Кубыш-Неуклюж

– Есть разговор, – объявила Немова. И она, и Крапивина без свидетелей обращались с Наташей почти как с равной, на ты. По виду она была их старше не на тринадцать лет, а на два-три года.

– Какой ещё разговор? – спросила Наташа, достав из кармана ключ, чтобы отпереть дверь кабинета, который примыкал к залу. – Опять какой-нибудь бред?

– Нет, разговор важный, – настаивала Крапивина. И они вошли в кабинет втроём. Кабинет был маленький. В нём едва умещались письменный стол, диван, шкаф, два стула, десяток хоккейных клюшек и два десятка мячей – футбольных, гандбольных, теннисных, волейбольных и баскетбольных. Мячи валялись по всему полу. Клюшки стояли в углу. Все стены были обклеены устрашающими портретами каратистов и дзюдоистов.

– Что вы хотите? – осведомилась Наташа, положив вещи на стол и оседлав стул. Обе старшеклассницы плюхнулись на диван. Немова сказала:

– Короче, есть отличный щенок. Берёшь?

– Нет, я не могу, – замялась Наташа, – меня сегодня из хаты выставили!

– Бесплатно, – гнула своё стальная тупица Немова. – Мы его на улице подобрали. Месяц ему. В приют сдавать жалко, он там не выживет. Это сеттер. Английский сеттер.

– Ты чего, глупая? – взорвалась Наташа. – Я ведь тебе говорю, что сама бездомная! Почему бы вам этого щенка не забрать себе?

– Да у нас у каждой дома по целой псарне! – взвилась на крик и Крапивина. – Ты прекрасно об этом знаешь! Мне вчера мать сказала, что если я за месяц всех не раздам или ещё раз кого-нибудь притащу, она загранпаспорт мне продлевать не станет и упакует меня в психушку для освидетельствования!

– Я всё поняла.

Скрежетнув зубами, Наташа тихо продолжила:

– Мне всё ясно. Дайте мне две недели, чтоб я нашла другую квартиру. Вы понимаете, что сюда щенка я взять не могу?

Девочки кивнули и злобно встали с намерением уйти и скорее сдохнуть, чем ещё раз шагнуть за этот порог.

– Постойте одну минуту, – мягко окликнула их Наташа. – Что вы опять натворили? Из-за чего Михалыч вас потащил к Галине Сергеевне?

– Мы Курёхина довели, – объяснила Немова.

– Это кто?

– Да новенький! Явный девственник, весь из комплексов состоит. Михалыч, дурак, его посадил за нами. Мы к нему повернулись, он начал нам глазки строить. Ну, мы и дали ему просраться так, что весь класс заржал!

– А этот мальчишка?

– Он заробел, потом покраснел от злости и Ленку схватил за свитер. Тут все, конечно, от хохота чуть не сдохли! Ну и Михалыч вместо того, чтоб дать ему по башке, нас повёл к директору.

– Дряни вы, – вздохнула Наташа. – Сиамские близнецы! Не случайно имя у вас одно. А если вас разделить, будут два нуля! Идите отсюда.

Пожав плечами, две Ленки молча отправились на урок. После их ухода Наташе стало ещё тоскливее. Не успела она повесить пальто на стул и достать мобильник, чтобы связаться с риелтором, как нагрянула Света. Немова и Крапивина, встретившись с ней у лестницы, объяснили, где она может найти Наташу.

– Ну и когда ты начнёшь работать? – спросила та, с досадой приняв поток благодарностей.

– С понедельника! Натали, спасибо тебе большое! Ты меня очень выручила.

– Забей.

Голосом Наташа дала понять, что ей сейчас не до идиотского разговора – ни настроения, ни одной свободной минуты на него нет. Но Света не уходила. Она взяла баскетбольный мяч и стала им хлопать по полу. Получалось у неё ловко. Когда ей это наскучило, она пнула ногой футбольный, и он попал в лицо Брюсу Ли. Если бы великий Брюс Ли стоял перед ней живой, а не нарисованный, это был бы верный нокаут.

– Так ты физруком работаешь? – уточнила Света, поймав отлетевший от стены мяч и звонко расхохотавшись над своей выходкой.

– Да, всё верно.

– И ты какое-то время здесь будешь жить? В этой комнатушке?

– Угу.

И пальцы Наташи сжали мобильник так, что он чуть не хрустнул.

– И ты пока на больничном? – не отставала от неё Света.

– Да, ещё пару дней буду на больничном.

Света взглянула на рюкзачок и сумку.

– А почему у тебя так мало вещей?

– Мне больше не нужно.

– Живи у нас!

– У кого, у вас?

– Мы с моей подругой сняли вчера двухкомнатную квартиру. Здесь, за автостоянкой. Поспишь со мной на одном диване, ничего страшного.

– А зачем мне спать с тобой на одном диване, если я здесь могу спать одна? За семь-восемь дней я найду квартиру и перееду.

Тут прозвенел звонок. Наташа рассерженно убрала мобильник. Ей не хотелось вести разговор с риелтором в сумасшедшем доме, который через минуту должен был наступить.

– Прикрой, пожалуйста, дверь, – сказала она. – Сейчас малышня сюда набежит и будет беситься.

Света прикрыла. Когда через полминуты спортзал наполнился визгом, топотом и площадной руганью пятиклашек, гонявших мяч, она задала вопрос:

– А эти две девки, Немова и Крапивина – они что, какие-то чумовые, да? Наркоманки?

– Да не наркоманки они, – дёрнула ноздрями Наташа. – Просто две сучки. Совсем даже и не глупые. Греческой мифологией увлекаются. И красивые, спору нет. Но Ленка Шкилёва, их тёзка и одноклассница – девка вовсе сказочной красоты. И очень спокойная, как стена. Они рядом с ней, конечно, не блещут, хоть она красит только глаза и носит кроссовки с джинсами. А у них – всегда макияж, укладочки, шпилечки. Сама видела.

– Из-за этого они бесятся?

– Ну, не только. Конечно, и это играет роль, но даже не главную. Они сами по себе стервы. Если начнут изводить какого-нибудь мальчишку, лучше ему из школы уйти. Однажды, когда они перегнули палку и мальчик чуть не покончил с собой, я их отстегала.

– Да это как? – изумилась Света.

– Элементарно. Прыгалками. По задницам.

– Они не сопротивлялись?

– Конечно, сопротивлялись! Поэтому получили сперва по мордам, затем – по задницам. После этого целый месяц вели себя образцово. Даже повысили успеваемость.

– А родители их с тобой не разобрались?

– Какие родители? Ты – четвёртая, кто об этом знает. Они ведь гордые! Я дала им слово молчать. А если бы рассказала, меня бы здесь букетами роз завалили все, от учителей до родителей! А Варламов, наверное, подогнал бы целый грузовик роз.

– Варламов? А это кто?

Наташа, не отвечая, вынула сигарету и закурила. Света последовала её примеру.

– Открой окно, – бросила Наташа. Когда её кабинет наполнился ветром, она продолжила: – Они обе любят собак, притом так же сильно, как ненавидят людей. И в этом я, кстати, их понимаю.

– Любят собак?

– Да, представь себе. Бродячих подкармливают, а некоторых щенков домой к себе забирают. Потом пристраивают.

– О, чёрт! – помрачнела Света. – Бедные девочки!

– Почему?

– Да как почему? Ты разве не слышала, что по близлежащим дворам разгуливает убийца собак? Не далее как сегодняшней ночью был убит пёс прямо на дорожке от метро к школе! Его зарезали.

– Да? Кошмар! Про этого пса я ещё не слышала, но по поводу остальных убитых собак Крапивина с Немовой никому не дают покоя. Сперва они полицию донимали, а потом сами решили выслеживать живодёров. Не знаю, как там у них это продвигается. Сомневаюсь, что есть успехи.

– Бедные девочки, – повторила Света. Подойдя к форточке, она выбросила окурок. Грянул звонок к следующему уроку, и детвора, продолжая громко галдеть, из зала утопала. Встав со стула, Наташа сделала шаг к дивану, сняла ботинки и улеглась. Света поняла, что аудиенция подошла к концу.

– Мне пора идти, – сказала она.

– Ну, иди. До встречи. Скоро увидимся.

Света вышла и поднялась в вестибюль. Идя мимо дяди Васи, она ему подмигнула. Отставной прапорщик покраснел, засопел и собрался сплюнуть, однако вовремя вспомнил, что он сидит не на лавочке во дворе.

Весеннее солнце накрыло город розовыми ладонями. На ступеньках школы курили несколько старшеклассников. Среди них выделялся широкоплечий блондин с пушком над верхней губой, слегка кривым носом и голубыми глазами.

– Слушайте, пацаны, кто такой Варламов? – спросила Света, также закуривая. Ребята переглянулись.

– Зачем он вам? – холодно поинтересовался блондин.

– Ну, это уж моё дело!

– Не только ваше, но и моё, поскольку Варламов – я. А вы кто такая?

Света решила не отвечать. Сбежав по ступенькам вниз, она пересекла плац, вышла за ворота и, перейдя проезжую часть, направилась к своему двору той самой дорожкой через пустырь, около которой был найден ночью Малыш.

Глава четвёртая

Благодаря Маринке, которая в семь утра опять вышла с Боней, весть об убийстве бедного Малыша стремительно облетела двор, а затем – квартал. И поднялся шум невообразимый. Если не первую, то вторую скрипку в этой симфонии сыграл Эдик. Так звали азербайджанца, который торговал фруктами во дворе, напротив Серёжкиного подъезда. Свою, с позволения сказать, торговую точку Эдик располагал прямо у дорожки к метро, так что покупателей было хоть отбавляй, особенно вечерами. Эдика знали все жители района – от инвалидов и совсем немощных стариков, которым он приносил овощи и фрукты домой, до главы управы, начальника ОВД и двух прокуроров. Всех вышеперечисленных граждан он обеспечивал витаминами безвозмездно, точнее сказать – бесплатно, поскольку даже беспомощные сулили ему громадную помощь в виде молитв за него Аллаху, хоть были все православные. Ещё Эдик дружил с дворовыми кошками и собаками, так что смерть Малыша его потрясла. Он о ней рассказывал каждому, кто в то утро что-нибудь у него покупал на пути к метро, а также и тем, кто просто здоровался. Они все звонили своим родным, оставшимся дома. Те, в свою очередь, выходили повозмущаться, послушать, что говорят по этому поводу. Таким образом Света, идя из школы, застала около Эдика очень многих своих соседей по этажу, дому и двору. Они громко проклинали ночных убийц, ругали полицию за бездействие. Не ругались только собаки и кошки, которых также пришло немало. Среди них был и личный питомец Эдика, глухой кот по имени Микки. Он беспокойно всматривался во всех. У Эдика, вообще, хватало помощников, но тем утром работали только двое – зеленоглазая молдаванка Яна, которой едва исполнилось восемнадцать лет, и Олег. Точнее, работала одна девушка, а Олег и Эдик делились с публикой вариантами предстоящей расправы над живодёрами. Тётя Маша и тётя Оля плакали – одна молча, другая с бранью. Серёжка вместе с Жоффреем также крутились около Эдика. Иногда бульдог начинал вдруг гавкать на торгаша. Тогда тот давал ему виноград или грушу, и лай сменялся довольным хрюканьем.

– Я шайтанов этих достану, слово даю! – рассыпался Эдик грозными обещаниями, следя, как девушка взвешивает бананы и абрикосы на электронных весах. – Двести человек сюда приведу, они будут их выслеживать днём и ночью! За что убивать собак? Кому от них плохо? Никакой зверь от скуки не убивает. Эти садисты хуже зверей, хуже крыс! Говорю – шайтаны!

– Вот уж спасибо, – как всегда вовремя подвернулась Зойка из тридцать первой квартиры первого корпуса. – Ещё только двухсот твоих земляков нам здесь не хватало! Сами не разберёмся – где нам, убогим! Уж лучше заткнулся бы!

Ноздри Эдика шевельнулись от безразличия. Разгорелся средней величины скандал. За азербайджанца выступили три четверти всей толпы, а за Зойку – двое. Прочие воздержались. Серёжка тоже что-то кричал. Подойдя к нему, Света оттащила его с бульдогом от ящиков с ананасами и хурмой, к которым последний рвался, скребя когтями по льду.

– Привет, это Света. Ну что, ты в клинику ездил с ним?

– Нет, ещё не ездил, не с кем было поехать. Олег попозже освободится и, может быть, отвезёт. Он, правда, бухой, но клиника близко.

– А где она?

– На соседней улице. Остановок пять на автобусе.

– А она хорошая? Точно?

– Очень хорошая. Когда он отравился четыре года назад, его там откачивали.

– Поехали. Я сегодня, вроде, не занята.

Они зашагали к автобусной остановке. Жоффрей хромал, шаркая ботиночком по асфальту. Серёжка взял его на руки. Ждать автобуса пришлось долго.

– Кубыш, – вдруг щёлкнула Света пальцами, наблюдая за своим маленьким подопечным, который уселся на тротуар, низко опустив ушастую голову. – Самый настоящий Кубыш! Кубыш-Неуклюж. Где ты его взял?

– Катька притащила его из леса семь лет назад. Нет, не семь, а восемь!

– Из леса? Катька? Какая Катька?

Серёжка начал рассказывать. Как назло, подошёл автобус. Он был битком, и пришлось стоять. Путь занял десять минут.

– Это не похоже на новообразование, – заявила девушка в униформе с синим крестом на спине, водрузив Жоффрея на стол и сняв с него башмачок, а затем повязку. – Но цитологию я возьму, чтоб вы успокоились.

– Вчера меньше она была, – возразила Света, глядя на вздутие. – И, по-моему, он немножечко похудел. Чуть-чуть.

– Посмотрим на цитологию.

Подошла медсестра с пинцетом и шприцем. Жоффрея пришлось держать, так как процедура была болезненной. Он пищал и пытался вырваться. Наложив новую повязку, ветеринар взяла у Серёжки полторы тысячи и заполнила бланк квитанции. Отдавая её, сказала, что результат придёт из лаборатории через двое суток.

– Мне нужно будет подъехать? – спросил Серёжка.

– Необязательно, позвоним. А впрочем, вы правы – лечение ведь потребуется, каким бы ни был ответ.

– Я понял. Как вас зовут?

– Ирина.

Обратно шли и ехали молча. Света курила. Её лицо было мрачным. Эдик стоял уже без толпы, без Яны, которая вечерами делала курсовую работу, и без Олега. Но шуму было не меньше, так как на ящиках с виноградом сидели дети, вернувшиеся из школы. Их было человек семь. Увидев Жоффрея, они к нему подбежали и начали с ним играть. Серёжка спустил его с поводка. Жоффрей схватил палочку, которую ему протянули, и его стали на ней вертеть, удерживая её за оба конца вдвоём.

– Вот это больной, – улыбнулся Эдик, внимательно поглядев на Свету. – Я говорю, притворяется! Вы его водили к врачу?

Света промолчала.

– Да, – ответил Серёжка. – А это моя соседка, Света.

– Я знаю, – произнёс Эдик, который, если ему поверить, всё всегда знал. – Красивая девушка! Просто чудо. Что сказал доктор?

– Он взял анализ на онкологию.

– Не дай бог! С ума он, что ли, сошёл? Какая тут онкология? Толстый, сильный! Слышишь – рычит громче, чем медведь!

Палка разломилась. Бульдог порядочно отлетел, но мигом вскочил и бросился к детям, чтоб отобрать у них половину палки. Те её стали кидать друг другу, чтобы он злился. Он начал бегать и лаять.

– Кто из них учится вон в той школе? – спросила Света у Эдика, указав рукой за автостоянку.

– Да почти все. А что ты хотела?

– Кое о чём спросить. Кто из них толковее?

– Надя! – закричал Эдик, чтоб быть услышанным сквозь отчаянный лай. От шумной компании отделилась девочка лет двенадцати. Подбежала. Света узнала свою соседку по этажу. Они с ней здоровались накануне. Девочка была очень симпатичная, хоть слегка перекормленная.

– Привет, – сказала ей Света. – Ты меня помнишь?

– Да, вы вчера заехали в шестьдесят четвёртую, – пропищала Надя и в тот же миг доказала свою толковость, дёрнув из ящика с полкило винограда. – Эдик, я возьму, ладно?

Эдик кивнул.

– Бери. Но только не подавись и поделись с братьями.

– Они сами себе возьмут. Так что вы хотели?

– Кое о чём спросить, – ответила Света. – Ты не проводишь меня домой?

– Провожу, мне тоже уже пора. Эй, Димка, Андрюшка! Я ухожу!

Ответом был только лай. Жоффрей добивался огрызка палки с таким усердием, будто это был жезл патриарха всея Руси. Идя с маленькой соседкой к подъезду, Света спросила её, знает ли она Варламова.

– А, Кирюху? Да кто же его не знает! Вы про того, который в одиннадцатом «Б»? Или про кого-то другого?

– Я про блондина с чуть кривым носом.

– Да, это он, Кирюха Варламов. Он ведь боксёр, разрядник. Поэтому нос кривой. Вся школа гордится им. У него отец – депутат. А что вас конкретно интересует?

Этот вопрос привёл Свету в замешательство.

– Как бы тебе сказать… Он что, ненавидит Немову и Крапивину?

– Да, конечно. А кто их любит-то? Они злыдни. Впрочем, Кирюха их ненавидит сильнее всех. Знаете, за что? Он раньше встречался с Ленкой Шкилёвой. Они ведь все в одном классе учатся! А потом Крапивина завлекла его к себе в гости и там у них что-то было. Немова это дело сфоткала. Она пряталась под столом. И эти две твари знаете, чего сделали? Показали фотки Ленке Шкилёвой. Она, конечно, Варламова послала. Он чуть не повесился, потому что сильно её любил. И до сих пор любит, хотя она с другим парнем уже встречается.

– Всё понятно, – пробормотала Света. Приблизившись с ней к подъезду, Надя набрала код и открыла дверь. На втором пролёте они столкнулись с пожилой дамой в длинном пуховике. Встретившись с ней взглядом, Света невольно остановилась. Именно такое лицо, подумалось ей, было у булгаковской Аннушки, погубившей бедного Берлиоза. Но девочка поздоровалась со своей соседкой очень тепло, назвав её тётей Люсей.

– Здравствуй, Наденька, здравствуй, – отозвалась старушенция, оцарапав Свету серыми сыщицкими глазами. – Эдик стоит? Нет ли у него яблочек на выброс? Мне для компота сгодились бы.

– У него, по-моему, всё на выброс, когда вы к нему подходите, – усмехнулась Надя. Аннушка на этом не успокоилась.

– До Малыша добрались? – спросила она, остановив Надю, рвавшуюся вперёд. – Я его терпеть не могла! Он воришка был. Как сорока. Увидит яркое – и хватает! Очки у меня украл, когда я их уронила, сидя на лавочке. Еле-еле я догнала его, аж вся выдохлась!

– Надо вам купить другую метлу, – дала совет Надя.

– Чего? Какую метлу?

Но Надя без объяснения устремилась дальше, Света – за ней. Им вслед было крикнуто, что они – мерзавки и сволочи. На втором этаже две сволочи, торопливо звеня ключами, отперли двери своих квартир, затем пожелали друг другу всего хорошего и избавили лестничную площадку от своего мерзкого присутствия.

Полуголая Рита на кухне жарила баклажаны с сосисками. Остро пахло чесночным соусом. Дело шло к завершению. Поглядев на лицо подруги, Света сообразила, что это было первым её занятием после трудного пробуждения. Сев за стол, Света поинтересовалась у Риты, куда она сегодня намылилась.

– Есть одно небольшое дело, – зевая, сказала Рита. Погасив газ, она переставила сковородку на стол, взяла нож и вилку, села и стала есть. Света неотрывно глядела на её правую ногу, закинутую на левую. Ноги Риты ей весьма нравились.

– Ты откуда? – осведомилась Рита с плотно набитым ртом.

– Я в школе была.

– И что?

Света рассказала о всей своей беготне довольно подробно. Упомянула она и о разговоре с Наденькой, каковой разговор состоялся десять минут назад. Рита молча слушала, эротично качая голой ногой и звякая вилкой о сковородку.

– Так это, значит, Жоффрей там гавкает? – указала она засаленным ножиком на окно, когда школьная уборщица замолчала.

– Конечно, он! Да что они его мучают, дураки? Он уже охрип!

Как раз в ту минуту Жоффрей умолк, поскольку Серёжка взял его на руки – то есть, на одну руку, и потащил к подъезду, стуча своей белой тростью по тротуару. Бульдог тяжело дышал. Лязгнула подъездная дверь, и шаги Серёжки стали звучать по лестнице.

– Бедный парень, – вздохнула Рита, накалывая на вилочку баклажан. – И бедный Жоффрей! И бедный Малыш. Так ты, Светка, думаешь, этот самый Варламов и убивает собак?

– Вполне вероятно, – сказала Света, вставая из-за стола, чтобы сделать кофе. – Он ведь не может убить Крапивину с Немовой, так решил отравить им жизнь! Он в школе – король, а у короля должны быть гвардейцы.

– Ты имеешь в виду, их целая банда?

– Я допускаю возможность этого.

– Ну и дура! Бандой здесь и не пахнет. По крайней мере, в последнем случае. Потрошить собаку – это маньячество. А маньяки не ходят бандами.

– Вот про это рассказывать мне не надо, – вспылила Света, гремя посудой. – Ты что, забыла, кто мой отец?

– Да как я могла забыть? Ты мне двести раз говорила, что он – конь с яйцами.

– Я не ум имела в виду!

Рита испугалась. Вилка с наколотым на неё последним куском баклажана остановилась на полпути. Чёрные глаза заморгали.

– Вот это да! Что же ты имела в виду?

– Работоспособность. Он хорошо работает. У него награды и привилегии. Очень скоро он займёт пост заместителя генерального прокурора!

– И будет конь без яиц, – задрала нос Рита. – Но не волнуйся. Ты уже, кажется, родилась.

– Тебе это только кажется?

– Да. Ты слишком прекрасна, чтобы быть правдой.

Доев последний кусочек, Рита вскочила и побежала в ванную умываться. Затем она пошла краситься. Света села пить кофе. Она была очень зла на Риту из-за того, что та вдруг взяла и разрушила её версию. Прислушиваясь, как Рита ходит по комнате босиком в поисках теней и помады, она зачем-то считала её шаги. Потом вдруг не выдержала и крикнула:

– А в себя саму-то ты веришь?

– Нет. Я слишком подвижна, чтобы быть истиной. Если даже меня зароют на километр, всадив мне в грудь осиновый кол, я всё равно выскочу и уйду! Это невозможно, но это так.

– Ритка, это круто! И очень весело. Напиши об этом стихотворение.

– Вот коза! Все мои стихи – именно об этом.

– Ты отовсюду сможешь уйти?

– Откуда угодно, если там будут слишком кислые яблоки. То, что может Высоцкий, могу и я.

Минут через двадцать Рита опять явилась на кухню, чтоб выпить кофе. На ней была мини-юбка, колготки и красный клубный пиджак поверх декольтированной рубашки.

– Ты, сука, взяла у меня тональник, – сказала Света, внимательно поглядев на её лицо. Рита покивала, как будто речь шла о чём-то вроде погоды.

– Едешь со мной? – спросила она, сделав два глотка.

– Сначала скажи, куда.

– К коню без яиц.

– Зачем мы ему нужны?

– Ну, типа, эскорт.

– Ночной клуб?

– Кабак. А дальше – не знаю.

– Я хочу спать, – поморщилась Света. – Езжай одна. Ты вернёшься поздно?

– Не думаю.

Рита вскоре пошла надевать ботинки, а Света – спать. Через три минуты подруга к ней заглянула. Света уже лежала под одеялом. Окно было приоткрыто. Слышался голос Эдика, предлагавшего мандарины с праздничной скидкой. На вопрос кокетливой женщины, что за праздник такой сегодня, предприниматель ответил, что день его с ней знакомства. Щурясь на солнце, уже занявшее западную часть небосклона, Рита опять спросила:

– Ты едешь?

– Я уже сплю, – прошипела Света, открыв один левый глаз. – Ты что, тварь, не видишь?

– Вижу. Слушай, а почему тебе показалось, что ты Наташу где-то встречала?

– Наташу?

– Да.

– Пошла вон отсюда!

– Как скажешь, – пожала плечами Рита. Её вихрастая голова исчезла, и дверь захлопнулась. Потом грохнула и наружная дверь квартиры. За ней – подъездная. Со двора донеслись быстрые шаги. Раньше, чем они успели затихнуть, Света уснула.

Глава пятая

Серёжка не смог набрать код подъезда. Жоффрей, висевший на его правой руке, стиснутые пальцы которой сжимали трость, дышал ещё тяжелее, чем днём, после развлекухи с ребятами. По Москве опять гулял ветер – более сильный, чем накануне. И на его упругой спине сидела наездница. Все её уже заждались, кроме льда и снега. Это была весна.

Поняв, что порядок цифр начисто забыт, Серёжка достал из кармана магнитный ключ. Взбежав на второй этаж, он забарабанил в дверь шестьдесят четвёртой квартиры. Не зазвонил, а забарабанил. Потом уже зазвонил. Прошло несколько минут, прежде чем за дверью спросили, не доверяя глазку:

– Это ты, Серёжка?

– Я, я! Открой!

– Ты что, сумасшедший? Два часа ночи!

– Знаю!

Света открыла. У неё не было оснований считать Серёжку маньяком, поэтому его страшный голос не напугал её, а весьма заинтересовал. На ней, как и прошлой ночью, было только бельё. Серёжка это почувствовал, потому что задел её вытянутой рукой, стремительно делая шаг вперёд. Но он не придал этому значения. Торопливо поставив бульдога на пол, он снял с него поводок и прислонил трость к стене. Трость сразу упала. Никто не стал её поднимать.

– Что произошло-то? – спросила Света, заперев дверь и пристально оглядев незваного гостя. – Ого! Ты белый, как простыня! И Жоффрей психует. За вами черти, что ли, гнались?

– Проводи на кухню.

Жоффрей остался около входной двери. Не прекращая пыхтеть, он улёгся на пол. У него совершенно не было сил. Усадив Серёжку на кухне, Света поставила перед псом мисочку с водой. Он попил.

– Что произошло? – повторила свой вопрос Света, садясь за стол напротив Серёжки. Тот помолчал и ответил:

– Жоффрей опять его видел.

– Кого? – спокойно спросила Света, хоть и ответ заранее знала, и не было у неё ни капли спокойствия.

– Потрошителя. Того самого, кто убил Малыша. Жоффрей так залаял второй раз в жизни! На том же месте залаял, глядя туда же. Короче, всё повторилось.

– Всё? Там опять был труп?

– Трупа не было.

– Ты уверен?

– Да. Минут через пять подошла Маринка со своим Боней, и они всё там обшарили. Трупа не было.