Литературный журнал «ДК» №02/2018

Поставив гантели на место, я повернулся:

– Саша.

– А я – Серый. – Его ладонь опустилась на моё плечо. – А чё в ушах? Чё-то модное?

– «Дафт Панк».

– О-о! Ты любишь рок?! Прикольно! А я всю жизнь волосатых гонял!

– Это не рок… скорее электроника.

– А-а, клубняк, что ли? Ну, так сразу бы и сказал, чё. Не-е, я рэпчик люблю. Ну, знаешь, может, слышал там: Баста, Гуф, Фараон?

Последний исполнитель в этом списке был явно лишним.

– Ну да, что-то слышал. Крутые темы?

– Шутишь? Ваще бодрые! А чё, сёдня тя ВКонтакте добавлю – заценишь! – возбуждённо пообещал Серый. – Ну ладно, харэ телегу катать, чё, давай совмеску замутим?

И тут у меня родилась мысль. Рядом находился человек, в котором я активно искал изъяны, чтобы оправдать ненависть к определённым людям. Если мне не составляло труда греть минус, смог бы я так же легко создать плюс? Да, Серый, тот мутный тип, был мне крайне неприятен, но ведь и он должен иметь положительные качества. Оставалось их найти.

– Давай, – согласился я. – Вижу, ты человек опытный – наверняка многому научишь. Итак, с чего начнём?

– Ништяк! Я знал: ты писанёшься! Ну чё, короче, давай начнём с приседа, поиграем в эту… как её… лесенку!

После отметки в семьдесят килограммов мы взяли паузу. Я притащил из раздевалки минералку, угостил нового друга. Он, естественно, не отказался, потому что своей не было.

– А ты давно занимаешься?

– Не-а, где-то месяц.

– Что сподвигло?

– Чёрт знает, – потряхивая бутылку, задумался Серый. – Как бросил пить и курить, так и пошёл записался. Теперь планирую подкачаться, округлиться. Давно мечтал, но чё-то постоянно откладывал.

– Тянет пить?

– Не-а.

– А курить?

– Ну так, бывает… Я уже месяц не курю. Как-то пообещал себе, что больше ни одной. Мои пацаны до сих пор в шоке. Тоже хотят, да не могут. А ты чё – смолишь?

– Смолю.

– Бросай! Есть такая поговорка: кто не курит и не пьёт – ровно дышит, сильно бьёт.

– Да-да. Слышал. Пошли ещё на раз – и домой.

– Погнали.

Завершив тренировку, мы выползли на улицу. Я достал сигареты. Лёгкий ветерок подхватил дым. Сначала Серёга подозрительно молчал, будто стеснялся что-то спросить, а потом не выдержал:

– Сань, братух, угости сигой, а?

Последние надежды на этого парня разбились о непробиваемую стену реальности. Я протянул ему полупустую пачку – Серый взял. Прикусив основание, он щёлкнул зажигалкой, но тут же замер. Пара мгновений – и его палец ослабил подачу газа, сигарета упала на асфальт.

– Не! Если бросать, так до конца!

Я пожал ему руку. Серый был человеком слова.

Вишня отцвела

Автор: Гриша Храленок

Он заключил её в объятия. Теперь она заключалась в них. Она, и всё, что связано с ней. Чёрный ворон вился над её головой, сливаясь с «небом», что клубами валило из трубы. Она решила, что и ей пора валить, и скрылась за углом, равным примерно девяноста градусам, то есть за любым углом, прямым настолько, чтобы создавать нечто прямоугольное.

Во дворе театра, или театрика, собрались граждане. Граждане говорили, кидали окурки, дымили, смеялись, как солнце в зените, и наполняли собой пространство. Они всегда могли зайти внутрь и увидеть то, зачем пришли.

Игра немыслима без правил, а потому энергия не может прийти «куда-то», не покинув «откуда-то». Даже маленькие дети, которые не верят в физику, подчиняются этому правилу. Как в шахматах: фигуры ходят только так, и только по этому полигону.

Чёрный ворон вился над его головой. Он и она были близко, но нельзя сказать, что вместе. Вместе – это когда под одной крышей. Это когда она разделась и прошла в зал. А «он» был настолько большим, что она подумала о сигаретах.

Они смогут быть вместе. Смогут.

***

В моём кармане обнажилась пустота, но ввиду её возраста и вида… Пустота в карманах – это да… То самое «да».

– Тебе, наверное, пора? – спросила ты.

Мы попрощались, так и не став ближе.

Говорят, настоящим чувствам чужд страх, что когда человек… Всё это – сущая ересь! Просто на дне есть надпись со сроком годности. Ты никогда не успеваешь прочесть, но по спине проходит озноб. Ты осознаёшь предопределенность всего с каждой новой сигаретой. Подними белый флаг, закопай свободной ногой топор войны, а другой – загаси окурок. Оставайся без движений.

Первый поцелуй – это пик влюблённости. А поцелуй вообще – бытовая штука. Он может быть бесценен, а может и ничего не стоить.

Я стою около светофора и прошу этих двоих прекратить. Для них мой голос ничего не значит. Я вижу, как у неё во рту пропадают его голова, пиджак, брюки, туфли со шнурками. Мне больно. Наверное, в детстве над нами часто ставили ладошки домиком, и мы рано коснулись потолка. Наверное, мы не растём. Всё эти чёртовы духовные ладошки!

***

Если не учитывать слёз на твоих щеках и взгляда, упёртого в пол, то ты выглядишь отлично. Ты как-то уютно поместилась в пустоту за моим окном. Конечно, там есть и деревья, и детский сад, и отделение полиции, и кладбище, и куча картона, который служит людям как дом. Ничто не предвещает дождя, как ничто не заставит тучи рассеяться. Ни солнца, ни дождя. Какое-то аскетичное пятно размером с небосвод. Пример минимализма в природе. Знаешь, этот серый сродни твоим глазам на чёрно-белом снимке. Или… Твои глаза на снимке сродни небу. Кажется, так красивее.

***

Очаровательная вишня стоит под нашим окном. Она распустилась, и тысяча её цветов источает аромат, из-за которого не грех потушить сигарету. Пока ты спала, я вышел во двор и сорвал тебе пару цветов. Вернулся, а на двери записка с одним только словом: «ушла».

Спустя много лет я увидел тебя в трамвае, но побоялся здороваться.

Вишня отцвела.

До рассвета

Автор: Саша Темешев

Я проснулся оттого, что дико хотел в туалет. Попытался вытянуть онемевшие ноги и вдруг почувствовал, что меня тянет куда-то вниз. Рефлекторно выставил руку вперёд и упёрся во что-то мокрое и холодное. Это «что-то» прогнало сон, и я понял, что чуть не свалился на траву, покрытую утренней росой.

Эту ночь я провёл на лавочке в городском парке. Удивительно, как меня не обчистили: телефон, паспорт и банковская карта лежали на месте, во внутреннем кармане куртки. Даже вчерашняя недопитая бутылка осталась целой. Теперь по ней ползали муравьи, а этикетка набухла и потемнела.

Я кое-как поднялся и сел. Было холодно. Хотелось чего-нибудь выпить, покурить и добраться до сортира.

Я оглянулся – рядом никого не было. Да и кто здесь появится в такую рань, когда солнце ещё и не думало просыпаться? Встал, сделал несколько шагов в сторону ближайшей липы и расстегнул ширинку.

– Тут не надо. Не обижай дерево.

Я едва не прищемил себя молнией. По тёмной дорожке ко мне шёл какой-то мужик – невысокий, худой и слегка сгорбленный. На его плечах болтался поношенный серый пиджак, с узкой талии свисали грязные спортивные штаны. Он дошёл до моей лавочки, достал из кармана сигарету и сел.

– Вон клумба, видишь? Туда иди. Я смотреть не буду.

Немного смущаясь, я отошёл к клумбе и провернул задуманное. Потом вернулся к лавочке, сел рядом с мужиком и поднял с травы бутылку.

– Огонек найдётся?

Я достал из кармана спички. Он аккуратно прикурил и хотел уже было затянуться, но вдруг рассеянно посмотрел на меня, вернул спички и достал из пиджака ещё одну сигарету. Как оказалось – самокрутку.

Я кивнул и прикурил. Мои сигареты закончились ещё вчера.

Первое мнение об этом мужике было таково, что он обычный алкаш, которого жена не пустила домой, и ему пришлось ночевать на улице. Но спиртным от него не пахло. Если я вообще мог различить какие-то запахи кроме табака.

– Куришь такое? Не погребуешь? – спросил он.

– Я всё курю, отец.

– Отец… – вздохнул мужик. – Меня так лет двадцать не называли.

Я вскинул брови. На вид ему было не больше пятидесяти.

– Что отмечал? – он бросил взгляд на бутылку.

– День рождения, – ответил я.

– Грустный праздник… И сколько стукнуло?

– Двадцать один. Не мне, правда.

– Да я понял. По себе так не грустят.

– Как сказать…

– А чего домой не пошёл? Тут-то холодно, небось.

– Общага уже закрылась. Не успел.

– М-да…

Я затянулся, протёр рукавом горлышко бутылки и сделал большой глоток. Желудок отреагировал благодарной отрыжкой.

Мужик усмехнулся.

– Праздник у девушки был?

– Ага.

– А где она?

– Уехала. Год назад.

– Вон оно как… А зачем?

– Вышла замуж.

– А ты?

– А я здесь.

Мужик прищурился, посмотрел на меня из-под кустистых бровей и сказал:

– Да, брат… Тяжко тебе…

Я промолчал. Память, которую вчера пытался успокоить пивом, снова резанула по сердцу. Я посмотрел на мусорку, из которой торчали горлышки выпитых бутылок, на мужика, который пялился себе под ноги. В моей правой руке дымилась сигарета, в левой – потела бутылка. Я тяжело вздохнул, вернул бутылку на траву.

– Табак хороший?

– Ага.

– Сам сушил. У меня его много. Я-то курить люблю, а покупать нынче дорого. А самокрутка – дело хорошее…

Я затянулся, задрал голову вверх и посмотрел в светлеющее небо. Хотелось спросить, почему он скитается по ночному городу, почему не спит дома, как все нормальные старики, почему сидит в парке с каким-то студентом, которого даже не знает. Он бы ответил, я не сомневаюсь. Но вопросы не желали выползать наружу.

Вдруг желудок судорожно сжался, и я рванул к мусорке. Съеденное за последние сутки полилось на пустые бутылки. Мужик встал, подошёл ко мне и положил руку на спину.

– Тихо, тихо… Сейчас полегчает.

Его рука была тёплой. Это тепло стало расходиться по спине, проникать внутрь и через пару секунд достигло желудка. Мне стало легче.

Я сплюнул горькую слюну, вытер рот рукавом и вернулся на лавочку. Мужик подошёл, встал рядом и сунул в зубы догорающий бычок.

– Ты бы кончал с этим, брат, – посоветовал он. – Толку себя терзать?

– Не могу, отец. Мозгами понимаю, а душой – нет.

– Тяжёлый случай… Но ты не первый такой.

Мужик сел рядом. Поднял бутылку с травы, начал рассматривать этикетку.

– Конечно, с тех пор стало легче, – признался я. – Знаете, намного легче.

– Ну вот, – его щетинистое лицо улыбнулось. – Так и должно быть.

– Наверное…

Он встал, бросил окурок в мусорку и задал вопрос:

– А почему здесь? Почему не дома, не в кафе, а здесь?

– Это место… Оно с ней не связано.

Мужик понимающе кивнул.

– Не горюй, брат. Всё наладится. А это я заберу, – показал он на бутылку.

Я пожал плечами. Дал понять, что не возражаю.

Мужик прокашлялся, достал новенькую самокрутку, сунул её в зубы. Развернулся и медленно побрёл по тёмной дорожке. Он не протянул руку, не сказал типичного «бывай». Бутылка, которую мужик держал за горлышко, покачивалась в такт его шагам.

Я долго смотрел ему вслед, пока он не пропал из вида. Неожиданно подумалось, что с бутылкой он забрал и мои проблемы.

Тёмная дорожка постепенно светлела.

По небу разливался рассвет.

Провинция

Автор: Савл Прудников

Честно говоря, не люблю деревню. Не люблю посёлки и хутора. Но безумно люблю провинцию.

Мне кажется, невозможно найти более уместного и исчерпывающего названия для бескрайних просторов России. Провинция… В этом слове есть нечто патетичное, но в то же время крайне душевное и даже излишне родное.

У каждого из нас, хаотично разбросанных по необъятной земле, на почве светлой памяти беззаботного детства, под ярким палящим солнцем средней полосы державы, среди полей желтоглавых подсолнухов и изглоданных остовов изб, произрастает провинция.

Там, где живут люди, не заклеймённые ни модой, ни временем; где время практически остановилось, и под его замедленным метаморфозом так же медленно меняется вид зданий. Добротные деревянные дома, с каждым годом всё меньше напоминающие об ушедшей эпохе с разномастными наличниками и богато вышитыми занавесками, сменяются двухэтажными бараками, подъезды которых наполнены неповторимой эстетикой. Лестничные площадки таких домов приобрели поистине сакральное значение для обитателей. Жильцы прожжённых косух, которые обросли длинными грязными мочалками, сутками напролет горланят там баллады Цоя и Летова. Юные влюблённые, чьей Вероной вдруг стало пространство лестничных пролетов, под страхом родительского ремня выбегают отсюда навстречу любви. Безрогие сатиры, покровители искусства, на полотнах подъездных стен пишут шедевры провинциального колорита и упиваются нектаром богов из жестяных разукрашенных банок.

Но Хронос настигает обитель блаженных и наступает кирпичным сапогом пятиэтажек на подол устаревших лачуг.

Утром, когда солнце вытечет яичным желтком на поверхность сонного города, колокольный звон церкви пронесётся над крышами панельных домов. А вечерами, в честь потухшего пожара горизонта, на улицы города прольётся симфония, в которой мелодичный скрип кузнечиков вторит хриплым, но доселе бодрым голосам бабушек, плетущим клубок сплетен. И озорному протяжному визгу, доносящемуся с детских площадок, где ныне чужое детство когда-то было моим.

Тег Короля

Автор: Полина Мельник

– Дерьмовый у тебя псевдоним, – не особо церемонясь, сказал Пашка и, сплюнув на асфальт, потянулся за вторым баллончиком.

– Сам ты дерьмовый, – огрызнулся Макс, распылив на края своего тега фирменный золотой.

– Пфф… это мы уже проходили, – ответил Пашка. – Король! Надо же такое выдать!

– Да, король, – начиная раздражаться, сказал Макс, – себе надо знать цену и давать её знать другим! Или ты забыл, кто…

– Кто два года подряд выигрывает конкурс? Достал, разве такое забудешь?! – воскликнул Пашка. – Каждая бабка в подъезде знает, кто тут лучший райтер в регионе.

– Тогда почему бы мне не взять псевдоним, который поставит всех ниже меня? – с чувством собственного достоинства ответил Макс и последним штрихом завершил тег.

Пашка фыркнул – продолжать разговор дальше было бесполезно, за эти одиннадцать лет он точно знал. Раньше они дружили с Максом, но в последние полгода всё как-то катилось к чёрту. Макс стал заносчивым идейным маньяком. Постоянно колол друга от нетерпимости к чужим недостаткам. Последней каплей стал этот тег: «Король». Для скромного Пашки это стало точкой. Все полгода, пока они искали личные теги, он назло Максу под чёрно-золотым «Король» ставил «Паша».

– Ты хоть канвас проработал? Или завтра опять на баттле озарением будешь рожать нечто? – нарушил молчание Макс.

– Не твоё дело! Королю-то полюбас отдельно баллы засчитают, хоть барнер и общественный, – саркастично заметил Павел, бросив в сумку пустой баллон.

– Общественный? Не наглей! На прошлом баттле ты вообще только к концу озарился, чтоб тебя, говнюка! – не выдержал Макс.

– Ваше величество и один всех сделает… – огрызнулся Пашка и закурил, отойдя на пару шагов.

– И сделает, – уверенно согласился Макс.

– Тогда после баттла и разбежимся, – выдохнув горький дым, сказал Пашка.

– Ага, – ответил Макс, вновь распыляя краску, – кому-то надо вверх, а кому-то – хрен пойми куда.

– Да пошёл ты! – сказал Пашка и, затушив сигарету, взял баллон.

– Скоро и пойду… Свою часть я закончил. Так что пока, – ответил Макс и, бросив баллоны в рюкзак, двинулся прочь из дворика, в котором они тренировались перед завтрашним баттлом.

– Достал, – буркнул Пашка и принялся распылять дальше.

– Ты чё тут малюешь, чикарь? – услышал Пашка перед тем, как его окружили.

Баллончик вылетел из рук и со звоном покатился по асфальту. Пашку задвинули к стене пятеро с банданами на лицах.

– Давай убирай эту шляпу чикокерскую, – с насмешкой сказал высокий и сделал шаг навстречу.

– Пошёл ты! – глядя ему в глаза ответил Пашка. – Я вас узнал!

– Ага, – хмыкнул второй с красной банданой на лице.

Не дожидаясь расправы, Пашка ударил высокого и попытался дёрнуть в арку, что была в десятке метров, но его успели повалить на пол.

Били ногами. Пашка даже не кричал: вжал голову в плечи и спрятал руки подмышки – завтра баттл, эти твари не должны их отбить. Из носа вовсю хлестала кровь, резкая боль пронзила поясницу – кто-то попал по почкам. На голову, спину, лицо сыпались удары ног – в какой-то момент Пашка решил, что они его убьют. И вдруг вдалеке раздался дикий крик, а потом что-то грохнуло, и на асфальт полетели баллоны. Нападавшие отвлеклись.

– Отстаньте от него, твари! – вооружившись баллончиком, закричал Макс.

– Слышь, этого? – тихо спросил парнишка в синей кепке у высокого. Тот кивнул.

– А если не отвалим, чё будет?! – с вызовом спросил высокий.

– Попробуйте! – храбрился Макс.

Через минуту били уже обоих. Макс зачем-то зажал в руках баллончик, его били сильнее – однозначно не просто так. Пашка улучил момент и, встав на ноги, выписал одному по лицу. К нему сразу бросились двое, но тут успел подняться Макс, вытянул вперёд баллончик и распылил краску прямо в лицо высокому. А потом и тому, который в синей кепке. Схватившись за глаза, тот закричал как девчонка.

– Ты сдурел? – закричал парень в красной бандане и, подхватив пострадавших, оттащил их в сторону.

На Макса хотели двинуться оставшиеся двое, но быстро ретировались. Драться на равных уже не хотелось.

Как только парни с банданами скрылись в арке, Макс шлёпнулся на бордюр, вытер рукавом кровь под носом. У него сильно болели передние зубы. Он дотронулся рукой до этого места и выплюнул на ладонь целый зуб.

– Вот козлы! Завтра баттл, а я без зубов, – разозлился он.

– Спасибо, Макс, – сказал Пашка.

– Да они только нищие битэны умеют! Вот и хотели толкового райтера слить, – пробурчал Макс.

– Так ты меня считаешь толковым?

– Конечно! И не потому, что ты мой кореш.

– Спасибо, – ответил Пашка и протянул руку вперёд. На ладони тоже лежал зуб.

Парни засмеялись. То ли от того, что у них теперь не хватало по переднему зубу и они выглядели смешно с опухшими лицами, то ли от радости, что всё закончилось. Макс взял баллон и, ничего не говоря, подошёл к барнеру. Он исправил чёрно-золотистый тег на «Короли». Пашка улыбнулся.

– Пойдем по домам. Надо с этими зубами в стоматологию, может что сделают, – развернувшись, сказал Макс.

– Стой, – сказал Пашка и дополнил тег: «без зубов».

Макс засмеялся и крепко обнял друга:

– Ну и дурак же ты!

– Не без этого.

Непредсказуемо и глупо

Автор: Артём Косов

Когда мне позвонила Лиза, я совсем не хотел отвечать. Я верю, что как с человеком познакомишься, так и будешь общаться с ним дальше. В нашем случае – непредсказуемо и глупо. Но она мне нравилась.

Несколько лет назад у моей мамы были отношения с парнем – Маратом. Он был неплох: учил следить за собой и давал денег. Вот только остальные пропивал. Когда мама его выгнала, у неё закрутилась интрижка с одной из её знакомых. Я был не против.

– Лишь бы ты не плакала.

Но их история быстро закончилась. Причина мне неизвестна. Были кольца. Поцелуи. Планы на жизнь. Новые знакомства. Снова слёзы… и новые решения. Следуя за разбитым сердцем, мама перевезла нас в Москву.

Я стал пропадать на сайтах анонимного общения. Не знаю, зачем. Но там я и встретил Лизу. Темпераментную и одинокую. Из Москвы.

На первой встрече она заявила:

– Мы должны быть вместе! Навеки! Я знаю, в Башкирии можно пожениться в четырнадцать, – она взяла мою руку. – Пожалуйста, поехали!

А я тогда даже не знал, какие экзамены буду сдавать. 11 класс. И я отказал. Мы перестали общаться.

Она много плакала. Она ревела. Фотографировалась. И выкладывала это в сеть.

Непредсказуемо. И глупо.

Три месяца назад мы встретились в метро. Она прижалась ко мне и сказала:

– Мы были молоды. Какая из нас пара? Я всегда это чувствовала. Между нами что-то большее. Что-то ещё!

И добавила:

– И, кажется, у меня рак.

Рак исчез через месяц. Осталась только дружба.

Так что в тот день я не знал, чего мне от неё ожидать, поэтому не ответил. В первый раз. Она звонила ещё и ещё. А у меня рингтон – "Different Drum". Представляете, как я её возненавидел?

Короче, я ответил. А из трубки:

– Мы должны встретиться! Сейчас же! Чертаново! Наше место! Это вопрос жизни… – звонок оборвался.

Наше место – третья лавочка по часовой у чертановского пруда. Отличное место! Скромные утки. Мало детей. И небоскрёб, разбивающий облака. Высокий и страшный! Сам Фёдор Бондарчук посчитал это место живописным. И разнёс его в одном из последних фильмов.

Ждать пришлось недолго. Лиза пришла, села и долго молчала.

– Что произошло? – спросил я.

– Знаешь, кажется, я поняла, что такое счастье.

– Что?

– Вот, – сказала Лиза и завернула воротник белой водолазки.

Вся шея была усыпана фиолетовым.

– Засосный чокер! – сказал я. – Только теперь я понимаю, насколько счастье временно и индивидуально! Ты знаешь, я даже вдохновился!

– Надеюсь, не временно, – сказала она, поправляя свой воротник.

– Никогда не понимал эту фиолетовую эстетику, – решил порисоваться я. – Словно избили.

– Ну избили. И что?

– Это же неприятно!

– Ну-у… – прищурилась она, – зато счастье!

– Разве боль – счастье?

– Счастье, – она посмотрела в мои глаза, – это принимать таблетки! Экстренные контрацептивы, – и плохое слово.

– Это счастье?

– Это ужас, дурак!

– Да о чём ты говоришь?

– Во-первых, – начала она, – я, кажется, теперь в отношениях! Есть один парень – Максим. Я долго думала, звать его или нет. Думала целый день! И позвала. Я сказала не брать резинки, чтобы ничего не было, – и не сразу: – Но что-то пошло не так. Он не успел. И побежал в аптеку. Сразу же! За таблетками.

Я сделал жест: ничего не вижу.

– А потом, – продолжала она, – ты только попытайся вообразить! Мы не спали всю ночь! Лежали, целовались и слушали "Свидание"…

– Ты же их не любишь!

– Теперь люблю! – и снова: – Только представь! Где-то в час ночи он сказал, – и в кавычки, – что "походу любит" меня. А сейчас говорит – точно любит. А ещё, Максим сказал – надо идти в аптеку, а я думаю – ладно, утром сходим. А он – нет, говори название! Понимаешь, когда он ушёл, я знала, что он вернётся! И если это не любовь, то что?

– Страх, – сразу ответил я. – Ты за этим меня сюда позвала?

– Короче, ты можешь его избить?

– Избить?

– Да, – она говорила холодно. – Он очень боится! Он купил три таблетки по 250 и постинор за 350. Больше тысячи на меня потратил. Видишь, как он любит? А я, если честно, сейчас не готова к отношениям.

Нет. Я отказался его бить. Я встал и ушёл. А Лиза только сказала:

– Главное, чтобы не две полоски. Завтра ведь ещё школа…

10 класс.

Чем всё закончилось, я узнал через неделю. От общего знакомого. Лиза предложила ему избить Максима. Он согласился за 500. Но тест показал лишь одну полоску.

Всё отменилось.

Вся любовь. Всё счастье.

Непредсказуемо и глупо.

Груз воспоминаний

Автор: Тима Малхозов

Тяжкий груз воспоминаний.

Ты стоишь и мёрзнешь на морозе, но даже не осознаёшь, что ты спасаешь маленького мальчика. Букет совсем уже истрепался от снега и холодного ветра.

Васильки – весёлость, верность, симпатия.

Ты выбирал ресторан, чтобы её поразить.

Она выбирала наряд, чтобы ты был впечатлён.

– Слишком дёшево, слишком примитивно, слишком шикарно, – волновался ты.

– Слишком вульгарно, слишком ярко, слишком просто, – переживала Она.

Пока ты думал, какие шутки шутить, чтобы услышать её смех, Она думала о том, какие темы тебе будут интересны.

У двух людей всегда есть проблема в восприятии одной ситуации.

– Вот бы знать, чего она хочет, – вздыхаешь ты.

– Вот бы не показаться ему доступной, – переживает Она.

Ты выбираешь ресторан, галстук, пиджак.

Ты боишься, что ей не понравишься.

Она выбирает платье, прическу, туфли.

Она боится, что тебе не понравится.

Проблема людей с низкой самооценкой.

Вместо того чтобы пить вино, весело проводить время и наслаждаться жизнью, – мы накручиваем реальность. Создаём иллюзию отчаяния, визуализируем разочарование, настраиваем себя на худшее. Мы представляем себе худший вариант развития событий.

Зачем?

А чёрт его знает. Чтобы не ослепнуть от яркого света. Чтобы не оглохнуть от громкого гогота. Чтобы не было так больно.

Она опаздывает на семь минут, потому что у неё есть дела важнее. А она всего лишь долго выпрямляла волосы, чтобы тебе понравилась её причёска.

Нарциссы – сильные чувства, рыцарство, безответная любовь.