Проклятие Белого лебедя

– Да пошли вы…– Светка открыла глаза, намереваясь высказать незнакомцу все, что о нем думает, но кресло возле журнального столика было пусто. Сквозь разбитое окно в комнату ворвался сквозняк, подхватил лежавшие на столе листы бумаги и разбросал их по комнате.

– Ничего, Дарья Александровна! Ничего, моя дорогая!– тяжело выдохнув, Светка опустилась на место незнакомца в кресло, поглаживая разболевшийся живот.– Скоро придет папа и всех нас спасет…Нас не испугать дешевыми эффектами, ведь правда?

Дверь распахнулась на пороге стояла Эльвира Олеговна, мигом оценившая ситуацию. Ее строгий взгляд прошелся по покрасневшей дочери. По ее ладоням на округлившимся животу и замер на разбитом оконном стекле.

– Что здесь произошло?– спросила она, подходя поближе и напряженно выглядывая в окно.

– Открыла немного проветрить, а сквозняком створку ударило и вот…– жена кивнула на рассыпавшиеся осколки.

– Ну-ну…– нахмурилась теща, покусывая нижнюю губу.– Может Мишку позвать?

– Зачем?

– Он, конечно не Дворкин, но Алаида говорила когда-то. Что даже посильнее твоего Сашки будет.

– Мам, брось! Это правда сквозняк. Никакой магии!– почему-то Светлане не хотелось рассказывать Эльвире Олеговне про разговор с незнакомцем. Еще разволнуется, распереживается, а у нее давление и сердце. Лечи ее тогда! А ближайшая скорая в Богодухове, пока по нашим дорогам в Шаровку доедет…Лучше пусть будет не в курсе.– А ты Сашку не видела? Чем он занимается?– спросила она быстро, уходя со скользкой темы.

– Не видела! Пропал куда-то…Словно испарился. И Янка тоже пропала! Свет, может это и не мое дело, но уж слишком много времени они проводят вдвоем. Конечно, она подруга и все такое, но…

– Это действительно не твое дело, мам. Красовская просто Сашин друг и ничего больше. Если бы он хотел, то уже у них все было.

– А откуда ты знаешь, что не было?– прищурилась теща.

– Мам!

– Что мам?! О тебе же забочусь. Он таскается с нею везде, а ты тут беременная одна. И все на моих плечах, все! А этот твой, Дворкин, пылесос не может теще купить…

– Мам, может возьмем Мишку и прогуляемся?– перебила ее Светка.

– Еще чего!– ворчливо отказала Эльвира Олеговна, уперев руки в бока.– По окрестностям маньяк шастает, а вы меня в парк зовете! Сами идите…

Громко ругаясь, теща вышла из библиотеки, оставив Светку одну, которая еще долго сидела в кресле, раздумывая над словами таинственного незнакомца. Как только вернется Дворкин, то ей надо обязательно ему рассказать про этот визит. А если не вернется? Если на них с Яной напал маньяк? Отогнав от себя дурную мысль, она пошла звать Мишку на прогулку по парку усадьбы.

Глава 12

Жажда…Сильная, почти непреодолимая жажда сводила с ума. Тело выкручивало, будто стянутое гибкими жгутами, заставляя глухать рычать от нудной, словно зубной боли. Монстр мягко, по-кошачьи крался по узкой улочке Шаровки, стремясь держаться в тени деревьев. Ни души…Все как будто поумирали.

Хотя оно знало причину их отсутствия. Скорее всего эту милую девочку из магазина, который местные зовут почему-то ларьком, уже нашли. Ее кровь немного утолила вечный голод, придала сил, заставляя боль на некоторое время притупится. В этом году жажда была как никогда до этого сильной. Она гнала вперед, ломала, гнула тело, не обращая внимания на опасности.

До напряженных острых ушей чудовища, покрытых тонкой сетью кровяных прожилок донесся отчаянный вой сирен, женский крик.

Точно нашли, подумало оно, опускаясь с задних на все четыре лапы. Уже давно ему было неудобно ходить, как все остальные люди. Длинные острые когти привычно вошли в мягкую землю, правая скользнула по камню. Закрошился щебень, распадаясь на две равные части. Мохнатая свалявшаяся шерсть на затылке встала дыбом, и монстр огромными прыжками покрыл расстояние до нужного дома.

Изба Михалыча с синими окнами стояла поодаль от всех, почти на отшибе. Огород его упирался в речку, спускаясь зарослями картофельной ботвы почти к самому берегу. Во дворе кудахтали куры, закукарекал петух. Собака, что-то почуяв, напряженно завыла. Чудовище сдвинулся влево, поняв, что стоит с подветренной стороны. Лай утих.

В старом ларьке на столе у девчонки-продавщицы оно нашло потертый листок бумаги, на котором крупными печатными буквами химическим карандашом было написано послание, написанное ему…Это он сразу понял, хотя едва смог прочитать текст. В послание говорилось, что на след шаровского монстра уже напали. Скоро он будет пойман, и лучше бы позаботиться о том, чтобы неизвестные преследователи не добрались до него через некоего Михалыча, который слишком много знает и может рассказать всю правду. Буквы с трудом складывались в слова, стоя по луже в крови, чудовище сумело все разобрать. Девчонка хрипела рядом. Из разрезанной шеи стекала бордовая аппетитная кровь, и этот запах сводил с ума, заставляя глотать слюни от жажды.

Впервые, оно не осушило свою жертву, впервые за очень много лет не попробовала этот нектар струей льющийся из шеи. Монстр просто рыкнул и рванул к дому Михалыча. Тем более, что к клочку бумаги прилагалась тряпица, пахнущая настоящим мужским потом, спутать который было практически невозможно. Нос вел его, словно по карте, пока чудовище не оказалось прямо перед воротами опасного свидетеля, спрятавшись в придорожной канаве.

Кто этот неизвестный благодетель? Зачем ему нужно было предупреждать об опасности? Оно старалось об этом не думать. Тем более думать мозг, захваченный жаждой, практически не мог. В висках стучало колокольным набатом взрывая черепную коробку. Единственной мыслью в голове было утолить голод, снять эту сумасшедшую боль и что осталось всего лишь два дня гона, а потом наступит блаженное забытье до следующего лета.

Во дворе наметилось кое-какое шевеление. Крепкий мужчина в спортивных штанах и майке-борцовке выскочил на крыльцо, коротко цыкнул на собаку, напряженно вглядываясь именно в те кусты, за которыми пряталось чудовище. От его пристального взгляда оно оцепенело. А что если он увидит, рассмотрит? Что тогда? Убьет? Скорее всего да… Короткая дрожь прошла по косматому телу, когти сильнее вгрызлись в мягкий грунт, вырывая дерн с корнями, но Михалыч отвел глаза, вернувшись в дом. Появился он снаружи минуты через три. Только теперь в его руках было двуствольное ружье. На поясе висел патронташ, и монстр почему-то не сомневался, что все это приготовлено именно для него.

– Барин, ко мне!– лохматый пес на высоких мощных лапах коротко повел огромной головой, зарычал, оскалив пасть и сделал несколько уверенных шагов к хозяину. – Хватит терпеть эту гадость на своей земле! Пора навести в Шаровке порядок…– Михалыч наклонился к собаке, чтобы отпустить ту с цепи, и чудовище вдруг поняло, что лучшего момента для нападения ей может и не предоставиться. Впервые за столько лет она нападала на вооруженного и готового ко всему противника. Впервые ей попался серьезный враг, которого следовала опасаться, который мог убить, лишить жизни, за которую оно так долго боролось.

Огромным прыжком чудовище покрыло расстояние до покосившегося забора Михалыча. Коротко рыкнуло, перемахнув невысокий шифер, и опустилось на все четыре лапы почти бесшумно.

– Фас, Барин!– Михалыч спустил собаку почти в тот самый момент, когда монстр был в полете. Стокилограммовая туша пса столкнулась с убийцей, опрокинув того на землю. Коротко залаяла, целясь острыми зубами куда-то в область шеи. Чудовище завизжало и засучило лапами по земле.

– Куси ее, Барин! Куси!

Мощные лапы придавили к земле, вжав в мягкий чернозем гибкое тело. Желтая липкая слюна закапал в слепые белесые глаза с клыкастой пасти, готовой разодрать шею в клочья.

– Куси эту тварь!– заорал Михалыч, направляя на них ружья.

Мощные клыки несколько раз клацнули в опасной близости от шеи монстра. Тот взвизгнул и завертелся ужом, пытаясь вырваться. Слишком много веса было в верном Барине, слишком ослаб от жажды организм убийцы, чтобы бороться с крепким откормленным волкодавом.

– Куси его!– закричал Михалыч, и пес на секунду отвлекся на своего хозяина, повернул косматую голову в его сторону. Этого мгновения хватило, чтобы передняя правая лапа монстра оказалась свободной. Со всей силы он вонзил свои острые когти прямо в теплый лохматый бок собаки. Волкодав завизжал. Подскочил вверх, ослабляя хватку. Когти погрузились во что-то теплое. Монстр почувствовал, как внутри пса что-то бьется и шевелится. Неужели сердце?

– А ну прочь!– над головой раздался выстрел, вырвав из земли невысокий фонтанчик. – Держись, Барин!

Михалыч отступил назад и выцеливал монстра, лежащего под верным псом, погибающем защищая своего хозяина.

– Умри тварь!– еще один выстрел. Его монстр скорее почувствовал, услышав как напрягся палец мужчины на спусковом крючке. В его слепом мире, полном тьмы, все звуки и запахи слышались отчетливее и ярче.– Умри!– в самый последний момент оно перестало сопротивляться, обескровленный пес рухнул на него всей своей массой, прикрыв от пули. Тело собаки дернулось и замерло. Чудовище сочло за лучшее тоже затихнуть, подманив Михалыча поближе.

– Получил?!– то ли воскликнул, то ли спросил мужчина, быстро перезаряжая ружье.– Будешь знать…

Шаги его становились все ближе. Сейчас их чудовище слышало особенно отчётливо. Вот он поднимает ногу, аккуратно ее ставит на траву, которая подминается под его тяжестью, хрустят сломанные веточки, а бедный муравей, еле успевает скрыться в одной из своих пещер. Они же в сущности такие, как оно, так же живут под землей, также мало видят, лишь хорошо слышат, и каждый может принести им боль, каждый желает уничтожить, только потому, что они слабее и не такие , как все. Второй шаг…Глухо цокнул ремень ружья. Звуки становились оглушительно громкими. Михалыч приближался, а чудовище даже перестало дышать, чтобы тот ничего не заподозрил. Залитые кровью пес и убийца вдвоем напоминали мертвецов. Сердце стучало где-то в висках. Еще чуть-чуть…Еще совсем немного для рывочка. Хватит ли у него сил столкнуть себя волкодава и совершить бросок? Успеет ли он?

– Хватит притворяться,! Пули у меня серебряные!– громко проговорил Михалыч, держа монстра на прицеле.

Значит он не верит, что попал…Значит готов выстрелить!

– Вот ты какой…Шаровский маньяк…– произнес Михалыч, рассматривая длинный упругий хвост, торчащий из-под пса, острые когти впившиеся почти по локоть в тело собаки и шишкастую голову с закрытыми глазами. Длинный нос, уткнулся куда-то в шею Барину, глаза были закрыты, кажется, чудовище не дышало.

– Тварь этакая…– он наклонился поближе, стягивая тяжелую тушу верного волкодава в сторону. Оно почувствовало облегчения, будто тяжелый камень сняли с нее. Захотелось вдохнуть полной грудью, протолкнув по сосудам кровь к замершему сердцу.

– Живучая…Сколько лет тебя искали?! Сколько жизней ты забрала, чтобы сберечь свою!

Он был совсем близко. Запах пота, такой же как на лоскуточке ткани, оставленном неизвестным благодетелем в ларьке, резко ударил в нос.

– Барина сгубила…

Лапа безвольно потащилась вместе с телом собаки куда-то в сторону, не желая выходить, зацепившись за поломанные сильнейшим ударом ребра.

– Зацепилась…– Михалыч наклонился, чтобы поправить лапу, но тут чудовище открыло глаза. Они встретились взглядами, и мужчина чуть не закричал от ужаса. Вместо зрачков у шаровского монстра было огромное белесое пятно, оскаленная пасть с несколькими рядами острозаточенных зубов. С шумом оно втянуло в себя воздух, а следующим движением вырвала лапу из плена сломанных песьих ребер. Ружье было слишком далеко, чтобы бросаться за ним. Огромной силы удар опрокинул Михалыча навзничь. Острые когти прошлись по груди, распарывая хлопчатобумажную майку и загорелую кожу. Брызнула кровь, заливая вытянутую морду шаровского монстра.

– Ой, б..ть!– закричал мужчина, хватаясь за порез.

Но исход схватки был уже предрешен. В одну секунду чудовище оказалось стоящим на всех четырех лапах. Пасть оскалена. Резко повела головой, словно разминая затекшие позвонки. Обтянутое бледной кожей, поросшей жесткой серой шерстью тело напряглось, готовясь к прыжку.

– Ну что ты? – закричал ей Михалыч.– Убей! Ты же только за счет этого и живешь столько лет! Убей! И тогда может быть просуществуешь до следующего лета! А стоит ли такая жизнь смерти чужих людей? Посмотри, на кого ты…

Жажда…Подогнутые задние лапы, будто пружина распрямились. Оттолкнувшись от земли, чудовище взмыло вверх. Мощным ударом опрокинуло Михалыча на землю и вгрызлось в его беззащитную шею, с наслаждением осушая его до дна. Оно проталкивало в пересохшее горло крепкую выдержанную кровь глубокими глотками, рвало когтями его тело, ломая кости сильными ударами крепких лап. Жажда…Она сильнее всего на свете! Она сводит с ума, заставляя во время гона выходить на охоту. Удовлетворенно урча, оно уже наслаждалось самим процессом, полностью утолив голод. На вкус Михалыч был чудесен.

– Ррр…– лежащий рядом пес смотрел на весь этот кошмар пустыми мертвыми глазами, укоризненно скалясь.

– Саш, кажется это здесь!– совсем недалеко раздался женский звонкий голос. Монстр услышал чьи-то быстрые шаги по тропинке, ведущей к дому.

– Надо спешить! Яна, ты же уже не на каблуках?! Давай быстрей!

– Это не значит, что я должна бегать, как Усейн Болт!

– Сюда!

Шаги были совсем близко. Можно было напасть, но жажда утолена. Голод наступит только завтра. Пора уходить. Чудовище подняло окровавленную пасть от останков Михалыча, повернулось к дороге, чутко прислушиваясь. Надо уходить…Иначе ее в конце концов поймают, а усилия неизвестного благодетеля пойдут прахом. Уходить… Иначе все зря…И тогда, и сейчас…Надо бежать.

С сожалением, посмотрев на труп своего врага, одним прыжком оно оказалось возле заднего двора. Быстро отталкиваясь лапами, длинными прыжками, шаровский монстр скрылся в прибрежной посадке. И только еле заметное шевеление листвы указывало тропу, по которой он скрылся. Двор опустел. Только курица, выглянувшая из-под сарая, быстро перебежала к своим товаркам, спрятавшимся в погребе.

Глава 13

– Ян, давай быстрей!– от чего-то меня гложили самые нехорошие предчувствия. Что-то внутри меня, внутри моего сердца, мозга гнало вперед, заставляя ускорить шаг. Красовская безбожно отставала, кляня на чем свет и Шаровку с ее долбанными дорогами, Заславского, который нас сюда послал и маньяка вместе с его жертвами.

Нужный дом стоял на отшибе, на самом краю улицы. Видимо, Михалыч любил уединения, тяготясь своими соседями. Звенящая тишина ударила по ушам. Даже лай собак, сопровождавший нас всю дорогу умолк. Я слышал, как ветер гоняет пустую консервную банку по щербатому асфальту, как шелестит листва под его особенно сильными порывами. Под ложечкой неприятно засосало. Я остановился, как вкопанный, метрах в двадцати от ворот нужного нам дома.

– Что-то не так…– проговорил я, напряженно всматриваясь в старый потрескавшийся шифер и сломанную калитку, висящую на одной петле.

– Дьявол, Дворкин! Куда ты меня загнал…

– Тихо!– рыкнул я на ворчащую журналистку. Что-то внутри меня кричало, буквально вопило об опасности.

– Что…

– Тише, Яна! Тише…– прикрыл глаза, напрягая свое внутренне зрение и чуть не заорал от ужаса. Вместо привычного сизого тумана вокруг и неясных теней, передо мной расплывались кроваво-красные круги, клубами растекаясь вокруг. Только что, где-то совсем рядом было совершено убийство. Именно об этом меня хотел предупредить осторожный организм.

– Быстрей!– мозг среагировал мгновенно. Кровь могла появиться только в одном случае, и я очень не хотел думать о том, что этот случай произошел. Я рвану с места, как хороший спринтер, пинком ноги распахнул ворота, отлетевшие мгновенно в сторону с душераздирающем треском и понял, что опять опоздал.

Михалыч лежал посередине двора, раскинув крепкие мускулистые руки в разные стороны. Его шея была разодрана в клочья, кровь уже вытекла, растекшись небольшой лужицей под трупом. Рядом, уставившись бессмысленным взглядом куда-то в пространство, лежал огромный лохматый волкодав, до последнего защищающий своего хозяина.

– Что тут…– глаза Янки округлились, лицо исказила судорога. Она ладошкой закрыла рот, чтобы не вырвать прямо здесь. Выбежала на улицу, захлёбываясь рвотой. Долго кашляла там и отплевывалась, стараясь придти в себя. Если честно, то меня тоже подташнивало. От ужаса, сковавшего тело, подгибались коленки, мне хотелось бежать отсюда без оглядки, забрать свою семью из этого проклятого замка, вернуться в Харьков и забыть все, как страшный сон, не вспоминая про шаровского монстра, не видя его жертв, сделать вид, как будто ничего не произошло, словно не погибают в мирной и спокойной деревне под Харьковом каждое лето люди, словно ничего и нет…

Я выдохнул, стараясь придти в себя. Наглая курица уже топталась рядом с трупом, заинтересованно разглядывая его бусинкой глаза, пару раз ее клюв отчетливо попытался клюнуть растекшуюся кровь. Еще этого не хватало…

– А ну пошла отсюда!– топнул я ногой, прогоняя глупое животное. Янка за воротами затихла, оттуда изредка слышались приглушенные всхлипы, но, кажется, она справилась. Работая журналисткой и не такого насмотришься. Так что должно отпустить. Ее профессия должна делать людей черствыми и циничными, а значит Яночка еще не дошла до того предела, когда не человеческую смерть смотришь, как на сюжет приключенческого фильма.

– Ты жива?– на всякий случай прокричал я ей, мгновенно севшим голосом. Комок застрял в горле, готовясь прорваться истерикой. Мне тоже было нелегко. Михалыч был мне ни близкий друг , ни сосед, ни родственник, но, как и любое живое существо на этой земле, мне его было жаль. Глупая, бессмысленная смерть…А я опять опоздал.

– Все нормально! Сейчас приведу себя в порядок и приду…

– Ян, тут есть вода,– мой взгляд уперся в набранное ведро с колодезной чистой водичкой, в которой вяло шевеля коротенькими лапками, гребла неведомо как туда попавшая пчела, на которых у меня некоторых пор была стойкая аллергия, скользнул вниз, рассматривая следы, в обилии оставленные на мягкой влажной земле.

Присел рядом с трупом, разглядывая вспоротый дерн. Это же какой длины должны быть когти, если глубина следа примерно сантиметров восемь, если не больше? Зачем-то понюхал землю…Глупо строить из себя Пинкертона. У меня нет ни опыта ни возможностей, которые есть у профессиональных сыщиков. Пусть они занимаются сбором улик и доказательств. Я встал с колена. Красовская замерла в воротах, не решаясь зайти внутрь двора.

– Не ходи!– попросил я ее.– Не надо! Этим мы ничего не изменим…Лучше вызови полицию минут через десять.

– А ты?– голос журналистки дрогнул, но явной паники я в нем, слава Богу, не услышал.

– Мне надо осмотреть его дом до приезда оперов. Иначе, они все тут опечатают, помародерствуют немного…Сама знаешь нашу полицию. А Михалыч что-то знал про этого шаровского маньяка…Что-то знал, и потому его убрали. Он мог добраться до него. Мог нам что-то рассказать. Это что-то я и хочу найти внутри.

– Хорошо! У тебя десять минут!– кивнула Янка, смахивая крупную слезу, выкатившуюся из уголка глаз. Тушь потекла, оставляя разводы на бледном лице журналистки. Мне стало жаль ее, но не было времени на сантименты. Мои десять минут пошли.

По дуге обошел лежащие на земле трупы Михалыча и его собаки. У крыльца валялась рассыпанная поленница дров для бани, на одном из обрубков я рассмотрел глубокие следы когтей. Видимо, мы спугнули своим приходом это чудовище. То, что это не человек было теперь понятно! Никакой маньяк не может обладать такими ногтями, никакой маньяк не будет так терзать свою жертву. Никогда людская особь с места не совершит такой прыжок! А значит наша доблестная полиция тут не поможет…Она и с пьяными бомжами справиться не может, вызывая спецназ, а тут такое…Взял в руки полено, повертел в руках. Под ним обнаружился клочок серой свалявшейся шерсти, пахнущей чем-то кислым. Аккуратно все сложил у порога, на высоком резном крыльце с высокими перилами. Надо будет показать это Алаиде по скайпу. Что это? Оборотень? Волк? Как он здесь появился? И почему терзает именно Шаровку?

Крашенные деревянные ступени скрипнули под ногами, прогибаясь под моим весом. Дверь была распахнута. В веранду уже налетели мухи и пчелы, роем кружащиеся над головой и возле газовой плиты, на которой кипел чайник. Отмахнувшись от настырных насекомых, я прошел сени, войдя в дом. Небольшой зал со старым пружинным диваном, древний телевизор, розовые шторки аккуратно подвязанные по краям узкого окошка. Ничего интересного. В углу открытый сейф под ружье. Рассыпанные коробки с патронами, пустые гильзы и весы. Ничего интересного. Толкнул соседнюю дверь. Скорее всего это была спальня. Широкая кровать занимала почти всю комнату, а над ней в прямоугольных рамках под стеклом множества фотографий. От совсем старых – чёрно-белых, до современных, сделанных цифровиком. В углу стоял стол с какими-то бумагами, но я их решил отложить на потом, обследовав шкаф и фото.

Подошел к шифоньеру, надеясь, что он открыт. Дернул за ручку. В большом отделении ровными рядами висели женские разноцветные платья, блузки и лишь немного мужской одежды. Внизу по ящикам были распиханы обувные коробки, рисунки на которых не оставляли сомнений, что туфли все женские.

Странно, Михалыч жил один. А тут целый гардероб для известной модницы. Я аккуратно перебрал, висящие на плечиках туалеты. Тут место нашлось даже для открытого вечернего платья, украсившего даже самых изысканных дам из высшего света. Хмыкнув, закрыл шкаф обратно, переведя взгляд на фотографии над кроватью. Ответ нашелся именно там.

Вот маленький круглолицый карапуз с удивленными, но безмерно счастливыми глазами позирует на камеру, а на следующий фотографии он уже постарше…Рядом сидит мускулистый седой мужчина в белой майке, обнимая вихрастого мальчишку одной рукой. Надпись в углу “ Мы с дедом”. И так вся жизнь, закончившаяся в своем собственном дворе от рук неизвестного чудовища. В самом конце фотографии с молодой привлекательной женщиной. Судя по ее белому кружевному платью, снято на свадьбе. Михалыч еще молод, счастлив и не сводит глаз с прекрасной невесты. Последнее фото датировано три года назад. Ставшая более женственной жена Михалыча с коляской во дворе, коротенькая подпись «Мои дорогие”. Быстро отошел к столу, готовый разреветься, как девчонка.

На письменном столе стопки каких-то бумаг, вырезки из газет. Одна из старых, пожелтевших, еще революционных привлекла мое внимание: “Богодуховский Вестник” июль 1941 год. На переднем плане потертая фотография двух мужчин. Один из них дед Михалыча, а второй…На всякий случай я проморгался, боясь, что от избытка впечатлений у меня начались несвойственные мне галлюцинации, но все было по-прежнему. Рядом с дедом Михалыча сидел мой прадед Петр Васильевич Дворкин, в строгом пиджаке, гладко выбритый с неизменными густыми усами и серьезным выражением лица. Название заметки гласило: “ Харьковский облисполком готов к обороне”. Быстро пробежался глазами по затертым, пожелтевшим от времени буквам. В условиях ведения войны с фашисткой Германией, вероломно напавшей на наше социалистическое государство, харьковские руководители высшего звена докладывают о полной готовности увеличить выпуск танков с завода имени Малышева в два с половиной раза. Патриотично настроенные граждане переходят на двухсменку, руководствуясь девизом : “Все для фронта, все для победы!” Немалая заслуга в этом и видных руководителей нашей области начальника областного НКВД Петра Дворкина и председателя облисполкома Крутько Валентина Богданыча.

Вот это поворот…Я отложил газету в сторону, пытаясь обдумать прочитанное. Значит, мой прадед и дед Михалыча были знакомы лично. Мало того, работали вместе над обороной Харькова в далеком сорок первом, а раз так…То Крутько не мог не знать о том, какую должность в НКВД по-настоящему занимал раньше дед и кого ловил на самом деле. Очень интересно…

Остальные заметки были посвящены убийствам произошедшим в Шаровке за долгие годы. Вырезок было очень много. Я их пролистал без особого интереса. Нам и без того было известно, что убийства длятся уже много лет. Они были сложены аккуратной стопкой на краю стола и прошиты крепкой веревкой. Значит, Михалыч занимался поисками шаровского маньяка долгое время, собирал материал, возможно нашел-таки концы, но чудовище его опередило.

Одна из вырезок лежала отдельно, придавленная толстым стеклом, покрывающим все поверхность полированного письменного стола. Зачем Михалыч положил ее именно сюда? Для чего ему было необходимо видеть ее каждый день? На фотографии, нечеткой и замазанной цензурой, было изображено распростертое тело женщины, рядом валялась изломанная детская коляска. Такая же, какую я видел на фото над кроватью. От осознания непоправимого зашумело в ушах. Я закрыл глаза, давясь слезами, мгновенно все поняв. И про женскую одежду в шкафу, и про маниакальное желание уничтожить шаровского убийцу…Я понял, почему Михалыч так хотел его найти.