Операция «Эмин-паша». Том II. Германский конкистадор в Восточной Африке

«Я пойду к белым людям на Ниле и, в первую очередь, в Уганду. У вас есть новости из Уганды?»

«Из Уганды нет, но вы получите всю информацию в Кавирондо, там люди очень хорошие. Вы можете отправиться туда без ружья – всего лишь с палкой. Там тоже есть много еды, и вы получите всю информацию, которую захотите, там тоже живут вангвана, у которых вы можете купить продукты».

Это было интересное сообщение, но наше воображение особенно взволновало известие о белых людях. Информация, принесенная арабами, звучала загадочно, и мы предположили, что она должна иметь какую-то связь с целью нашей экспедиции. Я подарил арабам несколько волов, и спросил их, не возьмут ли они письмо от меня на побережье Индийского океана. Они согласились и под приветствия моих людей вернулись к своей колонне, пообещав навестить нас еще раз вечером.

Великой была радость среди моих людей от новостей, которые мы услышали. Общепризнанное мнение гласило, что если белый человек с большими стадами крупного рогатого скота находится в Кавирондо, он должен быть немцем, потому что другие белые нации не водили за собой стада крупного рогатого скота – так думали мои носильщики и солдаты.

После завтрака я написал краткий отчет немецкому комитету «Эмин-паша» о продвижении экспедиции до сего времени. Этот отчет благополучно прибыл в Занзибар в начале апреля и стал первым фактическим свидетельством того, что наша экспедиция жива, а не была уничтожена. Эта приятная работа заняла меня до шести часов вечера.

После обеда арабы, среди которых особенно цивилизованным выглядел Буана Мку, из Пангани, снова пришли к нам. Я угостил их какао с сахаром, а после того, как начался дождь, мы приятно побеседовали несколько часов в моей палатке. Арабы очень подробно распрашивали меня, чтобы получить информацию о плато Лейкипия, через которое они, похоже, выбрали свой маршрут. Наш разговор продолжался в темноте.

Я до сих пор забыл упомянуть, что выйдя из Масаиленда, мы полностью остались без средств освещения внутри палаток. Вряд ли в Европе может быть понятно количестве лишений, связанных с этим незначительным обстоятельством. Мы полностью зависели от солнца и луны; и когда яркой луны не было, мы были вынуждены ложиться в постель примерно в шесть часов вечера, или сидеть у костра. Только когда мы приехали в Уганду, мне пришла в голову мысль о том, чтобы изготовить свечи из наших запасов жира и скрученного в фитиль хлопка.

Я могу упомянуть в этом месте, что англичане в Ламу изъяли у меня шестьсот сигар, так что для этого наркотического наслаждения нам пришлось полностью зависеть от наших трубок и собственного табака. На Баринго также была израсходована последняя бутылка коньяка; и теперь мы были ограничены напитками в виде кофе, чая и какао, которые, я могу заметить, в высшей степени способствовали нашему здоровью.

На прощание я подарил Буана Мку бочонок с порохом и новый халат. На следующее утро была еще одна встреча с взаимными благочестивыми пожеланиями, и мы расстались. Белый человек, который, как говорили арабы, жил в Кавирондо, был предметом, который занимал наши мысли во все время марша и часто оживлял наш разговор впоследствии. Но болезнь господина фон Тидеманна продолжалась, и он обычно ложился спать, как только заканчивался дневной переход.

Теперь мы направлялись в Эльмуттьей, который лежит в большой низине, которая простирается между Камазией и Эльджейо в северо-западном направлении и пересекается рекой Вэйвэй.

В этот день умер сомалиец Ахмед, который был похоронен вечером его соплеменниками при свете пылающих факелов.. Эти похороны были очень фантастическим зрелищем. Сомалийцы молились с диким энтузиазмом. Затем каждый магометанин торжественно просил мертвеца, чтобы тот упомянул его имя, когда встретится с Аллахом.

Не понимающие языка сомалийцев посторонние, которые были свидетелями этой необычной сцены, должны были принять этот ритуал за ужасное заклинание, с магическими формулами и призывом злых духов.

В этой местности ночью формируется очень необычный вид посредством костров, которые поддерживаются в деревнях, построенных на холмах. Это зрелище уже привлекало нас на озере Баринго, а здесь оно оказалось еще более своеобразным.

Я слышал, что в Эльджейо есть много провизии; но люди здесь явно сторонились нас. Поначалу проявив наглость, как и вакакамазия, они все еще не чувствовали себя в безопасности, когда приближались к нам, зная о судьбе постигшей родственные им племена в Камазии, и особенно, в Масаиленде. Они одеваются, как вакамазия, которых они также напоминают по внешнему виду, в короткие плащи, свисающие с плеч, что оставляет тело полностью обнаженным. Они носят тонкое копье длиной около семи футов, а также лук и стрелы. Язык здесь, как и во всех землях этого региона, является диалектом общего языка масаев.

По рекомендации Буана Мку я сразу же по прибытии сюда нашел проводника по имени Киробани, который, как говорили, знал дорогу к Кавирондо и, за награду в виде скотины, был склонен проводить нас туда. Мы сговорились с ним за пять овец и разумное количество других вещей.

Поскольку поставки растительной провизии не были достаточными для марша через саванну, которая лежала перед нами, я решил остаться здесь на следующий день, чтобы увеличить запас. Утром я сразу же отправил своих людей в деревни на склоне горы, чтобы купить зерно, овощи и другие продукты, но они вернулись днем, не выполнив задания. Туземцы ничего не хотели продавать; и все мои собственные усилия в этом направлении, продолжавшиеся до вечера, были бесполезны.

К моему огорчению, в этот день в мой лагерь также прибыл дезертир из прошедшего ранее арабского каравана. Этого негра я, к сожалению, не мог прогнать, поскольку арабский караван уже ушел слишком далеко, и поэтому, я был вынужден взять его свою колонну. Имя этого человека было Буана Марамба, и он был уроженцем Момбасы.

Когда я возобновил марш 18 января, Киробани, несмотря на его решительное обещание, так и не появился. Поэтому я послал людей искать его, а тем временем направился со своей колонной к скалистой стене, на которую нам пришлось лезть.

Киробани, который уже получил авансом часть своего платежа, был обнаружен моими людьми, спрятавшимся на поле мтамы. Я подошел к нему и сказал: «Вперед, старик! Покажи нам путь к Кавирондо». Короткий возглас «A-a-a!» был ответом на мое обращение. Я сказал: «Вперед!». Опять он зарычал, «А-а-а!» Тогда я взял его за плечо и слегка встряхнул. Он зашипел, как кошка при встрече с собакой. Мое терпение было исчерпано. Удар в лицо и шнур, затянутый на его шее сомалийцами, продемонстрировали Киробани, что я не склонен к тому, чтобы мои контракты были разрушены таким бесцеремонным способом. Он сразу стал вести себя очень вежливо и услужливо, пошагав в гору с самым веселым видом. В этот день утром я был вынужден убить предпоследнего из моих верблюдов, так как он не смог пройти по скалистому пути.

Немногим раньше двенадцати часов, я расположился лагерем на мысе, на полпути вверх по склону, где журчал ручеек.

На стоянке я заковал в цепь Киробани, который неожиданно стал «нашим очень хорошим другом», и в этом положении его навестила семья. Я хорошо накормил его, и он сказал, что теперь я мог бы освободить его от цепи, потому что он «был рад пойти с нами в Кавирондо». Но я не был достаточно убежден в чистосердечии этого дикаря, поэтому он остался закованным.

Чтобы подкрепить нашего последнего оставшегося верблюда, сомалийцы приготовили для него целую овцу. К моему большому удивлению, животное ело мясо довольно жадно и до последнего кусочка.

В этот день все наши усилия по закупке продовольствия для каравана потерпели неудачу. Туземцы ничего не продавали, а с другой стороны, их поведение не было настолько враждебным, чтобы с нашей стороны оправдать объявление войны.

Вечером налетел сильный дождь, который мы с радостью приветствовали, потому что это укрепило надежду на то, что нам удастся найти воду на Ангате Ньюки («красная равнина»). Но ночь была темной, а форпосты укрылись от ливневых дождей под крышей палаток сомалийцев. Здесь появился шанс для Киробани, которым он не преминул воспользоваться. На следующее утро он исчез, с цепью вокруг ноги. Он мог делать только самые короткие шаги, но, несмотря на это, его так и не нашли. Соответственно, мне пришлось столкнуться с неприятной необходимостью идти вперёд на Кавирондо без проводника.

Всю ночь в деревнях над нами раздавался дикий вой и рев. Жители в эти темные часы вели себя враждебно, и своим воинственным шумом, видимо, хотели запугать нас. Утром, когда мы продолжили наш поход по скалистому склону, они выглядели достаточно растерянными и напуганными.

Восхождение становилось круче и круче. Миновав деревни, мы вошли в полосу лесов. Здесь нам удалось заключить сделку с тремя туземцами из Эльджейо, которые согласились за вознаграждение провести нас к плато. Когда лесной пояс был пройден, мы подошли к уступу горы, где я остановился, чтобы подождать стадо и ослов. Здесь мне сообщили, что два осла упали и не могли идти дальше, и что часть стада отстала.

Со всех сторон местные туземцы сопровождали нас в количестве многих сотен, а их поведение по отношению к нам было явно более двусмысленным, чем в предыдущие два дня. Наконец наше стадо вышло из лесистых зарослей, и теперь мы пошли вверх по головокружительному пути по краю скалы.

По имеющейся у нас информации, на самой высокой точке плато Эльджейо увенчанной лавовым колпаком, который опускается отвесно и является довольно труднодоступным, его пересекает расщелина, по которой можно подняться вверх, как по лестнице. Но для этого, конечно, необходимо знать, где находится эта расщелина.

Там, где лава покрывает утес есть другой уступ, на котором есть место для лагеря каравана. Это уступ уже был занят толпой ваэльджейо (местными масаями), и когда я появился на нем, с передовой стражей, мои три проводника внезапно отошли в сторону и отказались показать мне вход на скалистую лестницу. На все мои уговоры они отвечали упрямым: «Ааа!», И когда я наконец приложил руку к одному из проводников, чтобы заставить его выполнить свой долг, за который ему выплатили аванс, внезапно раздался воинственный клич среди ваэльджейо. Они размахивали своими копьями и демонстративно двигались на меня, а от скалы отражалось и распространялось повсюду эхо их завываний.

С нашей стороны сразу раздались выстрелы из мушкетов в воздух. Ваэльджейо бросились в разрыв между сомалийцами и стадом, чтобы украсть скот. Когда ваэльджейо тоже начали осыпать нас сверху стрелами, мы начали стрелять на поражение, в результате чего, трое из них были убиты, а остальные быстро исчезли за валунами справа от скалы. «Нам удалось захватить одного из дикарей, которого привязали за шею веревкой и заставили показать нам восхождение в расщелине.

Укрывшись за каменными валунами ваэльджейо продолжали воинственно завывать и посылать в нас стрелы, абсолютно безрезультатно. Я время от времени стрелял из своей двуствольной винтовки, для которой у меня все еще было пятьсот патронов, в их направлении, чтобы держать орду на расстоянии. Сомалийцы внизу, которые не успели соединиться с нами, также очень скоро разгромили своих противников; и через час ожидания мне было приятно видеть не только мое стадо, но и оставшегося верблюда и ослов, которые прибыли к месту нашей временной остановки.

Мы пошли дальше к последнему каменистому подъему. К сожалению проводник, несмотря на мое предупреждение, внезапно отпрыгнул со скалистой тропы прямо в пропасть, цепляясь за кусты, пытаясь бежать. Один из моих людей, который привязал дикаря к себе веревкой, был сдернут вниз и погиб, как и пытавшийся сбежать проводник. Мне было жаль, потому что мы теперь знали дорогу, и туземца было можно отпустить раньше.

Наконец, мы поднялись на вершину, и перед нами на высоте 2700 футов (800 м), лежал густой лес можжевеловых деревьев, в который вела тропинка. Здесь я остановился, чтобы подождать всю колонну. Постепенно носильщики отдышались, и я должен был немедленно отправить их обратно, чтобы облегчить бремя вьючных животных. Мне сообщили, что верблюд, застрял в узком проходе между скал и не мог двигаться ни вперед, ни назад. Я был вынужден дать приказ перерезать ему горло, чтобы он не попал в руки туземцев, и освободить место для прохода колонны. После двух часов напряженного труда все мы были наверху.

Под нами, на головокружительной глубине, лежали поселения ваэльджейо, от которых мы теперь были в безопасности; перед нами лес, который должен привести нас к Ангате Ньюки. Дорога была намного сложнее из-за какой-то жгучей крапивы, которая нависала над ней с обеих сторон. Полчаса пути привели нас к противоположному склону горы, и теперь перед нами лежала Ангата Ньюки, которая отделяет Эльджейо от Кавирондо. День был серый и холодный, как в горной местности Шотландии. Время от времени моросил небольшой дождь, и холодный осенний ветер свистел с севера по степи, которая лежала перед нами.

В этот день я расположился лагерем на несколько миль дальше, на краю густого леса. Мы сегодня не нашли воды, но я увидел черную болотистую почву, из которой мои люди выжали жидкость, хотя и достаточно песчаную, отфильтровали ее, как могли, и это позволило нам хотя бы сварить суп и мясо, а нам с Тидеманном выпить по чашке чая.

На следующее утро мы отправились в западном направлении по полностью безлесной, поросшей скудной травой Ангате Ньюки * («красная равнина» – название, оправдывающееся в сухой сезон, когда вместо травы здесь присутствует только красная глина). Справа на северо-западе мы увидели гору Элгон **. Эта плато Ангата Нюки, по своему характеру и структуре, точно соответствует плато Лейкипии, которое оно даже несколько превосходит по высоте. Все огромное плато высотой около 4000 футов (1200 м) постепенно снижается к югу, к озеру Виктория Ньянза.

* Сейчас это место называется – Великая Рифтовая долина – прим. переводчика

** Элгон – гора на границе современных Кении и Уганды. Высота 4321 м – прим. переводчика

Но в то время как плато Лейкипия было населено людьми, здесь, в Ангате Ньюки, мы попали в совершенно необитаемый регион. Не так давно здесь жили племена, связанные с вакамазия и ваэльджейо. Они были уничтожены до последнего человека, южными племенами масаев, и теперь эти пустынные степи в дождливый сезон пересекают только великие стада антилоп и зебр, а также носороги и буйволы. Перед нами, на горизонте, поднимались холмы Сурронгаи, которые нам придется пройти, чтобы добраться до Кавирондо.*

* Кавирондо – прибрежная область на северо-востоке от озера Виктория Ньянза – прим. переводчика

В горе Элгон, по словам Томсона, есть уникальные пещерные структуры, которые привели его к предположению, что много лет назад здесь трудились цивилизованные люди. Какое историческое действие когда-то проходило на этой чудесной сцене?!

Теперь мы вышли из сухой зоны. Облака на горизонте сгущались и обещали бурю над Ангатой Ньюки. Ежедневно темные небеса извергались в сильных ливнях на жаждущую землю, которая уже покрывалась новой свежей зеленой травой. Подобно грохоту барабанов, тяжелые капли падали на тенты палаток, вспышки молниеносных дротиков по темной равнине теперь ослепляли белым и синим светом, и, подобно выстрелам из пушки, громогласное эхо катилось издалека с юго-запада, от региона озера Виктория Ньянза.

Гора Элгон на карте

Температура воздуха довольно прохладная и приятная. Ночи не такие холодные, как на плато Лейкипия, а с другой стороны, дни менее жаркие. Проблема с водой также отпала.

Уже в первый день мы пришли к южному притоку реки Нсойя, и чем дальше мы продвигались к западу, тем больше встречалось созданных дождями ручьев, так что, нам приходилось часто пересекать около десятка из них за одно утро.

Перед нами, на северо-западе, слева от Элгона, открывались ворота, которые могли привести нас к землям Эмин-паши. А что, если мы будем продвигаться прямо к нему? Искушение достаточно сильное, но мы все еще не знали, насколько проходим такой прямой маршрут к Экваториальной провинции; и, с другой стороны, Кавирондо манило нас таинственной фигурой белого человека, о котором нам говорили арабы в Камазии. Поэтому вперед, по прямой линии, к горам Сурронгай!

Гора Элгон

В качестве ориентира для марша я с самого первого дня выбрал возвышение на холмах Сурронгай, которое, в отличие от других высот, выглядело довольно белым и явно образовало восточное крыло этой гряды. Белый цвет возник, как я потом выяснил, из-за того, что трава на других холмах была сожжена туземцами, а здесь осталась нетронутой, в результате чего пожелтела в сухой сезон.

22 января мы пересекли реку Гуасо Марим, и на следующий день подошли к холмам Сурронгай. Ангата Ньюки становилась все более и более пышной, чем дальше мы продвигались на запад. На западе также появились великолепные лесные массивы, а следуя по течениям ручьев мы, спустя некоторое время, наткнулись на веерные пальмы, которые не встречали уже давно. Количество диких животных увеличивалось с каждым днем. Стада буйволов тысячами паслись по краю леса, срываясь в грохочущий галоп, когда в одного из них попадает ружейная пуля. 24 января я пять раз стрелял в буйволов, все пули попали в цель, но только один гигантский экземпляр, достался мне в качестве добычи, поскольку преследование раненых, даже в течение четверти часа, было бы слишком большой задержкой для экспедиции. Чтобы дать моему народу время разделать огромную тушу, я в полдень основал свой лагерь у западного склона холмов Сурронгай.

Гора Элгон (слева) и Великая Рифтовая долина (внизу)

Это был скучный, дождливый день, но все мы были в радостном волнении; так как точно знали, что на следующее утро мы должны добраться до плодородной земли Кавирондо, где мы надеялись получить новости об объекте нашей экспедиции.

Незадолго до двух часов в моем лагере внезапно появились четыре вандоробо. Я пригласил их остаться с нами на ночь, а на следующий день показать нам удобный путь в Кавирондо, который находился на значительно более низком уровне. В этот день 25 января, было доказано, что курс, которого я придерживался без отклонений от Эльджейо, был совершенно правильным. Почти по прямой линии мы вышли к Кабарасу, отклонившись от этого главного селения всего на полмили к северу.

Мы начали марш сначала к краю гор Сурронгай, а затем сразу же увидели перед нами деревни и плантации Кавирондо, среди которых были веселые, многообещающие дымы, поднимающиеся к небу.

Вандробо издали показали нам Абурам Зонда, главное место Кабараса, а затем попросили разрешения вернуться, так как они воевали с народом Кавирондо. Я удовлетворил их просьбу.

Перед нами стояла трудная задача найти путь к нижним землям. Ангата Ньюки здесь образует почти перпендикулярную стену высотой 1400 футов (420 м) и, на первый взгляд, казалось невозможным начать спуск. Дважды мы были вынуждены вернуться, потому что снова и снова натыкались на места, где спуск был буквально перпендикулярным. Наконец я обнаружил более пологий спуск; и здесь, идя впереди с сомалийцем Омаром, я нашел путь для каравана, сначала по рыхлым камням, а затем по траве высотой с человека.

В течение двух часов все спустились вниз, и теперь я возобновил свой марш точно в западном направлении, в соответствии с ориентиром, который я установил раньше. Мы шли почти до трех часов дня и остановились, когда оказались рядом с ручьем, напротив первых плантаций людей вакавирондо. По своему обычаю, я хотел первым встретиться с жителями страны, а не показать туземцам усталый и голодный караван, который они увидят на следующее утро сытым и освеженным отдыхом.

Я прошел вперед, с Рукуа, Хуссейном и двумя другими сомалийцами. Затем, выбрав удобное место, этих двух сомалийцев отправил назад, чтобы привести сюда всех людей. Прошло больше часа, прежде чем им удалось привести стадо, и было почти шесть часов вечера, когда Рукуа, которого я отправил позже, сумел найти носильщиков и г-на фон Тидеманна, которые заблудились и пошли в неправильном направлении на юг. У нас было достаточно времени, чтобы установить палатки, прежде чем стало темно, а затем на нас набросился обычный бурный дождь. Но кухня была под крышей палатки, и поэтому мы могли наслаждаться укрепляющим силы супом и каким-то блюдом из баранины. Однако г-н фон Тидеманн все еще болел.

В лагере перед Кабарасом

На следующее утро, всего за полчаса, мы пришли к первым деревням жителей Кабараса. Я выстрелил два раза в качестве приветствия, а затем, с флагом впереди, мы под удары барабана двинулись по столице страны, Кабарасу. Селение было окружено стеной из глины, у северного входа сидели старейшины, готовые приветствовать нас. «Джамбо Сана!» – раздался крик. Мы повернули налево за пределы поселения, и расположились под какими-то могучими деревьями, чуть ниже южной стены Кабараса.

Мой первый вопрос был, естественно, о белом человеке в Кавирондо. «Есть ли в Кавирондо белые люди?

«Да» – был единогласный ответ.

«Сколько их?»

«Некоторые говорят, что двое, а другие – четверо».

«У белых людей много солдат?»

«Да, очень много, и каждое утро они дуют в трубу, как и вы».

«Вы знаете имена белых людей? Один из них зовется Эмин-паша? Среди них есть турки?»

«Эмин Паша? Мы его не знаем».

«Откуда пришли белые люди? Они пришли с берега или вышли изнутри?»

«Они пришли с юга, вокруг Ньянзы».

«Их лидера зовут Стэнли?»

«Да, да, совершенно верно, Стамулей».

С этими вопросами я неоднократно обращался к нескольким из вакавирондо, и всегда получал тот же ответ: «Да, конечно, Стамулей. У этих людей коровы и быки, большое стадо, а их начальника зовут Стамулей!»

Для нас это была очень важная новость. Мог ли Стэнли, о чьем продвижении я не знал ничего, кроме того, что он отступил назад от Мвутана Нзиге, и, возможно, отправился к озеру Виктория Ньянза, а оттуда в Кавирондо, чтобы связаться с Эмин-пашей из этого места; или был ли Эмин-паша с ним, хотя, туземцы не знали имя паши?

Я сразу сел и написал следующее письмо:

«Кабарас, 2 января 1890 года

Сэр, по прибытии сюда сегодня утром я получил известие, что европейцы находятся в Ква Сунду. Когда я прибуду в Ква Сунду в среду или четверг, я буду рад встретить любого джентльмена, который окажется в этом месте.

Имею честь. Доктор Карл Петерс».

Адрес: «К любому европейскому джентльмену, который может быть в Ква Сунду или в Кавирондо».

Это письмо я немедленно отправил с двумя сомалийцами, Саметером и Джамой Исмаилом, которых в качестве проводника повел местный житель. Сомалийцам я приказал доставить мне ответ в Ква Сакву, место, в которое я собирался прибыть на следующий день.

Между тем, я с огромным интересом наблюдал замечательные фигуры людей Кавирондо, которые толпились в моем лагере. В больших бутылках из тыкв они приносили зерно всех видов, а также мед, помимо яиц, птиц и молока. Мужчины одеты в фартуки, но дамы ходили максимально обнаженные; замечательный контраст с Масаилендом, где наблюдалось обратное. Только замужние женщины носили фартук очень ограниченного размера, кольца на предплечьях рук, на ногах и в ушах, а также цепи на шее. Незамужние девушки ходили в костюме Евы. *

* Более подробно туземцы Кавирондо с многочисленными старыми фотографиями конца 19-го, начала 20-го века описаны в VI главе книги Уильяма Ансорджа «Под солнцем Африки». Книга впервые переведена на русский язык в начале 2018 года и доступна в интернет-магазине ЛитРес.

Женщина и мужчина вакавирондо (туземцы Кавирондо)

Влияние народов банту здесь обнаруживается повсюду. Сохранились фрагменты быта некогда могущественного племени масаев-баринго, называемого вакуафи, которые были изгнаны из Ангаты Ньюки южными масаями. Здесь вакуафи обычно служили своего рода «ландскнехтами» для местных вождей (которых нередко называют султанами), и по сути, составляли основной воинский контингент во всем Кавирондо.

Томсон многое может рассказать об опасности своего положения в Кавирондо. Он даже рисковал быть убитым. Должен признаться, что мы не испытывали никаких тревог среди этих простых и общительных людей. Фактически, все происходило так, как говорили арабы в Капте, можно было идти сюда без оружия, и только с тростью. Среди самих масаев Томсон проявлял мягкость и податливость, о которых я уже говорил. Эта доброжелательность не исходила из христианского чувства любви к ближнему. В своей книге «Среди масаев» он рассказывает, как вакавирондо проявляли к нему высокомерие и вели себя нагло. Далее он, якобы, заставил их понять, что он смирился с таким поведением потому, что был гостем в их стране, и далее признает, что из-за некоторого желания мести, долгое время подавляемого, он не имел ни малейшего желания встречаться с этими «гневными негодяями». С таким нерешительным лидером и его люди тоже старались держаться подальше от вакавирондо, которые по-существу являлись ветвью народа масаев.