Ладья-UT

Пытались, договориться с бывшими братьями-болгарами об использовании воздушного пространства Болгарии нашими самолётами. Искали подходы к либеральным европейским политикам чтобы остановить агрессию НАТО мягким, дипломатическим путём. Прикидывали даже заоблачно-экстремальные варианты, вроде тайной доставки по морю с Кипра в Югославию зенитно-ракетных комплексов ПВО, или организации воздушного моста вопреки запретам НАТО. Готовили конечно и случившийся эпизод, а когда двести наших десантников благополучно совершили марш из Боснии до аэродрома Приштины. А потом как дети радовались тому, что Россия впервые за десять лет не отсиживалась как мышь под веником, а напротив – показала зубы, как Великой Державе по статусу и положено.

В общем, разведывательная жизнь в Европе кипела, как впрочем, во время любой, даже совсем уж карманной войны. Многое происходило и в Америке, однако Аверин всегда находил время почитать доступные разведсводки и потеоретизировать с коллегами по поводу грызни, устроенной несколькими нехилыми разведками вокруг останков сбитого югославами самолёта-невидимки Ф-117.

Коробчатый уродец с гордым именем «Night Hawk» , «Найт Хок» – «Ночной Ястреб», на вид совершенно неприспособленный летать, и целиком уповающий на свою радиолокационную невидимость, и потому даже не имеющий оружия для воздушного боя, был замечен-таки сербским давно устаревшим комплексом ПВО советского производства, и получил ракету в брюхо. Лётчик успешно катапультировался и был подобран спасательной командой, а самолёт-невидимка, разрекламированный как «оружие будущего», остался тихо лежать на травке, окружённый празнующими маленькую, но важную победу сербскими крестьянами, танцующими перед телекамерами репортёров.

Секреты модного самолётика с элементами технологии «стелс» безусловно были интересны почти любой стране производящей авиационную технику. Впрочем как и стране, которой возможно придётся от воздушных ударов защищаться. За редкими исключениями конечно. Одним исключением была Россия, потому что Ф-117 впервые поднялся в воздух относительно давно – два десятилетия назад. В начале восьмидесятых мы многое сделали чтобы узнать о Ночном Ястребе побольше, так что в конце девяностых он был уже нам практически неинтересен. Возможно, была на борту новая электроника, но не стоила она того чтобы толкаться локтями с парой десятков разведок и разведочек. Поэтому российская разведка только обозначила активность чтобы не удивлять и не настораживать конкурентов, но вместо охоты за секретами упавшего самолёта занялась наблюдением и изучением действий прочих охотников за шпионским «Святым Граалем», почившим у сербской деревеньки Будановцы.

Вторым исключением была разведка США, которая безусловно за секретами не охотилась, а напротив – пыталась их сохранить, вернувши своё. Вернее, то что ещё недавно было своим, а теперь сделалось как бы ничейным. Ну, а если не вернуть не получится, то хотя бы сделать так чтобы помятое, но всё ещё чертовски ценное сокровище не досталось никому.

Проще всего для американцев конечно было бы нанести воздушный удар по останкам самолёта, но вот незадача: секретной была и обшивка из радиопоглощающих материалов, которая в совокупности с формой планера и обеспечивала невидимость воздушного судна для радаров противника. После взрыва эта самая обшивка оказалась бы раскиданной по окрестностям – попробуй собери её так, чтобы ни кусочка не прилипло к заинтересованным пальчикам. Да и сербские крестьяне, буквально оседлавшие сбитый Ночной Ястреб, задачу серьёзно усложняли – бомбить на глазах журналистов никак нельзя, иначе имидж миротворца пострадает.

Серьёзную операцию с десантом, временным контролем территории, и вывозом самолётного «тела» тоже проводить было не с руки – сербская армия по-взрослому готовилась к наземной фазе войны, и десант такой скорее всего подавила бы с огромными потерями для нападающих. А если бы не подавила, то наверняка блокировала – не дала уйти, в результате наземная операция считалась бы начавшейся, а переговоры с Милошевичем о капитуляции – провалившимися. В общем, задача перед американской разведкой стояла не из лёгких.Так или иначе, классика «Так не доставайся же ты никому!» никак не получалась.

А выиграли гонку за шпионским кладом как ни странно – китайцы. Вернее, сейчас это странным уже не кажется, теперь Китай – восходящая звезда, вторая экономика мира. А если считать не в ничем не обеспеченных долларах, а в каких-нибудь реальных ценностях, то скорей всего – первая, да ещё и с огромным отрывом. Значит – и в расходах на спецслужбы Китай может не скупиться, и рано или поздно порядочной разведкой обзаведётся. В конце девяностых же слова «Сделано в Китае» ещё произносились с явным пренебрежением, и ассоциировались не с автомобилями и компьютерами, а с дешёвыми пластковыми игрушками. И разведка китайская считалось совершенно беззубой и хиленькой, «местечковой» – способной работать только в азиатском регионе – против всяких там Тайваня, Вьетнама и Индии. Однако тогда, в Югославии китайцы продемонстрировали что и в Европе у них кое-какие оперативные возможности имеются, утеревши нос группе конкурентов мирового класса, да ещё и во главе с США.

Американцы же поступили совсем не по-джентельменски, зато – предельно прагматично. Перевели игру в военную плоскость – сделали вид что ошиблись из-за древности карт и влепили в белградское посольство КНР высокоточную ракету. И ведь китайцы стерпели. Вернее, тогда – стерпели, ограничились нотой, приняли дежурные извинения. Но ведь наверняка не забыли. Китайцы – они ведь не меньшие прагматики, чем американцы, только прагматизм у них азиатский, изначальный. Китайцы будут ждать и помнить, но отомстят когда подвернётся подходящий случай, а случай когда-нибудь да подвернётся. Может быть – через двадцать лет, а может быть – уже сегодня вечером.

Сам Аверин, работая по Северной Америке, с китайской разведкой впрямую конечно не сталкивался, однако считал, что руководство СВР спецслужбы Поднебесной недооценивает. Впрочем, такие мнения он конечно держал при себе – не по чину их высказывать. Во всяком случае – пока.

– Вообще-то, предполагаемых кандидатов на полевые испытания Ладьи было два, – вернулся к основной теме Сергей Петрович. – База Хилл в Юте, и База Холомэн, в Нью-Мексико. Но мы будем исходить из того, что Ладья окажется именно в Юте. Холомэн можешь даже в расчёт не принимать. Но если мы ошиблись, и Ладья окажется там – чёрт с ним, пусть «Аквариум» забирает себе всё славу – эта база людьми ГРУ насквозь профильтрована. На Холомэн у армейцев агентурное проникновение – будь здоров, слишком уж там много объектов, интересных военным. Если что – вояки там и сами справятся.

Сергей Петрович хлопнул руками по подлокотникам кресла, как бы ставя точку в разговоре. Поднялся, протянул руку прощаясь.

– Вот, Валя, тебе фронт работ и наметился. Ступай, голубчик, думай. На разработку черновика плана операции – два дня.

06. Колюня

Саша Тимофеев сидел в кафешке – через Проспект Мира от своего дома, и ждал однокашника и старинного друга Колюню Савенкова. Время было промежуточное, обедавшие в кафе уже ушли, а любители выпить вечерком чего-нибудь согревающего ещё не подтянулись, и за стойкой бара Саша сидел в полном одиночестве. От нечего делать дружился с персоналом – двумя официантками и по-совместительству барменшами Верой и Викой, и охранником Тёмой.

Перелёты из Солт-Лейк-Сити в Нью-Йорк, и из Нью-Йорка в Первопрестольную прошли практически без приключений. Саша специально купил билеты так чтобы междурейсье получилось подлиннее, выбрался из Джей-Эф-Кей – аэропорта имени Джона Фитцжеральда Кеннеди, взял такси и отправился смотреть Манхэттен. Стыдно сказать, но за десяток лет в Америке эту самую Америку потуристить так и не удалось – то некогда, то денег нет, то компании подходящей. Сейчас компании тоже не было, зато время наличествовало, а такси туда и обратно благородный дон в отпуске уж конечно мог себе позволить.

Манхэттен, надо заметить, произвёл двойственное впечатление. С одной стороны, обаяние большого города тут уж конечно присутствовало. Толпы людей на улицах, на удивление быстро идущие, не улыбающиеся, и уж конечно не говорящие «Хай!» каждому встречному-поперечному прохожие были настолько непохожи на то что Саша привык видеть в Юте, что доносящиеся обрывки разговоров вызывали секундное удивление – странно было слышать английскую речь от людей, гораздо более походивших на прохожих на Тверской, чем на одиночных, неторопливых, одетых по-домашнему и наивно-приветливых к незнакомцам ютинских пешеходов.

С другой стороны, рухнула очередная легенда, киношная мечта юности. Эх, «небоскрёбы, небоскрёбы, а я маленький такой…» – современный Рим, центр мира, самый городской город Сашу немного разочаровал. По сравнению с нынешней Москвой, Нью-Йорк показался почти начисто лишённым зелени, грязноватым, тесненьким, и, если уж честно – бедноватым. Да, именно бедноватым, каким-то обшарпанным, бледным, и старым. Не в историческом смысле старым конечно, а … неухоженным что-ли?

Пройдясь от площади Таймс-Сквер до самого Бэттери Парка на берегу океана Саша так и не нашёл чем-бы восторгнуться посильнее. Нет, посмотреть на что конечно было, но получалось не «Ух ты, Уолл-стрит!» , а «Тэк-с, видели Уолл-стрит, ставим галочку, идём дальше…» Впрочем, может, настроение было уже совсем московское, а может – времени слишком мало. Для полноты впечатлений надо бы и Гарлем посмотреть, и Штаб-квартиру ООН, и пресловутый русский Брайтон-Бич, где, по слухам, сохранился этакий заповедник лихих 90х, и до сих пор по улицам бродят изъясняющиеся с распальцовкой личности, одетые в спортивные штаны, кожаные куртки, и именуемые в народе непечатно чёрные вязаные шапочки.

Решив, что если и ехать в Нью-Йорк в следующий раз, то – надолго, и обязательно с провожатым, Саша, косясь на антрацитового цвета мешки с мусором, выстроившиеся к вечеру непрерывными рядами вдоль стен зданий, поймал такси и поспешил к самолёту. Радовало то, что Стив Сильвер со своим «до скорой встречи», или кто-нибудь из его милейших коллег из американской военной разведки до самого отъезда так и не побеспокоили, а теперь впереди – отпуск на другой стороне «шарика», так что все проблемы как минимум – откладываются.

Самолёт был из тех что подешевле – польской авиакомпании. Александр, наученный предыдущим опытом, быстренько прикормил стюарда десяткой – приятно что в Польше десять долларов до сих пор приличные деньги. Ну, или во всяком случае деньги заметные – стюард тут же обнаружил недюжинные познания в русском языке, и на протяжении всего полёта периодически подходил чтобы справиться – не закончились ли у пана зубровка и пиво, и не принести ли ещё? Предлагал и какой-то горький жёлтенький ликёр, Саша попробовал – не понравилось, на любителя штучка. А зубровка – она хоть и непривычная, но милая, и помогла сладко проспать поспать пару часов. Летний сезон ещё не начался, самолёт летел наполовину пустым, и кресло рядом было свободным, соответственно можно было вытянуть ноги, и этого комфорта хватало с избытком – уж чего-чего, а спать в неудобных позах Саша умел виртуозно. Как, впрочем, наверное и любой человек, служивший в Советской Армии. Перефразируя Архимеда, «Дайте солдату точку опоры – и он уснёт».

Разбуженный тем же стюардом, извиняющимся за то что пану пришлось проснуться чтобы привести кресло в вертикальное положение, Саша смотрел в окно маневрирующего перед посадкой Боинга. Интересно, что по цветовой гамме, даже не различая отдельных деревьев, всегда можно сказать, что это «наш» лес – лес Средней Полосы России, причём что из окна самолёта, что в телевизоре, начавши смотреть с середины незнакомый фильм или передачу. Самолёт слегка треснулся по полосе, послышалась характерная вибрация, заревели переключённые на режим торможения двигатели, зааплодировали пассажиры. Что ни говори, Польша хоть и плохонькая, но – Европа, в Штатах на внутренних рейсах аплодисментов не услышишь. Саша улыбнулся, прищурившись как сытый кот. Возраст, и, следовательно, социальный статус не позволяли, однако чертовски хотелось прыгать и орать «Всё! Дома! Дома!!!». Однако, приходилось только улыбаться без всякого видимого повода, а кричать «Ура!» и бросать в воздух чепчики исключительно про себя.

Взяв с багажной карусели единственную сумку – летал он всегда налегке, даже первый раз в Америку отправлялся всего с двумя чемоданами, в одном из которых прятался компьютер – Саша нашёл ещё один повод порадоваться. Очередь на паспортный контроль для иностранцев выстроилась метров на пятьдесят в единственную будку, а четыре остальных обслуживали граждан России. Милая таможенница с парами прапорщицких звёздочек на погонах шлёпнула въездную печать в загранпаспорт, и Саша пошёл к выходу «зелёным» коридором, благо декларировать было нечего. Встречала, как всегда, мама, что, опять же, добавило и радости и сентиментов.

По пути из Шереметьево Саша тоже радовался буквально всему. И тому что полуденная мартовская Москва такая красавица, хотя те, кто здесь живёт постоянно наверняка этого не замечают. И тому что матушкина Лада бежит по дороге, качество которой в общем-то не хуже большинства хвалёных американских. И тому что рекламные щиты у дороги пиарят фирмы, появившиеся ещё до Сашиного отъезда в Америку, значит выжили и поумнели, крепнет молодой и хищный российский капитализм, перестали перепродавать – начали производить. Короче говоря, день получался замечательный. Наверное, один из лучших дней в жизни.

Саша посмотрел на обогнавший их мерседессовский Гелентваген, и хихикнул про себя, вспомнив один из прошлых приездов сюда, домой, в Первопрестольную. Тогдашний Сашин босс, весьма общительный и достаточно богатый американец, купил первый и единственный Гелентваген в Солт-Лейк-Сити. И не просто в Солт Лейк Сили, а в так называемом Большом Солт-Лейк-Сити – цепочки городов, городков и городишек, протянувшейся вдоль автострады I-15, с общим населением почти в миллион человек – половина населения штата Юта. Саша тоже попал в число лиц, особо приближенных к императору – тех, кого покатали на новенькой немецкой зверюшке, попутно коротко и ненавязчиво рассказав про уникальность машины. Буквально через месяц после катания, (перед самым тогдашним отъездом в Москву) Саша услышал от босса про Гелентваген ещё раз, теперь уже долго и нудно, и печально. Жаловался босс на то что какой-то неизвестный негодяй купил-таки второй в городе Гелентваген, разрушив тем самым боссову гелентвагеновую монополию. Прилетев домой, Саша на Гелентвагены внимание обратил, и, рассказав по пути матушке эту историю, принялся их считать – просто так, для статистики. Пока доехали от Шереметьева до дома на Рижской, Гелентвагенов насчиталось девятнадцать, что убедительно доказывало что уж в чём – в чём, а в области гелентвагено-владения Москва на момент покрывала Солт-Лейк-Сити как бык овцу. Сей факт по возвращению в Америку был доложен боссу, который впрочем в такой предательский удар в спину со стороны полудикой России конечно же не поверил ни на грамм.

Дома Александр включил свою московскую мобилку, отправил ЭсЭмЭску «Я приехал :)» всем абонентам в адресной книге, принял с дороги душ, попутно порадовавшись вкусу московской воды, и приготовился ни в коем случае не спать до самого вечера. Почему-то десятичасовая разница во времени при перелёте из Америки в Россию расстраивала внутренние часы куда сильнее чем при перелёте обратно, и если заснуть сейчас, то синхронизация внутренних часов с внешними может занять чуть ли не целую неделю. Так что лучше стиснуть зубы и потерпеть со сном до московской темноты, а то треть отпуска будешь ходить сонный и медленный. Вот и отправился Саша в кафе, подальше от предательски манящего дивана.

– А Вы в Америке где живёте? – спросила Вера.

Саша посмотрел на старательно строящую глазки единственному клиенту барменшу. Верочка была новенькая. Кафешка эта открылась давно, и находилась буквально вупор от Сашиного дома – выйти за подъезда, потом через ворота на Проспект Мира, вниз в подземный переход, потом наверх – и вот она. И работает круглосуточно, так что в отпусках Саша сюда заходил регулярно, практически каждый день. Вику и охранника Тёму Александр помнил по прошлому приезду, и, как ни странно они его – тоже. А вот Вера была из недавнешних. Примерно двадцатилетняя плюс-минус два года, соответственно слишком мелкая, в смысле – слишком молоденькая по Сашиным стандартам девчушка. Впрочем, смотри-ка как старательно глазки строит, то-ли мастерство флирта на стареньком дяденьке оттачивает, то-ли на усиленные типсы… (тьфу блин, пора отвыкать от сленга!) – в смысле на усиленные чаевые надеется.

– В Солт-Лейк-Сити, Юта, солнце моё – ответил Саша, отодвигая от себя пустую кофейную чашку. Уже четвёртую. От такого количества кофе во рту было горько, но ведь как-то надо кофеин в кровь вбрызнуть, а то ведь заснёшь прямо тут, на высоком барном стуле, не дождавшись друга Коли.

– Там ещё Олимпиада была в две тысячи втором – добавил Саша, не увидев должного воспоминания в Вериных глазах. – Ах, ну да, Вы ж, Верочка, ещё тогда наверное совсем ребёнком были… Ну, или так…

Саша поднялся, покачнулся, отметив усиленное (из-за сонливости) действие силы тяжести, и направился вдоль барной стойки вправо, в направлении окна. На подоконнике стоял декоративный – под старину, жёлто-коричневый глобус. Повернул его вокруг оси, обозрел западное полушарие. Нда…

Вместо Северной Америки была нарисована какая-то фигулька – между коробчатой каравеллой с демонстративно раздутыми боками, и зубастым длиннорылым то-ли китом, то-ли дельфином, в общем – каким-то морским монстром, поднявшим глаза к небу и самозабвенно изучавшим собственный фонтан. На фигульке, почти целиком её заслоняя, стоял классический индеец с прямой трубкой и гордым профилем. Ноги краснокожего покоились где-то у Панамского Канала, а перья головного убора подпирали Миннесоту.

– Тут не показать. Ну, в общем примерно так… Где Калифорния знаете? Голливуд, Сан-Франциско, Диснейленд, и всё такое? Вон, вино Шардоне у вас калифорнийское на полке… – Саша ткнул пальцем в бутылку белого вина со знакомой этикеткой. – Так вот, Калифорния – на побережье, вот тут, с западной стороны Штатов. – Саша повернул глобус так чтобы Вере было видно, и ткнул пальцем в Тихий океан, рядом с каравеллой. – Если ехать от океана в глубь материка, после Калифорнии будет Невада.

– Это где Лас-Вегас?

– Верно. Ай молодец! – Саша с уважением глянул на девушку, дивясь глубине географических познаний. Надо же – молодая, но ранняя. Про Лас-Вегас слышали все, но и в Америке не каждый знает, что находится этот город именно в Неваде. А говорят нынче молодёжь – необразованная и дикая, ан нет! Мелочь, а приятно. Действительно очень правильный день сегодня.

– Ну так вот, если продолжать ехать в том же направлении, то после Невады как раз и будет штат Юта – почти в самой середине Штатов. А на севере Юты – столица штата, город Солт-Лейк-Сити.

Верочка перегнулась через стойку бара чтобы посмотреть на глобус. Ну, наверное как-бы чтобы посмотреть на глобус, а скорее всего – чтобы оказаться в выгодной декольтированной позиции. Саша оценил, демонстративно на выигрышную позицию уставившись.

– Вы, ласточка, меня своим декольте засмущали совсем.

Вера фыркнула, и медленно выпрямилась.

– Ещё чашечку кофе?

– Нет, Верочка, кофе уже откровенно не лезет. А выдайте-ка мне рюмочку чего-нибудь тяжёлого.

– Водка, коньяк, ликёр, ром, виски? – привычно выстрелила барменша дежурную фразу. А потом, наверно устыдившись своего бессердечного автоматизма, улыбнулась со всей возможной лучезарностью, и добавила: – А хотите, я какой-нибудь кокнейль смешаю? Любой-любой, я их штук двести разных делать умею.

Не то чтобы Александр вовсе не любил коктейли, просто в смеси что самая хорошая российская водка, что самая плохая американская – не разберёшь. Впрочем, он и в чистом виде вкусы разных водок не сильно различал. Действительно плохие водки (которые и в себя запихнуть трудно) – да, а и приличные, и хорошие, и отличные – они же примерно одинаковые. По большому счёту вкусных водок вообще не бывает, водку – её же не для вкуса пью, а для эффекта. А настоящее качество водки вообще проявляется только если выпито её изрядно, и исключительно на следующее утро – по тяжести похмелья.

– Вот подойдёт мой товарищ, и мы Вашими коктейльными познаниями непременно воспользуемся. А пока дайте-ка я сперва осмотрюсь, солнце моё. – ответил Саша, и принялся изучать бутылочные полки.

Впрочем, узнаваемые бутылки были явно американского или европейского производства, а не неузнаваемых с этого расстояния прочитать этикетки было невозможно, так что скоро Саша сдался и запросил помощи.

– А какой у вас, красавица, коньяк наличиствует?

– Курвуазье, Хенесси.

– Верочка, не поверите, но Хенесси – наверное единственный алкоголь, который в Юте дешевле чем в Москве. Впрочем, дело вовсе не в деньгах. Мне бы выпить чего-нибудь этакого, чего в Юте не достать, и при этом чего-нибудь нашенского. А армянский коньяк есть у вас? Нет? А коньяк московского завода?

Верочка опять отрицательно покачала головой, всем своим видом изображая извинение за заведение, неузаботившееся обзавестись напитком, угодным многоуважаемому клиенту. Впрочем, через извинительную гримасу слегка проглядывало удивление – наверно в этом кабаке не часто появлялись субъекты, отказывающиеся от породистого Хенесси в пользу пролетарских коньяков пониженной крутизны. Ну что ж, в конце-концов, в большинстве случаев рассказы о том, что наши за границей действительно скучают по черняшке с селёдкой – отнюдь не литературная метафора. И сейчас Саша никак не собирался пить Хенесси ради его действительно замечательного качества. Пока в Москве – надо наслаждаться вкусностями, которых в Солт-Лейке, увы, не будет.

– Ну, тогда удивите меня чем-нибудь, красавица. Ром кубинский есть?

На этот раз Верочка кивнула утвердительно, Вытащила из-под барной стойки бутылку.

– Вам со льдом?

– Не, просто стопочку.

– Неужели у вас там и кубинского рома нет? – спросила Верочка, когда стопочка с ромом заняла место на салфетке перед Сашей. – Куба – она же рядышком с Америкой.

– На кубинские товары в Штатах эмбарго, Вера. За любые кубинские товары, за сигары например, можно сесть на десять лет. За кокаин на меньше сажают. Ну и ром кубинский, соответственно, недоступен. Не то чтобы я ром сильно люблю – просто у нас в компании там есть кубинец. Наш кубинец, учился в Киеве, потом тренером работал на Украине лет 10, позже покатался по европам, а потом прыгнул через забор из Мексики в Америку. Вот приеду – буду хвастаться что настоящий кубинский ром пил, пока он слюной не захлебнётся. Тёма, выпьете что-нибудь?

Охранник Тёма сидел на краю барной стойки, около двери на кухню, украшенной ностальгической вывеской советского вида «Служебное помещение». Впрочем то, что он – охрана, в глаза совсем не бросалось, потому что одет Тёма был в строгий костюм, и даже обычная ныне табличка «Секьюрити» отсутствовала. Ещё в прошлый приезд Саша несколько раз предлагал Тёме перехватить рюмочку чего-нибудь пока никто не смотрит, а тот вежливо, но решительно отказывался – служба есть служба. Так что сейчас Саша предложил Тёме выпить просто из вежливости, и ничуть не удивился когда тот улыбнулся и отрицательно покачал головой. Потом посмотрел куда-то за спину Саше, одновременно послышался звук открываемой двери. Саша повернулся на стуле – в кафешку входил Колюня.

– Колька!

Коля Савенков стоял и улыбался, жмурясь за очками. Вот таким его и увидел Саша первый раз. Сашина учебная группа тогда только что вернулась в Ленинград после КМБ – Курса Молодого Бойца, и Колю как раз в эту самую 344ю группу перевели. Тогда он тоже стоял перед строем и улыбался Правда, было это больше двадцати лет назад, и одет Коля был тогда не в костюм и плащ, а в новенькую форму с курсантскими погонами. Не было и очков. А вот седина уже была, хотя и не в таком количестве конечно. Сейчас Колька был абсолютно седым, правда в сочетании с его по-медвежьи могучей фигурой и молодым лицом седина смотрелась романтически-авантажно.

В общем, получается что Саша с Колей дружили уже почти четверть века. Бывает во времена взрослости такая дружба, не требующая ежевечерних совместных посиделок. Видеться получается очень редко, а дружба – остаётся. Да, если честно, и сынуля Колян был поименован помня о Коле Савенкове. Не «в честь», а именно «помня о…». Официально Колян был назван в честь своего пра-прадеда, Николая Александровича Тимофеева, поручика артиллерии в Первую Мировую. Называть детей в честь ныне здравствующего друга наверное надо разве что если тебе друг жизнь спас, а то уж совсем откровенный подхалимаж получается. Однако, выбирая сыну имя, Саша свою приязнь к Коле Савенкове конечно же учитывал.

– ЗдорОво, голова! – прогудел Коля.

Саша и подняться не успел – тот буквально сгрёб его с высокого стула у барной стойки и чуть не сплющил в дружеских обьятиях, успев при этом пожать руку и пару раз хлопнуть по плечам так что ключица чуть не хрустнула.