Символ

Он попал в комнату с ответвлениями. Что-то в узком проходе чиркнуло по земле. Винтовка нацелилась в темноту. Андрей двинулся вперед, от стен уходили колкие глыбы, между которыми ему приходилось лавировать. Изворотившись из-под крайнего монолита, он освоился в приемлемо освещаемом месте. К стенам, помимо факелов, прикреплялись большие головы до ушей. В безучастных лицах наличиствовали с голову Андрея носы, через которые поступал воздух. В синюю даль устремлял взор Андрей, отвлекшийся на свое имя, произнесенное триумфально. Он обернулся и встретил Существо со сторонившимися от рукавов пакетами. Оно поставило на холодный пол доставленную еду.

Андрей, чтобы подбодрить себя, громко начал разговор с угнетателем:

– Где твои узники? В этот раз тебе некуда отступать. Ты затравлен. Не увиливай. Выдавай, какого рожна закатывать трюки по исчезновению людей в компании. Люди заслуживают большего. Для какой цели ты, отморозок, ополчился. На твои угодья мы не наведывались. Никто не претендует на твои трущобы. Спокойно можно шнырять в шахте. Зачем тебе посторонние, объясни мне.

Существо село на один из отколовшихся от кривой стены валунов.

– Без приверженцев можешь обойтись, дружба мимолетна. Когда море загрязняется нефтью, человек из него вылавливает пернатых птиц, чтобы очистить их от липкой нефти. Птица дрыгается, сопротивляется. Она пытается выбраться. Не понимает она, что ей стараются помочь. И, когда птицу очищают, ее отпускают на свободу, но уже не обратно, в загрязненное море, а в другое место. В другом месте птица больше не запачкается и будет свободна, – Существо приложило на плаще рукава друг к другу, будто недоступные взору пальцы скрепились. – Людей похищают и очищают от их прошлых поступков. Они не желают этого очищения. Потом людей переселяют в их новый мир. И там они чувствуют себя по-настоящему свободными.

Андрей бунтовал:

– Насильно, как будто на жертвоприношение, затащил бедняг в логово. Услышал меня? Люди не хотят быть завербованными тобой. Они не хотят быть завербованными тобой для неясных целей.

Существо унимало расстроенное сердце Андрея:

– В нас, людей, заложена тоска о чем-то неземном, чего мы не достигнем, чем бы себя не заполняли. И я привожу граждан туда, где они обретают непрекращающееся счастье.

– Вранье сыплется с тебя, никак покраснеть не можешь. А ты человек? Твои бесчеловечьи выходки внушают отвращение. А, Существо? Раздражение вызывает твое поведение. Тебя самого нужно оглушить, связать и бросить в камеру.

– Упрекать меня нет смысла. Я уже не человек. Меня больше не волнует одобрение с твоей стороны. В своих путях я самостоятелен, я волен избирать, как мне поступать с возложенным на меня поручением.

Серебряные нити заторможено свешивались в его капюшоне, так его речь текла неторопливо, будто его застигла давно не проводимая ни с кем беседа, он с тщательностью подбирал слова. Возникающие из ниоткуда паутины в вакууме обретали черты, вырисовывались кости с характерными участками для глаз и скул. Образовавшийся череп вихлял нижней челюстью, и Существо при бормотании подходило к Андрею. Он неприметно шатался и мог бы упасть, но это было не страшно, ведь Существо стояло сзади на подстраховке. Гладкие ладони появились перед глазами Андрея и приложились к его векам.

ГЛАВА 21

ЛУЧШИЕ ВРЕМЕНА

Одеяльце на крепящемся к деревянной стене настиле приспустилось, и вынырнули две головы. Потешенный парень улыбался веселой девице с растрепанными волосами. Его широко раскрытый рот излучал искренность. Женская рука поглаживала бакенбарды, остальная бритая часть лица доставалась увлеченности девушки. Соприкасались их лбы, носы, улыбки пылали.

– Полетели, по нам уже растеклись ручьи, – мягкий голос темноволосой красавицы убаюкивал.

– Мы с тобой не мерзнем, большего для счастья и не нужно, – парень никак не хотел отрываться от расслабленности.

– Свет моих глаз, не успеешь на собрание и к своей Ярине.

– Расстраиваться она не будет, у меня для нее сюрприз.

Заинтригованные глаза девушки увеличились:

– Доведешь до ее головушки, что Игнатису она не нужна?

– Поступить с ней так было бы бессердечно, – Игнатис с трудом отклеивался от обкрадывающей тепло постели. – У тебя дар, Дана, с тобой я забываю обо всех неурядицах.

Он вместился в белую пижаму, умостил сверху сорочку туникообразного покроя, после – овчинный кафтан. Он обмотал шерстяной тряпкой ногу, просунул ее в сапог. Надев валяную шапку с пушистым мехом, он закрыл голову мешковатым колпаком, на котором пятна крови убитого животного окружали квадратные отверстия для глаз. Последним штрихом в облачении стало опоясывание.

За тяжелой дверью он встретил крепчайший мороз, кружащий во мраке. Запах рябины неуклонно втискивался в нос. Поселение освещали высокие костры, вокруг которых толковали люди без лиц. К каждому прилип костюм, скрывающий человека и демонстрирующий зверя. Маски казались в половину роста носителя, маячила, в основном, голова рогатого демона. Окутанный широкой распластывающейся по снегу шубой, над которой восседал громоздкий клюв, балагур песнями угощал соседей. Водили нелепо круговороты, часто нарушая их бегом друг за другом.

В кружащем, резвящемся, одурманенном сброде Игнатис выцепил одну кроху. Он настоятельно за пушащую бороду отводил человека к облепленным снежными комками березам. Он потянул притворную бороду вниз, и ему открылось румяное лицо девушки со светлыми локонами. Избавившись от маски, он своей головой прильнул к ее голове. Невеста отпрянула от него.

– Отчего-то невесела ты, душа моя, попробую исправить твое настроение.

Он примерял к ее шее округлый кулон. Украшение было не простым, а с золотым камнем, о котором мы бы сегодня сказали, что это перевернутое сердечко, свисало оно с верхнего края кулона. В округе все говорили на старославянском, и на старославянском петляла гибкая надпись на нижнем крае кулона: «Дому рад, когда в семье уклад».

– Изящные вещи мне не нужны. Меня всегда интересовало нерукотворное окружение. Сквозь узоры на окнах Даны я сумела разобрать, как ты отдыхаешь от меня, – Ярина чуть не подавилась сбивчивым дыханием, но переборола себя. – Старания рождать ложь я снимаю с тебя. Больше не нужно никаких чувств.

Он заткнул отвергнутый амулет за пояс, отвернулся от девушки, сдавливая на голову рукой. Полоса рта расширилась, все его лицо сощурилось в волнистых линиях. Игнатис обратно к Ярине повернулся порозовевшим, она уже уходила, хрустя снегом. Он не стал выказывать глупость, догоняя уязвленную девушку. Он взялся за поимку ощущения, что сквозь него проваливается нечто значительное, многообещающее.

Он возвращался к празднованию разбитым, как считал, из-за девчонки. Ему следовало произнести объявление перед людьми и собирался он это сделать, заручившись энтузиазмом от невесты. Вместо того он приобрел смятение. Ряженные увольни галдели, и он как человек, ожидающий уважение от окружающих, не произнес ни слова в течение долгого времени.

– В последнее время мы часто предаемся застолью. Но вознести память о почивших можно и другими путями, – пока он произносил скомканную речь, заметил, что люди стояли, объединившись в некоторые группы: мужская половина и женская, еще подметил он забавным то, что они, в свою очередь, делились на зажиточных и нуждающихся. – Наши дома мы должны перенести западнее, подальше от деревьев тайги, откуда порой появляются голодные гости. Поближе к озеру будут наши жилища – и мы избежим новых жертв.

Через маски до него доходили возражения, ругательства. Конечно, думал он, в селении, кроме него, ошивались еще бояре, к которым за советом ходят охотнее. Он ушел осмеянным.

На следующий день он совершал прогулку за поселение и все пытался понять, почему грандиозное решение проблемы приняли в штыки. Могли бы обезопасить себя, да вместо этого готовы терпеть повторяющиеся огрехи. Он выдавал вслух удрученные мысли: «Пусть съедят меня волки. Может, тогда народ задумается, что стоило хотя бы прислушаться к слову боярина». В нем поселилось мнение, и вместо того, чтобы отмахиваться от обуревающих домыслов, он попустил укрепляться им в гнезде извилин: «Я заслужил нерадение обо мне, когда сам должен был оказывать трепет к возлюбленной. Вот я лопух. Все хорошо станет, если я буду растерзан».

Сосредоточение взора переключило его на человека, стоящего в нескольких шагах. Игнатис подумал, что его слова дошли до чужого слуха. Хотя говор протекал слабо. При этом уму непостижимо, откуда выбился порицающий взгляд. Ему могло показаться, ведь он привык брать безосновательно на свой счет шушуканье. Из сугроба поднимался с дырами и болтающимися лохмотьями плащ, в котором выпячивало его собственное лицо. Он пустился к отражению – и его окутало шелковое белое покрывало с головой. Сначала он очень скоро погрузился, после каких-либо движений он тонул глубже. Неимоверная боль проступила в согнутой ноге, которая на что-то напоролась. Согревался он от нахлестывающей крови и от непроизвольного выплеска мочи. Облупившая крепость отнимала все больше тепла и воздуха.

По прошествии некоторого времени он открыл глаза и обнаружил себя покоившимся на снегу. Над ним заботливо возвышался мужчина, на бороде которого проступал снег. Он сидел без удивленного взгляда, но с умиротворением на лице.

– Отныне твое попечение будет распространяться еще на ближайшие селения за тайгой, а сама тайга – тебе пристанище.

– Мне нужно припомнить, когда вокруг все успело перевернуться, – поделился Игнатис ощущениями.

– Мир становится хуже и хуже. Естественно, он нуждается в том, кто сможет отбирать людей, которые не способны впредь мириться с этой жизнью.

Игнатис приподнялся:

– Да как я могу судить о распределении людей на разные участки жизни?

– Хозяин тайги, коим являюсь я, наделяет тебя таким правом. Ты будешь незрим, это расположит тебя наблюдать за людьми затаенно. К тому же сможешь видеть их прошлое, – выпали убедительные слова, после которых во весь рост встал Игнатис, а за ним и Хозяин тайги.

Обычный взгляд Игнатиса это гипнотизирующий, не притягивающий, не отталкивающий, а заставляющий замирать. У него стояло такое выражение лица, будто он хочет что-то сказать тебе, но не может, пытается что-то выдавить из себя, но не получается.

Хозяин тайги спросил его:

– Когда-нибудь видел гору в тайге?

– Нет, – лицо боярина из-за предвосхищаемого предприятия приняло окрас довольства, – я никогда так далеко в тайгу не заходил.

Проникшийся призванием Игнатис всегда неукоснительно и безропотно приводил к горе Хозяина тайги новоиспеченных натур. Однажды случайно в тайгу забрел молодой человек, вполне пригодный для удержания здесь. Манерами он напомнил Игнатису, каким он сам был несколько сотен лет назад. Парень беспечно с сутулой спиной миновал таежные козни. Поведенчески похожий на Игнатиса юноша сформировал в нем симпатию. Игнатис влез в наряд, слитый с природой. От неопытности он принялся за человека на склоне, что вылилось в падение парня. Игнатис держал его за плащ, он выпал из плаща и катился к елевому основанию холма. С тех пор прошло немало времени, как он рьяно наловчился присматриваться к клиентам и мастерски добывать их.

Чернильные разводы портили раболепное небо. Густой дым обволакивал надутые деревья, вмешиваясь в их работу над воздухом. Игнатис подполз к эпицентру украдкой в своей манере. На асфальтовой дороге, раздирающей лес, пляшущий пьедестал черного дыма сминал тяжеловесный транспорт. Дверца перевернутой пожарной машины откинулась, и высунулся увесистый усатый мужчина, чья голова орошалась сединой. Он сильно горбатился и надрывался, в знобящихся руках свесился коллега, окунувшийся в забытье. Уложив пленника сна на травянистые изгибы, он обнаружил стоявший рядом с ним плащ, нацелившего пустоту капюшона на него.

– Это что за выходки такие? – высказал пожарный и побежал от отродья на противоположную сторону дороги.

Новая лихость машины вспыхнула в тот момент, когда мимо задавал бег человек. Взрыв забрал его душу, подкосив у Игнатиса его труд, представлявшимся ему сбором урожая.

Внезапный казус лишил его покоя до прихода в тайгу приличных ребят. Анализировать их повадки представилось для него увлекательным. Поначалу они не признали в нем одушевленный предмет. Эпатажным подрывом для них должна оказаться обнаруженная ими похожая на человеческую жизнь сущность, на деле околачивающаяся вне притязаний человека. В головокружительно жаркий день они столкнулись лицом к лицу с притеснителем.

ГЛАВА 22

ПОТЕРЯННЫЙ РАЙ

Солнце слепило глаза Андрея, но он стремился удалиться от пещеры. Рядом с ним встал человек в плаще с худым лицом, обрамленным помятыми бакенбардами.

– Значит, тебя зовут Игнатис?

– Недавно все сам увидел, – парень немного наклонил голову, и его глаза скрылись под капюшоном.

– Ты, Игнатис, не устал столько времени выполнять такую работу?

– Устал ли я? Хм… – Игнатис задумчиво усмехнулся. – Дар заглаживания моих преступлений я буду нести до конца истории человечества.

Перед ними простиралась протоптанная долина, напоминающая о мандражах, которые пришлось стерпеть, чтобы оказаться на горе. Весь этот путь виднелся таким просаженным. Ценность, что представляло это место, упущена и невосполнима.

Игнатис сказал:

– Пойдем со мной, мы нуждаемся в поправке.

Андрей повернулся, но не двинулся, как понадеялся Игнатис.

– Посули мне золотые медали – все равно не хочу в пещеру, – сказал обездоленный мужчина. – Дело ты стоящее совершаешь, похищая людей. А меня не тянет вклиниться к ним.

Глаза Игнатиса необузданно сверкали:

– За уши я не собираюсь тебя оттаскивать. Бесспорно, ты можешь уходить из тайги. И перед уходом я предоставлю тебе случай проститься с тем, кто родил тебя.

Андрей сглотнул, а Игнатис продолжил:

– Или же ты в праве остаться. Ты приобретешь отшлифованную семью, с которой не хлебнешь нужды. Тебе больше не понадобится идти на жертвы, будешь жить под нерушимым покровом.

На лице Андрея заскорузнулся взгляд преданного слушателя. Ему требовалось время, чтобы переварить полученное осведомление. Сейчас он уже не чувствовал себя тесненным каким-либо обязательством. Как не поспеешь за вылетевшей пулей, так прошедшего не возвратить. Причем он себя не попрекал. Его достигло понимание, что перед ним открыты неопробованные ходы.

* * *

Мы торопились выбраться из-под груды высоких деревьев, скрывающих от нас светлый небосвод. В бреши деревьев над нами пролетел вертолет. Федор направил в его сторону автомат, и прежде, чем спустить курок, он немного повернул автомат. В скором времени авиатранспорт направлялся к нам, выискивая место посадки. Лева навострил голову в небо и расслабленно напивался пихтовым ароматом.

– Не осточертел ли тебе здешний воздух? – насмехался Федор. – Я скучаю по воздуху, пропитанному автомобильными выхлопами.

Вертолет установил себе стоянку, и мы опрометью поспешили к нему, не заботясь опустить голову от лопастей винта. Встретили нас привычно с оружием в руках. Убедившись в туристической ориентации студентов, военные перед тем, как разместить нас в фюзеляже, вытащили лежачий на носилках труп. Фюзеляж и так был забит солдатами, тут еще мы вторглись. Впихнули с трудом носилки, а труп оставили на земле, которым являлся Максим. Вертолет порывисто взмывал, мы проникали в воздушное пространство, пока мертвый Максим не стал чертой.

Страницы однотипных деревьев пролистывались перед нами. Двигался комочек коричневой шерсти, должно быть, побеспокоенный механическим зверем медведь. Наши глаза слипались. Лишь багряные глаза Ани, налитые скорбью, уставились в иллюминатор. Мысли о пережитом сбивались с ожиданиями от будущего. Если кто-то из нас в жизни не устроится, обязательно возвратится сюда. Пока нам предоставлялось рассматривать колоритные рельефы.

* * *

– Мне нужен отец, – сказал Андрей и, так как Игнатис долго стоял перед ним, добавил: – Хотя бы на малое время. Малое время, потом я уйду, будто меня окатила реальность а сон выпал из памяти.

После кивка Игнатиса Андрей проследовал за ним. Они спускались и свернули в темный коридор, на который не обратишь внимания в слабо освещаемом гроте. Андрей шел в пространном закутке за тряпичной спиной, не зная чего ожидать в наваливающиеся секунды. Они зашли в небольшую каморку, в которой развешивались по кругу ковры. Мужчина сидел на стуле со скрещенными руки. Терпения от него больше не требовали, он поднял темную голову, пестрившую белесыми волосами.

Родственники стояли друг перед другом, постепенно проникаясь доверием к своим глазам. Андрей за локоть повел отца на выход.

– Я уж думал, что то, о чем человек мечтает, почти никогда не сбывается, – пригладил усы старший Коровьев.

– Ненадолго отойдем, – обратился Андрей к привратнику в капюшоне. – Нам, несомненно, нужно поговорить без других ушей. Недолго.

Мужчина подумал о сыне, что его хотят видеть там, где лица освещены, но он уводил дальше. Выпав из поля зрения блюстителя порядка, Андрей продемонстрировал отцу указательный палец, который поднес к губам. Находясь вполоборота перед отцом, он махнул ему рукой и полностью отвернулся от него, устремившись вдаль. Он вывел отца из пещеры, и они впопыхах спускались с горы.

– Так, признавайся, опять не терпится тратить мои деньги в столовой? – отец разговором вынудил Андрея разжать спрятанные губы.

– Домой.

– А… В этом смысле.

Беглецы присели в кустах осмотреться. И не напрасно. В нескольких метрах выскочило Существо, истлевающее на глазах. Фантом уходил от них, и они видели, как спина с середины до краев рассеивалась. Впереди для кого-то расступались ветки.

Согнувшийся отец, державшись за живот, говорил:

– Задал просто лабуду какую-то. Как дальше жить.

– Наш путь подходит к своему логическому завершению. Осталось рассечь отребье напополам.

– Что ты здесь такого себе позволяешь? Каждый из нас человек. Нельзя с людьми не по-человечьи.

– Папа, тебя ждут, рукодельница, дочка. Пора возвращаться в реальный мир.

– Ох уж этот Андрей. Что за привычка стрелять без расчета да сметки? Ерундой занимаешься. Претенциозно чересчур. Согласен, у очага все хотят прозябать. Никто не спорит. Все же ты совершаешь грозную ошибку. Я тебе больше скажу, отсюда мы не способны никуда попасть.

Андрей говорил под нос, рыская глазами по окрестности:

– Отступать бессмысленно, воспользуемся шансом.

– Ты понял, ситуацию? Рано или поздно мы с тобой пропадем. Я видел: ты копия моего сына. Даже говорить ничего не буду.

Андрей виновато опустил голову, он исподлобья прикидывал курс.

– Будем дерзать, пока чучело не воротилось.

Он не смог осуществить выступление без пособника, который некстати сгинул.

– Отец? Где ты, отец? – кричал Андрей и мельтешился. – Где же ты? Отец!

Андрей принудительно припал к земле, он не мешкая поднялся над примятой травой на полтора метра. Плечо Существа кололо его в живот, Существо удерживало его. Оно за него ухватилось намертво. Он без сопротивлений колесил на безликом плаще. Проносившиеся заросли шлепали по его вялым ладоням. Через пройденные завалы несли Андрея к постылой горе.

Существо внесло Андрея в людную комнату пещеры. Место мрачным не казалось благодаря факелам в стенах, настольным фонарям, свечам на комодах, костру в камине, подключенным к электрогенератору абажурам. На стенах вились кизильники горизонтальные и висели занавеси, загораживающие входы в другие комнаты. Кроме шкафов с зеркалами, пещеру декорировали керамические фигурки. Кресла, кушетки занимались потревоженными людьми. Сидели и на ковриках, привалившись к сталагмитам, пронзающим кривой пол.

Гостиные столешницы держались ровно. Возле такой из них, что была обставлена цветочными горшками, Существо сбросило Андрея. Спине было холодно. Он не стал долго лежать. Могли подойти к нему с расспросами. Они произведут это в свое время. Он принял сидячее положение и взялся за осмотр апартаментов. Уютное гнездышко обладало пригодными для жизни материалами. Стояли наполненные водой бочки с ковшиками. Возле холодильника покоились деревянные стол с тремя стульями. Над столом на стене куражился петроглиф, обывательски изображавший резвящихся на полях людишек, словно списанных с картины Тициана «Вакханалия». Под рисунком стояли сахарница, заварник, чашки на блюдцах с ложками, салфетница.

Раскатистый смех наполнил комнату. Веселился эталон мечтаний современных дам, парень, отхвативший от природы отвислые, раздутые губы, играющие на свету. Он вместе со спаянной командой возился в настольной игре, разбросанной по ковру. Не отвлекались на них рядом сидевшие дети, пекшиеся над щенком. Высокая девушка с белокурым каре восседала над беспризорниками. Когда она поднялась, представилась вообще исполином.

Андрей заметил Коробочку рядом с парнем, у которого чуб доходил до зрачков, волосы покрывали половину ушей. Щегол охотно делился сокровенным с ней. И она на Андрея обратила внимание. Она с кроткой улыбкой подняла руку ему и продолжила, кивая, слушать. Над кроватью с перевязанным Виссарионом стоял человек, чей левый глаз сомкнулся сросшейся кожицей. Он оснащал больного обезболивающими препаратами. Отставной Блок на строительной телеге закатывал мешки с картошкой. В пещере, заметил Андрей, смаковали довольство и не испытывали усталости от трудов.

Он отряхнул засаленную одежду и сел за стол у стенки. Обходительно на стол поместили подставку для чайника, сверху – сам кипяток. Он не стал обращать внимание на подносителя, а надпись на дощечке он тогда заметил, гласившую: «Перед тем, как улучшиться, погода ухудшается». Зато он отвлекся на девочку, шумно подходившую к столу. Ей было неудобно садиться, когда вторую ногу, срезанную больше, чем на половину, нужно было устроить безболезненно, а костыли приходилось опирать на стул по середине так, чтобы они не соскользнули. Улыбающаяся напротив девочка придвинула гостю чашку и себе, налила заварки сперва ему. Она поглядывала с нескрываемым ликованием, в попытке кристально воплотить ухаживание, которое оказывал ей брат. Глядя на сестренку, очерствелый Андрей умилялся. Никто из свыкшихся жильцов ни в чем не нуждался, потому что верховную потребность человека здесь удовлетворяли окружением любовью. Андрей отпил чаю, наслаждаясь обществом людей, среди которых кто-то был настоящим человеком, а кто-то, как Андрей, когда-то исчезнет.