Корпус наук. Фундаментальные знания

Математическое обоснование физических законов параллельного опосредованного смежного пространства.

ИСТОРИЯ МАТЕМАТИЧЕСКИХ ИДЕЙ С ПОЗИЦИЙ NOT PARALLELISM OF SPACE

Проблема 1. Классическая линейная каузальность параллелизма в представлении Евклида как историческая математическая фикция комбинаторных и постулативных табуляций.

Мы должны установить, что Евклидова геометрия имеет в своих каузальных основания воздействие и на современную математическую моделирующую геометрию. Евклидова геометрия не была изжита геометрией Лобачевского, но лишь подвергнута новой версии параллелизма. Тезис о том, что параллельные пересекаются или не пересекаются – это однородная сферическая данность пространственных систем Лобачевского на самом деле дополнивших, а не изменивших или опровергнувших математическую теорию Евклида.

Античных, арабских и средневековых математиков притом мы должны выделить, как действующих в инвариантных пифагорейских топиках модальностей и проектно-вычислительных трансформированиях. Даже философическая математика фундаментального порциального значения как математика Эвариста Галуа – это оснвоания, которые не изжили пифагореизм, а были версией математики линейных процессов инвариантов.

Если мы возьмём за утверждение истиностности гиперциклическую формулу:

A→∫←B=A (a+b+c+300.000x)

→∫←B (-a+ (-b) + (-c) + (300.000y) =

E (m∙c²) =A (E (+m∙c²) →∫←B (E (-m∙c²), то

Данная формула уже будет выражением нелинейной математической комплексной однозначности или числовой перефириии, не дополнительной качественной формацией, а процессом по меньшей мере опровержения, по большей мере – нового блокового подхода к инвариантам.

Дело в том, что я использовал здесь формулу не параллельности, использовав эйншетейновские преобразования в ней как предшествующее условие, но не коренное значимое тестирование математической идеи данного типа.

Классическая линейная казуальнсоть не изживает себя даже в плоскости гёделевской неполноты, потому что теория Курта Гёделя – это резервный вариант крайнего случая аналитической дискурсивности и он подвержен правилу исключения, которое состоит в общем контексте дифференцирований, интегрирований и вероятностных подходов любого математического уровня тестирования.

Если же обратиться к геометрии Эйлера, то может показаться, что данный прогностицизм форм также явление упорядоченное в логику линейности, но это, как и всё о выше сказанном с одной стороны так, а с другой стороны показывает одномоментную косность мышления, потому что иная вариация подхода – это не совершенно новое в координатах пространства и алгебры, а парадокс и праксис системы иной геометрии мышления. И потому Эйлер ближе к нелинейности, нежели Гёдель к нелинейный преобразованиям как следствия инерциальных вычислений его теории.

Пример парадокса и праксиса показал в своих вычислениях чётности, нечетности …., но современная нам математическая наука XX века именуется мной наукой подробизма или подробизации (интенциональный оказиях уплотнения информации вокруг кардинально стационарных базисных структур числа и линии).

На самом деле лишение математики XX века того, что называлось ancient philosophy (древняя философия) – это артефакт изъятия из математики структур числового фундаментального апробирвоания. «Древняя» математика стала пониматься как историзм, как историческая ликвидность, в то время как должна была пониматься как альтернативная парадигма мышления, как est, но никак не как исторически минувшее подразумеваемое «худшее», это неминуемо повлекло преобразование главной сущности математического в геометрическое, главная сущность – числовая проектность и интериоризированность стала отчуждённой спецификой мышления математика, что привело к фоновым подробизмам. Если бы число как phenomenon сохранило себя, то сейчас, исходя из дуалистических проностических интрпретаций можно было бы сказать, что мы увидели бы математический субстрат.

Сущность и основание мира таково, что субстрат получается из совокупности содержаний (числовых верификаций и флуктуаций), а не из форм числового поведения (легитимная геометрия к XX веку), но математики всего мира поверили именно в геометрию, а не число.

Теорема Ферма, как бренд геометрии стала самым ярким выражением и отправным фор-пост симптомом будущего геометризирвоанного подробизма. Но в геометрии нет тем не менее ничего плохого, дело в другом – геометрия могла бы быть другой, конституционально и конвенционально обозначенной community числа, и оппозиционной entre философии числа, а основываясь на некоей единой научной парадигме с единого стандарта математиками геометрия явилась консервированным и капитулирвоанным в своих основаниях явлением.

Положения Евклида и Лобачесвского в такой ситуации стали апофеозом мало структурно и пространственно определённой работы. Это была обеднённая геометрия, вдохновлявшая парадоксализмами, но как видим, парадоксальности не было, потому что стереометрические константы, которыми оперировал Лобачевский в антогонистической позиции Евклиду оказались лишь пунктуальностью единой лиги детерминирования обеднённой числом геометрии.

Исторические сведения говорят нам о том, что Евклид не так и отличался в постулатах от Лобачевского, что в его приложениях к своему учению в разных видах содержится Лобачевский, а Лобачевский во многих своих положениях подтверждает дефиниции Евклида. Здесь нет коренного позитивного перелома сциентистской направленности.

Математика начала XXI века выдвигает ряд проблем, особенно элитарные среди которых теории игр, вероятностей, числа «пи» и так называемые задачи «тысячелетия». Но данные математические проблемы есть конструкты для вычислений, простых компиляций и ревизии знаемого, но не нового.

В истории математики новое, например, показали элегантные подходы к числовым размерностям Роберта Гука (дифференцирование), Готфрида Лейбница (логарифмирвоание), Тьюринга (кибрнетические новации возникновения) и кодирвоание Нэша, а потом и Феймана. Матемтика же сводилась тем временем также к выравниванию единой геометрии слова. Многовариантность подходов и духа математики являлась неписанными правилами жизни неправильной. Даже язык Леви-Стросс в своём структурализме начал подводить под математический базис, чем занималась также Кристева и многие другие до сих пор полагают что такую сложную реальность как язык можно свети к современной геометризирвоанной математической корреляции актов коммуникации.

Чуть позже я хотел бы разобрать и те формулы, которые уже опубликовал выше. А сейчас сказать о том, что депозиты результата являлись следствием деятельности гениальных умов, таких как Рене Декарт в первую очередь, и уже упомянутый Эварист Галуа, хотя для древнего мира в совершенно альтернативно равноценной позиции расёты арифметики и астрономии в виде представлений Птолемея и Галилея, Ньютона и Гальтона.

Египетская математика, индийская математика и вообще восточная математическая традиция, к слову, была порывом к великому движению духа мысли в русле специфической крайне интересной фигуративной символической ветви математики, но, как мне кажется, была заглушена спонтанными политическими и историческими условиями, и есть альтернатива для развития её как ветви сейчас.

При этом я совсем не утверждаю что научный мир, математический мир должен быть плюральным, и это догма, я хочу сказать, что плюральность в науке и математике – дело немногих, и ею должны воспользоваться как философией немногие, и значение её для этих немногих и всего мира в роли патерналисткого генерирования, которое совсем не обозначает, что будет узнано, скорее это будет интеллектуальная афшора, и в этом нет ничего плохого, главное чтоб ещё одно значимое условие было выполнено – непротивление плюральной математике.

Je va parle не только от себя, но когда я говорю от себя, я говорю как представитель числового направления и борьбы с отчуждением числа. Надо понимать, что польза математики числа в том, что из него может родить всякая возможная геометрия, чего не может быть при выведении числовых материалов для геометрии. Число рождает «из», а геометрия «для», и в это существенно смысловое и агрегатное развитие методов математический транзакций и борьбы с тривиальными «конусами».

Высшая философия и Высшая техника

Я могу с уверенностью сказать о том, что изучение и понимание огромного массива научной литературы, философских концепций, истории, авангардных идей открытие, опыт жизни и феноменология событий, которые мне даны чуткостью и интеллектом открывают мне грандиозность и восторг жизни. И в общем-то уже здесь эта грандиозная жизнь является высшей материей пребывания. Но то, что после жизни не гарантирует нам называемое нами словом «продолжение» (continuing), потому что всё говорит о том, что грандиозное здесь, а там, за гранью функций организма – может ничего не быть, это ни доказать, ни опровергнуть, слишком сложная логика действует в мире. Но есть данность настоящего дня, и можно сделать максимально много для того, чтобы наши дни именно сейчас и сразу стали очень длинными, возможно в другой математической координате времени, и что самое главное – для того, чтобы иметь возможность философствовать (philosophyng). Освоение двух-трёх технологий позволит нам жить. Это нельзя назвать трансгуманизмом, потому что я говорю о том, что можно изобрести в таком виде, в котором уже не важно живы мы или мертвы, что восстановит из мёртвости, не надо спешить и что-то примитивным образом замораживать, как это делают трансгуманисты с мозгами, нужно всего-то создать принципиальных две-три вещи, чтобы активизировать бытие. И это только для одной цели – чтобы иметь счастье философствовать (successful). Потому что гарантий нет. И даже более того – иметь жизнь, которая постоянно под угрозой небытия – это самая красивая из возможных картин жизни, самая трагически пахнущая, но и самая красивая и возможно природа этого и хочет, чтобы мы опасно ходили и в итоге держались на плаву, ставя на карту вообще всю жизнь и всё бытие.

Я хочу сказать, что мой труд будет одновременно научным и философским, я не разделяю эти вещи. И даже хочу более того сказать, что пора уже развенчать миф о том, что математика является языком науки и только с помощью математики можно заниматься такими науками как физика, химия или астрономия. Это большое заблуждение. Чтобы что-то понять, чтобы что-то изобрести надо это объяснить на словах, это будет первое и самое главное, то есть надо быть ритором – вот первое условие учёного (и древние, и даже геометры и математики так и делали), скорость записи с помощью формул – это отчуждение понимания, это надо понимать хорошо – это второе. То есть отчуждение. И третье, когда речь заходит о непосредственной практике нужно (necessary) составлять, конструировать или экспериментально доказывать что-то с помощью подавляющего числа людей, которые к этой работе, скажем прямо «черновой» предназначены. Знатоки счёта, черчения и компьютерного и информационного программирования – это как плотники и столяры, электрики и строители, они делают непосредственно объекты, в то время как сейчас заставляют реальных философов и учёных этим заниматься, то есть вычислять интеграл, дифференциал, возводит в период, пользоваться понятием бесконечно малых, это огромная ошибка. Этого ничего знать не надо, это дело практиков. Вы думаете Циолковский, который придумал ракетный двигатель был способен его сконструировать, и ракету в целом, чтоб её запустить в космос? Нет. И древние греки не создали дифференциальных и интегральных уравнений только потому, что там почти не было «чернорабочих» в хорошем смысле этого слова. Потому создавать идею – это удел единиц. А её реализация – удел большинства. Хорошо ли мог Эдисон, создатель электродвигателя, как вы думаете, чинить розетки, делать проводку или создавать электростанции? Он создал принцип. А у нас так замалёвано всё это, что считается всерьёз, что без знания математики физик не физик, химик не химик. Впрочем в образовании и науке как социальном институте ещё много чего надо изменять в лучшую сторону.

Моя философия в том, чтобы принять меры к продолжению нашего бытия ради философии, это наука в стиле великих мыслителей. И сразу «с места в карьер». Телепортация и в итоге непрерывные переходы в другие пространственные географические места, Машина Времени, и в итоге непрерывное пребывание отдельных функций организма в разных временах ради постоянного долголетия, как бы вибрируя и не старея и состояние мира как фрагментационное, то есть не длящееся и не конечное, за счёт чего пребывание в сюжетах разных приятных миров и отсутствия психических сломов – вот то, что нам нужно. И на всё это есть готовые ответы и решения. Уже сейчас можно сказать о них, и уже ряд вещей мною написаны. Философски это означает то, что мы снимем психическую девиацию, пространственную девиацию и временную девиацию.

Сейчас это может коробить, вызывать сомнение, но только потому, что человек в том потоке времени, в котором он находится, проходит обычную эволюцию чувств, идёт переформатирование психики, чего можно избежать либо миллионами лет эволюции, либо философски-технически-научно и тогда быстро и без болезненных и долгих лет.

Философ – это человек, который открывает двери в новое (opening new horizons).

Я знаю людей, которые не хотят жить долго и даже вечно. Это их выбор. Я не настаиваю. Я говорю про себя и свою рефлексию, которая указывает мне на то, что я хочу, потому что в мире есть философия. И я уже знаю, что реально могу быть восстановлен, если что, потому что уже есть знание об этом.

Я думаю, даже хорошо, что мы так мало знаем о мире, что мы так мало можем, потому что через это открывается наше встраивание в бытие настоящего.

Я бы не хотел также, чтобы меня отождествляли с космистами, такими как Фёдоров, Циолковский и Вернадский, при всём уважении к ним и уже упомянутом ранее одном из них, потому что космизм – это направление в русской философии, которое плохо тем, что не конкретно. Это очень расплывчатые и отвлечённые, порой даже сказочные, а значит младенствующие размышления, как и их противоположность – трансгуманизм – который конкретен очень, пошло конкретен, то есть предлагает примитивную конкретику.

Наука и философия нуждаются также, как это может показаться, ни в каком ни среднем пути Конфуция или Лао-Цзы, философия и наука, о которых я говорю должны быть просто идентичными философией и наукой, философия и наука одна – настоящая и реальная.

Потому традиционализм или наоборот Постмодернизм – это философии, которые философии, но я говорю о научной философии, это философии точно, не как космизм и трансгуманизм, но не научные.

А философия и наука в одном – это самая высшая степень натуральности философии, потому что сам мир – это наука и материя науки, как писал Гегель: мир сам себя осознаёт и познаёт.

Итак, все эти размышления очень конкретны по отношению к рассматриваемым мной вопросам, потому уже сейчас через метод прообраза объясняют то, что открытия, перечисленные мной работают на принципе сюжетов. Нужно создавать сюжет идентичный тому который есть или был, с помощью синтеза физиологического материала и компьютерного точного моделирвоания и в итоге получить место или человека, котоыре мы хотим, потому что в природе нет параллельности, и при возникающем параллелизме объект перейдёт в место где параллелизм возникает, будучи неспособным быть сразу в двух местах. Все перечисленные сюжеты, и сам Гегель могут быть потому с нами. Но когда речь о телепортации надо уже создавать копию нас с вами, чтобы нас туда перенести, а когда человека восставить из условного «небытия» просто сделать функции его как он есть в доли секунды хотя бы, но всего, потому что начало и конец человека. И вообще человек – это средоточие ансамбля всех функций возможных в нём. И потому человечность и жизнь как счастье проявляются, когда есть целостное мышление или цельное занятие, потому что это идентичности человека соответствует.

Когда же Маркс пишет о том, что человек есть то, что делает из него общество и что в протесте против устаревшей формации рождается преодоление отчуждения, то он пишет всего лишь вариант социологического и политического единства, которое может и не реализовываться, если есть индивидуальная жизнь субъекта истории – человека целостного (human subject).

Перечисленное мной очень легко вычислить с помощью техники, для этого надо лишь скопировать все функции, сделать информационную карту человека или объекта и потом с добавлением реальных физиологических структур на свободном каркасе из чего-либо воспроизвести живую материю и компьютерных геометрический импульс. Если речь об умерших, то нужно смоделировать чувства, эмоции этого человека. То, что мы получим этого именно человека, а не того, который может по одной из физических теории о слоении времён придти из другого измерения исключено, потому что там воспроизводится целостность только той координаты, в которой человек есть. Если бы всего вот этого мы не делали, то теория слоения времён была бы для нас утешением, что чисто гносеологически мы вечны, потому что слоение во временах предполагает все возможные сюжеты жизни. Напомню, что это учение о том, что у нас бесконечное число вариантов действий, но выбираем мы что-то одно, а все остальные варианты реализуются в другом слое потенции, и не могут не реализовываться, потому что сама гносеология их наличия совокупна имманентно с их заполнением.

Итак, Высшая философия и Высшая техника реализуются в перечисленных мной вещах. Бояться нам теперь вообще нечего, потому что мы точно это всё реализуем во времени в связи с тем, что данное подпадает под один из фундаментальных законов – целостности экологии, который выведен мной и гласит о том, что всё есть природа, и катастрофы уничтожения природы, Вселенной, например, быть не может, потому что природа есть и просто есть и саму себя она не уничтожает и не рождает. This is my special agreement on science abilities with nature and future society.

ФИЛОСОФИЯ МИНИМУМА

Я сейчас буду говорить о философии минимума, но в общем-то и о науке минимума, потому что эти понятия для меня нераздельны. Минимум – это строительная основа всего нашего мира. Дело в том, что все возникшие некогда виды материи, органического вещества и структурные связи возникали из минимального объекта, минимального по своим характеристикам объёма и воздействия на себя и другие объекты.

Всё в природе рождается из минимума. Если что-то возникает, то оно возникает из минимальных по силе предпосылок. Я хочу сказать о том, что когда мужчина и женщина зачинают ребёнка, происходит минимальное перемешивание жидкостей, а до этого минимальные физиологические движения, а до этого просто мысль и неуловимая тяга, а до этого решение реализовать всё это в минимуме миниморуме – мысли.

Когда строится здание – это то, что предшествовало ему – помыслили о создании объекта. И создатель, помысливших, руководитель фирмы, сам не строит, строят другие, у него же была мысль, пускай и в контексте других мыслей, других людей.

Любое зерно даёт всход изначально являясь минимальной сущностью. Но мы получаем, как и в случае с зачатым человеком развёрнутое сложное органическое существо. Минимум приходит в голову к мыслителю, и потом рождается целая система, целое учение, которое из этого минимума лишь развёртывается.

Но мы привыкли всё мерить объёмом и массивностью. В этом проблема человеческой цивилизации (цивилизации в моём смысле как одной мощной современности) – если что-то создать грандиозное, то из объёма материалов, если что-то создать мощное, типа ракеты или завода по обогащению урана, то нужны мощные объекты, средства и время. Никому в голову не придёт мысль, что дом может расти, равно как и завод, как посеянный, как зерно, развиваясь, это сочтут абсурдом, но ведь дом – это часть биосферы, всего-навсего изменённые материалы и материи мира, но никак не инородные.

Потому вывод тут интересен до восторга: мы может с помощью мышления и кратких записей организовывать создание объектов, потому что так мы и делаем в обычной привычной жизни, но не принимать в этом участия массивным трудом и массивными стройками. Программа и так активирована, она разовьётся либо сама, либо через совпадение наших с ней усилий. Это всё равно что ответить на вопрос друга: «Да, через километр отсюда идут гулянья». И либо поверить в эти гулянья, либо идти и смотреть. Факт один – они идут, потому что заложены.

Никакой магии ведь нет, никакой метафизики, есть работа с материальными фактами. Нечто похожее, может даже об этом у физиков и речь, говорится в науке о также неких минимальных определяющих характеристиках в развитии чего-то, но физики так сложно пишут, не могут подобрать слов и потому получается кавардак с этой их концепцией. А дело проще, дело лучше. В жизни существует самый большой минимум – это мысль и предшествующее ей намерение в виде воодушевления (о силе которого ещё писал Лоренц К.), и все производные материальные факты от этого воодушевления и мысли. Но если построить мысль так, чтобы описать кратко создание объекта того или иного типа без участия сил и энергетических ресурсов, то по-идее материя должна развернуться, важно чтоб это было описано на грамотном стилистическом научном языке и по методу градации развития стройки или появления объекта. Всего, с чем мы хотим иметь дело.

Мы организуем процесс, в его узловых характеристиках и создастся объект, либо на основе имеющихся конфигураций в мире, либо (что сейчас невероятно представить) вырастет как бы сам.

Но тогда может возникнуть вопрос: а математика, все расчёты, физические вычисления, этого всего что не надо? И отвечая на этот вопрос, я постараюсь максимально быть философом. Дело просто. Математика и вычисления ради красоты и сведения к тому чего хотим этих вычисления существуют, но не ради выведения иного. Если мы проследим ход вычислений, то так и окажется. А в природе любой организм развивается из минимума без всяких вычислений и гипотез, алгоритмов и аксиом.

Когда во время Первой мировой войны были найдены люди с пробитыми черепными коробками и случайно установлена связь между полушариями головного мозга, их областями и поведением человека, то это, не удивляйтесь, была операция сведения знания, а не открытия. Чтобы понять как работает мозг нужно этим мозгом быть (здесь нам повезло, мы все мозги в каком-то смысле) и уже из этого выводить остальное.

Но о минимуме, о философском минимуме. Дело просто. Он существует, это огромная физическая «концентрация», ввожу этот термин, и она действует в природе постоянно в разных формах. И если человек вдруг задумает помириться с тем, кто на него обижен, нужен всего минимум этического усилия, а если захочет освоить науку, тоже минимум. Мир же отчуждает смысл этих понятий и говорит о каких-то объёмах и невозможности изобретения без максимума силы и объекта как средоточия материи. Вот в чём дело. Но это не истинностная, а конвенциональная убеждённость, просто так решили.

Но у меня нет никаких конвенций в повествовании и поэтому я хочу сказать о том, что очень даже актуально (для философа по крайней мере) – определять что научно, а что не научно, кто учёный, а кто нет? Учёным считает человек с дипломом определённого профиля, владеющий научной терминологией и ведущий исследования. Диплом профиля, вы понимаете, разносторонней личности не нужен, либо невозможен из-за её обширности (какой-то другой диплом есть, а интересов много), так что это уже грубейшая ошибка науки, второе – научная терминология и соответствующие ей знания – у гения точно может быть своё обозначение тех же вещей, а для свободного учёного свободно изучать, своим методом альтернатива и возможность найти больше. Ведь что такое терминология – это придуманные нами понятия, а я придумаю другие, по-другому, и чем они хуже? Может даже лучше. Ну и исследования, многие учёные без диплома больше любят дисциплину, чем учёные профиля, которые даже меньше ей уделяют внимания и желания. Потому любая вещь в природе может быть создана из минимума вне зависимости от того кто это, главное, чтоб он знал как это делать.

Другое дело, если данное будет массовым. Ну первое – оно будет массовым неизбежно. А второе – ничего страшного тут не будет, так как усложняя данную процедуру развитие объектов будет крайне постепенным и обусловленным социальными сложными контактами.

А почему же так устроено? Отчего в природе существует вот этот phenomenon – минимум. Размышляя над этим вопросом, я пришёл к установлению, что так происходит потому, что человек и природа, вообще органическая материя есть крайний случай универсализма. Это крайне универсальные моменты жизни. Здесь нет ничего удивительного, развитие жизни имеет универсализм. Но есть философы в истории, которые спорили об универсальном, отвергали его в пользу реального, например, не разбирая все эти споры, я скажу лишь, что универсализм не победим и не преодолим как сфера теории познания, потому что он всеобъемлет любую сторону жизни, а всё, что не универсально, обязательно несёт на себе негативистские очертания, нечто искажённое. Мера же универсализма незыблемо велика.