Книга Извращений

– Когда всё это кончится – тюрьмы будут переполнены, – скажет Музыкант.

– А когда и это кончится – тюрьмы не понадобятся, – скажет Вооружённый Философ.

– Это лучше, чем если бы они оставались на воле, – продолжит Ник.

– Если честно, меня не волнует ничего, что произойдёт дальше недели, – скажет Философ, – у меня мозг занят лишь одной проблемой: как прибить эту мушку, сидящую в мэрии и посадить на её место законного толстяка, который будет считаться с моим… нашим мнением.

– Здание городского управления – настоящая крепость, – начнёт Ник, – её стены способны выдержать несколько выстрелов артиллерийского орудия подряд. Если над городом пройдётся смерч – он снесёт все здания, кроме мэрии.

– Однако: в нём много окон.

– Те, что не заделаны металлическими пластинами – будут использоваться снайперами в качестве бойниц. Они будут держать главный вход под прицелом. Толпа зевак – разбежалась; остались только фанатики, которые будут защищать свою чёртову бабу до последнего вздоха. Уверен: они не дрогнут перед нажатием курка. К тому же, мы не знаем: какое оружие есть у них в распоряжении.

– Окна, из которых они будут стрелять – их и погубят. У нас есть несколько ручных миномётов. Достаточно будет только рассчитать траекторию полёта и подойти достаточно близко.

– А сколько наших ребят погибнет при этом?! Идти в лобовую – это выписать смертный приговор молодым парням, у которых вся жизнь и карьера ещё впереди.

– Иного способа взять эту твою «крепость» – у на нет. Прими все необходимые меры предосторожности, чтобы максимально сократить потери; но оставшиеся – это вынужденные жертвы – их ещё называют «героями».

– Лучше быть живым, чем героем.

– Помнишь тот дирижабль, который мы отправили на дно реки? Они – и не живы, и не герои. Может, у тебя есть лучший план.

– Можно… осадить крепость. Голод и жажда – сделают своё дело; они выйдут и сдадутся нам без лишних жертв, выдав нам Жанну со всеми потрохами. Её будут судить и расстреляют… точнее, приведут приговор высшей степени к исполнению.

Ты вздрогнешь от этих слов.

– Для этого понадобится слишком много времени, – заявит министр внутренних дел, – неделя – это максимум. К этому сроку – здание должно снова исполнять свои нормальные функции. Недели – хватит, чтобы подорвать их боевой дух. А затем – вы должны будете последовать плану… вот этого господина и взять здание штурмом. А пока, можно открыто заявить, что революционеры, то есть, простите, реакционеры – террористы, бандиты и государственные изменники – проиграли. В городе: снова царит спокойствие и порядок. Мы уже начинаем набирать новый штаб полицейских и заделывать дыры, нанесённые этим кризисом. Конечно, пока террористы занимают мэрию – праздновать победу ещё рано; но могу вас заверить, уважаемые коллеги, что она – уже у нас в кармане.

Последние слова министр внутренних дел произнесёт особенно громко, подняв вверх сжатый кулак. Ты не особо поймёшь – откуда взялся этот незнакомец, где он был до этого момента и чем занимался раньше. Со всех сторон: будут слышны радостные победные крики. Ты будешь слушать их вполуха. Ты будешь погружён в собственные глубокие и далёкие мысли. Ты посмотришь со всей возможной грустной серьёзностью во взгляде.

Как глупо и пошло бороться за какое-либо доброе дело; за идеал, надеясь, что когда-нибудь достигнешь его. Идеалы существуют не для того, чтобы другие достигали их. Они нужны затем, чтобы сказать: «Я не знаю, каким будет завтрашний день, но он точно не будет таким…». Идея, идеал – всё это одна и та же книга, одна и та же форма извращений.

Всё это так глупо и бессмысленно, – подумаешь ты, – что более идиотским может быть только жертвование жизни ради этого.

Почему люди обязательно должны в конце умереть? Неужели только для того, чтобы понять, что они ошибались; и хотя бы на несколько секунд перед концом почувствовать, что они – живы.

Ты станешь думать о том, как тебе спасти свою сестру. Да, она совершила много глупостей. Но как ты сможешь и дальше смотреть на себя в зеркало, если просто позволишь им убить её?! Решение будет принято окончательно – ты должен будешь её спасти. Для этого – и ты будешь в этом уверен – будет достаточно просто поговорить с ней. Вот только: как это устроить? Мэрию защищают снайперы. Да и если Ник узнает о том, что ты соберёшься сделать – он запросто сможет обвинить тебя в измене и вся твоя жизнь пойдёт прахом. Так, как же это устроить?..

Решение придёт к тебе внезапно. Да, ты точно будешь знать, что нужно делать…

Побег Пятый

– Если не думать о проблеме, – скажешь ты Вооружённому Философу, – если растворять её в потоке других мыслей – может показаться, что проблема решена – что её больше нет. Но ты ведь знаешь, дружище, что это неправда.

Вооружённый Философ, не отводя от тебя взгляда, затянется вейпом так долго, что ты засомневаешься: нажал ли он на кнопку? Затем, он выдохнет облако пара прямо тебе в лицо. Он не успеет рассеяться, как Вооружённый начнёт говорить:

– О чём ты вообще думаешь? Какая ещё проблема?!

– Ваш кофе.

Официант поставит на стол чашку с тройным еспрессо на стол и быстро зашагает прочь. Твоё любимое кафе «Утомлённое Солнце», между окраиной и центром – в тот день покажется тебе необычно мрачным и тёмным.

– Да так, ни о чём.

Ты сделаешь глоток кофе и быстро постараешься сменить разговор на другую тему – на отношения Вооружённого Философа с одной довольно странной барышней, на которую ты бы и не посмотрел, останься она последней девушкой на Земле.

– Да она ведь сумасшедшая.

– Ты тоже. Поэтому, я люблю вас обоих.

Философ засмеётся. Его смех, хоть и будет похож на предсмертный вопль умирающей собаки – всегда будет успокаивать тебя.

А ведь это будет действительно трудная неделя. К счастью: большинство её нюансов обойдут тебя стороной. На несколько дней – ты постараешься полностью посвятить себя новой творческой работе, несколько дней и ночей не выходя из дома, питаясь только тем, что принесёт тебе Философ. Как ни крути – жизнь продолжается и во время, и после революций и прочих несчастий, выпадающих на век людской. Ты начнёшь читать «Чудом уцелевшие фрагменты» Даниэля Нюи, который неизвестно куда исчезнет – впрочем, его никто и не будет искать, так как до самого Нюи, по большому счёту – мало кому будет дело.

Во время одиноких минут безделья, между утомительной работой с цветом – ты будешь смотреть с высока на космос своих упущенных возможностей и с пустым взглядом на окружившие тебя предметы, холсты, кисточки и мольберты, придаваться размышлениям: «Стоит ли это делать?! Стоит ли это делать?! Стоит ли… это сделать!». Но разве можно поступить по-другому?! А вообще: никогда не стоит делать из потраченного в пустую времени – привычку; бесконечные самонакручивания – всегда только во вред. Если продолжать в таком же духе: то ты будешь передумывать по сто раз на дню и так и не перейдёшь от решения к действию. А потом: будет уже слишком поздно. И вот, ты решишься сделать это.

Вокруг: будет тихая, безлунная ночь. Ты медленно подойдёшь к зданию мэрии. Делая шаг за шагом, переставляя две колоны, несущие тебя вперёд – ты будешь молить и выпрашивать, если не у бога, то у самого себя – вдохновения. Без него – не получится ничего; всё в этом мире – стоит на вдохновении. Когда каждый шаг может оказаться последним: мысли о том, что твоё исчезновение заметят или не заметят – совсем вылетают из головы; ты подумаешь: если бы я знал, что умру сегодня от пули – сделал бы я то, что делаю сейчас? Что я оставлю после себя?! Нет, я не могу умереть; но если придётся – то я – уже ничего не боюсь.

Закрыв глаза: ты медленно подойдёшь к главному входу. Твоё сердце всё ещё будет биться; выстрелов – не будет. Ещё секунда: и ты почувствуешь горячую жидкость у себя во рту, почувствуешь то, что твои ноги – больше не могут держать тебя; но этого – так и не произошло. А значит: остаётся только идти вперёд. Даже если твои слова не возымеют никакого действия: пути назад – уже нет.

Ты откроешь глаза: увидишь, что стоишь уже на ступеньках, высеченных из мрамора, перед двумя исполинскими львами, раскрывших рот и смотрящих прямо на тебя. В какой-то миг: твоя жизнь окажется в руках незнакомого тебе человека – ничто не может повлиять на его решение – ни твоё прошлое, ни твоя внешность. Всю твою жизнь – определяет случайность. Жить тебе или умереть – решать не тебе. Сотни факторов повлияют на его решение; но всё это – уже не будет иметь никакого значения – ведь решение уже будет принято, не так ли? И тогда, держа руки вверх, ты поймёшь: твоя жизнь – всего лишь глупая случайность, зависящая от одного движения пальцем.

В этот миг: входные двери откроются. Тебя ослепит яркий свет, доносившийся изнутри. Группа людей схватят тебя и силой потянут внутрь – хоть ты и не будешь сопротивляться. Оказавшись там, ты скажешь в лицо бородачу, смотрящему на тебя сверху вниз как на букашку – со всей решительностью, на которую только будешь ещё способен:

– Я – брат Жанны. Мы должны с ней увидеться – у менять есть к ней разговор. Отведите меня к ней.

Люди в масках переглянутся и засмеются.

– Хаар, – едва сдержит слёзы бородач, – слышь, а почему его сразу не застрелили – этого идиота. Пора исправить ошибки прошлой минуты.

– Обожди, – скажет один из них, – чем слова свои ты докажешь перед нами?

– Отведите меня к ней – она подтвердит.

– А если нет – то что? Что?! Расплачешься?! А если ты шпион?!

– От этого – могут зависеть и ваши жизни. Только представьте: что будет, если Жанна узнает, как обращались с её братом, которого она знала и любила столько лет?!

Серьёзность и сила в твоём взгляде – заставят грозных революционеров замолчать ненадолго и задуматься.

– Откуда тебе знать, что Жанна захочет видеть тебя после всего?! Почему ты не пришел раньше.

– Не имел возможности. Но видеть меня – она всегда будет рада. Можете спросить у неё.

В последний раз переглянувшись с товарищами, бородач примет окончательное решение и небрежным жестом прикажет тебе следовать за ним. Уже перед самой дверью в её кабинет с табличкой «Приёмная мэра» на тринадцатом этаже – бородач ещё раз посмотрит тебе в глаза, заглядывая в самые глубины твоей души. Всё так же недоверчиво – он всё-таки даст тебе дорогу.

Ты войдёшь внутрь. В голове у тебя пронесётся мысль: как же долго я ждал этой встречи?! Какой она будет теперь? Не смотря на всё произошедшее, ты до сих пор будешь помнить Жанну, как ту самую невинную девушку с фотографии у тебя в кармане, на лицо которой ты взглянешь сразу же, как покинешь дом патрона, разорвавшего твою картину. Но женщина, которая окажется перед тобой – не будет иметь с ней ничего общего, кроме имени и воспоминаний, без которых – не было бы её, как и не было бы никого на этой земле:

– Не думала, что нам придётся встретиться при подобных обстоятельствах, – на одном выдохе выговорит она.

В свои сорок – она будет выглядеть за шестьдесят. Морщинистая кожа, трясущиеся руки, опущенные глаза, знавшие не одну бессонную ночь – всё это станет частью её повседневности, ломающей кости и подрывающей дух; но не способной подавить волю этой женщины. Тонны косметики – безуспешно будут пытаться скрыть гибель тела от окружающей; но в первую очередь – от самой Жанны.

– Да, я тоже, – едва улыбнувшись, выдавишь из себя ты.

– Присаживайся. А вы все – можете идти; моей жизни ничего не угрожает. Свободны.

Бросив на тебя гневный взгляд, бородач и его свита, держа наготове пистолеты – покинут кабинет, оставив вас одних.

– И так, – начнёт она, – раз пришел: не молчи. Что заставило тебя рискнуть жизнью и навестить меня? Неужели ради того, чтобы спросить, как чувствую я себя в последнее время?!

Эта её ироническая манера выражаться, которую она не потеряет даже после всего пережитого – сразу успокоит тебя и придаст сил. Ты решишь сказать ей всё так, как оно есть:

– Всё кончено, Жанна, – скажешь ты, – та революция, в которую ты решила поиграть – провалилась. Теперь, ты должна подумать о себе. Ты не можешь оставаться здесь; через пару дней: Ник соберёт отряд штурмовиков и ворвётся в здание.

– Пусть попробует. Его ждёт тёплый приём.

– Вам не выиграть, – покачаешь ты головой, – эти люди разорвут тебя на части только потому, что их взгляды на жизнь не совпадают с их мнениями. Тебе нужно бежать.

– Если бы наша семья была вместе – мне не пришлось бы бежать.

– При чём здесь это?

– Ты – бросил меня.

Её лицо вдруг примет серьёзное и суровое выражение.

– А теперь, значит: ты хочешь, что бы я бросила тех, кто мне доверяет и сдалась этим мерзавцам, превративших нашу страну в свинарник?! Если так, то говорить нам – не о чем. Я не думала, что ты так изменился; настолько продался этим собакам.

– Я не хочу, что бы ты сдалась; это не спасёт тебя. Они собираются приговорить тебя к смерти. Я хочу спасти тебя от них; и от самой себя.

Она рассмеётся.

– В любом случае – это бессмысленно. Куда я пойду?! Я ведь теперь, как-никак – национальный преступник. Меня схватят сразу же – стоит мне только выйти на улицу.

– Выходить тебе точно нельзя; но ты кое о чём забыла.

– О чём же?! Ты что, хочешь, что бы я прошла через портал – сквозь армию полицейских?!

– Ты забыла о дирижабле, – прошепчешь ты, наклонившись к ней.

От удивления её рот и глаза – широко распахнутся.

– Да, – кивнёшь ты, – тот самый дирижабль, который погубил твою революцию и который уже починили, назначив музейным экспонатом – однако, полностью пригодным к применению.

– Но как я до него доберусь?!

– Скажем так: не все в городе ещё отвернулись от тебя. Я знаю людей, которые следят за дирижаблем – с ними можно договориться. А твои союзники в городе – легко смогут доставить его прямо к тебе, да так, что бы Ник и Философ ничего не заподозрили. Приготовления, конечно же, займут немного времени; но когда Ник и его армия ворвутся в здание – их ждёт сюрприз: все его защитники и их королева – давно уже над городом и нет никаких шансов достать их в ближайшее время. Ты можешь улететь далеко на острова – французские, к примеру. Там: тебя уже никто не сможет достать. Ты проживёшь долгую жизнь.

Она внимательно посмотрит на тебя; выдержав паузу, она скажет:

– Я так и не могу понять: на чьей ты стороне? Ты помог мне утроить революцию; потом, предал меня и перешел к этим свиньям. А теперь, когда ты добился того, чего хотел – ты, друг, решаешь спасти меня. Зачем? Я никогда тебя не понимала: чего ты хочешь?

– Мира, – ответишь ты, – этого я хочу; и это – единственное, что я знаю о себе. Потому что я тоже не всегда себя понимаю. Я не хочу, что бы ты умерла; но революция, которую ты устроила – неправильна. Когда ты уедешь в другую страну – обещай мне, что поставишь на ней точку. Не нужно никого свергать. Не нужно менять власть – так ты только сыграешь на руку тем, кто стоит за ним.

– Но…я не могу. Поверь, ты не знаешь, как тяжело мне было на это решиться. И я не могу всё бросить – не сейчас, когда у меня появляется новая надежда. Я могла бы соврать тебе, но…я не хочу. Я так устала… Но я должна сражаться с ними…

– Но не так! Ты хоть понимаешь, сколько людей погибло из-за твоей глупости?! А остальные?! Ты знаешь, сколько горя принесла твоя революция?!

– А что мне оставалось делать?! – чуть не плакала она, – посмотри на нашу страну – она вся насквозь прогнила. Люди в ней – страдают; они бегут от неё, не потому, что не любят, а потому, что в их родной стране для них – нет будущего! Когда я была молодой и пошла учиться на политолога, я думала, что делаю это для того, чтобы понять, кто управляет этим миром. Но теперь я понимаю: я должна его изменить.

– У одного человека: хватит сил лишь на то, что бы изменить себя; но даже это не у всех выходит.

– Ты не понимаешь. Всё, что я сделала: это лишь капля в море зла, в котором мы обречены плавать…

–…И чем быстрее мы доберёмся до дна – тем быстрее вынырнем на поверхность – помнишь это? Разве ты не видишь, что вооружённое восстание против власти – это не выходи; от этого – всё стаёт только хуже.

– Но, что мы можем сделать?!

– Измениться.

– Нам не дадут измениться – нам обрезают крылья, стоит нам только родиться в нашей стране.

– Это – ни у кого не получается сразу; однажды, в один миг, к которому будут стремиться миллионы людей – целые поколения на протяжении столетия – в умах людей произойдёт перезагрузка. Это – настоящая революция. Самое большее, что мы можем сделать для неё – это сами стать лучше. Прошу тебя: хватит гражданских войн. Я знаю: ты хотела как лучше; но твои действия – чуть не вызвали катастрофу.

– Ты хочешь, что бы я перестала бороться?!

– Да нет же. Я хочу, что бы ты просто жила и старалась изменить умы людей; но что бы те не стремились всё разрушить. Мы – должны строить и создавать.

– Понятно, – вздохнёт она, опустив голову, – а ты: что ты будешь делать, когда всё будет кончено?

– У меня ещё есть работа. Я должен закончить свою картину, над которой я верчусь – вот уже почти всю жизнь.

– Ах, да. Ты же художник. И в кого это ты такой пошел?! Наверное, от папы – он всегда был каким-то странным. В любом случае: никогда не понимала, какая польза от всех этих твоих «полотен»; по мне, они все – просто мебель. Но это – твоё дело; ты ведь у нас, как его, этот… герой, да? А меня ведь – никто так никогда не назовёт. Возможно, ты и прав. Но обещать я – ничего не буду. Ах, если бы я могла всё изменить… знал бы ты, как я устала. Спасибо тебе, что дал мне второй шанс – я попробую его не упустить. Я приняла твои слова к сведению; но знай: я – всегда буду бороться против несправедливости.

– А почему бы тебе не бороться за справедливость?!

– Не знаю; наверное, мне ещё нужно будет до тебя дорасти, – улыбнётся она, – нам всем.

Вы попрощаетесь. Ты встанешь, развернёшься и уйдёшь. Путь обратно – будет куда легче и спокойнее. Он пройдёт, как тихий ночной ветер; и вскоре – ты будешь уже у себя дома – ложиться в постель. Закрыв глаза, ты подумаешь: «Что же ждёт её теперь?». Но, так и не получив ответа, ты заснёшь.

Сражение Третье

– Возможно, не стоит тратить жизнь на всё то безумство, которым я наполняю своё время – и в которое я ныряю день за днём; день за днём.

Ник, оторвёт кусок туалетной бумаги от рулона и, сжимая его в кулаке, посмотрит на него как на собственный череп. Даже такая незаметная вещь, как туалетная бумага – может послужить предметом высокого искусства. Однако Ник использует её по назначению. Затем: ещё и ещё. Под конец: он просто тяжело вздохнёт и останется сидеть на своём кресле с бездонной дырой под ним – без всякой цели – просто глядя в стерильно белую дверь перед собой.

– Если бы я точно знал, что умру сегодня, – Ник достанет свой пистолет и снимет его с предохранителя, проверив магазин на присутствие всех патронов, – был бы я доволен тем, как живу?

Он выпрямит руку, приставив пистолет к стенке.

– Стоит ли этот день того, что бы умереть?

Стены – знают ответы на все вопросы; они – лучшие слушатели, которых мы только сможем найти. У них есть только один недостаток – они никогда не отвечают; боги – тоже. Так: какая же тогда разница, с кем из них говорить?!

Ник закроет глаза. Он скажет:

– А теперь – в эту секунду – я досчитаю до трёх и открою глаза. И когда я это сделаю – я больше не буду бояться. Я – не боюсь смерти. Я – живое воплощение храбрости. Другие – умрут в этот день; и я – готов умереть вместе с ними и вместо них. Я – живая храбрость на ногах, в жилете и со щитом. Я досчитаю до трёх: и у меня больше не будут трястись руки. Каждый, кто заглянет в мои глаза – прочтёт в них только железную уверенность. Жизни людей зависят от меня; и я – не подведу их. Я – живое воплощение храбрости; я досчитаю до трёх – и все страхи исчезнут. В этот день – я не имею права бояться. Ночью – пусть все мои страхи вернуться ко мне; но днём – пусть оставят меня, пусть они исчезнут. Я – живое воплощение храбрости. Во мне нет и капли страха. Раз. Два. Три.

Раздастся выстрел. Дверь полицейского туалета вылетит с орбит. Кабинку с Ником внутри – ничего уже не будет отделять от внешнего мира. Музыкант – вернётся в реальность. Он откроет глаза. Вдохнёт. И выдохнет.

– Полковник, сэр, – послышится голос.

Ник встанет; поднимет штаны.

– Все офицеры в сборе и готовы выдвигаться, сэр, – скажет голос.

– Так чего вы ждёте?! – не размыкая зубов, ответит Ник и выйдет из туалета.

Молодой полицейский, лишь на миг взглянувший полковнику в глаза – испугается, так как никогда в жизни он не видел такого взгляда, прожигающего до самых костей. Окажись полковник один на один с танком – и полицейский не сомневался в этом – танк был бы побеждён. Вся сила и храбрость этого мира – будут в этих глазах.

К полудню, собравшееся у мэрии войско начнёт наступление. Все они выстроятся в боевую черепаху и устрашающей крепостью щитов – будут двигаться к цитадели. И стоит только полицейским попасть в поле зрения – как со всех сторон в них полетят пули. До стоящего в авангарде Ник будут доноситься стоны и вопли раненных; но они будут меркнуть в общем шуме боя. Некоторые отряды будут вынуждены остановиться и медленно отступить, подбирая свои раненых. Но троим отрядам – удастся подойти достаточно близко. Они быстро соберут миномётные точки. Одна за другой: мины полетят в окна на разных этажах, превращая те в груды обломков. Кое-где вспыхнет пламя. Некоторые стрелки, с адскими воплями, станут выпрыгивать из окон, с кострами на спинах. Но вскоре, выстрелы прекратились. Здание обрастёт ветвями огня, разваливаясь на части. Ник закричит:

– Забросать двери гранатами!

Под натиском череды взрывов: мощные двери разойдутся и выйдут из орбит. По ту сторону, сквозь занавес из дыма – прямо в лица штурмовиков будет смотреть дуло пулемёта.

– Подходите ближе, твари, – прошипит бородач.

С этими словами, он пустит в отряд полицейских пулемётную очередь из двухсот выстрелов в минуту. Три молодых офицера – погибнут мгновенно, не успев вовремя увернуться и скрыться за щитами; их тела превратятся в мясной фарш, в который раз подтвердив всё абсурдность и жестокость этого мира. Ник будет смотреть на них из-за своего. Он не будет моргать – глаза его будут широко раскрыты, а зрачки сужены. Его руки будут трястись, а волосы встанут дыбом. Но он сделает шаг вперёд; затем – ещё один и ещё, и ещё. Он – будет живым воплощением храбрости; хоть он и будет знать: никогда в жизни он так не боялся, как в те сто семнадцать ударов, которые он измерит по биению собственного сердца в ушах.

Волна огня – должна была не просто сбить его с ног; но разорвать на части его пуленепробивной щит и его самого – превратить в кровавую лужу. Но он – будет продолжать двигаться вперёд: шаг за шагом, удар сердца за ударом. И, наконец, он подойдёт достаточно близко; в этот момент: пули в ленте иссякнут и бородач – уже не успеет её сменить. Один мощный удар дубинки – свалит его с ног; а все последующие – выбьют из него сознание.

Ник отбросит от себя щит и достанет вторую дубинку. В этот момент – на него бросится толпа из десятка боевиков, которые один за другим – станут падать на пол. Из-за его спины к нему подойдёт подкрепление; и начнётся жестокая рукопашная схватка. С первого взгляда: сложно будет определить, кто из двух сторон побеждает. Но исход боя – был уже ясен и предвиден заранее.

Весь в синяках и кровоподтёках, Ник будет шагать к приёмной мэра. Все, кто встанет у него на пути – моментально будут падать на лопатки, под натиском более многочисленных противников, представляющих закон и правосудие. Ник уже сто раз прокрутит у себя в голове, как он бросит эти слова в лицо Жанне: «Вы – арестованы. У вас есть право сохранять молчание». И вот, выбивая дверь, он ворвётся в пустой кабинет и закричит во всё горло:

– Простите, но вы – арестованы!

Он посмотрит сначала направо, потом – налево – и не увидит ничего.

Ник подойдёт к огромному панорамному окну и подымет глаза к небу. Вдалеке – будет виден дирижабль, без сомнения, вылетевший со внутреннего двора мэрии; тот самый дирижабль, который принесёт ему победу.

«Предатели!» – пронесётся у него в голове. В ярости, он выйдет из кабинета, не в силах ничего сделать; ему окажут первую помощь, а вскоре – наградят сразу двумя высшими орденами славы и почёта, которые только можно будет получить в этой стране; но ночью – он проснётся в холодном поту, весь дрожа от страха. Больше – Ник никогда не прикоснётся ни к полицейской дубинке, ни к пистолету, ни к значку офицера. Он заявит об отставке уже на следующий день и всю оставшуюся жизнь проведёт за клавишами фортепиано – хоть больше никогда он не сможет играть так же великолепно, как до этого дня.

О Жанне, улетевшей в тот день на дирижабле – тебе скажут, что она добралась до берегов Мартиники и прожила до глубокой старости, под надёжной защитой в виде трёхполосных флагов Франции. Только дюжине человек во всём мире будет известно, что стоило только летающему кораблю отдалиться от материка, как в него были направлены три наводных ракеты-охотника, созданных гениальными умами только с одной целью – убивать. От самого дирижабля, упавшего на дно океана – останутся только щепки; а от погибшей в тот день на его борту революции и твоей сестры – не останется и того. И никто никогда больше не вспомнит о них.