Русская Православная Церковь в Кузбассе в 1920-1930-е гг.

Следующие постановления советской власти еще более усугубили дискриминацию РПЦ. 10 июля 1918 г. появилась первая советская конституция, которая объявила духовенство и монашествующих лишенными избирательных прав. Многих прав лишались и дети духовенства (в частности, им запрещалось поступление в высшие учебные заведения). 24 августа 1918 г. инструкцией к декрету от 23 января ответственность за приходскую жизнь возлагалась на группу мирян из 20 человек («двадцатка»), чем подрывалась власть настоятеля. Более того, настоятель теперь был поставлен под контроль мирян, на которых, как надеялись большевики, им будет легче воздействовать26.

Становление прагматичного курса церкви в отношениях с новой властью началось с конца 1919 г. Воззванием от 25 сентября Патриарх Тихон обязал духовенство воздерживаться от каких бы то ни было политических акций.

Первой крупномасштабной попыткой вмешательства советского государства во внутрицерковную жизнь явилась кампания по изъятию церковных ценностей, начавшаяся в 1922 г. Официальным поводом для её начала явился голод, разразившийся в 34 губерниях России, от которого погибло около 5 млн. человек27. В марте 1922 г. была опубликована статья «О значении воинствующего материализма», в которой выдвигалось требование поднять антирелигиозную пропаганду до уровня и накала «воинствующего атеизма», неуклонно разоблачая и преследуя всех современных «дипломированных лакеев поповщины»28. В том же месяце появляется секретное письмо вождя партии для членов Политбюро ЦК РСДРП (б). В этом документе В. Ленин в связи с волнениями в г. Шуе, где верующие сопротивлялись изъятию церковных ценностей, предлагает развернуть широкую кампанию репрессивных преследователей духовенства29. В марте 1922 г. Сибревком разослал циркуляр губернским отделам, в котором предлагал приступить к изъятию драгоценностей религиозного культа с передачей их в губ– и уфинотделы с зачислением в фонд Центральной комиссии помощи голодающим30.

Экспроприация имущества церкви, как считает А. В. Горбатов, не была вынужденной экономической мерой, скорее, бедственное положение трудящихся было использовано для: устранения РПЦ из общественной жизни, дискредитации духовенства, подрыва экономики приходов31.

Нужно сказать, что не все православные приходы России, Сибири в указанный период можно было назвать богатыми и, соответственно, не все приходы могли оказать какую-либо помощь. Например, председатель Щегловской уездной комиссии по изъятию Колесников в своем докладе губернскому начальству признавал, что осуществить данное мероприятие очень сложно, потому что церквей и молитвенных домов не очень много, да и большая часть их была сожжена отрядами Рогова в 1919 г., а имущество расхищено. У некоторых приходов уезда нечего было изымать. Так, в ведомости учета изъятых ценностей от 24 мая 1922 г., в разделе «Покровская церковь села Камысла», значился один пункт – ковш, церкви Никольского села Морозовского – крест, церкви села Больше-Ямского – крест. Всего по уезду из 27 церквей и молитвенных домов было изъято серебра 1 пуд 35 фунтов 49 золотников.

Следует отметить, что не везде кампания по ограблению храмов проходила гладко. В некоторых случаях она сопровождалась активными пропагандистскими акциями, в которых духовенство обвинялось в безразличии к бедствиям народа, враждебности по отношению к новому режиму. Например, в г. Мариинске и с. Тисуль прихожане отказывались пускать комиссии в церковь. Категорически были против изъятия верующие Нарымского района. В с. Тутальском, когда началась опись имущества, к церкви сбежались негодующие крестьяне и оказали сопротивление комиссии по изъятию. Уполномоченный Вежан, приехавший за церковными ценностями, спешно покинул село, после чего вызвал военный отряд. Только под влиянием доводов командира отряда Иванова крестьяне вынуждены были согласиться на изъятие излишков ценностей. Инцидент в с. Тутальском послужил одним из поводов для возбуждения надуманного дела по так называемой контрреволюционной организации духовенства «Православная церковь». Приговором Томского губернского ревтрибунала в июле 1922 г. по этому делу были осуждены двадцать девять человек, причем первые восемь приговаривались к расстрелу32.

В 1925 г. намечались новые репрессивные меры в отношении РПЦ. Об этом свидетельствует целый ряд факторов: возобновление судебного преследования Патриарха Тихона, судебные процессы над иерархами (процесс митрополита Мелхиседека (Паевского), «Дело барнаульских церковников» и др.)33.

Повествуя о положении РПЦ в 1920-х гг., следует упомянуть о декларации 1927 г. митрополита Сергия. Этот документ оформил раскол РПЦ на 2 части34: «обновленцы» или «живоцерковники», как сторонники радикальных перемен РПЦ и сторонники сотрудничества с большевиками и «сергионе» – те, наиболее склонные к конформизму в иерархии, священники и миряне, которые поддержали декларацию Сергия и полностью покорились «безбожной власти» в надежде на милость и покровительство с ее стороны.

Основная часть церковных иерархов и священников – и внутри и вне СССР отвергла капитуляцию Сергия перед большевиками. В это же время образовались 2 течения в РПЦ: РПЦЗ (русская православная церковь заграницей) и ИПЦ (истинная православная церковь или «катакомбная» церковь)35. В 1927 году РПЦЗ окончательно отделилась от РПЦ, создав свой собственный синод. Она осудила декларацию Сергия36.

Таким образом, советская власть и РПЦ в новых условиях не могла ужиться друг с другом, потому что РПЦ считалась пережитком старой царской власти.

1.2. РПЦ в 1930-е гг.

В действиях советского государства в отношении церкви в 1930-е гг. можно выделить три уровня.

Уровень первый: финансовая эксплуатация. Все хозяйственные действия Церкви облагались совершенно непосильными налогами, поэтому последней, чтобы выжить, приходилось эти законы обходить и жить в постоянном страхе. Очевидец пишет, что священники «задавлены обложениями, задушены принудительными работами, без оплаты мобилизуются на лесозаготовки …» еп. Синезий при содержании 120 руб. в месяц обложен суммою в 10 703 руб. Даже те священники, которые вообще не вели никакого хозяйства, часто должны были вносить в виде налога сельхозпродукты. За неуплату духовенство либо обирали до нитки, либо выгоняли из дома, либо арестовывали37.

Осенью 1929 г. Президиум ВЦИК принял еще одно антицерковное постановление, в котором, в частности, говорилось: «Колокольный звон нарушает бытовые условия масс, мешает труду и отдыху», вследствие этого полностью был запрещён трезвон.

Уровень второй: закрытие храмов. В 1929-1931 гг. прошла волна массового закрытия церквей. Если в 1928 г. было закрыто 354 храма, то в 1929 – 1119. К 1932 г. в Москве из 500 храмов, существовавших в 1928 г., осталось 87 (в 1931 г. уничтожили и храм Христа Спасителя). В Орле в 1930 г. не осталось ни одного храма РПЦ. В Ленинграде кампания по закрытию церквей началась несколько позже, чем в других местах, но по интенсивности она была очень активной: в 1932-19ЗЗ гг. из 96 храмов было закрыто более половины, 19 церквейбыли разрушены. В результате к 1935 г. в Советской России оставалось не более 25 000 действующих храмов.

Власти развернули и активную деятельность по закрытию ещё остававшихся монастырей. В 1929 г. по сфабрикованному процессу была закрыта Киево-Печерская Лавра, а в 1930 г. – Данилов монастырь в Москве. Все же последние монастыри продержались до 1932 г., когда в один день, 18 февраля, все остававшиеся на свободе монахи были арестованы и помещены в лагеря и тюрьмы.

Уровень третий: ликвидация священства. «Служители культа», на холившиеся в категории «лишенцев», лишённые медицинского обслуживания и продовольственных карточек, вновь в массовом порядке стали подвергаться арестам, заключению, ссылкам, а иногда и расстрелу. Лишь в 1930 г. было репрессировано 13 тыс. представителей духовенства. Всего за 1929-1933 гг. было репрессировано около 40 000 священно – церковнослужителей.

К 1930 году антирелигиозная пропаганда достигла своего пика, снимали колокола, разграбляли церковные ценности, вскрывали мощи, сжигали иконы, закрывали или разрушали храмы, репрессировали священников38. Например, в 1931 г. был взорван Храм Христа Спасителя в Москве.В сентябре 1930 года уничтожен Александро-Невский кафедральный собор в центре Симферополя.

Передовым отрядом атаки государства на Церковь стал созданный в 1925 году Союз воинствующих безбожников (СВБ) во главе с Емельяном Ярославским. Емельян Михайлович Ярославский родился 19 февраля 1878 г. в Чите Забайкальской области в семье ссыльного поселенца. В 1898 г. вступил в РСДРП, входил в Читинский комитет партии. За революционную деятельность неоднократно подвергался арестам. В 1907 г. был вновь арестован и приговорен к 5 годам каторги. После окончания Нерчинской каторги находился на поселении в Якутске, где его и застала весть о Февральской революции 1917 г. В июле Е.М. Ярославский вернулся из ссылки в Москву, в октябре 1917 г. принимал участие в вооруженном восстании в Москве. В годы гражданской войны занимался политико-просветительской работой в Красной Армии. Избран секретарем ЦК РКП (б) в 1921 г.39 Ему оказывалась колоссальная государственная поддержка, помогали партия и комсомол. СВБ располагал издательством «Атеист», выпускал иллюстрированную газету «Безбожник» (ее тираж в конце 1920-ых годов достиг 500 тысяч экземпляров), псевдонаучный журнал «Антирелигиозник». Активисты СВБ агрессивно высмеивали религиозную веру и обычаи, устраивали «коммунистическую пасху», парады и карнавалы во время религиозных праздников, изобретали новые обряды, новые «революционные имена», помогая институционализации новой большевистской «церкви». В 1926 году СВБ насчитывал 87 тысяч членов, в 1932 году – 5 620 тысяч, а в 1938 – 2 миллиона40.

Главными задачами « Союза воинственных безбожников» становятся:

А) подготовка «митингов» трудящихся, на которые выносились резолюции о закрытии и сносе церквей;

Б) подготовка подписей под заранее заготовленными «письмами трудящихся», якобы призывающими закрывать и сносить церкви, сбрасывать колокола, а сведения о лицах, которые отказывались подписывать, передавались в НКВД;

В) организаторская работа по подготовке взрывов и разборки памятников архитектуры и истории41;

В 1932 году Союз воинствующих безбожников объявил о начале «безбожной пятилетки», в конце которой – в 1937 году – с религией в СССР должно быть полностью покончено. Члены СВБ громили и грабили церкви (при участии партийных и государственных органов) под лозунгом: «Борьба с религией есть борьба за социализм»42. Были организованы кампании публичного отречения священников от своего сана, публичные осады церквей (организованные НКВД). Дело обставлялось так, как будто правительство, закрывая храмы, «уступает народным массам», требующим преследования РПЦ43. Снятие колоколов, закрытие и разрушение соборов, сожжение икон, аресты священников, вскрытие мощей – все это делалось «по желанию трудящихся масс», «по просьбе рабочих», вовлекаемых государством в свои преступления. Большевики организовывали толпы и собрания, принимающие соответствующие решения. Так, в декабре 1929 года в присутствии 15 тысяч рабочих рудокопов из Горловки были сожжены 4 тысячи икон44. В антирелигиозной кампании, режиссируемой тоталитарным государством, переплетались элементы игрового соревнования, манипуляции, искреннего энтузиазма, карьеризма, реальной вражды значительной части населения к Церкви (ассоциировавшейся с самодержавием) и страха, основанного на терроре. Процессы «коллективизации», «раскулачивания» и тотального наступления государства на общество в 1928-1930 годах шли параллельно с натиском на Церковь. Уничтожение экономически независимого крестьянства, способного содержать сельских священников, а ныне загнанного в колхозы, подрывало основание под автономией Церкви45.

Параллельно с устранением идейного «конкурента», уничтожая РПЦ, партия большевиков желала добыть за счет Церкви дополнительные средства на индустриализацию страны. Поэтому важным элементом антирелигиозного наступления явилась «антиколокольная кампания», призывающая снять колокола с храмов и переплавить их46.

При создании колхозов местные церкви закрывались, превращаясь в клуб, школу или склад, священников арестовывали и расстреливали или ссылали, как «эксплуататорские элементы»47. Детей священников изгоняли из школ, участников церковных хоров исключали из профсоюзов. В 1930-1932 годах антирелигиозная кампания достигла своего пика. Снимали колокола, разграбляли церковные ценности, вскрывали мощи, сжигали иконы, закрывали или разрушали храмы, репрессировали священников, миллионными тиражами распространяли антирелигиозные издания. Жалобы верующих тонули в шуме кампаний, организованных «со стороны трудящихся» в поддержку этих мероприятий. Новые религиозные общества не регистрировались местными властями48. Массовые закрытия церквей всех ориентаций в 1930-х гг. привели к тому, что верующие шли в ту церковь, которая уцелела, будь то «сергианская», « иосифлянская» или обновленченская49.

Небольшая пауза в антицерковной пропаганде приходится на 1936 год – время принятия Сталинской конституции. С 1 января 1936 года народу вернули новогоднюю елку, была распущена организация Союз воинствующих безбожников50. Из 13 антирелигиозных журналов к концу 1936 г. было закрыто 10. В новой конституции провозглашалось равноправие всех граждан; духовенству были возвращены «политические права»; Церковь отделялась от государства и школы; была объявлена свобода отправления религиозных культов. Но, несмотря на все декларации о свободе, священнослужителей продолжали арестовывать и расстреливать51. Осенью 1936 г. в Московскую Патриархию поступило сообщение о кончине митрополита Петра. В связи с этим Патриархия издала акт о переходе прав и обязанностей местоблюстителя патриаршего престола к митрополиту Сергию, которому в 1934 г. было присвоено звание митрополита Московского и Коломенского52.

Новая волна массового террора начнется в марте 1937 г. Активность верующих в период обсуждения Конституции напугала руководителей страны. Ответственный за кадровую политику партии Г.М.Маленков писал Сталину о существующих в стране религиозных объединениях как о «широко разветвленной враждебной советской власти легальной организации в 600 тысяч человек по всему СССР»53. Было принято решение о практическом уничтожение иерархической Церкви.

Во исполнение оперативного приказа наркома внутренних дел операция по уничтожению Церкви началась 5 августа 1937 г.54 Она сопровождалась арестами, ссылками, заключениями в лагеря и казнями духовенства всех конфессий, закрытием их храмов. В одном только 1937 году было закрыто 8 тысяч православных храмов, ликвидировано 70 епархий и расстреляно 60 архиереев55. Репрессии продолжались до кона 1938 года.

Таким образом, планы большевиков по уничтожению русской церкви окончились полным провалом. Например, согласно переписи 1937 года две трети сельского населения и одна треть городского по-прежнему продолжали считать себя верующими56. В 1938 г. советская власть завершила двадцатилетний период гонений, в результате которых процесс разрушения был доведен до положения необратимости57. Если храмы, которые были отданы под склады или разрушены, можно было в обозримой перспективе восстановить или отстроить заново, то более сотни архиереев, десятки тысяч священнослужителей и сотни тысяч православных мирян были расстреляны, и эта утрата была незаменима и невосполнима58. Последствия этих гонений: было массовое уничтожение святителей, просвещенных и ревностных пастырей, множества подвижников благочестия понизило нравственный уровень общества и способствовало его разложению59.

По словам Д.В.Поспеловского, «среди тех, которые уцелели или вернулись в Церковь после войны, были худшие представители старого духовенства, которым Ежов и Берия дали выжить»60. К концу 1930-ых годов в больших городах осталось по одной действующей церкви, а при ней по два священника, сотрудничающих с НКВД. Как констатирует Д.В.Поспеловский: «они должны были доносить о содержании исповедей, о верующих должностных лицах, о подпольных священниках и мирянах. Оставлено было по два священника, чтобы один мог доносить на другого»61.

В ходе коллективизации при создании колхозов местные церкви закрывались, делались клубы, школы, а священников арестовали или расстреливали62.

Также следует отметить, что сибирское духовенство с понимаемотносилось к необходимости передать государству значительную часть церковных ценностей. Первые известия о голоде вызвали значительное общественное движение, в которое включалась РПЦ63.

Таким образом, акты сопротивления против ограбления храмов стали поводом для начала массовых репрессий. Судебные процессы, на которых священнослужители и миряне обвинялись в сопротивлении проведению в жизнь декрета об изъятии ценностей церкви, прошли фактически во всех сибирских епархиях. Результаты кампании для РПЦ в Сибири были крайне негативными: духовенство и верующие были подвергнуты репрессиям; осквернены святыни и храмы, экспроприация нанесла существенный урон экономической составляющей жизнедеятельности приходов, пострадала уникальная православная сибирская культура64.

Храмы закрывались по принципу экономического и административно– репрессивного давления. Технологию ликвидации церквей можно проследить по судьбе церкви д. Кулаково Моховского сельсовета Тайгинского района (совр. Яшкинский район Кемеровской области).

Церкви закрывались часто административным порядком без привидения какой-либо вразумительной аргументации. Например, в Балейском районе Иркутской области была закрыта 27 ноября 1936 года65. Прихожане аккуратно платили налоги, отремонтировали внутреннюю и фасадную части здания, построили ограду, но Балейский РИК закрыл церковь, дав на это следующие обоснования: общины нет, верующих нет и желающих взять в пользование здание культа тоже нет66.

Необходимость в закрытии церкви местные власти чаще всего аргументировали тремя причинами67:

А) в населенном пункте существовала острая необходимость в здании культурно– просветительского характера.

Б) прихожане отказывались вносить деньги за требуемые платежи: земельную ренту, страховку.

В) в приходах отсутствовали священнослужители.

Мне кажется, что последний пункт выгладит цинично, ведь антирелигиозная кампания сопровождалась именно массовыми репрессиями духовенства.

Массовым репрессиям подвергалось духовенство всех сибирских епархий. Например, в Иркутской области было осуществлено три масштабных репрессивных операций в 1927, 1933 и 1937 гг.68

Ряд церквей были закрыты местными властями в нарушение религиозного законодательства без уведомления крайкомов и облисполкомов и без их последующих церквей.

Подводя итог, то на территории Сибири практически все официально действующие православные приходы были ликвидированы, за исключением кладбищенской церкви в Новосибирске и церкви в Тобольске, которая в вопросе легитимации имела достаточно неопределенный статус. Церковная организация в Сибири была институционально уничтожена, с 1937 до 1945гг. на ее территории не было ни одного правящего архиерея, все епархии прекратили свое существование69.

Таким образом, в результате гонений 1930-х гг. православная церковь на территории СССР была практически полностью разгромлена. К 1939 г. на всей территории страны действовало лишь 100 храмов, не было ни одного монастыря, ни одного церковного действующего церковного учебного заведения и оставалось всего 4 правящих архиерея – митрополит Московский Сергий, митрополит Ленинградский Алексий, архиепископ Петергофский Николай, управляющий Новгородской и Псковской епархиями, и архиепископ Дмитровский Сергий (Вознесенский).

Глава 2. Власть и Церковь в Кузбассе с1917 по 1939-е гг.

.1. 

Церковь в Кузбассе в 1920-е гг.

Россия традиционно считается православной страной, но это не исключает наличия в ней значительной доли представителей иных вероисповеданий, что связано с огромной территорией страны и ее многонациональным составом. Интерес в этом отношении представляется территория Сибири, выступающая своеобразной лабораторией по смешиванию различных национальностей и вероисповеданий70.

В дореволюционной России сбором информации о конфессиональном составе страны занимались органы государственной статистики.

В советский период истории государственный учет подобной информации вообще прекратился за исключение переписи 1937 г., результаты которой были уничтожены71. Провозглашение в Советской России религии частным делом граждан послужило причиной отказа официальных органов власти от планомерного сбора информации по конфессиональному составу населения страны. Но в 1920-х гг. возникла необходимость учета информации подобного рода. Проводимые опросы не систематическими и полными72. Борьба с религиозностью населения требовала необходимость подсчета сторонников того или иного вероисповедания, и, вместе с тем, необходимость демонстрации успехов на этом фронте приводила к необоснованным выводам и оценкам конфессионального состава и численности верующих. Конфессиональный и численный состав населения в первую очередь интересовал партийные органы власти. Это послужило причиной того, что именно Агитпропотдел ЦК РКП (б) занялся сбором и анализом подобной информации73.

К началу революции 1917 года Кузбасс находился в составе Томской губернии. В официальной статистике Кузбасс представлен городами Кузнецком, Мариинском и г. Тайга. По статистическим данным 1911 г. на территории Кузбасса проживали представители различных религиозных конфессий: старообрядцы, лютеране, католики, язычники и, конечно, подавляющее число православных74.

На основании ведомости о составе населения Томской губернии, подавляющее число населения территории Кузбасса относились к православному исповеданию – 93, 7%, что выше, чем в целом по стране – 72%75.На втором месте по численности находятся католики – 3%, а затем старообрядцы – 1,4% и протестанты – 1%76.

Юг Западной Сибири к 1917 г. составлял каноническую территорию Томской епархии (обр. в 1834 г.). К началу ХХ в. Томская епархия включала

в себя территорию современных Кемеровской, Новосибирской, Томской областей, Алтайского края и Республики Алтай77.

Как и по всей России в Западной Сибири были Монастыри, соборы, храмы. В 1917 г. из 11 было 8 женских (4 монастыря и 4 общины) и 3 мужских (2 монастыря и 1 пустынь) обители78.

Также следует отметить, что в 1917 г. из 11 обителей епархии три женских и один мужской монастырь были городскими, остальные 7 обителей были расположены в сельской местности или местности, где традиционно проживало инородческое население79. Возраст насельниц женских обителей не старше 30 лет. Средний возраст насельников мужских обителей был выше, чем в женских, но у большей части братии также составлял менее 50 лет80.

После начала Гражданской войны наступает темная полоса в жизни Томской епархии. Связь с Московским Патриархатом была нарушена. Все епархии Сибири перешли на самоуправление, организовывая временные высшие церковные управления. В 1918 в ноябре в Томске состоялось Сибирское церковное совещание, на котором присутствовали 13архиереев Поволжья, Сибири и Дальнего Востока. На совещании было образовано Высшее Временное церковное управление во главе с омским архиепископом Сильвестром81.

В конце 1918 года создается министерство исповедания правительства Колчака, одной из задач которой было формирование из числа священнослужителей военных отрядов «Иисуса», «Богородицы» и др. сбыться этим планам не удалось, потому что после отступления войск Колчака большая часть духовенства Томской епархии эмигрировало, а оставшиеся были истреблены «красными партизанами» зимой 1919 года. В ходе массовых разорений, грабежей и убийств были разрушены церковные здания: Одигитриевская и Успенская церкви, Вознесенская часовня в Кузнецке, часовня и Троицкая церковь в селе Гурьевском, молитвенный дом и Пантелеимоновская церковь в селе Аило-Кузедеево (современная Горная Шория); церковное имущество при этом расхищалось82.

Во всей России в 1920– 30-е гг. отношения между Церковью и государством определялись советским репрессивным законодательством. И исходя из этого, можно выделить несколько этапов в развитии антирелигиозных движений в Кузбассе:

1) 

1920-1924 – кампания по изъятию церковных ценностей и внедрение в повседневный быт кузбассовцев новой обрядности;

2) 

1925-1926 – спад интенсивности антирелигиозной работы, переведение ее в русло пропаганды;

3) 

1927-1939 – постепенное усиление антирелигиозной работы в связи с укреплением на местах Союза Безбожников и последующая активизация борьбы с религией в целом и сектантством – в частности.

По первому этапу в развитии антирелигиозных движений в Кузбассе можно привести пример – антирелигиозная демонстрация в г. Анжеро-Судженске в 1923 г. Газета «Коммуна» оставила свидетельство об одной из антирелигиозных демонстраций в Анжеро-Судженске в начале 1923 г.: «У рабочего клуба участники разбились на две группы. Одна – «рабы» религии и капитала с «церковью» во главе, с «генералом» и «капиталистом», другая группа изображала восставших рабочих.При встрече «поп» уговаривает «восставших» не противиться «властям», грозит карой небесной.Генерал «грозит» поркой и расстрелом, «капиталист» предлагает выдать «вождей», обещая прибавку. …Из противоположной группы им отвечает рабочий-агитатор. Под одобрительные крики и пение «Интернационала» обе группы сжигают «церковь». После антирождественской демонстрации в клубе была поставлена антирелигиозная пьеса»8384.