bannerbanner
Пасынок Вселенной. История гаденыша
Пасынок Вселенной. История гаденышаполная версия

Полная версия

Пасынок Вселенной. История гаденыша

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
29 из 42

И он таки придумал.

14


«– Ты не можешь просто так убивать людей!

– Почему?

– Что значит – почему? Не можешь и все!

– Почему?»

«Терминатор II. Судный день»


Надо сказать, я с самого начала обнаружил эти странные приспособления под потолком. Для чего они я поначалу не понимал – просто какие-то то ли рассеиватели, то ли разбрызгиватели. Ничего не придумал лучше, я решил, что это что-то вроде системы автоматического пожаротушения. Ну, видимо, на случай, если у узника взыграет воспаленный протест и он от великого ума решит поджечь свою клетку. Впрочем, я вполне допускал, что я попросту не смог угадать назначение этих хреновин. И я не угадал.

Когда, в один из дней, в устройствах тихонечко зашипело, я поначалу даже не смог сразу определить источник звука. А когда определил, перед глазами у меня уже все плыло. В мою конуру поступал газ. Поначалу я, сквозь туман, обвинил себя дураком за недогадливость. Но потом, уже сквозь сильный туман, подумал, что даже если бы я догадался для чего эти штуковины, вряд ли имел бы возможность хоть как-то повлиять на ход событий. Засим я отрубился.

В себя приходил медленно и с неохотой.

Я в горделивой позе хронического узника валялся на полу моей мрачной камеры. Короче, валялся. Пол, правда, был не каменный, покрыт вполне себе цивилизованным ламинатом и ковром поверху, так что я ничего себе не отлежал. Но тело все равно слушалось плохо. Равно как и глаза.

В итоге туман в голове начал улетучиваться, я сел и усилием воли навел резкость.

Надо сказать, я обнаружил его не сразу. Собственно, в моем состоянии это было не удивительно, но все-таки я привык отмечать подобные вещи. Оказалось, что теперь я в клетке не один. В углу у стеклянной стены валялось тело. Тело было дряблое, безжизненное, но, как мне показалось, дышало. Я потряс головой и присмотрелся. Нет, не померещилось. Тело было мужское, облаченное в трусы и майку.

Это еще что за хохма?

Вдалеке послышались приближающиеся шаги. Вскоре вся честная семейка явилась в поле моего зрения.

– Извини, что пришлось тебя вырубить, – сказал брат. – Но сам понимаешь, открывать клетку когда ты в сознании было бы несколько… опрометчиво. Без обид?

– Да делов то, – сказал я и поднялся на ноги. Меня пошатывало. – Будешь должен два щелбана.

Он засмеялся. В отличие от сестры. Она смотрела на происходящее с каким-то напряженным выражением лица. Немного посоображав несвежей головой я осознал, что это то ли ожидание, то ли предвкушение. В общем, что-то должно было произойти. А, ну да. Я посмотрел на тело в углу.

– Рад, что ты так настроен, – обрадовался брат.

– Извини, не могу разделить твоего воодушевления, пока не пойму какого тут происходит. Это что за подарок? – я легонько пнул тело.

Тело застонало и пошевелилось. Кажется, оно тоже приходило в себя.

– Это не совсем подарок, – сказал брат. – И уж точно подарок не тебе.

– Да? А почему он валяется в моем пространстве?

– Потому что мы его туда положили, – любезно объяснил он.

– Ага, – сказал я, а подумав, добавил: – Понятнее не стало.

– Мы много думали о нашем последнем разговоре. И мы не хотим, чтобы ты был просто человеком, который сидит в клетке.

Я снова потряс головой. Не знаю что они тут распыляли, но что-то у меня не очень хорошо соображометр функционировал.

– И что, вы решили подкинуть мне компанию? – неуверенно предположил я.

– А это уж как ты решишь, – вкрадчиво проговорил брат.

– В смысле? – не понял я.

– Я хочу, чтобы ты его убил, – с какой-то идиотской радостью в голосе заявил брат.

– Чего? – я аж растерялся. Все-таки такого не ожидал. – Ты что, дружок, таблетки перепутал? Или вдохнул не из того тюбика?

– Меч создан для того, чтобы рубить плоть, – серьезно проговорил он. – Пистолет – чтобы пробивать плоть. Ты – оружие. А оружие не должно ржаветь.

– Я – псих с антисоциальным расстройством, – сообщил я ему. – И ты, по всей видимости, тоже.

– Нет, ты так не думаешь, – возразил он. – Это не расстройство. Это дар. Это талант быть выше других людей. Дар наплевать на их правила и жить по своим. Дар не подчиняться их замшелой морали и лицемерной нравственности…

Ну, понесло, понесло. Я даже представил себе его в парадном мундире Бонапарта при шпаге, треуголке и ордене на пузе. И от этого окончательно пришел в себя.

– Это талант, – не унимался наш больной. – Так дай ему проявить себя, выпусти на свободу!

Я недоверчиво посмотрел сперва на него, потом на сестру, потом на тело. Тело к этому моменту уже почти пришло в себя и оказалось, при ближайшем рассмотрении мужичком лет сорока пяти-пятидесяти. Ничего особенного – плешивый, пузатенький. Он испуганно осматривал окружающее водянистыми серыми глазами, шмыгал носом.

– Ты что, Толкиена перебрал? – спросил я у брата. – Столько пафоса – хоть на бутерброд намазывай.

– Простите, – неуверенно пробормотало тело, – что тут творится?

– Заткнись, – мы с братом проговорили это почти одновременно.

Я задумчиво посмотрел на тело, потом на брата, на сестру… Черт, сейчас я не мог понять чего именно она ждет – того, что я тут же кинусь свежевать бедного мужичонку, или что встану в горделивую позу и начну нести околесицу про то, что не стану убивать ни в чем не повинного… Чушь собачья. Если сложатся обстоятельства, я этих ни в чем не повинных могу резать как колбасу. Но сейчас…

– Убей его! – требовал брат.

Я устало вздохнул, прошел к кровати и завалился на нее, устремив взгляд в потолок.

Ну конечно, все настолько логично и понятно, что даже немножко скучно. Если у тебя есть коллекция из огнестрельного оружия, тебе нестерпимо хочется стрельнуть. Обязательно из каждого экземпляра. Хоть в тире. Если коллекция холодного оружия – ну не головы рубить, но хотя бы научиться фехтованию, или даже просто помахать легендарным клинком. Если у тебя живет леопард, рано или поздно ты станешь скармливать ему живых кроликов. А что делать с таким сумрачным явлением природы как я?

– И к чему все пришло? – раздалось у меня в голове. Или это просто был шепот, который способен был услышать только я.

Я повернул голову и увидел призрака. Он как всегда прятался в тени, буквально в метре от моих тюремщиков. И они, разумеется, ничего не замечали. Его замечали только если он хотел быть замеченным.

Отвечать призраку в таких обстоятельствах я счел неразумным. Только снова посмотрел на мужичка на полу, потом на брата с сестрой, потом снова на призрака.

– Фас! – сказал мне призрак.

Я фыркнул.

Сказать честно, до подобного идиотизма сам бы я не додумался.

– Ну так что? – спросил брат.

– Что? – усмехнулся я.

– Ты его убьешь?

– Только если ты его потом съешь.

– О чем ты? – не понял брат.

– Не понимаешь? – посочувствовал я. – Ну… вот доктор Лектер жрал своих жертв. Я так не могу. А для полноты картины, если я его грохну, кто-то должен его схарчить под Божеле. Ну, чтобы все совсем натурально вышло. И если не я – придется тебе. Ты человечину под каким соусом предпочитаешь?

Он посмотрел на меня долгим недобрым взглядом.

– Впрочем, это можно понять, – сказал он, наконец. – Это все несколько… неожиданно. Что ж, времени у нас предостаточно. Но учти, он будет жить здесь же, с тобой… До тех пор, пока будет жить. И тебе решать сколько это продлиться.

Я, по прежнему не вставая с кровати, устремил указующий палец в сторону мужичка и провозгласил:

– Сортир надолго не занимать! Зеленое мыло в душе мое. И еду я буду выбирать первым. Что еще? А, да, ты храпишь?

– Что? – растерялся мужичок.

– Я спрашиваю, ты храпишь? – повторил я. – Предупреждаю, будешь храпеть, я тебя реально придушу. Кстати, ближайшее время придется тебе спать на полу. Кровать одна, а я ложе с мужиками не делю. Хотя, говорят сейчас стало модно…

И тут сестра засмеялась. Я удивленно посмотрел в ее сторону и задрал бровь. То ли у меня после газа с головой было что-то, то ли она открыто мной восхищалась.

Брат, впрочем, мной восхищаться не собирался. Он раздраженно посмотрел на нее, потом на меня, затем спросил:

– И долго ты сможешь противиться своему естеству?

– Это смотря какому естеству, – равнодушно ответил я. – Если меня не кормить и не пускать в сортир – озверею достаточно быстро. Но ты вообще о чем? Кстати, я говорил, что в тебе пафоса как у герое комиксов? Комиксы в детстве читал? Хотя, слово «читать» тут не подходит… Странно, что их не коллекционируешь. Небось представлял себя этаким Сумерменом в красных трусселях, стоящим над миром. Или и сейчас представляешь? Даешь народу красные трусы под плащом! – возвопил я.

Я покосился на него. Ну, что сказать. Выдержка у него была железная. Он совершенно не сбился с ритма. Все гнул свое:

– Ты убийца. Хищник.

– Как и все мы, – усмехнулся я. – Но я хищник, который не выполняет приказы. Для меня убивать по команде так же противоестественно, как для тебя – срать на людях.

– Простите, – вклинился в разговор мужичонка. – Простите, я не совсем понимаю… Что тут происходит?

Все посмотрели на него. Сестра – растерянно. Брат – недовольно. Я – просто с любопытством.

Очевидно, обалдев от такого пристального рассматривания, он стал заплетаться языком еще больше.

– Я не совсем… Я… Кто вы? Что я тут делаю? Что вообще творится?

Так, растерянность потихоньку сменялась испугом. Хоть какие-то инстинкты заработали.

– Кто он вообще такой? – спросил я, тыкая пальцем в сторону мужичонки.

– Никто, – ответил брат. – Практически – пустое место. Его никто не хватится, никто не станет разыскивать.

– Жаль, – вздохнул я.

– Послушайте, – голос мужичка готов был сорваться на фальцет от переживаний. – Мне кто-нибудь ответит?..

– И почему он в трусах? – капризно проблеял я. – Кто-нибудь из присутствующих полагает, что это красиво? Так я готов разочаровать его извращенный вкус. Он не сексуален как тухлый сыр. – Я скосил один глаз на мужичка. – Очень похоже. Надеюсь, что вонять как сыр он не станет.

– Да какого черта?!.. – заорал готовый впасть в истерику мужичонка.

– Я – убийца, – сказал я ему спокойным голосом. – Эти двое, – я кивнул в сторону брата с сестрой, – меня выследили, поймали и посадили в этот аквариум. Теперь они хотят, чтобы я тебя убил.

Он ошалевшим взглядом посмотрел на семейку за стеклом, потом на меня, а потом прошептал:

– За что?

– А ты когда бифштексы жрешь, интересуешься за что убили бедную коровку? – удивился я, и тут же поправил сам себя: – Нет, не так. Когда средство от мигрени глотаешь, тебе интересно сколько несчастных подопытных белых мышей и шимпанзе подавились пробными образцами? Просто в качестве эксперимента. Чтобы убедиться, что я работаю. Механизм исправен и все такое. Я тут что-то вроде экспоната в коллекции.

Мужичонка дурным взглядом обвел окружающую действительность и пробормотал:

– Бред какой-то.

– Ого, еще какой! – поддержал я его.

Он таращился по сторонам, словно надеясь где-то увидеть разъяснение происходящего безумия. А я подумал, что простые люди могут иногда проявлять чудеса героизма, могут прыгать выше собственной головы, совершать подвиги и вспучиваться неведомо откуда появившимся достоинством. Только вот все это происходит в понятной обстановке, в предсказуемой среде. А оказавшись вот тут, как будто в сумасшедшем доме… Да, точно. Наверное, так он сейчас себя и чувствовал – как абсолютно нормальный человек с ошибочным диагнозом вдруг оказавшийся в психушке в отделении для буйных. По крайней мере, с моей точки зрения, это была бы самая точная оценка.

– Но… Но… Это шутка? – выдавил он, наконец.

– Ну, тут все зависит от твоего чувства юмора, – сказал я, пожимая плечами. – Я так думаю, гуннам нравились шутки Атиллы. Но ты их вряд ли бы одобрил.

Что я делал? Усиливал его чувство ирреальности происходящего? Еще больше вводил в ступор его разум? Может быть. Если честно, ничего такого специально я не делал. Если совсем уж честно, я сам лихорадочно пытался понять что происходит, могу ли я извлечь из всего этого выгоду, либо изменение на доске грозит мне новыми осложнениями.

– Так ты не станешь его убивать? – неприязненно спросил брат.

– Не сегодня, – усмехнулся я. – Настроение не то. Да и вообще – зачем мне это?

– А если он будет тебя раздражать? Если он тебя разозлит? – кажется, с надеждой (только вот с надеждой на что?) спросила сестра.

Я приподнялся на кровати и посмотрел сперва на нее, потом на обсуждаемый объект. Объект таращился вокруг безумными глазами и мелко трясся. Мне подумалось, что если он обмочится от испуга, я его точно пришибу. Но в остальном…

– Он не производит впечатления человека, способного кого-то сильно разозлить, – резюмировал я. – Дайте-ка я угадаю. Вы просто взяли кого непопадя, так? Того, кого не станут разыскивать, о ком не станут беспокоиться и все такое? Ну вы даете! И вы понадеялись, что я его грохну только потому что он есть? Нет, ребята, я ожидал от вас большего.

– А кого бы ты согласился убить? – хитрым голосом поинтересовался брат.

Я снова приподнялся и посмотрел ему в глаза. Поиграть с ним, что ли?

– Проповедника, – сказал я. – Плевать какого – религиозного фанатика, дурного патриота. Как только он начал бы тут мне вещать про свои истины… Хотя, не знаю. Ну, еще того, кто попытался бы убить меня. Кого еще? Тебя бы вот, например, я грохнул с радостью.

Он усмехнулся. Это, я думаю, он понимал без подсказок.

– Проповедника, говоришь? – переспросил он.

– Ой, не смеши меня. Такие люди очень заметны. Они всегда в первых рядах нашего безумия. Вряд ли ты сможешь умыкнуть кого-нибудь незаметно.

– А если все-таки смогу?

Я снова откинулся на кровати.

– Тогда это будет не тот, кто нужен. Наверняка.

Брат вздохнул.

– Постой, – сказала красавица. – Ты… Ты водишь нас за нос, так? Он водит нас за нос, – сказала она брату.

– В каком смысле? – нахмурился он.

– Он хочет, чтобы мы похищали людей, а он бы постоянно говорил, что этот не подходит, тот не нравится…

– И что? – все еще не понимал он.

Я смотрел на нее с восхищением.

– А то, – сказала она, глядя прямо на меня горящими от восторга, но явно не от злости глазами, – что рано или поздно мы где-нибудь да проколемся. Это один из его инструментов. Чем больше всего происходит, тем легче найти между всем этим лазейку, точку воздействия – что угодно. Он пытается манипулировать нами.

Ах ты умница моя, подумал я, с таким же восторгом глядя на красавицу. Нет, в других обстоятельствах я бы был вполне способен влюбиться в такую женщину. Мы бы с ней были… Нет, Бонни и Клайд – слишком затаскано и примитивно. В итоге, они были дебил и дебилица. За что и были убиты. Противостояние-связь доктора Лектера и Клариссы Старлинг34 – слишком неоднозначно и непонятно, как мне кажется, даже самим авторам. Да ладно, мы бы придумали что-нибудь свое. И в самом деле, ну какой из меня психиатр, аристократ и каннибал? Это вон к хозяину положения надо обращаться – ее брат так точно потянул бы эту роль.

Еще какое-то время потужившись соблазнить меня грохнуть несчастного прямо здесь и сейчас и разочаровавшись моей наглой клоунадой и однозначным отказом, они ушли.

Едва стихло эхо от их копыт… то есть, шагов, мужичонка повернулся ко мне и неуверенно спросил:

– Это все правда?

– И да и нет, – ответил я. – Смотря что ты имеешь в виду.

Он покачал головой и выдохнул с надрывом:

– Мне кажется, что я сплю.

– Ну… Если крепко удариться головой об буддизм, то в некотором роде все с нами происходящее – сон. Причем даже не наш сон. Мы все кому-то снимся.

– Мне сейчас не до философии, – вздохнул он.

– Ты сам начал.

Он посмотрел на меня взглядом в котором булькал коктейль из страха, неверия и отчаяния.

– Вы и в самом деле… – Он запнулся, но потом выплюнул с натугой: – Убийца?

– Ага, – весело отозвался я. – Но то с каким трудом ты это сказал, меня позабавило.

– В этом нет ничего смешного, – обиделся он.

– Все относительно, – заверил его я. – Тоже философия. Правда, уже не буддистская.

– Господи, господи, господи, – часто забормотал он.

– Не поминай всуе, – строго сказал ему я. – Вдруг припрется? Что ты тогда будешь делать?

– Кто припрется? – растерялся он.

– Бог, – замогильным голосом объяснил я ему.

Он вздрогнул как от пощечины. Ну смешной тип, право слово. Хотя, если разобраться, он прав – ничего ДЛЯ НЕГО смешного тут не было.

– Вы и правда должны были меня убить? – спросил он после паузы.

– Ну… таков был план организаторов всего этого дурдома.

– Зачем?

– Я же уже объяснял.

– Они что, сумасшедшие?

– Конечно, – заверил его я. – Ну и что?

– Но это же… это же чудовищно!

– Почему? – удивился я. – Каждый развлекается по мере возможностей. Ты смотришь кино про войну, где толпы ничего не понимающих дураков бегут и убивают друг друга по приказу подлецов. Это тебя не смущает? Или это потому что оно тебя не касается?

– Что вы несете?! – возмутился он.

– Я тыкаю тебя мордой в суровую действительность. А ты выпендриваешься, словно в сказке живешь. Как по-твоему, что страшнее – когда миллионы людей погибают в сражении за фитюльку в виде какой-то там идеи, справедливости, свободы и прочего дерьма, или когда тебя лично режут в подворотне?

– О чем вы?

Он явно не понимал, но мне было лень заниматься его просвещением.

Подождав какое-то время от меня дальнейших комментариев и так и не дождавшись, он криво улыбнулся и проговорил:

– Спасибо.

– За что? – не понял я.

– За то что не убили.

– А-а, – усмехнулся я. – Ну, это не твоя заслуга. Просто мне пока нет никакой пользы в твоей смерти.

– А если будет? – растерялся он.

– Ну… Кто знает? Тогда я, наверное, сверну тебе шею без малейших колебаний.

Он уставился на меня с полным обалдением.

– Я тебя убью в трех вариантах, – пообещал я. – Если ты будешь меня доставать, если мне этого захочется и если это будет нужно, чтобы выйти отсюда. Развлекать подобным образом этих клоунов я не намерен. Пусть купят себе компьютерную игру и заливаются нарисованной кровью.

– Боже мой, боже мой, – забормотал он.

– Заткнись, – велел я ему. – С другой стороны, если не будет необходимости, и если ты не станешь меня доставать, я оставлю тебя в живых.

Он посмотрел на меня безумным взглядом. Конечно я нес чушь, не знаю только понимал он это или нет. Убить его я собирался в любом случае. Даже если нам обоим суждено отсюда выбраться – чтобы он принялся рассказывать всем направо и налево в какой передряге побывал? Еще в полицию побежит. Жаловаться. Наверняка побежит.

15


«– Бандар-логи, хорошо ли вам видно?!

– Мы видим тебя, Каа».

Редьярд Киплинг «Поваренная книга джунглей»


Если честно, мне захотелось его убить спустя сутки. Нет, он был вполне приемлемым соседом – прекрасно понимал, что меня злить не стоит. Удивительно, что даже у самого последнего обывателя, у самого гладкого, тихого, хилого и прилизанного бухгалтера в экстремальной ситуации просыпаются хоть какие-то здравые инстинкты. Я бы назвал это «синдромом Голума». Делай что можешь для выживания. Если для этого надо превратиться из мирного полурослика в жуткого пещерного уродца, одержимого ювелирным излишеством… Правда, сам я не уверен, что смог бы так. Вполне вероятно, я бы предпочел сдохнуть, нежели стать отвратной тварью. Впрочем, это все рассуждения – никто не узнает, пока сам не попробует.

Но прибить его мне захотелось по совершенно другой причине. А именно – мое общение с прекрасной дамой изрядно осложнилось. Наш с ней контакт только-только начал налаживаться, мы смотрели друг другу в глаза и я видел в ее взгляде зарождение именно тех чувств, которые мне и требовались. Надеюсь, в моих глазах читалось нечто подобное. Но, с появлением соседа, из наших с ней бесед напрочь исчезла некая… интимная составляющая, что ли? Ну как двое влюбленных (пусть даже на таком странном уровне) могут ворковать в виду наличия присутствия третьего и постороннего? Убить его к чертям!..

Но убить его я не мог. Это означало бы, что я сделал именно то, что от меня требуется. Что я проиграл, уступил. Но я собирался держать их в напряжении и недовольстве как можно дольше. Я надеялся, что они станут пытаться придумывать все новые и новые… развлечения? Способы использования? Будут экспериментировать и рано или поздно проколются? Хотя, ставку на это я не делал.

Кроме того, я не знал как быть с призраком. Если он появится, а мой нежданный сокамерник сможет его увидеть, как смог когда-то Грэг, что тогда делать? Он же начнет орать, вопить, обязательно расскажет, что видел черт знает что во тьме. Может быть, мои тюремщики ему и не поверят, решив, что он сбрендил. А если нет? Если у них появятся хоть какие-то сомнения или подозрения… Нет, не в том, что по подвалу, ввиду моего в нем наличия, шляются призраки, но… в том, что нечто все-таки происходит. Вот при таком раскладе я готов был свернуть цыплячью шею моему соседу безо всякой жалости. Почему? Я и сам до конца не мог ответить на этот вопрос. Почему-то я был уверен, чувствовал, что не надо никому знать про призрака. Можно считать это мистическим знанием. А можно и не считать. Кому что нравится. Как сказал один желчно-умный человек «Религия – это не наличие каких-то особенных знаний. Это отсутствие элементарных35».

А в остальном, сосед мой оказался человеком вполне приличным в общении, даже иногда приятным. Приятным в том смысле, что умел не беспокоить окружающих (в данном случае – меня). Как выяснилось, это было его основным и, видимо, единственным талантом в жизни.

Он и в самом деле был бухгалтером, работал, как я сумел понять, в одной из фирм, принадлежавших семье моих тюремщиков. Фирмы достаточно большой, чтобы сотрудники в ней сделались безликими и одинаковыми для системы. До сорока лет он прожил в одной квартире с матерью, которая, как я понял из его исповеди (правда, так и не сумев понять какого черта он решил мне исповедаться), держала его в подчинении не строгостью, а любовью, изрядно, впрочем, замешанной на эгоизме. Он объяснял мне (хотя я его не спрашивал), что попросту не мог ее бросить и оставить одну. Других родственников у них не было. Жениться, или, хотя бы, встретить хорошую женщину у него так и не получилось. Впрочем, с его-то внешностью… То есть, это не я подумал про внешность – это он сам так сказал. А потом, когда мать заболела раком, он три года выхаживал ее, пытался вылечить, убирал за ней блевотину, кормил с ложечки, делал уколы, менял подгузники… Потратил все свои сбережения на врачей. Не помогло – мать умерла. И тут вот он освободился… И ужаснулся. Ибо теперь…

Впрочем, с этого места он мог бы и не продолжать. До этого момента он мог списать все свои проблемы и жизненные неудачи на мать. А теперь, когда ее не стало, не осталось и оправданий. В общем, передо мной был классический трус с трусостью возведенной в ранг жизненной философии. Ну, что ж, разве мало таких вот ребят ходит по миру, живут, выдумывают там для себя что-то… Самая лакомая пища для всевозможных политиков и религиозных воротил. История банальная, шаблонная и невыносимо скучная. История жизни, мать ее.

Я несколько раз просил то брата, то сестру приносить мне книги. Читать я любил всегда. И раньше они не отказывали. Но теперь… Явно в отместку за мой отказ его убить, или как способ психологического давления, книжек мне не давали. Вынуждая слушать его болтовню и нытье. Хорошо хоть я в первый же день приучил его замолкать по команде.

Но общаться с сестрой мне хотелось без посторонних. Лучше бы, конечно, не через стекло, но хоть так… В какой-то момент я, наконец, устал от этой идиотской неловкости, возникающей в идиотской ситуации. Так что я просто загнал соседа в санузел, пообещав, что если он будет шуметь или подслушивать, я его точно прибью.

Однако же, как выяснилось, он был, конечно, трусом и слабаком, но в тупости его обвинить было трудно. К этому моменту он успел уже понять, что я не стану убивать его просто так и осмелел. Ну, как осмелел – ровно настолько, чтобы все-таки сообразить, что живет он на этом свете только до того момента, когда я по настоящему разозлюсь. Однако, некое подобие общения у нас наладилось.

И вот, когда я загонял его в сортирную ссылку, он понимающе и печально улыбнулся и проговорил:

– Я понимаю. Удивительная женщина. Но… Как можно на что-то рассчитывать в… в таких обстоятельствах?

Я посмотрел на него с интересом.

– Это с тобой и произошло?

– Что? – не понял он.

– Ты перестал на что-либо рассчитывать. Пока была жива твоя мать, у тебя было оправдание. А потом… Впрочем, обстоятельства… Они ведь всегда находятся, правда? Обстоятельства, чтобы ничего не делать, чтобы ни на что не решаться. Если наша цивилизация в чем-то всерьез и преуспела – так это в выдумывании оправданий. Но вот что я тебе скажу. Посмотри на эту стеклянную стену. Видишь?

На страницу:
29 из 42