дерева. Нам с Котькой понравилось, и всем детям в радиусе много метров тоже. Мы валялись на спальнике с «крокодилом», и все дети подходили и спрашивали:

– А что это вы тут делаете? А можно с вами? – и мы всех брали в свою компанию.

И после этого маме как вожжа под хвост попала. Папа сказал, что это уже похоже на игроманию средней степени, так как мама стала спускать все свободные деньги на настолки. И еще дарить их нам (только нам ли?) на все праздники.

На первое сентября – «дженгу». На Новый год – «шлеп-усы». На день святого Валентина – «свинтуса», ага.

Мама радовалась:

– Теперь я знаю, чем занять гостей! Вы теперь совсем не смотрите телевизор!

Но однажды – та-да-да-дам! – она сказала:

– Котька, надо в твоем классе провести игротеку!

Нет. Ни за что. Вы можете представить себе маму, которая приходит к семиклассникам с огромными сумками, полными настольных игр, и говорит: «Давайте сдвинем столы и сядем кружком, хочу показать, как еще можно проводить свободное время – весело и с пользой». А то мы сами не знаем.

Правда, она так и сказала. Я слышала, как она разговаривала с классной по телефону:

– Нет, пусть придут только те, кому это будет интересно. Пусть это всего лишь пять человек. Да хотя бы и три, – сказала мама, когда классная уже положила трубку, – и одной из них будешь ты.

Почему опять я? Все время я! Я не хочу в этом участвовать! Ты опозоришься, а страдать потом мне всю жизнь, пока школу не окончу!

В общем, так удачно совпало, что в тот день меня оставили на дополнительное занятие по физике, и я не видела всего этого кошмара – как моя мама режется с одноклассниками в «барабашку». Я сидела на физике и представляла, как никто ее не слушает, все орут, потом без всяких «до свидания» подскакивают и уходят. Маму было жалко, мне – как-то не по себе.

Но мама вернулась домой довольная.

– Представляешь, пришли двенадцать человек! Ира порвала всех в «скоростные колпачки»! Егор сказал, что в следующий раз будет ведущим на «злой собаке». Жалко, что тебя не было.

Мама написала в нашей группе ВК: «Если хотите сыграть еще раз, пишите в комментариях». Но никто не написал.

– Ладно, не буду навязываться больше, – сказала мама.

И то правда. Давно тебе об этом толкую. Играй дома с Котькой, если тебе так хочется.

Но через месяц мама где-то повстречала нашу классную руководительницу.

– А вы к нам еще придете? – спросила та маму. – Дети очень интересуются.

Мама тут же собрала свои чемоданы с играми и в ближайшую субботу полетела в школу. Пропустить такое второй раз я уже не могла, поэтому пришла после уроков в наш кабинет. Там, конечно, дым стоял коромыслом: Макс орал на «доббле», как сумасшедший, Жека на «собаке» каждый раз подскакивал, ронял стул и хватался за сердце, когда она начинала лаять – рисовался, конечно. Бакин и Фомин с шумом рушили «дженгу». Девочки отсели от мальчиков и играли в «свинтуса». Мальчики кидались карточками. Мама резалась вместе с ними и выглядела жутко довольной.

– Иди к девочкам, – крикнула она, – они еще не начали.

Вот так прошел в нашем классе чемпионат по настольным играм. В следующем году, пообещала мама, она сколотит команду и выставит ее на городской чемпионат – есть, оказывается, и такой. И всех победит. Но только нужно будет еще потренироваться.

И нам совершенно не хватает, сказала она папе, «падающей звезды», «бамболео» и «мышек в сыре».

Папа только вздохнул и пошел в коридор-тамбур понадежнее приладить шесть пар лыж под потолком – зима-то уже совсем закончилась, даже та, которая в марте.

Она. Открытки

В детстве у меня была большая коллекция открыток. Самых разных – с ноябрьскими гвоздиками, восьмимартовскими мимозками, артистами кино, зайчиками, белочками, снеговиками, едущими на грузовиках с новогодними подарками… Штук двести, наверное, было.

В средних классах я стала переписываться с иностранными школьниками. Был в этом элемент престижа и, стало быть, корысти. У моей одноклассницы Риммы было два друга по переписке из ГДР – Магда и Мирко, брат и сестра, которые заваливали ее марками, наклейками, постерами из журналов, открытками и даже мелкими пфеннигами. Всякой ерундой, которую можно запихать в почтовый конверт или небольшую бандероль. А в середине 80-х, сами понимаете, владеть коллекцией фантов от импортной жвачки за неимением самой жвачки – это было круто, как сказали бы нынешние школьники. Но слова «круто» тогдашние школьники не знали, в ходу было «клёво».

А у меня друзьями по переписке были Эрик и Илиана Павлова. Их адреса я выискала в журнале «Пионер» и предложила подружиться. Эрик тоже жил в ГДР, а Или – в Болгарии, в Софии, ее мама работала в магазине грампластинок. Эрик почти в каждом письме упражнялся на одну и ту же тему: мне столько-то лет, я увлекаюсь тем-то, учусь хорошо, читаю книги, занимаюсь спортом. С ним быстро стало скучно, даже несмотря на открытки и наклейки, и переписка увяла. А вот с Или, которая знала русский лучше, мы перекидывались письмами года три. Я до сих пор помню, как она поздравляла меня по-болгарски с Новым Годом. «Честита Нова Година», написала Или. Ее любимый фильм был «Умирать трудно». Его я смогла увидеть только лет через пять или семь, когда в нашем городе наконец-то стали показывать по телевизору всякое иностранное кино. Это оказался по-нашему «Крепкий орешек» с Брюсом Уиллисом, часть первая.

Помню чувство, с каким засовывала руку в железную пасть зеленого почтового ящика. Родители тогда выписывали много газет и журналов, и почту приносили два раза в день. Одной из моих домашних обязанностей было ходить за почтой. Запуская руку за какой-нибудь из «правд», всегда хотела нащупать среди сложенных страниц что-нибудь более интересное – литературный журнал (жалко, что родители не выписывали «Иностранку») или советский подростковый глянец. Или толстый конверт с пламенным приветом из страны соцлагеря. Честное слово, в день, когда письмо приходило, было предчувствие. И рука, открывая дверку почтового ящика, уже знала, что оно, скорее всего, там. Сейчас я уже ни от кого не жду бумажных писем, но по-прежнему рука, ныряющая в ящик, чтобы освободить его от рекламного мусора, все равно надеется найти там конверт с добрым словом внутри. Или открытку.