Операция «Эмин-паша». Том II. Германский конкистадор в Восточной Африке

В одном месте скалы так близко сошлись друг к другу, что осел едва мог протиснуться в этот проход, а верблюды застряли. Я был вынужден отойти назад и расположиться лагерем в более широкой части ущелья. Здесь мы оставались целый день, пытаясь вытащить верблюдов, что было сделано после большого напряжения усилий.

Только 5 января мы покинули ущелье реки Гуасу-Тьен, которое доходит до юго-западного угла озера Баринго. Далее мы повернули на запад, прямо через равнину к Нджемпс. Мы разбили лагерь у одного из малых притоков Гуасу-Тьен. В тот день один из носильщиков уронил горящую головню на сухую траву, которая сразу же загорелась, и огонь быстро начал распространяться, к счастью в направлении от лагеря. Это событие, к счастью, привело меня к поиску места для лагеря на месте, которое уже выгорело и не представляло опасности от огня. Я говорю «к счастью», потому что вечером ветер изменился на противоположный, и теперь огонь, который в полдень ушел в саванну, вернулся окружным путем, опять же, с большой скоростью. С трудом нам удалось расположить ослов и боеприпасы в центре небольшого выгоревшего ранее места, которое я выбрал. Г-н фон Тидеманн, который установил свою палатку на краю травянистой степи, должен был поспешно, перенести ее, чтобы избежать опасности быть сожженными в ней.

На следующее утро мы были рады покинуть это негостеприимное место, в надежде, что перед ночью мы увидим само озеро Баринго.

Томсон нарисовал очень соблазнительные картины озера Баринго. Мы надеялись найти там пищу в изобилии и восстановить чувство безопасности для собственной жизни. Поэтому, мы терпеливо часами шли через через сухую саванну, а затем поднимались к последней окружности скал вокруг озера Баринго. К одиннадцати часам озеро лежало перед нами! Зеленая травянистая саванна простиралась далеко и широко, затемняясь кое-где коричневыми и красноватыми пятнами голой земли и скал. Напротив, чуть ниже нас, поднималась крутая группа скал, которая, по имеющимся у нас картам, могла быть не чем иным, как Камазией. Это название было, кроме того, подтверждено вандоробо, которые удивились, что я мог знать такие имена. Но направо прекрасный бассейн озера Баринго изгибается, как залив Сорренто, или Неаполитанский, а к северу рассеянные острова возвышаются над его поверхностью.

Неужели мы действительно покинули негостеприимные степи масаев? Нам нужно было только спуститься к озеру, чтобы ощутить реальность.

Около часа мы наслаждались созерцанием великолепной картины. Был ли такой же энтузиазм у моих невпечатлительных носильщиков, которых интересовало только то, как скоро они наполнят свои горшки пищей? Во всяком случае, чувство удовлетворения было всеобщим, и это способствовало тому, что спуск к озеру был произведен быстрее и легче, чем при других обстоятельствах. Нам пришлось пробираться почти по вертикальному склону на протяжении около двенадцати сотен футов (360 м); конечно, не приятная задача для верблюдов, или для носильщиков, со своими грузами в шестьдесят фунтов (27 кг). По достижении края окружности кратера я остановился, чтобы собрать всю колонну. К несчастью, этим утром я потерял одного из своих верблюдов, так что у меня осталось их всего трое.

Но то, что это было в сравнении с тем фактом, что мы с уверенностью достигли территории Баринго. К двум часам мы под удары барабана уже шли по травянистой степи на запад. Впервые после долгого перерыва на нашем горизонте снова появились акации и мимозы.

Около пяти часов мы разбили лагерь под широкими тенями деревьев; и с радостным чувством я сел перед своей палаткой ужинать, а в семь часов над нами уже тихо сияла луна.

Никого из туземцев мы в тот вечер не увидели. На реке Гуасо-Тигериш, которая впадает в Баринго, есть две масайские деревни. Сегодня вечером я снова лег, чтобы отдохнуть, с таким же удовлетворением, которое я испытал в канун Рождества.

Озеро Баринго

На следующее утро мы под бой барабана пошли к юго-западу и вскоре вышли на широкую дорогу. Через некоторое время я услышал человеческие голоса слева от меня. Через несколько сотен шагов перед нами поднялись толстые колючие заграждения масайской деревни Нджемпс. Старейшины племени вышли и ответили на мое «ламбо» дружеским «ламбо саной». Мы обменялись рукопожатиями.

Отряд воинов-туземцев встал во главе колонны и повел нас на запад. Мы пересекли Гуасо-Тигериш и оказались в прохладной тени мимозных деревьев, на севере от этого места мы наблюдали трогательные остатки караванов Томсона, доктора Фишера и графа Телеки – все они жили здесь в свое время. Грузы были быстро положены на землю, а палатки установлены, и вскоре мы почувствовали приятное чувство уединения в этой стране среди дружеского племени.

Трудности и опасности, которые мы пережили на плато Лейкипия, начались, как буря и постепенно сглаживались в нашей памяти.

ГЛАВА IX. ОТ ОЗЕРА БАРИНГО К ОЗЕРУ ВИКТОРИЯ НЬЯНЗА

Нджемпс находится примерно в пяти милях от озера Баринго. Мы до сих пор сохранили нашу собственную жизнь, сражаясь, и мы нигде не платили дикарям дань. Но у нас было большое стадо, благодаря чему мы обменивали мясо на овощи, зерно, мед и рыбу. Туземцы сами страдали от голода и вряд ли были готовы расстаться со своими продуктами за одежду и ткани, а тем более, за украшения. Но я платил козами и овцами, и таким образом нам удалось купить соответствующий запас «veri-veri», своего рода красного проса, а также меда и ежедневного пополнения нашего рациона рыбой. Из кукурузы мы приготовили какую-то еду, которая, сваренная в соленой воде, стала очень вкусным дополнением к нашему молоку.

Среди овец, которых мы привезли с собой, эти масаи здесь и там узнавали животных, которые были украдены у них их кузенами с плато Лейкипия, с которыми они жили в смертельной вражде. Конечно, я не мог согласиться вернуть их без обменного эквивалента; если бы я согласился на это, я должен был бы скоро избавиться от всего моего стада. Считалось, что мы жили в дружбе друг с другом, будучи объединенными нашей общей враждой по отношению к их соплеменникам с плато.

Я очень скоро оправился от усталости марша по Лейкипии, но, к сожалению, г-н фон Тидеманн не смог восстановить свое здоровье за четыре дня, которые мы провели на озере Баринго.

Относительно низменная область между горами Донго Гелеша на востоке и плато Камазия на западе, находилась на высоте 3400 футов (1000 м) над уровнем моря, и в первый раз, после долгого перерыва, у нас теперь были более теплые ночи, в то время, как дни все еще оставались довольно прохладными.

Вся эта низменность заполнена своего рода красноватой глиной, в которой солнце делает большие трещины и расщелины. Недостатком этого региона является исключительная сухость, которая часто губит урожай и вызывает голод. Масаи, которые, в отличие от своих собратьев на возвышенных плато, занимаются сельским хозяйством, освоили очень изобретательный метод орошения; но эффективность этого орошения зависит от состояния реки Гуасо-Тигериш, которая почти высыхает в этом сезоне года.

Я посетил озеро Баринго в воскресенье 12 января. Кстати, мы увидели огромное количество всех видов животных. Но у самого озера их было видно не так много, потому что оно окружено по южному берегу широким поясом тростника, через который нужно пробираться, чтобы достичь воды.

Масаи этих регионов, названные людьми народа ванганоэси «вакуафи», то есть «торговцами», – имя, которое, кстати, неизвестно среди самих масаев, – значительно сократились численно и утратили воинственность, и, следовательно, были более скромны, чем их наглые кузены на плато. Они ранее принадлежали к большому племени, которое в начале этого столетия было полностью побеждено и разбросано во всех направлениях другими масаями. Часть из них была оттеснена еще дальше на север к озерам, обнаруженным графом Телеки, отчасти к Усагуа, отчасти до Кавирондо, и недалеко от берегов озера Виктория. Эти люди умны и, безусловно, способны к культуре. Они гостеприимны по отношению к незнакомцам, потому что ждут от них защиты от племен других масаев, которые время от времени нападают на них. Торговые иноземцы, будь то арабы или европейцы, также заинтересованы в постоянном поддержании здесь этой колонии мирного и дружелюбного масайского племени.

Я высказался по этому поводу в докладе, который подготовил в Баринго 10 января для немецкого комитета «Эмин-паша» и который не мог быть опубликован в течение длительного времени:

«Племя масаев-баринго было бы очень важно для общего открытия Центральной Африки и для освоения великих плато, через которые шел наш путь. Здесь, дружелюбие туземцев напоминает мирный оазис среди враждебных сил. Экспедиции, которые движутся на восток, пробираются к северу или западу, могут здесь отдыхать и набираться сил для преодоления дальнейших трудностей, которые лежат перед ними. Известно также, что селение Нджемпс у озера Баринго наряду с другими образует один из крупных центров торговли слоновой костью в Восточной и Центральной Африке. Я считаю, что очень важно в интересах цивилизации и общей европейской торговли защищать колонию этих разумных и покорных масаев, живущих здесь, от истребления, которым им постоянно угрожают масаи с плато и люди восук. Одним словом, я считаю необходимым создание сильной европейской станции у озера Баринго. По моим оценкам, пять белых мужчин и двадцать пять хорошо вооруженных аскари с достаточным количеством боеприпасов были бы вполне достаточной силой для обеспечения мира в этой очаровательной долине; и я также считаю, что такое учреждение очень скоро окупит себя, как прибыльный коммерческий завод. Я должен был бы, несомненно, сделать это сам, если бы мне дали полномочия и защитили от дальнейшего судебного преследования со стороны англичан. Но в данный момент я не могу это сделать также по причине того, что большая часть моих ресурсов была захвачена грубой силой в Занзибаре и на побережье. Между тем, чтобы, по крайней мере, что-то сделать, я заключил договор с масаями-баринго, который заверяет их в дружбе со стороны немцев, и отдает их земли в мое распоряжение. В то же время, 9 января я поднял германский флаг в Нджемпсе. Я думаю, что не ошибусь заявляя, что в настоящий момент черно-бело-красный флаг – это тот, которого больше всего боятся воинственные масаи; и до тех пор, пока этот вопрос не будет решен в Европе, я считаю, что германский флаг должен развеваться здесь. Соответственно, я провозглашаю Нджемпс немецким владением. Я считаю, что я имею право это сделать, потому что Баринго с Нджемпсом к северу от Экватора, явно не включен в лондонское соглашение, и является ничейной территорией.

Отсюда, как я полагаю, можно было бы установить надежное сообщение с Ода-Бору-Рувой на севере Кении, и если Эмин-паша все еще находится в Ваделае, я готов сотрудничать с ним в этом плане, чтобы была создана сеть европейских станций, которая распространилась бы в сердце Африки и которая могла бы поддерживать навигацию на реке Тана. Это стало бы чрезвычайно важным действием, как для торговли, так и для внедрения цивилизации в Восточной и Центральной Африке».

В заключение этой цепочки рассуждений я уже 8 января заключил со старейшинами следующий договор:

«Нджемпс на озере Баринго, 8 января 1890 года.

Старейшины вакуафи (масаев-баринго) в Нджемпсе пришли и просят дружбу доктора Карла Петерса. Они слышали, что он победил масаев, которые являются их врагами. Старейшины заявляют, что они признают доктора Петерса своим господином и просят его обратиться к Его Величеству Германскому Императору за включением страны Баринго в защищаемую Германией территорию.

Доктор Петерс, после нескольких часов переговоров с собранием вакуафи, заявляет, что готов предоставить им свою дружбу и защитить их от масаев, пока он находится у озера Баринго. Он заявляет, что готов поднять германский флаг, чтобы показать масаям, что он рассматривает территорию Баринго, как свое владение, и что она находится под его защитой.

Регулирование дальнейших отношений жителей Нджемпса и территории Баринго доктор Петерс оставляет за собой.

Передача территории Баринго доктору Карлу Петерсу и принятие под защиту его новых друзей торжественно ратифицированы подписями обеих договаривающихся сторон и формами обычными среди вакуафи, а также подъемом германского флага внутри ограждения поселка Нджемпс. Однако, доктор Петерс заявляет, что все еще готов, если это возможно, вступить в переговоры с Эмин-пашей, с чтобы передать ему эту свою территорию и власть над этим регионом».

Карл Петерс – подпись.

Старейшины вакуафи из Нджемпса, Баринго:

Лаонаниа – знак вместо подписи

Сомбеджа – знак вместо подписи

Баезалат – знак вместо подписи

Лонголетеа – знак вместо подписи

Лендека – знак вместо подписи

Нендалом – знак вместо подписи

Свидетели:

Хусейн Фара,

Муса Дар-эс-Салам

Рукуа

Бвана Мку

Записано верно, Фон Тидеманн – подпись.

Нджемпс, 8 января 1890 года».

9 января германский флаг был поднят в ограждении Нджемпса, и был виден далеко по всему региону.

Я действительно ожидал найти здесь английскую экспедицию, поскольку мистер де Винтон еще ранней зимой 1888 года, отговаривал меня от экспедиции на том основании, что здесь уже находилась английская экспедиция, которая уже тогда должна была возвращаться с вызволенным Эмин-пашой. Я воспроизведу здесь свои мнения, поскольку они ясно указывают, каково было мое настроение в те дни.

Я ожидал встретить здесь белого человека, возможно, мистера Мартина, но нигде не было видно следов хоть какой-нибудь экспедиции. Я предположил, что здесь, наконец, будут выполнены пророчества мистера де Винтона и что возвращающаяся спасательная английская экспедиция появится на моем пути, и мне останется только отступить по ее следам к побережью океана. Еще в Адене, когда я был на пути к Занзибару, я встретился с мистером Свэйном, который был упомянут как лидер английской восточно-африканской экспедиции. В Момбасе в апреле я увидел г-на Ласта, который возвращался из Укамбы, чтобы потом снова вернуться туда. Когда я был в Виту, в начале июля, я услышал, что кто-то, принадлежащий к экспедиции г-на Джексона, «поспешно вернулся из внутренних районов и обустроился в Малинди. После этого я удостоился своими глазами наблюдать, как мистер Пиготт и мистер Смит возвращались на Среднюю Тану.

По правде говоря, было достаточное количество возвращающихся английских восточно-африканских экспедиций без всякого результата. Господин де Винтон и его друзья распространяли эту информацию и сказали, что Эмин-паша уже находился в лагере какой-то английской экспедиции у Баринго, и что я должен встретить эту экспедицию здесь. Но никаких следов экспедиций мы не обнаружили.

Я слишком хорошо знаком с жевательными способностями носильщиков Занзибара, чтобы поверить, что четыреста из них могут протиснулся через территорию Баринго, не оставив ощутимых следов. Поэтому я склонен думать, что ни одна английская экспедиция никогда здесь не была.

Для нашего дальнейшего продвижения к западу мне аришлось перепаковать грузы носильщиков, сделав их более тяжелыми. Грузы вьючных животных были облегчены, особенно трех верблюдов, которые шли вообще без груза и были использованы только в случаях необходимости. «Сэр, пусть они идут, как джентльмены!» – сказал Хусейн Фара.

Я сам участвовал в подготовке колонны, так как хорошо знал, что впереди лежала необитаемая Ангата Ньюки. Как я уже заметил, вопрос о продовольственном снабжении в африканских экспедициях является главной задачей лидера, который должен отдать ему должное. Стэнли может многое рассказать о страданиях, которые его экспедиция терпела от голода в своем походе на Арувими. Читая это повествование, я не мог не думать: «Да, но Стэнли вообще не чувствует, что в этих строках он раскрывает свою непростительную ошибку?». Теперь я знаю, что не всегда начальник экспедиции несет ответственность за такое несчастье, хотя в целом я убежден, что именно в этом случае лидер должен расспрашивать о своем маршруте, прежде чем он приведет сотни людей в голодные регионы. Но этот Стэнли, даже в своем третьем путешествии по лесу, когда он был полностью ознакомлен со всеми обстоятельствами и трудностями предстоящего перехода, снова рассказал о «голодающем лагере». До этого я не скрывал своего восхищения им, особенно как лидером экспедиции. После прочтения его отчета о путешествии через первобытный лес мое мнение о Стэнли несколько изменилось.

Перед выходом от озера Баринго я выдал каждому из моих людей рацион на двенадцать дней, и, поскольку у меня было еще около четырехсот голов скота, я счел, что 13 января могу с чистой совестью начать продвигаться на запад к Кавирондо.

В тот день мы расположились лагерем примерно в семи милях к западу от Нджемпса, у прекрасного изгиба реки Гуасо-Тигериш, где в свое время граф Телеки останавливался лагерем на несколько недель.

На следующее утро нам пришлось подняться на стену плато Камазия, которое круто спускалось на равнину. Мы начали свой марш до восхода солнца, и теперь все время поднимались вверх, а солнце жарило все сильнее.

Плато Камазия во всех отношениях не похоже на плато Лейкипия. Но как и последнее, оно образует ряд уровней или террас.

Я заставил моего друга-туземца Лаонания показать нам путь до первого водопоя в Камазии. Мы прошли до полудня, но воды нигде не было. Наконец мы остановились у ручья, который очень скудно стекал в иссохшее русло Гуасо-Камнье, где мы были вынуждены разбить лагерь на очень стесненной площадке, ограниченной склоном горы. Перед нами был крутой склон восточной части Камазии.

Жители Камазии – вакамазия, это обычные масаи, и настолько же наглы, как их соплеменники на плато Лейкипия. Хотя они знали, что мы побили этих последних, местные дикари вели себя шумно и бесцеремонно, так что я выгнал их из лагеря. Однако, они принесли нам хороший мед, а их нахальство не дошла до столкновения.

15 января наш путь привел нас к гребню Камазии, вынудив нас показать навыки по скалолазанию, которые, к моему удивлению, были продемонстрированы. Те, которые «шли, как джентльмены», имели честь нести только сомалийца Ахмеда, который заболел плевритом. В то время как восточный склон Камазии очень сух, на западной стороне есть серия ручьев, а следовательно, и свежие плантации.

В Нджемпсе, по просьбе моего носильщика Пембы Моты, я оставил его больную жену на попечение масаев-баринго, а накануне носильщик Чамсин, который нес какую-то железную утварь и хромал, не прибыл в лагерь. Утром 15 января Пембой внезапно овладела тоска по жене и, незадолго до того, как экспедиция продолжила марш, он скрылся, оставив свой груз на земле.

В этот день я снова разбил свой лагерь на очень ограниченном пространстве на углу горного склона, чуть выше маленького ручья. До этого народ Камазии воздерживался от враждебных демонстраций против нас. В полдень мне сообщили, что местные масаи пытались похитить овец из нашего стада, но были быстро отправлены в бегство сомалийцами, стрелявшими в них. К трем часам Пемба Моту внезапно появился бегом, совершенно голый и без оружия. Он сообщил, что вакамазия убили Часмина и отняли у него груз; что они также попытались захватить его, Пембу Моту, и что только оставив все свои вещи ему удалось убежать и вернуться в экспедицию.

Хотя это был явный casus belli (повод в войне – лат.), я сразу не мог решить, следует ли нам избежать новых столкновений и вернуться назад, чтобы опять проделать трудный марш через гребень Камазии, но уверовав в своих людей, я отдал приказ своим людям встречать все враждебные действия со стороны вакамазия применением оружия на поражение.

16 января утром мы продолжили марш на запад, пересекая холмистую территорию. Вакамазия неоднократно пытались проникнуть в наше стадо, но были отброшены сомалийцами, некоторые из дикарей получили свои пули.

Было почти двенадцать часов, когда мы достигли западного склона плато Камазия и получили крайне неприятный сюрприз в виде другой крутой, скалистой стены, отделенной от нас широкой долиной. Стена, по всей видимости, простиралась безгранично и к северу, и к югу. Мне сказали, что это земля Эльгехо, где люди были очень агрессивны; гораздо злее, чем вакамазия.

После принесения в жертву «козла мира» с людьми на высшем уровне плато, я начал спуск, который был выполнен более легко, чем мы могли ожидать. Неожиданно я увидел, что дорога была завалена кустами и ветками, а за этим барьером лежали пятьдесят или шестьдесят туземцев с копьями и натянутыми луками. Туземцы наивно полагали, что таким образом смогут получить дань за проход по их территории, но немедленно отказались от этого намерения, когда я указал на них сомалийцам, как на объект для обстрела. Эти туземцы были испорчены Томсоном, который платил дань направо и налево, о чем говорит в своей работе «Через Масаиленд». Он и его люди были здесь остановлены несколько раз и платили дань тканями, бусами и проволокой, чтобы получить разрешение на проход.

Когда вакамазия пытались получить дань захватом части моего скота, а также убили Часмина, со своей стороны потеряв за все время троих человек, они решили, что теперь все квиты, и пора заключать мир. Теперь они пришли объяснить нам, что готовы быть нашими друзьями, не получив плату за проход экспедиции по их территории.

В этот день я расположился лагерем на западном склоне горного хребта. Люди Камазии, которые теперь стали весьма любезны, принесли нам продукты для продажи, и мы с удовольствием наслаждались тихим днем, когда наше внимание внезапно привлек грохот мушкетов на некотором расстоянии под террасой, на которой находился наш лагерь.

Что бы это могло быть? Арабский караван или европейцы? Английская экспедиция? Возможно, Стэнли, или даже сам Эмин-паша?

Вакамазия, которые стояли вокруг, быстро освободили меня от сомнений сообщив, что это был караван Джумы Кимамета, хорошо известного мне из книги Томсона, а также из описания путешествий графа Телеки.

Вскоре на склонах холма появились передовые фигуры. В быстрой последовательности они произвели несколько выстрелов в воздух. Я ответил одним выстрелом из моей палатки, а затем отправил старшину носильщиков Мусу и моего слугу Буана Мку, чтобы встретить новых пришельцев и приветствовать их. Вскоре после этого в моей палатке появились шесть живописных арабов, совладельцев приближающегося каравана.

Я чувствовал себя, как моряк, плывущий по совершенно пустынному океану, возможно, в Полярном море, внезапно увидевший другой корабль. Арабы казались нам почти соотечественниками, потому что они говорили на кисуахили, который мы неплохо знали, и они пришли из Пангани, района, который я так хорошо знал из опыта прежних лет. Здесь, среди масайских племен, исчезают противоречия интересов белой и арабской расы. У нас есть общая цель, а именно, укрепить авторитет более цивилизованных рас среди диких туземцев, которые, со своей стороны, практически не различают европейцев от арабов.

Засада туземцев вакамазия

Арабы сказали мне, что они пришли от озера Туркана и некоторое время задержались в Энгаботе.

Я спросил их, есть ли у них новости об Эмин-паше.

«Эмин Паша – кто он?»

«Белый человек, живущий по ту сторону Туркана, на Ниле. Неужели люди Туркана никогда не говорили с вами о таком человеке?»

«Нет никогда».

«Что вы можете сказать о территориях на севере?»

«Окрестности Туркана – это сухая земля. Жители мирные, но в прошлом году туда приходили масаи и увели верблюдов».

«Что можете сказать об Энгаботе?»

«Люди в Энгаботе раньше были мирными, но теперь они испортились».

«У вас есть какие-то новости из Кавирондо?»

«Говорят, что в Кавирондо есть белый человек, который пришел в Кабарас вокруг озера».

«Белый человек, пришел с побережья или изнутри?».

«Он не пришел с побережья. Говорят, у него много женщин и солдат. Но кто ты и откуда ты?»

«Я немец, и меня зовут Купанда Шаро – в Европе зовут доктор Петерс. Мы прошли вдоль Таны через землю галлов и через землю масаев на плато Лейкипия. Мы победили масаев и сожгли Элбеджет. Вы увидите у нас остатки стад, которые мы отняли у них».

«Вы побили масаев? Это очень хорошо! Белые люди теперь бьют масаев. Буана Мкубуа (граф Телеки) побил людей васук на севере в прошлом году».

«Мы обязаны сражаться повсюду, так как мы не хотим платить дань, а эти люди нападают на нас. Здесь, в Камазии у нас была перестрелка».

«Очень хорошо, но куда ты хочешь пойти?»