Избранные. Мистический детектив

– Это должно работать в обе стороны! – осенило Сомова.

Когда его подмороженные мозги нашли это простое решение – пришли новые силы. Размахивая костылями, он тоже начал выбивать в снегу слова. Чтобы успокоить подругу, поначалу писал: «Здесь был Вася!», «Я всё ещё в парке», «Аня, не отчаивайся!» – а потом в голове его созрел план, и все последующие послания Сомов подчинил одной идее.

Не жалея сил, он обошёл все аллеи. Несколько раз терял из-за гололёда равновесие, иногда – падал, но удача и снежный покров смягчали падение и выводили покалеченную ногу из-под удара.

Часам к пяти-шести утра Вася исполосовал стрелками все снежные берега, которые обрамляли прогулочные дорожки. Оставленные им метки и указатели вели за пределы парка – к скованному зимним сном фонтану, вблизи которого открывалась панорама спящего города.

Закончив этот важный и крайне изнурительный труд, Сомов медленно сел в сугроб, а затем – с довольной улыбкой и лёгким сердцем растянулся на снежной простыне во весь рост: ноги и руки разведены звёздочкой. Теперь-то зеленоглазка уж точно не упорхнёт от него. Силки расставлены мастерски: все стрелочки указывают именно сюда – на вписанный в окружность отпечаток человеческого тела в снегу. Вместе с костылями, лёгшими рядом словно второй комплект рук, финальная картина могла напомнить знающему зрителю рисунок Витрувианского человека Леонардо да Винчи, особенно, если взглянуть на нее с высоты птичьего полета.

Сомов не ошибся.

Не прошло и нескольких минут, как что-то тяжёлое вдавило левое предплечье в снег.

А потом он увидел её – всю и сразу. Не было никаких переливов света, снопов искр или удара молнии. Просто рядом с ним в снегу возникла женщина, накрывшая телом один из костылей и руку. Серое пальто, джинсы, вязанный шарфик. Она лежала на боку. Сбегавшие из-под простоватой шапочки волосы тянули к лицу Сомова каштановые локоны – точь-в-точь такие, какими он их запомнил. В живых, изумрудных глазах пылала радость.

Она чиркнула его нос варежкой, катышки льда оцарапали кожу.

– Мое любимое послание, из тех, что ты оставил в снегу: «Это Вася. Я все еще здесь!» Оно меня так развеселило! А вообще, ты здорово придумал со всеми этими стрелочками.

– Хочешь жить – умей вертеться.

Аня рассмеялась.

– А раньше ты, значит, и не жил?

– Давай, забудем про «раньше» хотя бы на время, – предложил Сомов.

– Обеими руками за! Можно даже и навсегда забыть.

– Ты, случайно, не голодна?

Конечно она испытывала голод – да ещё какой! Они потратили минуты две, чтобы высвободиться из снежных топей и привести одежду в порядок.

Вася сказал, что перекусить можно в супермаркете на Свердлова. Работает он круглосуточно, отдел готовой еды богат на салаты и жареную курочку. Там же для не особо требовательных посетителей предусмотрены столики из пластмассы. Не итальянский ресторан, конечно, но выбора особого нет. Жаль только – идти далеко.

– Зачем идти? Пойдем лучше к моей машине, – предложила Аня. – Мигом на месте будем.

Кроме измятого двумя телами снега, они оставили позади кем-то забытые костыли.

Пока шли к парковке, то по сторонам особо не смотрели: их внимание было поглощено друг другом. Они говорили и говорили – столько хотелось рассказать друг другу, и только на светофоре Аня обратила Васино внимание на просыпавшийся город.

– А разве в этом здании весь первый этаж не под мебельный салон отведён?

– Да, нет. Не помню здесь никакой мебели. Каждый день по пути на работу мимо этого почтового отделения хожу… Вот ведь! – на несколько секунд Вася потерял дар речи. – А эта часовня откуда?

– Шутишь? – с прищуром посмотрела на него Аня. – На пожертвования ко дню города открыли. Лет десять уже стоит – сложно не заметить!

До самой парковки они шли с видом деревенских зевак, которые только вчера попали в большой город. Улицы, дома, вывески, силуэты деревьев, казалось бы – такие знакомые и привычные с детства, то и дело подсовывали что-то новенькое.

Наконец, блаженное тепло автомобильного салона окутало продрогшую за ночь парочку.

Вася поёжился от удовольствия и изучил висевшее над головой водительское удостоверение: хозяйка автомобиля Анна Сергеевна Сомова прикрепила его к козырьку от солнца.

– Дорогая, ты помнишь, что до конца месяца тебе нужно продлить права?

– Помню, конечно, – сказала Аня и вдруг выпалила. – Ох, Вася, а что это у тебя с ногой? Какой-то валенок из-под штанины выглядывает!

– Вот чёрт! – вылупил глаза муж. – На гипс похоже…

– Ты же ничего не ломал?

– Ну, да. Интересно, откуда это?

– Эмм. Может, Серёжа наложил? Шутка вполне в его вкусе. Уверена, что в меде над сокурсниками он и не так прикалывается.

– Блин, Аня, как-то не особо верится. И когда он, по-твоему, это сделал? Сегодня ночью? Или за завтраком? – с сомнением произнёс Вася. – Это же, не лицо зубной пастой во сне измазать.

– Ну, на то он у нас и большой талант, тем более – в области медицины! Другой вопрос – почему мы только сейчас заметили эту бандуру? Она ж тебе ходить мешает!

– Постой-постой, ты куда собралась?

Аня вывела машину за пределы парковки.

– Как куда? Заедем к Серёже в институт. Не случайно же мы в такую рань покататься вздумали? Если это он загипсовал ногу – пусть разгипсовывает. Времени до начала первой пары хватит. Не станешь же ты весь день ходить в этом?

Вася хотел ответить, почему бы и нет, но вместо этого спросил:

– А если это не он сделал?

– А кто, инопланетяне? Да, какая разница кто? Главное – он знает, как это снять.

Вид отца, который незадолго до начала занятий предстал перед Серёжиными одногрупниками в гипсе, встревожил юношу не на шутку. Аня сразу поняла – сын к шутке с гипсом не причастен.

Их с Васей первенец сработал быстро: раздобыл нужные инструменты, а затем аккуратно и со знанием дела высвободил ногу из плена.

История «О загипсованном предке» надолго возглавит фольклорный топ медицинского института. С годами она обрастёт смачными и зловещими подробностями, а долгая жизнь Василия Сомова никогда не погрязнет в унынии и серости. Впрочем, идеальной её тоже не назовёшь. Скорее, его ждет бесконечное, ежедневное приключение с неугомонной Аней у штурвала.

При таком насыщенном графике просто не останется времени на разгадку тайны одного мартовского утра: кто и с какой целью заковал в белый панцирь здоровую ногу. Зато Вася никогда не устанет благодарить судьбу за горячо любимую жену, за то, что много лет назад высшие силы не позволили полусонному студенту забыть десять цифр, которые, высунувшись из окна отъезжавшего автобуса, прокричала во всю силу легких зеленоглазая девушка с каштановыми волосами.

Мусорщик

Владимир Ромахин

Старику наконец удалось сбежать, и теперь он торопился на встречу. Каждый шаг по железной дороге давался всё тяжелее: трость утопала в щебёнке, ботинки натирали пятки, а приступ кашля едва не свалил его с ног.

Совсем близко раздался знакомый писк. Старик чертыхнулся и пошёл быстрее. Когда трость снова застряла в щебёнке, он с досадой бросил её с холма, по которому бежала железная дорога. Привычные звуки мира – пение птиц, шум деревьев, кваканье лягушек – всё исчезло. Остался лишь писк.

Наконец старик остановился и с улыбкой посмотрел вдаль. Он не опоздал на встречу с теми, кто всё ещё дарил счастье.

Киты плыли так низко над землёй, что их раздувшиеся животы почти касались колосков ржи в поле. Один кит, второй, третий. Их глаза лихорадочно изучали ночь, а раскрытые рты будто готовились схватить жмущиеся к железной дороге дома.

Вдруг животные остановились и запели в унисон. Опасения старика подтвердились: киты умирали. Из-под плавника одного капала кровь, голову второго покрывали алые полипы, а третий пел так тихо, словно каждый звук давался с трудом. Как их спасти? Как остановить время?

– Я не могу помочь, – выдавил старик, борясь со слезами. – Простите.

Старик соврал. Он знал путь к спасению.

Гудок приближающегося поезда застал мужчину врасплох. Не придумав ничего лучше, он сполз с холма по щебёнке. Старик представлял собой жалкое зрелище: потрёпанная майка, заштопанные штаны, которые чудом не порвались, грязные ботинки. Щебёночная пыль покрывала одежду, отчего он походил на исчезающего в рассветных лучах призрака.

Кое-как встав на ноги, старик поглядел по сторонам в поисках китов. Он всё ещё слышал их песню, что утихала с каждой секундой. Теперь, после встречи, голову заняла единственная мысль – есть ли другой способ спасти их? Решив подумать по дороге домой, старик посмотрел на растянувшийся вдоль железной дороги посёлок.

Киты проплыли так близко, что старик едва увернулся от хвоста одного из животных. Они замерли над деревянным домом метрах в ста от дороги, на крыльце которого следователь по особо важным делам Ребров фанатично проверял закрыл ли он дверь. Глядя на полицейского, старик вздохнул: он знал, что уже шесть лет у Реброва были причины для беспокойства. Словно подтверждая его мысли, тот закурил, сделал пару затяжек и ринулся к машине.

От трели мобильника старик чуть не подпрыгнул на месте. Он расстегнул карман и прищурившись, глянул на треснувший экран. Звонила соседка: надоедливая тётка с косыми глазами, дурными манерами и вечной грязью под ногтями.

– Твой внук пропал! Он кричал, я полицию вызвала…

– У меня нет внука, – глухо ответил старик, но трубку уже положили.

Следователь Ребров завёл машину, проехал метров пять и остановился, будто сомневаясь, стоит ли уезжать.

– Останься дома, – прошептал старик, глядя в сторону Реброва. – Пожалуйста.

Машина тронулась и спустя минуту исчезла в клубах пыли просёлочной дороги. Глядя ей вслед, старик сделал то, чего не делал много лет – перекрестился.

* * *

Ребров родился и вырос в Кащеевке. Каждое утро он мотался на работу в город, но даже не думал о переезде – в Кащеевке он завёл семью и планировал состариться. Долгие годы в посёлке с населением около двух тысяч человек самыми «жуткими» преступлениями были драки в Доме культуры, браконьерство на речке, кража бензина и шин.

Всё изменилось шесть лет назад, когда пропала старая учительница математики. Ребров, который вёл дело, был уверен, что найдёт её не больше, чем за три дня. Он и не догадывался, что учительница – первая из тех, кто пропадёт пятнадцатого июля. С тех пор, каждый год в злополучный летний день, в Кащеевке исчезало по одному человеку.

Надо ли говорить, что для Реброва поиск преступника стал делом всей жизни?

Сегодня, в ночь с четырнадцатое на пятнадцатое июля, Ребров не сомкнул глаз. В том, что похититель явится, он не сомневался. Но тот вновь одурачил следствие, выйдя на охоту уже через четыре часа после полуночи.

По дороге к месту предполагаемого преступления, Ребров снова вспоминал пропавших. В последний год они снились ему чуть ли не каждую ночь: учительница математики, автомеханик, семилетняя девочка, медсестра и паренёк из цыганского табора. Десятки рассветов Ребров встретил, изучая скупые биографии жертв в поисках хоть какой-то связи.

Безуспешно. И сегодня на одну биографию станет больше.

Вскоре он остановил машину около дома, где жил пропавший ребёнок. Местный участковый доложил Реброву по телефону, что мальчик около года назад переехал в Кащеевку вместе с дедушкой, который работал мусорщиком на железной дороге. Ни ребёнок, ни старик, ни с кем не общались – лишь иногда мусорщик перекидывался парой слов с соседкой, перед тем как с утра пойти на работу. Соседка и сообщила полиции, что слышала звон разбитого стекла и крик мальчишки.

Ребров не сомневался, что сарафанное радио сработало и зеваки вот-вот потянутся к дому. Кое-кто из жителей даже успевал зарабатывать на пропавших людях: некоторые газетчики платили за домыслы и легенды. Правда, чаще всего бутылкой водки – всё-таки информация у местных «инсайдеров» вряд ли была стоящая.

4:45 утра. Ребров вышел из машины и направился к дому старика. По дороге, сам не зная зачем, он посмотрел на сарай, сквозь крышу которого проглядывали розовые, только проснувшиеся облака. Как-то раз дочь Реброва заявила, будто по телевизору сказали, что у детей – розовая кровь, у взрослых – бордовая, а у стариков – чёрная. С грустью следователь подумал, что на рассвете похититель наверняка выпустил наружу розовую кровь.

Старик пришёл вскоре после появления Реброва и плюхнулся на лавочку, сунув руки в карманы штанов. Пока дед переводил дух, Ребров осмотрел его с ног до головы: остатки седых волос, худощавое телосложение, грязная одежда. Единственное, чем он выделялся – следами ожогов на руках и шее, где кожа походила на грубые белёсые заплатки. Наконец Ребров представился и перешёл к делу.

– Где вы были ночью?

Собеседник ответил безучастно, будто происходящее его не касалось:

– На работе.

– Вы убираете мусор на железной дороге?

Старик не ответил. Ребров подавил гнев – времени на молчание не было.

– Участковый сообщил, что по словам соседки, вы уходите на работу утром. Почему изменили график?

– Любовь к труду.

Ребров мысленно досчитал до пяти и посмотрел вокруг. Улица заполнялась людьми: несколько «оперов» оцепляли дом, пришедшие зеваки требовали комментариев. В течение получаса из города прибудет криминалист для осмотра комнаты мальчишки. А пока ветхий, завалившийся набок дом, зыркал на людей сквозь уцелевшие стёкла, храня свои тайны. Через пару часов всё закончится: криминалист уедет, мусорщик скажет, где был ночью, а мальчик…

Судя по предыдущим случаям, шансов на спасение не было.

– Можно фотографию вашего внука? – спросил Ребров. – Понадобится для поиска.

– Я никогда его не фотографировал.

– Где родители мальчика?

– Не отказался бы узнать.

– Принесите ваши документы, – потребовал Ребров. – И свидетельство о рождении ребёнка.

– Я потерял их после переезда, – сухо ответил старик.

Ребров почуял знакомый каждому полицейскому запах лжи. Комар укусил в шею, следователь прихлопнул его ладонью. Нет, больше никакой крови!

– Откуда вы приехали? – продолжил Ребров.

– Главное не откуда, а куда.

– В каком классе учится мальчик?

– Он не ходит в школу.

Ребров зыркнул на участкового – тот что-то спрашивал у соседки старика. В посёлке, где живёт пара тысяч людей, Ребров знал далеко не всех, а вот участковый мог бы и обратить внимание на странную парочку.

– Я свободен? – спросил старик.

Ребров отвлёкся от участкового – того уже обступили цыгане, которые требовали найти пропавшего из табора парня.

– Пока нет криминалиста, покажите дом, – приказал Ребров.

– Он не мой, – пожал плечами старик.

– Кто настоящий владелец?

– Не беспокойтесь, – улыбнулся мусорщик. – Соседка сказала, что дом отошёл государству, но простаивает уже лет десять. Если я нарушил закон тем, что жил здесь, то сожалею. Но внук сейчас важнее.

– Почему вы улыбаетесь? – спросил Ребров, но старик уже брёл к дому.

Ребров шёл по коридору, не сводя глаз с затылка идущего впереди мусорщика. Обычная история – допрос родственников жертвы. Но что-то здесь не сходится.

Почему дед изменил график именно сегодня? Куда он ходил ночью? Кто он вообще такой? Конечно, у мусорщика снимут отпечатки пальцев, но Ребров не думал, что отыщет что-то полезное. А мальчишка… Он заинтересует органы опеки – лишь бы нашёлся.

«Обвиняемый считается невиновным, пока его виновность в совершении преступления не будет доказана», – мысленно процитировал Ребров статью из Уголовного кодекса. Старик приехал в Кащеевку чуть меньше года назад – к тому времени пропало уже пятеро людей. От неприятной мысли Реброва замутило: что если старик всё-таки убил ребёнка, а днём исчезнет кто-то другой? Ведь как ни крути, совпадения возможны.

– Я на кухне, – пробубнил мусорщик. – Тут не кунсткамера, любоваться нечем.

Ребров прошёл дальше. Схема дома была проста: от коридора вбок уходили кухня, гостиная и комната мальчишки. За год мусорщик обустроил жилище как смог: нашёл мебель а-ля-СССР, замызганные ковры, соорудил подобие кухонных шкафчиков из сбитых гвоздями досок. Ребров оглядел гостиную – в углу валялся старый матрас, а пол усеяли осколки разбитого зеркала.

«Почему их не убрали?» – подумал Ребров.

На миг стекляшки показали множество разных отражений: Ребров увидел и сгустки тьмы в небе над Кащеевкой, и лица пропавших людей.

Следователь закрыл глаза. Выдохнул. Открыл. Стекляшки одиноко валялись на полу, и Ребров пообещал себе в скором времени выспаться. Ну и привидится же глупость!

В комнате мальчишки было поуютнее – старенькая кровать, радиоприёмник, смятое постельное бельё. Кровать стояла впритык к окну, так что похитителю не пришлось трудиться. Следы крови и борьбы отсутствовали. Ребров выглянул из окна – трава у дома была примята, но чётких следов не было. Пусть с этим возится криминалист – когда каждая минута на счету, нет времени зацикливаться на мелочах.

Ребров пошёл на кухню, когда споткнулся о какую-то железку на полу. Подпол. Он споткнулся о ручку подпола. Следователь потянул её на себя и чихнул от пыли: хоть где-то в этом доме не убирались.

Включив фонарик на телефоне, Ребров спустился по шатающейся деревянной лесенке. Когда ноги коснулись земли, он с усмешкой подумал, что старик может закрыть его и сбежать. На всякий случай Ребров глянул на телефон – связь ловит. Следователь осветил подпол фонариком. Наверняка здесь хранится обычное содержимое сельских погребков: банки с вареньем, соленья, картошка…

От увиденного Ребров присвистнул.

Всю правую сторону помещения украшали криво прибитые книжные полки. Следователь осветил фонариком корешки фолиантов. Казалось, здесь собрали всю литературу о китах: виды, миграция, мифы, сборники сказок, записки учёных и китобоев. Ни одной книги о чём-то другом – лишь библиотека по изучению китов.

Но что по-настоящему пугало – это фигурки китов, расставленные на полках с левой стороны подпола. Фарфоровые, деревянные, стеклянные, сделанные из папье-маше. От крошечных, не больше ногтя, до размеров небольшой собаки. Ребров насчитал около пятидесяти фигур и сбился. Светя фонариком, он прошёл к дальней стене хранилища, где вера в то, что старик что-то сделал с мальчишкой, зажглась в следователе с новой силой.

Рисунки. Десятки изрисованных карандашом альбомных листов. Прибитые к стене кнопками, они наслаивались друг на друга. Здесь были и абсурдные зарисовки трёхголовых людей с десятками рук за спиной и разбитое зеркало, которое срисовали со стоящего в гостиной. Ребров наугад сорвал два листа со стены – на одном толпа людей стояла на коленях в окружении китов. На другом – четверо мёртвых китов вспыли пузом кверху.

Реброва замутило – то ли из-за спёртого воздуха и пыли, то ли от картинок. Он неловко пошатнулся и выставил руку вперёд. Пальцы коснулись листа, который оторвался от стены и упал на пол.

Ребров посветил на изображение: человек на рисунке шёл по дороге с распростёртыми к небу руками. Голова идущего была повёрнута назад и занимала три четверти альбомного листа. Следователь поразился точности портрета – тот будто срисовали с фотографии, переняв каждую чёрточку парня из цыганского табора.

Дрожащей рукой Ребров оторвал кнопку от стопки рисунков, из которой выпал предыдущий. На следующем портрете учительница математики лежала на траве с такой же гипертрофированной, как у цыгана, головой и блаженно улыбалась. В небе над женщиной плыли объекты её вожделения – киты.

Он перебрал следующие листы. Пропавшая девчонка, автомеханик, медсестра…

Из состояния прострации Реброва вывел голос старика. Он говорил так же беспечно, как во время допроса на лавке:

– Свинья везде грязь найдёт, верно?

Следователь выронил портреты и развернулся к мусорщику так резко, как мог. В отсвете фонаря лицо старика казалось сделанным из свечного воска.

– Сожги их, – потребовал старик. – Сейчас.

– Откуда эти рисунки? – Рука Реброва потянулась к пистолету. – Будь они здесь до вас…

– Их здесь не было, – перебил мусорщик.

– Твоих рук дело?

– Мальчишки. Сделай то, чего не могу я. Сожги!

Голос старика сорвался на визг, лицо побагровело. Ребров достал пистолет и наставил на мусорщика.

– Подними руки и на выход.

Старик не двинулся с места.

– Сожги, сожги, сожги! – как заведённый повторял он.

Участковый появился как раз вовремя. Он спрыгнул с лестницы и по кивку Реброва облачил мусорщика в наручники. Тот не сопротивлялся.

– Уводи, – скомандовал Ребров. – Сразу в участок, как можно тише!

– Огонь – пролепетал старик. – Вот настоящее лекарство!

– Заткнись! – рявкнул участковый, потащив мусорщика к выходу. – Товарищ следователь, важные новости. Ай!…

Участковый споткнулся и брякнулся со стариком на землю. Ребров убрал пистолет в кобуру и поднял обоих, не выпуская фонарик.

– Растяпа! – крикнул Ребров. – Тащи его, после новости!

– Тут какая-то коробка, – замямлил участковый.

Ребров посветил фонариком на место, где споткнулся полицейский. Из коробки на пол выпали до боли знакомые вещи.

Рабочая форма автомеханика с подтёками масла. Красные туфельки медсестры. Футболка «ЦСКА» с фамилией Дзагоев, которую в тот злополучный день надела девочка, одолжив у старшего брата. Была там и одежда других жертв, которую после всех экспертиз как прощальный подарок вернут родственникам.

– Товарищ следователь, – пробурчал участковый. – Я…

Ребров вздрогнул, и едва сдержал просящиеся наружу ругательства.

– Чего застыл?! На выход, живо!

– Мальчик нашёлся, – улыбнулся участковый. – Пришёл к дому, без единой царапины, разве что напуган.

– Что он сказал?

– Ничего, – улыбка паренька померкла. – Он немой.

– Разберёмся, – только и сказал Ребров, пока пальцы тянулись за сигаретой. – В Следственный комитет вызови доктора, пусть осмотрит мальчишку. Там же разошлём ориентировки ребёнка – его наверняка похитили. Скажи опергруппе, чтобы нашли специалиста по языку жестов и звони в органы опеки.

Участковый потащил старика к выходу. Ребров закурил, поднял рисунки и тут же бросил вновь. То ли бессонная ночь дала о себе знать, то ли ощущение нереальности происходящего, но следователь мог поклясться, что бумага вибрировала, а головы жертв поворачивались вокруг своей оси, заходясь в немом крике.

За следующий час Ребров добрался до Следственного комитета, где выпил кофе, подписал пару отчётов и теперь сидел в кабинете допросов. Специалист по языку жестов был в пути, а пока мальчишку сторожил участковый. Врач уже осмотрел ребёнка и подтвердил, что на теле нет ран и жизни не угрожает опасность. Ориентировки потерпевшего рассылали в ближайшие города, а представитель органов опеки обещал прибыть в течение дня, чтобы забрать мальчика до выяснения обстоятельств.

Вопреки всяческим клише, комната для допросов в следственном комитете не была звуконепроницаемой. Пару раз Ребров слышал, как участковому говорили, что он может идти, но тот ссылался на то, что охранять мальчика – его долг. Ребров услышал бы и больше, но после поимки возможного маньяка отдел оживился – из дома мусорщика в лабораторию взяли кучу вещей на экспертизу. Не тронули лишь рисунки – по словам Реброва, в их расположении мог крыться смысл, и позже он планировал вновь осмотреть подпол.

Следователь посмотрел на сидящего через стол мусорщика. Лицо подозреваемого не выражало чувств, взгляд провалился в одну ему доступную бездну. По старинке включив диктофон, Ребров начал допрос:

– Назовите ваше имя.

Как и ожидалось, старик промолчал.

– Ориентировки мальчишки разошлют по стране, – отчеканил Ребров. – Если он исчез из детдома, то к вечеру мы узнаем из какого. Когда вы похитили его? Что стало с остальными пропавшими? Зачем приехали в Кащеевку? Мальчишка знал, что умрёт и поэтому сбежал? Не тяните, мы всё равно узнаем кто вы. Пишите чистосердечное, зачтётся в суде.

Старик поднял скованные руки. Ребров едва не ударил кулаком по столу – какой же он дурак, что не заметил! Мусорщик ведь даже на лавке прятал руки в карманы.

Ладони старика были обожжены. Лиловые наросты топорщились на кончиках пальцев. Никаких отпечатков. Им ничего не узнать о мусорщике, если он не расскажет.

– Вряд ли что-то получится, если не помогу, – хмыкнул старик, словно прочитав мысли следователя.

– Ваша соседка скажет нам…

Дед расхохотался каркающим, режущим уши смехом:

– В сорок лет вы похожи на ребёнка. Думаете, я сказал ей настоящее имя? Берите пример с начальника станции – он вообще ничего не спросил! На дороге чисто, и ладно.

– Чего вы хотите? – Ребров сделал вид, что сдался. Он мог не торопиться: оснований для задержания достаточно. Рано или поздно мусорщик всё расскажет.